6
Войдя в вестибюль, я увидела Земелина.
– …пускай в номер принесут, хорошо, Машенька? – договаривал он какую-то фразу, отходя от ресепшена и направляясь к лестнице.
Ускорив шаг, я догнала его, и, увидев меня, он приветливо улыбнулся:
– А, Женя! Привет. Что там Изольда? Уже проснулась?
– Да, она проснулась, – проговорила я в ответ, всем своим видом стараясь показать, что настроена на серьезную волну. – Анатолий… извините, не знаю, как по отчеству…
– Какие там отчества? Просто Анатолий, – милостиво разрешил Земелин.
– Анатолий. Мне нужно с вами поговорить…
– Поговорить? Ну что ж, давай поговорим, – произнес продюсер, поворачивая ключ в замочной скважине. – Проходи, присаживайся.
Не успели мы войти и устроиться в мягких креслах возле маленького столика, как в дверь деликатно постучали, и вошла приятная девушка в стильном фартучке и с подносом.
– А, кофе… благодарю. Женя, присоединяйся.
На подносе было две чашки, и, разлив ароматную темно-коричневую жидкость из миниатюрного кофейника, Земелин откинулся на спинку кресла, всем видом выражая готовность слушать.
– Новости не очень радостные, Анатолий, – осторожно начала я. – Эта девушка… женщина… Ольга Быстрова… вы, кажется, были знакомы с ней…
– Да… немного, – сразу напрягся Земелин, видимо, думая, что речь пойдет о старых интригах и его будут шантажировать.
– Ее убили сегодня ночью. Задушили в собственной квартире.
– Что???
Изумление было неподдельным и очень сильным. Земелин поставил чашку обратно на поднос и, недоуменно уставившись на меня округлившимися глазами, по-видимому, пытался переварить то, что только что услышал.
– Это не все, к сожалению, – неумолимо продолжала я. – Поскольку активно обсуждались слухи о давней вражде между Ольгой и Изольдой, полиция не стала особенно напрягаться с поиском преступника, и Изольду задержали как подозреваемую.
– Как задержали? когда задержали?!. Женя, что ты несешь? Ты в своем уме? Изольда – звезда, ее знает вся страна, она популярна у миллиона человек, ее нельзя вот так вот просто…
Я молчала, ничего не отвечая на эту бурную речь, и терпеливо ждала, когда поток эмоций иссякнет.
– То есть ты хочешь сказать, что у себя в номере ее сейчас нет? – прекратив наконец колебать воздух восклицаниями, задал более-менее осмысленный вопрос Земелин и сделал движение, как будто хотел встать и проверить, так ли это.
– Боюсь, что нет, – спокойно ответила я. – Полиция пришла рано утром, и я попыталась не пустить их, но потом поняла, что это только навредит и создаст дополнительный скандал.
– Как – утром? Что значит – утром? Почему мне не сказали? Я что здесь… вроде декорации, что ли? Я в нее деньги вложил, в конце концов!
– Вы спали, и будить и объяснять, в чем дело, совершенно не было времени, – немного скорректировав действительную причину, ответила я. – Полицейские настаивали и торопили, грозились приписать сопротивление, и нам ничего не оставалось, как…
– То есть она теперь в камере? Так, что ли?
– Ну, в общем… да.
– Твою мать… – процедил сквозь зубы Земелин, и по тому, как он беззвучно пошевелил губами, я догадалась, что окончание фразы было не из тех, что принято произносить в присутствии дам. – Если узнает пресса…
– Боюсь, что уже…
Этот удар бедный продюсер вынести уже не смог. Вскочив с кресла, он по-настоящему дал волю чувствам и, уже не стесняясь, сыпал направо и налево отборным матом. Пинком отворив дверь номера, все в тех же выражениях крича на весь коридор, он призвал Чаркина, и, вернувшись вместе с ним в номер, заставил меня повторить все то, что уже знал сам.
