31
По окончании следующего занятия МММ отвела меня в сторону и сообщила удручающие новости. Администрация порылась в моих бумагах и не обнаружила ни единого документа, указывающего на наличие базовой акушерской квалификации. А это являлось обязательным условием для прохождения курса. В руках у МММ была моя анкета, где против пункта, являюсь ли я квалифицированной акушеркой, стояла жирная галочка. Соседнее же окошко, запрашивающее мой регистрационный номер, пустовало.
Я предположила, что поставила галочку случайно, не будучи привычной к заполнению анкет.
Казалось, МММ растеряна. Она сняла очки и покосилась на меня с сомнением. В раздумье пососала дужку. Как это могло случиться, негодовала она, ведь это же невозможно, и, главное, как обидно — ведь я, оказывается, была ее самой многообещающей студенткой. Последнее явилось для меня новостью, но что толку. Я поинтересовалась, могу ли я хотя бы посещать оставшиеся лекции, но она призналась, что не видит в этом никакого смысла. Без базовой квалификации мне все равно не получить диплом.
Домой я добиралась долго. Наверное, у меня все было на лице написано, потому что никто не останавливался. Стоял чудесный весенний вечер; в кронах деревьев, как оглашенные, галдели дрозды, но меня все это не трогало. Когда на ступеньке моего дома я увидела Артура, то очень обрадовалась. Мне так хотелось отвлечься от всех этих тягостных мыслей.
— И сколько ты тут уже торчишь?
— Недолго. Не хочешь прогуляться до «Льва»?
Я никогда не бывала в «Красном льве», хотя проходила мимо не меньше сотни раз и каждый раз гадала, как там внутри, — поэтому согласилась моментально. В пабе стояли тишь да покой. Два седеньких старца сидели по разным концам барной стойки, потягивали слабое пиво и вдохновенно игнорировали друг друга. За столиком, взявшись за руки, шепталась парочка. На стенке в стеклянном коробе висела мумифицированная щука. Такое ощущение, что хозяин довольно хорошо знал Артура. Я не могла решить, что выпить. Он посоветовал какой-то бейбичам, сославшись на то, что большинство клиенток выбирают именно его. Ну, я его и заказала. Артур принес себе пинту горького, а мне — бейбичам.
Мы сели за столик. Артур поставил на картонную подставку пиво, я поставила на подставку бейбичам. Артур потягивал пиво, а я потягивала бейбичам. Напиток оказался шипучим и приторным; от пузырьков и сахара у меня, видно, голова слегка поехала, потому что я вдруг кое-что вспомнила, касающееся Артура, и захихикала — впервые после смерти Мамочки.
— Что?
— Ничего, — ответила я.
— Ну что, скажи?
Я замотала головой. На самом деле, вспомнила его гигантскую штуку, как она в тот раз стояла, и задумалась, опала ли она когда-нибудь.
— Ну как тебе бейбичам?
— Довольно вкусно. Не то чтобы безумно, но…
— Безумно и не надо.
— Ну да, не надо.
Я выпила еще немного, чтобы Артур не подумал, будто мне не нравится. Потом осмотрелась. Один из стариков таращился на меня через пивную кружку. Я провела рукой по стриженой башке.
Артур поведал мне свои хорошие новости. Его избрали держателем одной из трех «бутылок», а точнее, бочонков эля на Пасхальном параде в Халлатоне. Там ежегодно проводился старинный фестиваль, носящий длинное название «Урви заячий пирог и пни бутылку». Среди местной гопоты держатель «бутылки» приравнивался к небожителям. Артура просто распирало от гордости, когда он мне это рассказывал.
— Артур, как здорово!
— Скажи же?
— Чудесно.
Мы снова поглазели по сторонам. Артур откашлялся:
— Осока, они тебя в покое не оставят.
— Да ладно! — сказала я с напускной беззаботностью.
— Тебе необходим заступник. Защитник.
— Ты мог бы им стать, Артур? Ты стал бы меня защищать?
— Конечно стал бы, — произнес Артур и отхлебнул от пинты горького. Клочок густой пены повис у него на верхней губе. — Стал бы, если бы знал как.
— Приятно. — (Неожиданно в тишине раздался смех. Он шел откуда-то из другого конца помещения.) — Там еще комната?
— Ага. Курильная. В ней пиво чуть дешевле. Мы иногда садимся там с парнями из байкерского клуба.
— Бьюсь об заклад, хохочете до упаду.
