Часть 3. Социология будущего

Вся история человечества – это борьба за прорастание в обществе собственно человеческого творческого начала, это путь преодоления сменяющих друг друга систем угнетения, овеществления, инструментализации людей. Итогом этого процесса преодоления может стать действительно человеческое (гуманное) общество, в центре которого стоит сотрудничество и творчество, а не господство и угнетение.

Создав человеческую культуру, в принципе способную дать человеку истинную свободу, основанную на гуманности и солидарности, цивилизация одновременно поработила людей. Противостояние человека и его среды обитания, отставание возможностей общества от потребностей человека, медленное развитие творческих способностей большинства людей, отстающее от передовых достижений человеческого духа – все это привело к иерархичности общества, превращению большинства людей в инструмент воли меньшинства, в элемент «человеческой машины». Господство этого меньшинства было закреплено организованным насилием государства. Угнетенные ответили бунтами и самоорганизацией, стремлением к социальному творчеству.

Освобождение человека от пут угнетения и деспотических черт собственной культуры не может произойти в одночасье. Человечество – инерционная система, которая проходит в своем развитии определенные стадии, каждая из которых предоставляет свои возможности для гуманности, солидарности и свободы с одной стороны, и насилия, угнетения и господства – с другой.

Чтобы построить основательный прогноз развития человечества на дальнюю перспективу, необходимо начать с характеристики основных черт уже пройденного человечеством пути.

Тысячи лет человечество жило в условиях доиндустриального традиционного аграрного общества. Эта общественная система основана на преобладании сельскохозяйственного производства и регулировании общественных отношений на основе традиции. На этой фазе развития человек еще очень незначительно удалился от биологической среды, собственно человеческое, творческое начало еще только начинает проявляться в нем. Это общество может характеризоваться целым рядом взаимосвязанных параметров: биологический тип регулирования численности населения (высокая рождаемость и смертность), циклический ритм жизни, привязанный к сельскохозяйственному циклу, патриархально-родовая или (и) религиозно-корпоративная организация власти, патриархальная семья, общинная организация населения, ориентация на воспроизводство, а не создание нового в области технологий, идей, мировоззренческих и нравственных доктрин. Определяющим признаком традиционного общества является отсутствие узкой специализации производителя и отчуждения его от средств производства, и тем более подчинения управлению элиты во всех сферах жизни. Основная масса населения занята в сельском хозяйстве и не оторвана от естественной природной среды. Искусственная среда, окружающая человека в наше время, в традиционном обществе сопутствует жизни незначительного городского меньшинства, да и то отчасти. Человек руководствуется в своей жизни прежде всего традицией, социальными нормами, формировавшимися веками. Поэтому доиндустриальное общество и уместно называть традиционным.

В XIX-ХХ веках происходило глобальное разложение традиционного аграрного общества, стали доминировать индустриальные отношения. В ХХ в. исход в города осуществили миллиарды людей. Индустриальный уклад быстро развивался в большинстве стран мира, разрушая, вытесняя и поглощая традиционное общество.

Индустриальный уклад (индустриализм) – система социальных отношений, основанная на инновации, обеспеченной стандартизацией и узкой специализацией. В индустриальном обществе и укладе культура, экономика и власть ориентируются не на традицию, а на изменение, не на индивидуальную и семейную, а на коллективную деятельность, где каждому человеку уделена узкая стандартная функция. Распространение индустриального уклада приводит к перемещению масс населения в города (урбанизации), поэтому такое общество можно называть также урбанизированным.

Индустриальное урбанизированное общество, ядром которого является высокопроизводительная индустрия, открывает перед человечеством грандиозные перспективы ликвидации голода и опустошительных эпидемий. Но тот же индустриализм ведет к невиданному прежде разрушению Природы и культуры, отчуждению и управлению человека человеком во всех сферах его деятельности. Индустриальное общество управляется господствующими классами практически во всех своих сферах.

Неторопливое развитие цивилизации сменяется ускоренным ритмом жизни, суетой перемен. В социальной сфере индустриализм формирует новые социальные слои. Интеллектуальная элита теперь необходима для постоянного производства нового знания и критики старого. Господствующие слои организуют совместную деятельность специализированных производителей на стандартных «рациональных», а не традиционных (как прежде) началах. Они подразделяются на собственников («буржуазия») и управленцев («менеджмент», «технократия»). Работники узко специализированы, лишены производственной собственности и даже участия в управлении ею, «отчуждены» от средств производства и урбанизированного образа жизни. Такой рабочий класс называется пролетариатом.

В производственной сфере результатом модернизации – перехода к индустриализму – является технологическая революция (промышленный переворот, индустриализация); в макроэкономической – широкое использование ископаемых ресурсов и борьба за них, «капитализм» – соревнование капиталов; в интеллектуальной – переход от традиционализма и провиденциализма к рационализму и критицизму; в информационной – массовое тиражирование информации, производимой элитой, развитие систем массовой коммуникации; в политической – возникновение национальных бюрократических государств, начало эпохи социально-политических революций и массовой партийной политики.

Все эти черты производны от важнейшего социально-производственного принципа новой эпохи – инновационного развития, основанного на стандартизации и узкой специализации. Важнейшие черты индустриального общества тесно связаны между собой. Массовое тиражирование материальных благ привело к постепенной ликвидации биологического способа ограничения численности населения (голодная смерть и эпидемии), что повлекло за собой демографический взрыв. Ценой превращения человека в специализированный инструмент производства индустриализм сумел создать новую искусственную среду жизни человека, на время ослабить зависимость человечества от природной стихии. Рост населения и технологическая концентрация промышленного производства привели к процессу урбанизации. Специализация потребовала отчуждения работника от средств производства, что привело к распространению принципа управляемости на производственную сферу и небывалой прежде социальной мобильности, болезненной ломке традиционных институтов. Система всеобщего разделения труда потребовала создания стандартизированной национальной культуры и, следовательно, национальных государств. Индустриализм породил технократизм и рационализм мировоззрения и широкое распространение упрощенных знаний, необходимых для участия в индустриальном производстве (всеобщая грамотность, «массовая культура»).

Гуманистические, творческие, освободительные стороны модернизации неотделимы от ее разрушительных и поработительных сторон. Уже в XIX веке величайшие мыслители стали задумываться над тем, каким образом закрепить завоевания модернизации, одновременно преодолев ее негативные стороны. Эта задача, которая стоит перед человечеством и сегодня, связывалась с переходом к новому строю – социализму – обществу без разделения на господствующие и трудящиеся классы. С самого начала сторонники социализма видели это пост-капиталистическое общество по-разному. Освободительные социалисты, последователи П. Прудона и русские народники, считали, что его основой станут самоуправляющиеся общины (коммуны). Коммунисты, прежде всего марксисты, выступали за единую централизованную ассоциацию (коммуну) трудящихся. По мере развития социалистической идеологии эти два течения много заимствовали друг у друга, создавали синтетические модели социализма (коммунизма).