– Ты понимаешь?!! Понимаешь, что это означает?!! Скандал!!! Слава на всю страну! Я уже вижу эти заголовки. «Знаменитая певица оказалась убийцей», «Кровожадная исполнительница романсов передана в руки правосудия». О, черт…
И снова неудержимым потоком полилась русская народная речь.
– Толик… подожди… успокойся, – пытался вразумить его Чаркин. – Ведь это же вздор. Каждый поймет, что все это глупость. Чья-то интрига…
– Да?!! Да?!! Поймет?!! Что ж, может быть. Только пока он поймет, этот твой каждый, журналюги уже рассвистят на всю страну, на улицу нельзя будет выйти… Да что я говорю. У нас сегодня концерт, ты не забыл? Сегодня. Проданы билеты, придут люди… Я с ума сойду.
Земелин схватился за голову и бессильно упал в кресло.
– Толик… подожди… Все это можно уладить. У них наверняка нет никаких доказательств. Женя, когда, ты говоришь, все это произошло?
– Сегодня ночью. Между половиной одиннадцатого и половиной двенадцатого.
– Ну вот! А мы приехали в первом часу. У нас алиби. Железобетонное. Это не они нам, это мы им можем предъявить претензии. Ни с того ни с сего, руководствуясь какими-то непонятными домыслами, бабьими сплетнями, задерживать, отправлять в тюрьму всенародную знаменитость… это, знаешь ли… это мы им такую антирекламу сделаем, что они еще десять лет будут извиняться.
– Думаешь? – с надеждой, как бы пытаясь ухватиться за соломинку, поднял глаза Земелин.
– Конечно! – бодро уверил Чаркин. – У них ведь ничего нет. Нет и быть не может. С половины одиннадцатого… да ее в это время видели сто человек, она автографы раздавала…
Слушая, как почти слово в слово Чаркин повторяет мои собственные недавние высказывания, я могла только посочувствовать несчастному Земелину, которого ждал новый жестокий удар.
– Боюсь, это не совсем так… – осторожно вклинилась я в жизнеутверждающую речь Макса.
– Что? – удивленно прервался он. – Что не совсем так?
– После ареста Изольды полиция провела опросы в театре, говорили и с ней самой… Оказалось, что как раз около того времени, когда было совершено преступление, она ушла с банкета и около часа ее никто не видел. Никто не может сообщить, где она находилась все это время, а сама она тоже не хочет об этом говорить…
После этих слов эмоций у моих слушателей уже не хватило, и в воздухе повисла зловещая, тяжелая пауза.
– Я должен поговорить с ней, – сказал наконец Земелин, глядя прямо перед собой и, видимо, сосредоточившись на какой-то мысли. – Женя, у тебя все? Ты сегодня как сундучок с сюрпризами, давай уже добивай, рассказывай остальное, что там у тебя еще припасено.
– Почти ничего. Есть одно обстоятельство, которое пока не выяснено, и как знать, возможно, оно окажется хорошей новостью…
При этих словах продюсер и директор, кажется, утратившие последнюю надежду, оба, как по команде, сделали движение в мою сторону и напряженно уставились мне в лицо, как бы в ожидании манны небесной.
– На трупе обнаружены следы борьбы, и под ногтями у Ольги чья-то… чей-то генетический материал. Экспертиза еще не закончена, и если ДНК не совпадет…
– Конечно, не совпадет!! Разумеется, не совпадет! – сразу оживился Макс, но Земелин был сдержан.
– Хорошо, подождем результатов, – медленно произнес он. – Когда они будут?.. А кстати, откуда у тебя вся эта информация? – как будто только что очнувшись, перебил сам себя продюсер. – Ты что, в свободное от охраны клиентов время подрабатываешь в полиции?
– Подрабатывать не подрабатываю, но разных хороших знакомых имею. Иногда они делятся информацией.
– А-а-а, вон оно что… Так чем же поделились они с тобой относительно результатов экспертизы?