— Хохочем. — Иронии он не уловил. — Так вот про эту комнату. Когда ты там, тебя не видно; зато тебе хорошо слышно, что говорят здесь. Я как-то случайно подслушал разговор Винаблза с Джейн Лоут. Чуешь, куда ветер дует? Оказывается, это он ее обрюхатил. Она ему сказала, что ходила к Мамочке, а он ей: «Это все без толку, прими вот что». Я собирался рассказать тебе еще тогда, когда приходил на ужин, но сама знаешь, как все вышло. — Вспомнив тот памятный вечер, Артур приуныл и уткнулся в пиво.
— Что это было? Что он ей дал?
— Откуда мне знать. Я слышал, но ничего не видел. Я только помню, как он сказал, что это верное средство.
Я поглазела на пузырьки в стакане. Подумала сразу о нескольких вещах, которые Винаблз мог всучить несчастной девушке. Но главным образом подумала о бедной Мамочке. Теперь я точно знала, что не ее ошибка убила Джейн Лоут, — а ведь она с такой мыслью сошла в могилу.
— Еще стаканчик? — поинтересовался Артур.
— Нет, — улыбнулась я. — Одного вполне достаточно.
Артур проводил меня до дома. Мы некоторое время постояли у калитки. Сошлись на том, что вечер выдался прекрасный. Я посмотрела на звезды, и Артур спросил, что я пытаюсь разглядеть.
— Спутники. Советские и всякие другие.
Он рассказал мне, что недавно в космос запустили первый коммерческий спутник. Я понятия не имела, что это за штука.
— Не государственный, Осока. Частный. На частные деньги.
Я обалдела.
— Ты хочешь сказать, кто угодно может запросто отправить в небо спутник?
— Если хватит денег, то да.
— Но это же кошмар!
Артур пожал плечами. Сначала я хотела рассказать ему тоскливую историю о мертвых собачках и обезьянках в космосе, но потом решила, что это неромантично. Мне показалось, он собирался меня поцеловать. Но почему-то передумал. Я несколько расстроилась, когда он просто пожелал спокойной ночи.
На следующее утро мне принесли письмо. Я вроде поняла его смысл, но не знала, как правильно ответить, поэтому отправилась к тому, кто знал. На ферме Люк, Чез и еще двое хиппанов достраивали монструозного размера теплицу Когда я подошла, Чез шпатлевал швы между стеклами. Все руки у него были заляпаны замазкой. Набравшись храбрости, я произнесла:
— Я все еще не до конца уверена, что ошиблась, но если это так — прости меня, очень прошу, прости. Хотя я не уверена. — И с этими словами я развернулась и зашагала дальше.
— И это ты называешь извинением? — крикнул он вслед, но я не обернулась и прямиком направилась в дом. Спросила какую-то женщину, где Грета, и поднялась наверх, куда меня направили.
Грета лежала на матрасе прямо на полу, под головой высились подушки. Она читала книгу, выглядела чуть бледнее обычного, но чувствовала себя, по-моему, не так уж плохо. В комнате зверски воняло благовониями. Она подняла взгляд и, выдав слабое подобие своей немыслимой улыбки, сказала:
— Привет.
Я села на пол рядом и взяла ее за руку:
— Ты как?
— Нормально. Только все время тошнит.
— Пройдет. Пей побольше воды. И палочки эти выкинь. Все от неправильных запахов. Я принесла лимонный чай с вербеной…
— Чай благодати, — молвила Грета.
— Так Мамочка его и называла. А вот смотри: сейчас я подвешу над твоей кроватью веточку, — к стене булавкой была приколота открытка, я насадила на булавку еще и веточку вербены, — и ты забудешь про ночные кошмары.
— Откуда ты знаешь про кошмары?
— Что за дурацкий вопрос!
Грета заплакала.
— Ну перестань. Ты приняла решение, теперь крепись.
Я говорила словами Мамочки. Она всегда считала, что там, где не было страдания, там и решения не требовалось. Оставив Грету, я пошла на кухню приготовить чай с лимоном и вербеной.
Когда я возвратилась с чаем, она уже не плакала и выглядела пободрее. Во всяком случае, чай приняла с радостью.
— Теперь скажи, как ты, — произнесла она. — Отвлеки меня от горестных мыслей.
— Услуга за услугу, — сказала я и показала ей письмо.
Она прочла, прищурилась, нахмурилась:
— Это из местного отдела здравоохранения. Тут говорится, что тебя направляют на психиатрическую экспертизу. О боже! Да как они могут?!
— Поэтому я и принесла письмо тебе, Грета. Ты же у нас изучала право и все такое.
— Выходит, могут, — задумчиво произнесла она. — Видимо, так оно и делается.
— Что будет во время этой экспертизы?
— В мешок тебя засунут и бросят в реку, — сказала Грета. — Фигурально выражаясь.
— Фигурально выражаясь, — тихо повторила я.
Грета мне улыбнулась, но как-то жиденько.