Но задача социалистических мыслителей – этих футурологов XIX века, затруднялась тем, что индустриальное общество в период своего становления серьезно отличалось от своих зрелых форм. Оно мучительно «вылуплялось» из оболочки традиционного общества. Переход от традиционного к индустриальному обществу сопровождался многочисленными революционными выступлениями и социальными бедствиями. Ранний индустриализм развивался в форме стихийного капитализма. Индустриальный сектор был организован в форме спонтанно соревнующихся капиталов – структур, объединяющих производителей под руководством частного собственника или его представителей. Разрушительность столкновений капиталов лишь усиливается по мере их монополизации. Стихийный капитализм неустойчив и не контролирует рост собственных социальных издержек (безработица, перепроизводство, финансовые спекуляции, бедность работников и др.). Кричащие имущественные различия между частными собственниками (капиталистами, помещиками и рантье) и работниками вызывали широкий общественный протест и стремление ликвидировать частную собственность как источник всех социальных зол.

Провозглашенные сторонниками капитализма, либералами принципы демократии – парламентаризм, конкуренция партий за голоса избирателей – на деле обернулись не народовластием, а полноправием для коммерческой и политической элиты, элитократией.

Разрушительные кризисы, присущие капитализму, обостряют социальные бедствия. Тяжелое положение широких масс трудящихся вела к революционным потрясениям. Рос авторитет антикапиталистической агитации социалистов и коммунистов среди обездоленных слоев населения. В результате капиталистическая олигархия пошла на уступки. Миссию «упорядочения» индустриального (как правило – еще аграрно-индустриального) общества приняла на себя технократическая бюрократия, которая устанавливает более или менее жесткий контроль над экономикой. Бюрократия использовала возможности концентрации ресурсов в руках государства для завершения индустриализации в ряде стран и создания «социального государства» – системы перераспределения в пользу уязвимых (и потому «взрывоопасных») социальных групп, а также в свою пользу, в целях наращивания мощи государства. Бюрократия становилась одним из господствующих классов наряду с частными собственниками (государственно-капиталистические страны Запада), а могла и полностью вытеснить их (государственно-«социалистические» страны СССР, Восточной Европы и Азии). Так в 30–50-е гг. ХХ в. возникает социальное государство и государственно-регулируемое индустриальное (индустриально-этакратическое) общество – высшая фаза индустриализма.

Все более широкие слои рабочих, крестьян и служащих получали доступ к таким благам цивилизации, как бесплатное образование, оплачиваемый отпуск, медицинское страхование, отдельная квартира и даже благоустроенный дом. Это позволило говорить об «обществе потребления», где, благодаря росту доходов населения, в целом снижался разрыв в доходах элиты и остальной части общества. Получил распространение взгляд, что социальное государство содержит в себе элементы социализма. Но современные общества по-прежнему разделены на господствующие и трудящиеся классы, социальная иерархия никуда не исчезла. Так что социализм не возник ни в СССР, ни в Швеции. К тому же сохранилось кричащее неравноправие и неравенство в доходах между народами, встроенными в общие «социальные государства», беднейшие слои населения в развитых странах пополняются, прежде всего за счет эмигрантов, стремившихся во что бы то ни стало попасть в богатейшие страны мира. Социальное государство – зрелый этап развития индустриального общества. Однако уже в конце ХХ века оно стало разрушаться.

После распада СССР в мире возобладала единая система глобального капитализма. Теперь капиталистическая система может показать все, на что способна.

В условиях глобализации начался кризис социального государства, происходит ослабление регулирующих функций национальных государств и общественных структур (прежде всего – профсоюзов) в пользу глобального рынка.

Глобальный рынок по своей природе не может регулироваться каким-либо одним государством, и решающую роль в нем играют транснациональные корпорации и капиталы, движущиеся в поисках лучших условий из одного региона в другой. Это наряду с незавершенностью индустриального перехода в большинстве стран мира и деиндустриализации в бывшем «социалистическом лагере» вызывает невиданные со времен Великой депрессии процессы маргинализации – разрушения социальных структур, которое приводит к образованию и пополнению массы людей, потерявших свою социальную нишу и не приспособившихся к новой. Маргинализация связана с ростом бедности и даже нищеты, социальной напряженности и преступности, которая приобрела транснациональные формы.

Глобализация экономики привела к новому разделению труда в масштабах всей Земли. Возникла своего рода мировая фабрика, связанная товарными потоками и глобальными информационными системами. Социальная иерархия выстраивается не только внутри стран, но и между странами. Система управления, «конструкторское бюро» и важнейшие цеха этой фабрики расположены в передовых странах Запада. Их социальная структура отражает это положение, здесь сосредотачиваются транснациональные управленческие слои, производители информационного продукта и работники сферы обслуживания, успешно реализуются дорогостоящие программы переквалификации и социальной поддержки.

Новые технологии с каждым годом изменяют облик жизни передовых стран и их анклавов во всем мире. Еще вчера большинство жителей индустриальных стран жили в городах, добирались на работу в переполненных автобусах или на автомобилях, то и дело застревавших в дымных пробках. Такова участь и большей части нынешнего населения среднеразвитых стран, а также многих жителей Запада. Но хорошо оплачиваемые работники предпочитают жить в собственном доме загородом, вдали от задымленных городских улиц. При этом они продолжают успешно работать в своих фирмах, взаимодействуя с партнерами и сотрудниками с помощью современных коммуникаций. Развитие коммуникаций позволяет сотруднику реже появляться в офисе, решая производственные задачи в любом удобном ему месте. Наиболее обеспеченная часть человечества возвращается из города в деревню, туда, откуда миллионы наших предков были изгнаны голодом, болезнями, неустроенностью жизни. Но это не возвращение в Средневековье. Средние слои общества приносят в свои “деревни”, состоящие из современных коттеджей, все достижения технологий, обеспечивающие высокое качество жизни. В странах Запада отмечается переход от урбанизации к деурбанизации. Это является признаком того, что индустриальное урбанизированное общество начинает сменяться каким-то новым.

Но на Земле пока нет достаточных ресурсов, чтобы большинство жителей планеты достигли уровня жизни, доступного представителям высших и средних слоев стран Запада. Для того, чтобы эти возможности стали доступны большинству населения, необходимы глубокие преобразования социальной системы.

Более грязные и менее совершенные производства-“цеха” «мировой фабрики» вынесены в среднеразвитые индустриальные и аграрно-индустриальные страны. Основные источники сырья расположены в регионах, которые «зависли» между традиционным и индустриальным обществами. Но и в них существуют анклавы индустриальных и даже постиндустриальных отношений, связанные с глобальной системой производства и управления.

Зоны относительного процветания – Западная Европа, Северная Америка и несколько стран Дальнего Востока – тоже не лишенные социальных язв, окружены пространствами, словно еще живущими в прошлых десятилетиях, а то и столетиях. Но и в этих пространствах возникают анклавы глобализма, необходимые для управления его периферией.

Современная цивилизация с ее массовым производством и потреблением слишком неравномерно и расточительно тратит ресурсы. Процветание одних народов в условиях «общества потребления» покупается бедностью других. Но уже невозможно просто сократить потребление до уровня, с которого стартовал ХХ век. Современный человек не может вернуться в Средневековье, да и людей на планете живет теперь во много раз больше, чем могло прокормить традиционное аграрное общество, поддерживавшее очень скромные потребности большинства.

Человечество вступает в XXI век не более стабильным, чем оно входило в век двадцатый. Глобальные кризисы человечества тесно связаны между собой. Быстро растущие потребности людей, вовлеченных в общество потребления или проинформированных о его достижениях, слишком сильно опережают возможности человечества. Глобальная экономика уже не может развиваться вширь. Мы оказались в роли героев А. де Сент-Экзюпери, живущих на маленьких планетах.