– Возможно, будут готовы уже сегодня вечером. Дело, как сами понимаете, шумное…
– Вот это-то и… хреново, – с досадой проговорил Земелин.
– Наверное, начинать действовать до получения этих результатов… не стоит… – осторожно порекомендовала я.
– Да уж само собой. Какие тут… действия. Если выяснится… ах ты черт… Макс, я пойду пройдусь, подышу воздухом. Мне нужно все это… переварить.
Прихватив сигаретную пачку, Земелин вышел из номера, и мы с Чаркиным, деликатно не захотев оставаться в помещении в отсутствие хозяина, последовали за ним.
Было уже около трех часов дня, допросы в театре наверняка закончились, и чтобы не терять даром золотое время, я решила все-таки дополнительно переговорить с Лилей и Аллой. Конечно, все главное они уже сказали следователям, но кто знает, может быть, личное общение привнесет что-то новое, такое, что не говорится на официальном допросе.
Я вышла из гостиницы и, сев в машину, поехала в театр.
Первый, кого я встретила прямо на входе, был до крайности расстроенный Иосиф.
– Ах… Евгения… вы уже знаете эту ужасную новость? Немыслимо! И какой скандал… Мы уже продали все билеты. Как я объясню…
– Ничего, Иосиф Вениаминович, как-нибудь утрясется, – успокоила я. – А это правда, что Изольду целый час никто не видел? Как-то даже… не верится. Столько было вокруг людей…
– Ну вот, ну вот, – зачастил Иосиф. – Вот и я говорю… кто-нибудь, наверное, должен был… Но нет, никто не признается. Самому, что ли, сказать… Только я вчера уехал рано, так голова заболела…
– Жаль… – печально улыбнулась я. – Но, по крайней мере, спасибо. Хоть кто-то готов помогать… да еще так самоотверженно… прямо вплоть до лжесвидетельства даже.
– Ах, Женечка, вы все смеетесь, а мне совсем не до шуток. Столько сразу появилось… проблем. Одних билетов возвращать…
Несчастный Иосиф направился по своим делам и вскоре исчез в театральных подземельях, а я до боли знакомой дорогой двинулась по коридорам в сторону гримерных.
Как будто поджидая меня, Лиля и Аллочка, нахохлившись, сидели за маленьким столиком, притулившимся в уголке, и со скорбными лицами понемногу отпивали из маленьких рюмочек.
– Добрый… хотя, пожалуй, не такой уж добрый сегодня день, – печально, в тон общему настроению сказала я.
– О! Женя! – воскликнула Лиля, приветствуя меня уже как старую подругу. – Присядь, посиди с нами. Выпьешь? Сейчас-то ты уже, наверное, не на работе.
– Но – за рулем. Так что снова придется вам «отмечать» без меня.
– Да уж… отмечать, – с досадой проговорила Алла. – Было бы что отмечать.
– Вот, зашла проведать вас, узнать, как тут дела… – произнесла я, присаживаясь на стул возле больших зеркал перед столами с косметикой. – Какие настроения в обществе, как все восприняли…
– Женя! – в сердцах почти закричала Алла. – Ну какие могут быть у нас настроения?! С самого утра допрашивают, как… рецидивистов каких-то, подняли с постели, перевернули вверх дном всю гостиницу…
Она взяла рюмку и залпом осушила ее до дна.
– В себя прийти не могу…
– Меня вот что удивляет, – пропустив мимо этот эмоциональнный всплеск, перешла я прямо к делу. – Как так получилось, что Изольду никто не видел почти целый час?
– Как получилось… Это вот у тебя нужно спросить, как оно так получилось, – снова с досадой предъявляла претензии Алла. – Ты должна была следить за ней… оберегать, охранять…
– Да, наверное, ты права, мой недосмотр здесь есть, – примиряюще проговорила я. – Но дело в том, что я, находясь в том небольшом зале, была совершенно уверена, что Изольда все время сидит за столом, и даже если сама я временами теряю ее из виду, то есть масса других людей, у которых она на глазах.
– Вот-вот… и все так думали. Вышла на минутку в туалет – ну, наверное, кого-то встретила по дороге, зашла в гримерную – ну, наверное, поболтать с кем-то, не будет ведь сидеть одна… Каждый думал, что она сейчас с кем-то другим, и в результате вышло, что не видел ее никто.
– А рядом с ней за столом… там ведь ты сидела, правильно? – осторожно спросила я. – Ты случайно не заметила по времени, во сколько она ушла?
– Да! Да, сидела! Что это – преступление?! – снова впала в истерику Алла. – И не заметила я ничего… что я, пасти ее обязана? Захотела – ушла, захотела – пришла. Она мне не докладывает…
Бедная, она, кажется, и впрямь была не на шутку расстроена. Произнеся этот недлинный монолог, Алла полезла в сумочку за носовым платком.
– Женечка, нас так сегодня измучили, – примиряюще и устало проговорила Лиля. – Не мучь еще ты. Все и без того в шоке. Кто бы мог подумать… Изольда… это в голове не укладывается. И представляешь, уже откуда-то узнала пресса. Всюду они пролезут… Иосиф выслал к ним Агнессу, та их отправила, конечно… не солоно хлебавши. Но… все равно, если уж узнали… теперь только держись. Такой скандал раздуют…
– Подожди, Лиля… так вы что… вы верите, что это… Изольда? Верите, что она, отработав концерт и выпив для храбрости на банкете, потихонечку смылась, придушила свою давнюю подругу да и вернулась как ни в чем не бывало – продолжать праздновать? Вы в это верите?
Девушки как-то затормозили после моих слов, и на их лицах отобразилось недоумение, но в целом было совершенно ясно, что обе они в виновности Изольды ни секунды не сомневаются.
– Но… Женечка… – медленно начала Лиля. – Ты сама подумай… кому бы еще все это было нужно? Оленька из тех, кто просто не создан для того, чтобы иметь врагов, в театре у нее со всеми были прекрасные отношения, она вот-вот должна была выйти замуж… все так хорошо, так удачно складывалось… и вдруг… И заметь – именно тогда, когда приехала Изольда. Таких совпадений не бывает…
Ясно. Весь мир против нас. Что ж, из этого и будем исходить.
Я пожелала девушкам всего хорошего и, поняв, что здесь мне искать больше нечего, бесконечными коридорами отправилась обратно.
Поскольку на сей раз охранять никого не требовалось, я почти не смотрела по сторонам, сосредоточившись на своих мыслях, и когда из какого-то закоулка прямо на меня вылетел человек с совершенно безумными глазами, даже не успела сориентироваться.
– Тварь!! Убийца!! Гадина!!
Хиленький мужичок, по виду явно перешедший сорокалетний возраст, бросился ко мне и, замахнувшись кулачком, видимо, собрался ударить.
Поймав на лету его руку, я крепко сжала запястье и, надавив на особое место на пульсе, заставила разжать кулак.
– Гадина!! – чувствуя, что нападение его не удалось, в бессилии фыркал мужичок.
– Слышь, отец, – миролюбиво проговорила я. – Ты ничего не перепутал? Какая убийца? Я вообще не местная.
– Убийца!! – пищал мужичок. – И ты, и Изольда эта твоя… Оля… Олюшка… Тварь… четвертовать тебя… сволочь…
Теперь он чуть не плакал, и я поняла, что имею дело с человеком импульсивным и в данный момент совершенно неадекватным.
– Постой… Она… она родственница, что ли, твоя? Оля-то?
– Оля… Олюшка… – не отвечая, продолжал причитать мужичок.
– Племянница? Дочь? – все пыталась добиться я толку.