«Мировые правительства» транснациональных корпораций, сосредоточенные в развитых странах, не справляются с управлением слишком сложным мировым хозяйством, сталкиваются с ограниченностью ресурсов. Индустриальный рост приближается к своим пределам, возможным на этой стадии развития общества. Свидетельством этого является и начавшийся в 2008 г. мировой экономический кризис. Колебания экономической активности наносят удары по привычному образу жизни миллиардов людей. Как и после начала Великой депрессии в 30-е гг. ХХ в. разрастаются очаги военных конфликтов. Быстрый рост населения в развивающихся странах обостряет проблему бедности и тоже приводит к острым конфликтам.

Неуравновешенное развитие технологий вместе с военными конфликтами и ростом населения наносит большой ущерб природной среде, прочность которой небесконечна. Это значит, что возможны стремительное изменение климата, рост количества умерших от различных болезней, вызванных экологическим загрязнением.

Еще труднее сохранять экологическое равновесие в условиях, когда жителей Земли становится все больше. Ведь каждого человека нужно накормить, одеть, лечить от болезней, не говоря уже о современном уровне комфорта. Все это требует роста производства, которое истощает ресурсы и загрязняет среду. В развивающихся странах рождаемость еще очень высока, что, несмотря на высокую смертность, ведет к быстрому росту населения. Очень скоро мы будем иметь дело с новыми «демографическими гигантами». Но у них нет достаточных ресурсов, чтобы прокормить все это население. Это может привести к эпидемиям, гражданским войнам, а также внешней экспансии. И не только против соседей, но и против стран Запада.

«Демографический взрыв» порождает чудовищные диспропорции в распределении населения на планете и может грозить новым «Великим переселением народов». Сейчас такое переселение уже началось в относительно мирных формах. Люди покидают страны «Третьего мира» в поисках счастья на Западе. До поры это было даже выгодно Западу – «люди второго сорта» удовлетворяли здесь потребности в чернорабочих. Но эта ниша была быстро заполнена, а приток иммигрантов не ослаб. Непривычные к индустриальной культуре выходцы с Юга часто воспринимаются на Западе как носители бескультурья, «варварства». Ответная реакция в виде всплеска расизма не заставляет себя ждать. Демографическое давление стран Юга на страны Севера, контраст между бедностью Юга и богатством Севера неизбежно порождают конфликты и напряжение между «Золотым миллиардом» и остальным миром, которое облекается в форму политических и религиозных противоречий, и даже всплесков террористической активности.

Беспредельный рост глобальной экономики при ограниченности ресурсной базы невозможен. Современная экономика либо должна кардинальным образом перестроиться (а это в любом случае связано с большими потрясениями и хотя бы временным упадком), либо достигнуть пределов роста своего развития и войти в полосу кризиса и распада глобальных экономических связей (но не глобальных коммуникаций, которые будущее унаследует от нынешней глобализации).

Предыдущая глобализация уже привела к Великой депрессии в конце 20-х – первой половине 30-х гг. ХХ века, которая, в свою очередь, привела ко Второй мировой войне и изменила принципы организации общества. Последствия новой Великой депрессии могут быть не менее драматическими.

Хозяева «мировой фабрики» пытаются выдать ее за венец человеческой цивилизации, «конец истории». Яркие идеи, будоражившие цивилизацию еще в середине века, отходят в прошлое. Люди все больше живут сегодняшним днем. Бывшие коммунисты, нынешние социал-демократы, либералы и консерваторы, которые в начале столетия были непримиримыми противниками, сегодня проводят близкую по своему характеру политику и призывают к сохранению одних и тех же ценностей западной цивилизации – к свободе личности в рамках установленных государством правовых норм, демократии под руководством элиты, правам человека, не нарушающим права бизнеса, высоким социальным стандартам для развитых стран и свободе торговли в остальном мире. Этот прагматический «синтез» принципов отрицает те принципы, которые были путеводной звездой человечества в XIX-ХХ вв.

Мир по-прежнему основан на несвободе, господстве меньшинства, экономической нестабильности.

Без конструктивной альтернативы существующему обществу сбой глобального миропорядка может привести к откату общества во времена этнократии, ожесточенной борьбы национал-государственных машин за ресурсы, к трайбализму и архаизации.

Достигнув предела своего развития, индустриальная цивилизация встала перед первой альтернативой XXI века – или движение вперед, к принципиально новому обществу, или дегенерация, откат назад к аграрному обществу, утеря завоеваний модерна. Пример такой деградации демонстрируют прежде всего страны периферии глобальной системы, в том числе постсоветское пространство, где наследие индустриальной советской культуры и социально-технологической структуры вытесняется и разъедается полу-феодальными кланами буржуазно-бюрократической олигархии.

Развитие человечества не может быть устойчивым, если оно опирается на узкий спектр идей между либеральным глобализмом и этнократическим национализмом. Для того, чтобы общество могло сделать следующий шаг в будущее (а не назад в древность), ему необходима модель посткапиталистического общества, и здесь никак не обойтись без наследия социалистической мысли.

В качестве альтернативы социалистической (пост-капиталистической) перспективе предлагаются концепции пост-индустриального общества. Ряд либеральных идеологов настаивает, что произошел качественный сдвиг от индустриального к постиндустриальному обществу. Не происходит, а произошел. Подмена возможности совершившимся фактом нужна именно для того, чтобы обосновать ненужность социальных перемен, достаточность только технологических и культурных сдвигов. Что же такое постиндустриальное общество и какова степень его развития?

Позиция авторов, которые настаивают, что современные западные общества уже достигли пост-индустриальной стадии, живут не в индустриальном, а в пост-индустриальном обществе, основана на слишком оптимистичной трактовке реальных изменений, о которых еще в XIX веке предупреждала социалистическая народническая мысль, а начиная с середины ХХ века стали фиксировать социальные мыслители Б. Вышеславцев, Д. Белл, Э. Тоффлер и другие. Пост-индустриальные концепции в своей основе не противостоят социалистической традиции, а продолжают и дополняют ее. Индустриальное общество не может развиваться беспредельно, потому что его принципы противоречат прежде всего разностороннему, творческому характеру человеческой личности. Когда человек является винтиком индустриальной и государственной машины, это удушает в нем собственно человеческие свойства, его собственную личность. Перестав быть животным и даже получив комфортные условия жизни, настоящий человек стремится к большему – к творческой деятельности.

Во второй половине ХХ в. в развитых индустриальных странах стали нарастать новые социально-культурные и экономико-технологические тенденции. Начало этим переменам положили социальные потрясения, известные как «бурные шестидесятые». Рост самостоятельности интеллектуальных слоев, будущих проводников информационной трансформации общества, вступил в конфликт с жесткими рамками системы, развитие гражданского и демократического самосознания бросило вызов бюрократической и капиталистической иерархии, поставило производственное самоуправление в повестку дня. В 1968 г. «Красный май» впервые, пусть и на лозунговом уровне, поставил в повестку дня проблемы, актуальные для постиндустриальной, виртуализированной цивилизации. Однако в то время еще не возникли предпосылки для самостоятельного развития принципиально новых пост-индустриальных отношений, а капиталистическая форма индустриального общества оказалась достаточно гибка и динамична, чтобы интегрировать новые социально-культурные явления и изолировать очаги социального недовольства. В этом отношении «Красный май» можно отнести к «ранним» революциям, которые скорее ставят, чем реализуют задачи перехода общества в качественно новое состояние. Кризис зрелого индустриального общества миновал, после чего на несколько десятилетий социально-культурная система Запада вновь приобрела устойчивость. Но «бурные шестидесятые» осуществили социально-психологический сдвиг в средних слоях общества, который положил начало качественным изменениям социума, связанным с информатизацией, виртуализацией, развитием неформальных движений горизонтального типа.