– Гадина, – вдруг остановив свое нытье, четко и ясно проговорил мужчина, уставившись на меня совершенно нормальными, только очень злыми глазами. – Вот увидишь, отольется тебе. И тебе, и твари этой… все вы… свое получите. Она… она… она мухи не обидела… за всю жизнь. Ангел. Ангел во плоти. А вы… все вы…
Мужчина продолжал еще что-то говорить, но поняв, что тип настолько своеобразен, что не годится даже в подозреваемые, я оставила его в коридоре разговаривать со стенами, а сама продолжила свой путь.
Снова оказавшись в вестибюле, я увидела, что сейчас он не пуст, как обычно, а приютил небольшую оживленно беседующую компанию. При моем появлении все смокли как по команде и, повернувшись в мою сторону, неотступно провожали пытливыми взглядами.
Невыносимо чесался язык что-нибудь произнести вслух по этому поводу, но учитывая общий трагизм обстановки, я сочла за лучшее промолчать.
Но у присутствующих деликатности, по-видимому, не хватило, и, уже выходя в дверь, я услышала злобное шипение, раздавшееся мне вслед:
– Га-а-дина…
В целом отношение доброжелательных коллег было предельно ясно, и я поняла, что с этой стороны помощи ждать не стоит.
Впрочем, и сама я, обуреваемая сомнениями, была очень близка к тому, чтобы принять точку зрения Лили или Аллы, но все-таки результаты экспертизы пока не были известны и какой-то шанс еще оставался.
Поэтому, решив, что предаваться отчаянию и безысходности пока рано, я снова села в машину и, отыскав номер Бориса, нажала вызов.
– Боря? Здравствуй еще раз. Не скажешь ли чего по поводу результатов экспертизы? Все уже просто на краю… не хватает нервов.
– Увы, Женечка! Пока ничего не скажу. Все-таки это ДНК-анализ, не такая простая вещь. Мне и самому интересно… ясно, что от этого зависит… все.
– Вот именно. Я ночь не буду спать.
– Да ладно уж… ночь поспи. А завтра с утречка, со свежими силами… часиков в десять позвони, наверное, уже будет готово. Я тут наладил непосредственный контакт, напрямую общаюсь…
– Со следователями? Теми, кто это дело ведет?
– Ну да. Так что сливаю тебе, можно сказать… из первоисточника. Учти – только по старой дружбе. А так информация секретная. Ты, я надеюсь, никому там…
– Обижаешь. Только какая же она секретная, если во всех новостях уже перетирают?
– Ну, это… это так… пену муссируют. А по поводу конкретных доказательств навряд ли что-то у них есть. Так что ты, считай, обладатель эксклюзива.
– Что ж, буду гордиться. Так, значит, в десять позвонить?
– Да, в районе того.
Попрощавшись с Борей, я решила заехать в гостиницу, чтобы сказать Земелину, что результатов экспертизы придется ждать до завтра, а потом уже отправиться отдыхать и дегустировать непревзойденные блюда тети Милы, по которым я уже успела соскучиться. Конечно, Земелину можно было сообщить новость и по телефону, но, учитывая, в каком состоянии я видела его в последний раз, я сочла за лучшее пообщаться лично. Кто знает, как он там сейчас себя чувствует. Проверить не помешает.
Но, приехав в гостиницу, я обнаружила, что Земелина там нет. Расстроенный Макс, нервно и бессмысленно размахивая дрожащими руками, говорил, что, выкурив почти целиком пачку сигарет, Земелин с кем-то созвонился, а потом уехал, как он, Макс, понял, в тюрьму, на свидание к Изольде.
«Какого черта?!!» – чуть было не заорала я, поняв, какого шухера может наделать там своенравный московский шоумен, привыкший, что все в этой жизни должно подстраиваться под его высокочтимые желания. Но время было упущено, все, что мог испортить Земелин, он наверняка уже испортил, и оставалось только надеяться, что последствия этого посещения будут не такими уж фатальными и неисправимыми.