«Бурные шестидесятые» сформировали «социальный заказ» на культурно-технологические перемены 70–90-х гг., когда в западном обществе произошла новая научно-техническая революция, резко возросла роль персональных компьютеров и глобальных коммуникаций, что позволило говорить об «информационной революции». Персональные компьютеры усилили роль личности и небольших групп в производстве информации, резко интенсифицировали этот процесс, расширили возможности по обмену информацией. Стали формироваться сетевые сообщества, участники которых не привязаны к одной территории и равноправны в своем взаимодействии. Это позволило ускорить научно-технический прогресс и привело к дальнейшему росту роли гражданских структур и средних слоев, связанных с производством новой информации. Этот процесс получил условное наименование «информационная революция».

СССР и его союзники недооценили значение широкого распространения персональных компьютеров и гражданских коммуникаций. Они по-прежнему рассчитывали на мощные компьютеры, к которым имел доступ ограниченный круг специалистов. Но для быстрого развития научной и технической мысли было необходимо привлечь гораздо больший круг интеллектуалов, создать среду коллективного моделирования. На Западе в этот процесс были включены широкие слои специалистов, имевшие доступ к компьютерным сетям. Это было одним из проявлений кризиса советской сверх-государственной модели индустриализма. СССР стал проигрывать социально-экономическое соревнование с Западом. Когда эта проблема была признана советским руководством, оно далеко не сразу сознало, что дело не только в технологиях, но и в социальной организации. А когда стала очевидна необходимость преобразования общества, уже не было времени разработать его оптимальную модель. Попытка советского общества выйти из кризиса индустриального общества во время Перестройки потерпела неудачу. СССР распался, и страны советского пространства превратились в часть периферии глобального капитализма. В этом положении оставшиеся в наследство от СССР структуры индустриального типа деградируют, происходит откат к полу-феодальным формам жизни. Эта деградация должна быть не только поводом для печали, но и важным уроком – если пост-советское общество намерено двигаться не только «назад», но и «вперед», ему снова придется решать те задачи, которые не смогла решить Перестройка. И думать об этом необходимо заранее, учитывая и современный мировой опыт.

«Информационная революция» создала новые условия для изменения структуры общества передовых стран мира. Стала уменьшаться роль промышленных классов, упало число пролетариев. Многие работы стала выполнять автоматика. Уменьшилась и роль промышленности как таковой, большинство занятых в «обществе потребления» стало перемещаться в сферу обслуживания и работы с информацией. Компьютеры позволили создать информационные модели реальности – «виртуальную реальность», которая серьезно изменила структуру потребностей, сдвинув их центр тяжести в область впечатлений. Потребовалась более образованная и многофункциональная рабочая сила. На место узкоспециализированного рабочего, выполняющего приказы менеджера и производящего стандартизированную продукцию, стал приходить хорошо образованный специалист, постоянно совершенствующий производство. Положение нового типа информационных работников в процессе производства отличается как от положения рабочих и обычных служащих, так и от прежней интеллигенции (интеллектуалов), которая жестко встроена в процесс разделения труда и управляется менеджерами. Руководство может ставить этим работникам лишь самые общие задачи, а конкретные решения вырабатываются специалистами самостоятельно с помощью компьютера и информационных коммуникаций. Их работа носит не воспроизводящий, а творческий характер.

Все это позволяет говорить о возникновении новых, принципиально отличных от индустриализма общественных отношений, основанных не на управлении («вертикальные связи», отношения господства), а на согласовании, координации («горизонтальные» связи, равноправные отношения).

Но, несмотря на появление новых явлений в социальной жизни стран Запада, основа их общественных отношений остается прежней. Капиталистическая, бюрократическая и технократическая элиты по-прежнему руководят мировым хозяйством. В мире по-прежнему преобладают социальные структуры индустриального и доиндустриального типа. Новые пост-индустриальные структуры развиваются лишь в виде элементов социального сектора. Однако, несмотря на преобладание старых общественных отношений, роль новых уже заметна.

Промышленные корпорации стремятся (и не безуспешно) подчинить себе автономные очаги новых общественных отношений. Но опыт показывает, что производство новой информации требует более гибких форм управления, большей автономии производителя-творца, чем это принято в жестко управляемой индустриальной организации. Однако инерция прежней бюрократически-капиталистической системы пока не позволяет в полной мере раскрыться потенциалу новых тенденций. Для сохранения основ прежней социальной системы в новых условиях шире применяется манипуляция сознанием, когда управляемый не замечает своей зависимости.

В целом цивилизация, устроенная как фабрика, по-прежнему носит индустриальный характер, говорить о самостоятельном существовании общества с принципиально новыми, постиндустриальными отношениями пока рано. Современная система глобализма представляет собой финал индустриальной стадии развития человечества, «питомник» ее предпосылок. Но глобализм придает мировой социальной структуре неустойчивый, кризисный характер. Как показал начавшийся в 2008 г. мировой социально-экономический кризис любой сбой в развитии мировой фабрики чреват глобальными потрясениями, ухудшающими жизнь десятков миллионов людей по всей планете.

Попытка доказать, что качественный рубеж уже пройден, что западные общества уже носят качественно новый, пост-индустриальный характер, противоречит очевидным фактам: информационные технологии и культурное творчество пока развиваются под контролем старой управленческой элиты – государственных и предпринимательских структур. К тому же чтобы преувеличить роль постиндустриального сектора, либеральные теоретики относят к нему работников сервисной экономики, которая в реальности организована преимущественно либо на индустриальных (фаст-фуд, например), либо на доиндустриальных ремесленных принципах.

Рост объемов информационного обмена, количества людей, занятых в работе с информацией – недостаточно, чтобы говорить о принципиально новом обществе. Ведь рост числа бюрократов, перебирающих бумаги – не признак роста «информационного сектора». Распространение информационных технологий само по себе не излечивает многочисленных социальных нарывов на теле цивилизации, не означает качественную перемену в развитии общества.

Хотя современный уровень развития науки и техники позволяет добиться приемлемого уровня жизни при значительном снижении затрат ресурсов, внедрение таких технологий идет крайне медленно, поскольку социальная и экономическая система не стимулирует их. Она равнодушна, если не враждебна к таким технологиям, поскольку ориентирована на потребление дешевых ресурсов, концентрацию населения и производства.

Технологический прогресс тоже не обеспечивает фатального безальтернативного прогресса. Вся история индустриального общества – это постепенное вытеснение ручного труда машинным. Полное вытеснение ручного труда не осуществилось ни в одном, даже самом развитом индустриальном обществе. Полная автоматизация промышленности – некий предел, и если он будет достигнут, то, как мечтал К. Маркс, работник перестанет быть придатком к машине. В автоматической системе такой придаток уже не нужен, но это еще не гарантирует развитие гармоничной личности. Перед обществом и здесь возникает выбор – будет человек ставить креативные задачи перед техникой, либо будет выключен из сверх-индустриальной системы производства и превратиться в пассивного и безвластного потребителя продукта и виртуальных впечатлений, придаток к «матрице». В сегодняшней общественной борьбе закладываются основы и этого выбора будущего.

Средства массовой информации, виртуальная реальность, Интернет и другие возможности получения информации и обмена ею – все это может служить как освобождению человеческого сознания, так и его закабалению. Если вы играете в компьютерную игру, которая владеет вашим сознанием, но составлена другими людьми, вы управляетесь этими людьми. Если вы используете компьютер для творчества, создания нового знания или захватывающих образов – вы преодолеваете рамки индустриального общества, в котором творчество является привилегией элиты. От нас зависит, будет будущее общество принадлежать информационному тоталитаризму, узкой информационной олигархии – владельцам и конструкторам виртуальной реальности, или средние слои творческих и грамотных людей сумеют взять информационные технологии под контроль и поставить их на службу своего творчества.

Постиндустриальные отношения лишь тогда могут считаться таковыми, если они качественно отличаются от индустриальных и доиндустриальных. Эти различия будут также велики, как между аграрным обществом Средневековья и индустриальным обществом Модерна. Соответственно, и переход к новым общественным отношениям («третья волна») является не менее масштабным явлением, чем переход от традиционного общества к индустриальному, сопровождавшийся беспрецедентными социальными потрясениями.

Бурное развитие качественно новых социальных и экономических структур делает «третью волну», переход к пост-индустриальному обществу актуальной задачей ближайших десятилетий.

Если новое общество – не вариант индустриального, то будут преодолены важнейшие черты прежней формации: специализация будет вытесняться многофункциональностью, воспроизводство по шаблонам – креативностью, вертикальные формальные отношения управления – сетевыми горизонтальными неформальными связями, бюрократическая государственность – манипуляцией с одной стороны и самоуправлением – с другой.

Исходя из различий с индустриализмом, можно предположить также такие параметры нового общества, как демассивизация и деиерархизация цивилизации, деконцентрация производства и населения, резкий рост информационного обмена, диверсификация деятельности, установление непосредственных (не опосредованных рынком и бюрократией) связей производителей и потребителей, полицентричные, самоуправленческие политические системы, экологическая реконструкция экономики и др.

Важная и наиболее заметная черта новых отношений – преобладание моделирования реальности над производством типовой продукции. Поэтому содержательно грядущую пост-индустриальную формацию можно характеризовать как моделирующую. Но в ней, как и в индустриальной формации, будут развиваться различные тенденции – и господство, и свободное социальное творчество, и угнетение, и солидарность.

В современном мире наблюдается серьезный перекос в скорости вызревания предпосылок пост-индустриальной системы «сверху» и «снизу». Если основы системы манипулятивного управления в современном мире почти сложились, то «противовес» в виде корневой, горизонтальной структуры общества, далек от завершения. В результате такого перекоса может возникнуть тоталитарная модель новой формации, где управление преобладает над саморегулированием (нечто подобное произошло в ряде стран в ХХ веке, когда неизбежный переход к индустриальному социальному государству привел к появлению тоталитарных режимов, которого можно было избежать). Предотвратить или уравновесить такой сценарий может прежде всего укрепление корневых информационно-производственных и гражданских структур.

Второе противоречие XXI века – между укреплением манипулятивного глобального информационно-экономического управления (а значит – и глобальной информационно-финансовой элиты) и складыванием системы креативных горизонтальных информационно-неформальных (информальных) социальных структур – ведет к возникновению противостоящих секторов моделирующей формации (что не исключает формирования также смешанных и синтетических секторов).

Как и в ХХ столетии, где модель социально-государственного индустриального общества осуществилась в различных формах (советской, фашистской, рузвельтовской, шведской), в XXI веке могут возникнуть разные варианты новой общественной системы. Какой вариант возобладает в каждом регионе мира – зависит от результата мировой социально-политической борьбы ближайших десятилетий.

Слабость «горизонтальной» альтернативы прежде всего связана с тем, что еще не окреп ее социальный носитель, слой (класс), который может стать основой нового уклада. Элементы этого класса формируются на наших глазах в недрах старого среднего класса. Сам по себе средний класс – чрезвычайно разнородная масса, и в нем скрыта новая социальная реальность, которая еще не осознала своей общности, своих совместных интересов. Пока этого не произошло, новый класс не является той силой, которая может претендовать на лидерство в современном мире. А без этого невозможна и замена нынешней системы глобального олигархического господства новым обществом.

Несмотря на социологическую близость, новый класс заметно отличается от общей массы среднего класса – мещанства, весьма консервативного по своим пристрастиям. Внутренняя, качественная противоречивость среднего класса – типичная ситуация. Частью среднего класса были разночинцы XIX века и возмущавшиеся их активностью монархически настроенные мещане, парижские студенты 1968 г. и владельцы автомобилей, из которых студенты строили баррикады. Если оценивать средний класс не только по имущественным признакам, а по функциям, которые его слои осуществляют, то можно отделить консервативные слои служащих и мещанства («мелкая буржуазия») от средних слоев, связанных с творческой деятельностью. В то же время новый класс отличен и от интеллигенции, беспомощной без индустриальной организации, а потому внутренне зависимой от государства и капитала, стремящейся не столько изменить, сколько возглавить эту же машину. Успех интеллигенции в борьбе за власть превращал победителей в ту же бюрократию и технократию.

В условиях кризиса индустриализма «информационная» часть средних слоев уже не сводится к интеллигенции. Теперь возникает возможность преодоления в коллективе социального разделения между функциями интеллектуального творчества, реализации его результатов, управления (самоуправления). В одном слое могут сочетаться функции рабочего, менеджера и интеллигента – труда, управления и творчества. Такой синтез позволяет говорить о формировании нового слоя (класса), который связан не с управлением, а с самоуправлением. Его основная деятельность носит творческий характер. Его действия определяются не приказами, а советами и обязательствами перед партнерами. Он автономен в своей сфере, предпочитая неформальные ненасильственные связи формальным принудительным. Ключевые понятия в определении его критериев – информационность и неформальность отношений.

Этот формирующийся на наших глазах класс можно именовать «информалиат», подчеркивая важность его информационной производственно-культурной деятельности и неформальность, равноправие структур и связей.

Элементы информалиата еще не сформировались в чистом виде (также, как на ранних стадиях индустриальной модернизации в чистом виде не существовало буржуазии и пролетариата). Полу-информалами, еще не осознавшими свои сущностные интересы, являются и фрилансеры, создающие конечный моделирующий продукт, и работники, стремящиеся создать систему самоуправления на своем предприятии, и ремесленники, согласующие с потребителем по Интернету характеристики заказа, и инженеры-наладчики автоматизированных производств, и жители альтернативных поселений, сочетающие сельский образ жизни, социальное и культурное творчество. Таких примеров можно привести множество.