«В конце концов можно будет поднять старые связи, – думала я, поднимаясь в номер и понимая, что, не дождавшись возвращения Земелина, уезжать нельзя. – Того же Борьку задействовать… Он же говорил, что общается со следствием напрямую. Извиниться, сослаться на состояние аффекта…»
Я пыталась придумать заранее какие-то фразы и речевые обороты, призванные сгладить предполагаемое отрицательное впечатление от посещения продюсера, и, заказав в номер кофе, терпеливо ждала очередных печальных новостей, которые, по моим предположениям, должен был принести Земелин.
Но, вопреки ожиданиям, вернулся он тихим и смиренным, не метал глазами искр и уже не рассыпал направо и налево нецензурные выражения.
– Она в шоке… просто в шоке, – и сам, кажется, недалекий от этого состояния, говорил он выскочившему навстречу из номера Максу. – Полная прострация… транс…
– Ну, а что следователи… что говорят?.. Есть что-то конкретное? Или все – только догадки?
– Не знаю… ничего я не знаю… А! Женя… как там результаты? Ты говорила, результаты какой-то там экспертизы будут известны к вечеру.
– К сожалению, информации пока нет. Отложили до утра.
– Ну вот… Вот видишь, Макс, и здесь… везде нам мат… Облом. Невезуха.
– Да ладно, Толик, чего ты… Не кисни. Ты ж… боец.
– Ну да… боец. Звонил там… знакомому одному… хотел договориться. Под подписку о невыезде или хоть под залог… ну, чтобы выпустили ее. Куда тебе! Дело скандальное, данных нет, все пока неопределенно… А чего там неопределенно… Слушай, Женя… давай-ка… пойдем-ка в сторонку, поговорим… Макс… ты там иди пока… иди к себе…
Земелин, которого как будто осенила какая-то новая мысль, взял меня под руку и чуть не силой завел в номер Изольды, плотно прикрыв за собой дверь.
– Женя… послушай… – медлил он, подбирая слова и, похоже, не зная, с чего начать. – Она… она так и не сказала… Понимаешь? Не сказала даже мне. МНЕ, понимаешь? Так я думаю… может, ты… Может, ты поговоришь с ней, чисто как ба… как женщина с женщиной. А? Если… если там… ну, в общем, если она на свиданку таскалась, так пускай не боится. Пускай сознается. Ты скажи ей. Я ничего, я прощу. Пускай… Что ж, из-за этого под мокрую статью попадать, что ли?.. Ты скажи… скажи ей. Слышишь?..
Крутой и своенравный продюсер смотрел почти умоляюще, как провинившийся маленький мальчик, и я впервые подумала, что интерес его к Изольде, возможно, не только финансовый.
– Да… да конечно, – проговорила я. – Разумеется, я… если мне удастся побеседовать с ней, я все скажу, но… но меня навряд ли пустят туда. Я ведь человек посторонний. А что, с освобождением под подписку действительно ничего не вышло? Так категорически? Вы бы объяснили, что она проживает в гостинице, у всех на виду, здесь просто невозможно незаметно куда-то уйти…
Говоря это, я как-то некстати вспомнила о том, что вчера вечером Изольда сумела уйти незаметно, именно будучи у всех на виду, и прикусила язык.
– Нет, ни в какую, – не заметив моего замешательства, будучи погруженным в себя, произнес Земелин. – Уже и через знакомых просил, и все… Нет, ни в какую… Вот когда будет побольше данных и можно будет уже конкретно определиться, тогда… А когда это будет? Побольше данных…
Догадываясь, о каких данных идет речь, я могла бы ответить, что будет это, скорее всего, уже завтра утром, но видя, что Земелин сейчас очень плохо воспринимает окружающую действительность, почла за лучшее заранее не говорить. Кто знает… вдруг я сейчас наобещаю, а у них там опять что-нибудь не срастется.
Оставив Земелина в надежных руках Макса и передав ему роль жилетки, я решила, что на сегодня сильных впечатлений достаточно и пришло время возвращаться домой. Хотя бы на ночь.