Информалиат должен быть свободен от элитаризма и привилегий, дабы иметь открытый характер, свободно пополняться, «втягивать» в свой состав творческие элементы других слоев, тем формируя многообразный социум самостоятельных самоуправляемых социальных организмов, состоящих из работников-владельцев. В жизни информала нет жесткого разделения на «труд» и «досуг», ведь он занимается любимым творческим делом.

В перспективе возможно «втягивание» большинства населения в состав информалиата путем создания эффективной системы переквалификации и социальной адаптации. Возникают культурные и технические предпосылки для того, чтобы общество подошло к решению поставленной социалистами проблемы преодоления элитаризма по-новому: не растворение элиты в массе трудящихся, не передача людям физического труда функции управленческого и интеллектуального труда, а подтягивание большинства производителей до культурного уровня творческой элиты, преодоление нетворческого труда, информатизация общества и процесса принятия решений.

Но и те люди, которые не готовы менять свой социальный статус и вид деятельности, если только они не принадлежат к господствующей олигархии, объективно являются союзниками информалиата. Ведь для нормального развития информального сектора необходимо сохранение завоеваний социального государства и гуманистической, рациональной составляющей культуры модерна.

Информалиат сможет нормально развиваться только в такой социальной среде, где и другим социальным слоям обеспечен уровень жизни среднего класса, возможность нормально трудиться и отдыхать, иметь доступ к достижениям культуры и возможность при желании войти в круг информалиата.

Новое общество должно поддержать каждого человека в его стремлении заниматься любимым делом. Для этого может быть создана кооперативная сеть общественных помощников, которая могла бы разгрузить человека от организационных проблем, которые мешают ему в занятиях собственным делом – ремеслом, индивидуальным творчеством, садоводством, изобретательством и т. д. Помощниками будут становиться люди, склонные к организационной и психологической работе. Организация сети будет основана на равноправии и взаимовыгодном сотрудничестве помощника и его партнера.

Создание субкультур и уклада, основой которого является информалиат, предполагает социальное творчество – преобразование социальных структур в соответствии со стремлениями тех, кто в них входит, а не только узкой элиты. Социальное творчество отличается от индивидуального тем, что направлено на общественные отношения и не может осуществляться без согласования интересов всех вовлеченных в этот процесс людей. В этом отношении социальное творчество является противоположным полюсом господства и угнетения, а также способом их преодоления.

Городской пейзаж. Нг. Вун Лэм

Структура и цели передовых обществ XXI в. зависят от того, когда и при каких обстоятельствах информалиат сможет освободиться от манипулируемости и подчинения индустриальным структурам, сформулировать свои собственные интересы и приступить к социальному творчеству.

Важнейшая проблема современности заключается в отсутствии конструктивного идеала будущего на фоне кризиса современного общества. Существующая система общественных отношений вызывает массовый протест не только на периферии глобального капитализма, где он получает поддержку лишь меньшинства жителей, но и в «земле обетованной капитализма» – в Северной Америке и Западной Европе. Люди уже понимают, что нынешнее положение их не устраивает. Но вот чем его заменить – не знают. Позитивный идеал, способный направить протестную активность в конструктивное русло, может быть продуктом творчества интеллектуальной группы, но оно должно опираться на идущий снизу «социальный заказ», на формирующиеся в недрах общества «идеи-силы». Соответственно, необходимо знать настроения самоорганизующихся граждан и опираться на них.

Гражданское общество является моделью горизонтально организованного сектора общества. Качественной характеристикой гражданского общества является преобладание равноправных, горизонтальных, неформальных связей над вертикальными, принудительными, формальными. Гражданское общество вовлечено в процесс социального творчества. Социальное творчество также должно стать основой информального сектора будущего общества. Сегодня его развивают прежде всего сети гражданских организаций – экологических, правозащитных, педагогических, коммунитарных и др. Лидерство здесь, в силу горизонтальности, непринудительного характера связей, основано на информационном, а не властном преобладании. Гражданские структуры болезненно реагируют на попытки управлять ими с помощью приказов. Правда, гражданское общество в новых условиях уязвимо со стороны информационного манипулирования. Став своего рода авангардом, моделью будущего общества, оно несет в себе как достоинства, так и проблемы, недостатки новых отношений.

В гражданском обществе взаимодействуют различные типы организаций: 1. аполитичные (не имеющие социально-политической стратегии), 2. правые (либеральные, консервативные и националистические), защищающие структуру общества индустриального и доиндустриального типа, 3. левые – выступающие за посткапиталистическое общество будущего, понимаемое, правда, очень по-разному. После неудачи «реального социализма» все левое движение оказалось в глубоком кризисе. А ведь в общей структуре гражданского общества именно левый сектор отвечал и за защиту социальных прав, и за обсуждение дальней, посткапиталистической перспективы. Таким образом, без преодоления идейного кризиса левого движения все гражданское общество, вся общественная сеть находится в кризисе. В современном левом движении, которое противостоит капиталистической глобализации в России, как и во всем мире, существуют три подхода: социал-либерализм, догматический марксизм-ленинизм и творческий социализм XXI века, к которому близки также социально-экологические течения.

В современном протестном движении преобладает социал-либерализм в широком смысле слова – сосредоточенность на общедемократических лозунгах, социальных программах государства (то есть перекачке ресурсов через бюрократический аппарат), на малых делах, «практическом деле» без стратегической идеи, на маленьких победах и поражениях в рамках Системы. Современные тред-юнионисты могут иметь радикальные взгляды, но в своей общественной работе предпочитают выносить их за скобки, либо формулировать в крайне общей, популистской форме.

Социальные и левые движения ведут свои маленькие бои за социальные, экологические и гражданские права по всей планете, за изменение размеров выплат при сохранении их основных принципов, существующих сегодня. Не удивительно, что господствующие классы сохраняют инициативу. Они решают, где начать очередное наступление на социальные права, и протестные движения лишь обороняются и в случае частных успехов – замедляют наступление капиталистической глобализации. Но они не могут его остановить. У них нет согласованной стратегии и согласованного представления о том, каким обществом может быть заменена капиталистическая глобализация. Более того – у большинства протестных и анти(альтер)глобалистстких движений нет даже понимания необходимости такой замены, предел мечтаний большинства участников социальных движений – возвращение благосостояния, которое было гарантировано части населения стран Запада социальным государством второй половины ХХ века. Но это – уже невозможно, социальное государство распадается не случайно. Социальных «пряников» не хватает на все население планеты.

Кризис левого движения может быть преодолен, только если его ядро будет вдохновлено стратегией преобразования всей социальной системы, если оно выдвинет хотя бы в общих чертах программу преобразований, преодолевающих капитализм, социализма XXI века. Для этого движение должно иметь представление о модели общества, которое может заменить капитализм и решить наиболее острые проблемы, стоящие перед человечеством. Это будущее общество XXI века не может повторять марксистско-ленинскую модель, потерпевшую поражение в СССР, но должно внимательно учесть этот опыт. Левому движению необходим синтез достижений народнической, марксистской, пост-индустриальной, анархистской, экологической мысли. Гражданским движениям следует торопиться с выработкой своей стратегии – «третья волна» не за горами.

Кризис глобализации делает неизбежным в ближайшие десятилетия переход к качественно новым социальным отношениям. В мире возникают предпосылки для того, чтобы эти перемены открывали перед большинством людей новые возможности в преодолении господства и стремлении к счастью.

Развитие общества нелинейно, мы в самом начале новой эры, и мы еще не знаем, какими будут ее зрелые формы. Наше время может так же отличаться от развитого моделирующего общества, как Европа XVI века от Европы XX века.

Золотые плоды информационного общества вызрели на дереве индустриальной цивилизации. Они могут быть сорваны человечеством, а могут и сгнить вместе с деревом.

Крушение индустриальной цивилизации легче всего переживут те, кто меньше в ней нуждается, кто готов в сообществе с себе подобными стать собственной элитой, взять на себя роль творца, творить свой малый мир в сообществе с другими мирами. Этого нельзя делать в одиночестве – творческий человек не может обойтись без общения, да и наследие специализации не позволит «выплыть в одиночку». «Ноевы ковчеги» новой цивилизации – альтернативные информальные сообщества – должны взять на борт современного человечества «каждой твари по паре». Им необходимо держать тесную связь между собой, предупреждая о социальных бурях, поддерживая тонущих и тем самым повышая общие шансы на победу. Строительство сообществ, альтернативных современной «глобальной цивилизации», уже идет, хотя и недостаточно быстро. Необходимо объединение усилий тех, кто готов быть социальным творцом, изменяя свой образ жизни. На этом пути важно удержаться от экстремистской страсти к разрушению. Не нужно ломать символы старого – они уйдут сами.

Результативность «третьей волны» в каждой стране зависит от того, возникнет ли в ней сектор будущего – информальный (социалистический, говоря языком мыслителей прошлого) уклад, сектор будущего. Его формула: творческий характер деятельности работников – совладельцев средств производства + самоуправление + федеративное народовластие + договорное право и неукоснительное выполнение взятых на себя обязательств + равноправные между людьми и коллективами.

Сектор будущего будет длительное время сосуществовать с элементами индустриальной культуры – ведь переход «третьей волны» первоначально практически невозможно совершить всему обществу в силу его социально-культурной неоднородности, привязанности большинства населения к мещанскому, по сути животному мирку. Необходимо обеспечить возможность движения к будущему для тех, кто желает принять на себя права и обязанности информала, оставив на долю остающихся уровень «зажиточности». Эта «стартовая площадка» будущего – регулируемый информалиатом индустриальный сектор и социальное государство. Рабочие и интеллигенция – не противники информалиата, а его союзники и источник пополнения.

Последовательное проведение принципов социального государства при переходе к новому обществу предполагает существенное ограничение принципов капитализма, введение производственного самоуправления уже на индустриальном производстве, вытеснение рыночных отношений прямыми связями между производителями и заказчиками по мере развития средств коммуникации. Для успешного развития сектора будущего необходим принцип: капитал не дает прав. Права в распоряжении судьбой Дела дает только участие в нем своим трудом и творчеством.

Задача пост-индустриального перехода актуальна не только для ядра современного глобализма, но и для периферийных стран. «Третья волна» может носить очаговый характер, и очаги будущего могут образовываться по всему свету. Даже в условиях сохраняющихся старых общественных отношений и дефицита средств возможно приступить к очаговому развитию на пост-индустриальной основе. Для этого нужно исходить из приоритета создания новой социальной структуры как основы будущей технологической модернизации (а не наоборот). Очаговый характер перехода предполагает невозможность и ненужность тотальной государственной мобилизации, которая в ХХ веке была условием форсированной индустриальной модернизации. Пост-индустриальная модернизация будет носить очаговую и сетевую форму, охватывая сначала лишь незначительную часть населения.

Очаг пост-индустриального общества должен быть действующей моделью будущего. Он может называться по-разному – креативная община, «футуроград», «смыслополис», альтернативное поселение и др., но необходимо, чтобы его социальная организация способствовала творческой, инновационной работе. Ядром этих очагов будет гибкое, экологичное, наукоемкое производство с высокой концентрацией информалиата. Участники этого производства (не только сами информалы, но и другие работники, обеспечивающие жизнь очага) могут жить в «электронных» (насыщенных современной бытовой и коммуникационной техникой) коттеджах по соседству. Жизнь в очагах благодаря сильному самоуправлению должна быть организована в соответствии с решениями самих жителей, а не чиновников. Работники должны быть обеспечены надежной социальной и бытовой инфраструктурой. Быт людей должен не отвлекать их от любимого дела и общения, а делать жизнь удобной и интересной.

Оазис будущего с принципиально новой инфраструктурой, людьми, ориентированными на научное творчество и его качественное обеспечение – модель пост-индустриального, информального уклада, креативное сообщество, где все “от детского сада до кафе” должно способствовать дальнейшему развитию творческой культуры, из которой и вырастают высокие технологии. В свою очередь развитие автоматизации и робототехники позволят освободить человека от тяжелого и нетворческого труда.

Но очаги информального уклада не должны остаться островками в океане неустроенности и бесправия. Независимо от того, готов человек взять на себя повышенные обязанности информала или предпочитает более спокойную жизнь современного среднего класса и размеренный индустриальный, сельский или ремесленный труд – он имеет право на комфортный здоровый образ жизни, участие в принятии решений, от которых зависит его положение, доступ к информации и достижениям культуры. Поэтому задача информалиата – обеспечить всем трудящимся достойную жизнь исходя из средних возможностей общества, а не по «остаточному принципу» после удовлетворения прихотей имущественных и властных верхов, как это происходит сегодня. Работа дворника и управленца, информала и сантехника должна обеспечивать этот достаток, раз она необходима обществу.

Не все представители информалиата предпочтут жизнь в креативной общине, оставшись фрилансерами. При этом и часть населения креативных общин не станет вести жизнь информала. Мир победившего информалиата сохранит многообразие. Он будет основан на равноправии информалов и представителей других слоев трудящихся, сочетании очагов пост-индустриального и, пока это необходимо, индустриального, все более автоматизированного производства, сетей фрилансеров, различных субкультур и гражданских организаций, взявших на себя обеспечение многих социальные задач. Будущее общество будет не атомизированным, где человек предоставлен самому себе, а организованным. Организация людей в общины (очаги, коллективы) и сети позволит им противостоять организованной преступности, преодолевать личностное и этническое отчуждение. Входя в различные сообщества, человек получит в них защиту и от давления собственного коллектива, которое возникает в случае замкнутости сообществ. Информалиат выступает за открытость сообществ, против их превращения в тоталитарные секты.

Так как первоначально сектор будущего будет существовать параллельно с другими, он нуждается в надежной защите от разрушения, от агрессии более примитивных социальных форм – капитализма, бюрократии, мафиозных кланов и др. Поэтому информалиат заинтересован в развитии и укреплении различных форм народовластия (самоуправления и федерализма) и правового, организованного общества, а также в защите социальных, экологических, гражданских стандартов и внешнеполитической безопасности.

Передовые социальные технологии создадут новые возможности для защиты гражданских свобод. Виртуальная культура допускает возможность одновременного сосуществования на одной территории субкультур с разными мировоззрениями и собственными системами управления. Вероятно даже сосуществование на одной территории разных государственно-политических систем, которые вовлекают в свой состав пользователей различных теле– и интернет-каналов, объединяющих представителей различных мировоззренческих систем. Однако такие объединения могут быть основаны только на добровольном подчинении граждан их правилам. Сферы государственного принуждения будут жестко определены законами и сосредоточены в руках подконтрольных выборным органам структур, защищающих человека и природу.

Переход к новому обществу должен сопровождаться преодолением экологического кризиса в результате «подстраивания» под природную среду. Страны, которые задержатся на стадии острого экологического кризиса, рискуют навсегда превратиться в экологическую пустыню. Помимо внедрения экологических технологий необходимо обеспечить распространение экологически безопасных формы жизни и производства, которые сочетают близость человека к природе и целенаправленное внедрение энергоэффективных и экологически безопасных технологий.

После революционных потрясений, которые положат начало моделирующей эре, произойдут качественные изменения в облике передовых и среднеразвитых стран. Эта картина будет характерна и для России – либо в анклавах глобального процветания, либо, в случае успешного преодоления “третьей волны” – и для большинства населения страны.

Технологические и социальные изменения будут тесно взаимосвязаны. Ослабление централизованных форм организации бизнеса, крупных монополий и бюрократических групп приведет к развитию децентрализованных, малогабаритных, гибких производств, связанных с самоуправляющимися общинами. Широкое распространение альтернативной (ветровой, солнечной, биологической, малой гидро-) энергетики приведет к перестройке всей индустриальной и жилищной инфраструктуры, будет способствовать улучшению экологической обстановки, снимет проблему зависимости экономики от цен на энергоносители, но в то же время осложнит положение стран-экспортеров этого сырья. Развитие пост-индустриальных очагов, возможность обеспечить даровой электроэнергией любой поселок и децентрализация производства облегчат отток населения из существующих городов в агломерации электронных коттеджей. При этом города сохраняются, изменив свою форму. Городской образ жизни перестанет быть вынужденным следствием поиска работы и доступа к культовым достижениям. В будущем выбор между городом и «деревней» станет результатом прежде всего психологических предпочтений. Большое значение будут иметь заповедные и рекреационные природные территории, как приспособленные для отдыха, так и защищенные от массового посещения людей в связи со своей экологической ролью.

В случае кризиса глобального рынка произойдет сужение рыночной сферы и локализация рыночных связей. В то же время будут укрепляться прямые связи между производителем и потребителем, не опосредованные бюрократией и рынком.

Техника и важнейшие приметы жизни могут измениться коренным образом. Достаточно вспомнить, что в начале прошлого века еще не были распространены автомобили, самолеты, телефоны, кино и радио, а о таких вещах, как телевизор, домашний холодильник и тем более компьютер задумывались только отдельные фантасты. Впереди нас ждут не менее разительные перемены. Если будут найдены более безопасные принципы полета, чем нынешние, лишь незначительная часть людей продолжит использовать автомобиль, и нынешняя перегрузка дорог останется в прошлом. На место многих предметов быта придут виртуальные объекты (виртуальные обои, например). Создание новых, более прочных строительных материалов позволит желающим поселиться в глубинах морей и океанов. А города в результате станут расти вверх, а не вширь, освободив место для коттеджных поселков и незастроенных природных и сельскохозяйственных территорий. Более интенсивным станет использование космического пространства, и, скорее всего, космические путешествия станут обыденным явлением. Произойдет замена двигателя внутреннего сгорания и существующих электростанций технологиями, основанные на возобновляемых источниках энергии. Все это приведет к качественной перестройке структуры экономики и занятости. Но не будем забывать, что такие перемены будут встречать сопротивление старых социальных структур и будут требовать гибкости перемен, которую как раз и призван обеспечить сектор будущего. Прорывы к новым социальным отношениям, а значит и к новым технологиям не гарантированы, они требуют постоянной защиты своих принципов информалиатом и его союзниками.

Некоторые мировые субкультуры могут начать играть роли, сопоставимые с ролью отдельных государств. Сектор будущего может быть одним из них, преобладая в нескольких странах, но влияя на жизнь гораздо более широкого ареала. В борьбе субкультур информалиат будет противостоять превращению их в авторитарные и тоталитарные сообщества, культурным тенденциям, угрожающим жизни и здоровью людей.

В отличие от символической власти, реальный контроль над ресурсами будет переходить к двум уровням власти – наднациональному и локальному. Власть национальных партийных и государственных бюрократий будет вытесняться самоуправлением и прямой демократией участия (локальные референдумы, непосредственное участие людей в решении вопросов, которые их касаются), так как информационные технологии позволят выявлять реальное мнение различных групп населения и их удельный вес (электронная демократия). Многие полномочия национальных государств перейдут к глобальным институтам (возможно под флагом реформированной ООН) и союзам (Евросоюз и подобные наднациональные объединения в других частях света, включая Северную Евразию). Центр тяжести социальной поддержки переместится с государства на общественные структуры, что может привести к росту их значения. Информалиат будет поддерживать вытеснение государственных и капиталистических структур гражданским обществом.

Субкультуризация и виртуализация культуры определят новые условия противоборства постмодерна и просветительского рационального проекта. На место мировоззренческого хаоса, перепроизводства смыслов и версий придет разделение смысловых систем в субкультурах со своими информационными фильтрами. В глобальных информационных сетях проявят себя религиозные течения и идеологии, сторонники умеренности и экстремисты, которые уже сейчас учатся электронному терроризму – разрушению информационных и психических позиций «противника». Информалиат в этих условиях заинтересован в обеспечении устойчивого творческого, духовного и интеллектуального развития личности, в сопротивлении различным видам манипуляции, дезинформации, практик, разрушительных для здоровья человека.

И все эти процессы будут сочетаться с продолжением межцивилизационных конфликтов между обществами, находящимися на разных стадиях развития, со взрывами контрмодерна и этнократической реакции, попытками вытесняемых господствующих классов остановить «третью волну», повернуть историю вспять либо «оседлать» третью волну, направить ее в русло общества, по-новому управляемого манипулятивной элитой. Возможны и новые расколы человечества в результате разных темпов прохождения третьей волны. Общества, вырвавшиеся вперед, уже не будут нуждаться в «глобальной фабрике» и ископаемых ресурсах. Это может привести к крушению «глобальной фабрики», отгораживанию пост-индустриальной «зоны процветания» от «ненужной» части человечества. Такое разделение может привести к острому социальному кризису и архаизации «отставших» стран, новым кровавым конфликтам и расширению пространств, где идет неутихающие многосторонние военные конфликты, где целые поколения не видели мирной жизни и благ хотя бы индустриальной цивилизации. Но отчаявшиеся люди из таких регионов будут нести вечную угрозу пост-индустриальному прогрессу. Поэтому положение новой пост-индустриальной (моделирующей) цивилизации может быть прочным только при условии, что она охватит весь мир, перед всеми народами откроет возможности развития в сторону действительно человеческой творческой жизни.

История XXI века зависит от того, удастся ли создать противовес наметившимся уже сейчас гибельным для человечества тенденциям.

Будущее столетие обещает быть не менее насыщенным событиями, чем уходящий ХХ век. От нас с вами зависит, будут ли уже сейчас заложены предпосылки для победы информального сектора будущего, или XXI век станет ужасным повторением всего худшего, что уже видела история, планетарной давкой обезумевших людей в условиях социально-экологической катастрофы. Но за него нужно бороться и ради него нужно действовать уже сейчас. Впереди – долгий путь информалиата к победе общества творчества, свободы, самоорганизации и солидарности.