Но оказалось, что с выводами я поторопилась и запас впечатлений не исчерпан. Выходя из номера, я услышала шарканье на лестнице, и вскоре пред мои очи предстал улыбающийся во весь рот, радостный и счастливый Миша, как небо от земли отличающийся от того пришибленного задохлика, который выполз отсюда сегодня утром.
– Ба-а-а!! Телохранитель!! – распространяя окрест насыщенные спиртовые ароматы, завопил он. – Сколько лет, сколько зим! Как служба? Бдим? Стараемся?
На вопли из номера снова вышел Макс и зашикал на Мишу, пытаясь приструнить:
– Чего орешь? Опять глаза залил? Сам себя не видишь… Ты знаешь, что у нас произошло?
– А что? Землетрясение? Наводнение? Катастрофа? – блаженно улыбался Миша.
– Вот именно, катастрофа. Изольду арестовали… Толик в ступоре… а ты орешь.
– Что? Кого? Кого арестовали? – кажется, воспринимая это все как новую шутку, переспрашивал Миша.
– Изольду! Оглох, что ли, дурак пьяный? Говорят тебе, у нас проблема. А ты орешь.
– Изольду?! Арестовали?! Ну, наконец-то! Я уж давно хотел… давно говорил, что пора ее… в Сибирь! На Колыму! А что? Сколько можно чужую кровь пить? Я так и скажу… Всем скажу. И прессе, и всем… пускай знают! Пускай знают, на чьем горбу ее слава построена… плагиаторша несчастная… Максютка! Давай зови полицейских, я в свидетели пойду.
– Да заткнись ты! Придурок недоделанный… Ты понимаешь, что ее за убийство закрыли? Понимаешь, чем это может грозить?
– З… з… з-а что? З… а… уб… у… бийство?!
Выговорив наконец эту незамысловатую фразу, Миша захохотал так, что на эти дикие звуки не только выскочил из номера Земелин, но и прибежала Маша, которой сегодня выпало очень непростое дежурство.
– Что тут опять? – усталым басом проговорил Земелин.
– Что случилось? – испуганно пищала Маша.
– Изольда – убийца!! А-а-ха-ха-ха!!! – на всю гостиницу закатывался Миша. – Ой, не могу! Ой, держите меня!
Он кривлялся и выпендривался как мог, и, видя, что у Земелина начинает багроветь лицо, Макс поспешил прекратить это представление. Подхватив хилого Мишу сзади под мышки, он чуть не пинками затолкал его в номер и, не дожидаясь, когда в дело вступит разъярившийся продюсер, поспешно захлопнул дверь.
– Максютка!! Отцепись!! Отстань!! Я без боя не сдамся! – неслось из номера. – Я в полицию пожалуюсь, что ты меня плохому хотел научить! Говори, где ты эту свою дурь прячешь…
Кинув на закрытую дверь бешеный взгляд, каким смотрит бык на красную тряпку, Земелин вернулся к себе, хлопнув дверью так, что она чуть не вылетела вместе с косяком.
«У-уфф! Надеюсь, хоть теперь – все? – неизвестно кому мысленно адресовала я вопрос, выходя из гостиницы. – Все вроде бы вернулись, разошлись по комнатам… Новых эксцессов произойти не должно. По крайней мере, до завтра…»
Я села в машину и завела двигатель, с удовольствием думая, что сейчас приеду домой и, укрывшись под крылышком тети Милы, хоть ненадолго отвлекусь от проблем приезжей богемы, и даже не подозревала, насколько угадала я с этим своим спонтанным «по крайней мере, до завтра».
Тетя Мила встретила меня, как встречают первопроходцев Северного полюса, три недели голодавших на льдине.
– Ах… как похудела, – сокрушалась она, озабоченно оглядывая меня со всех сторон. – Посмотри, щеки совсем ввалились. Ни один мужчина не взглянет… Ну-ка, живо за стол! Хоть поешь нормально… за целую неделю. Ужасная работа…
– Тетушка, меня не было три дня, и все это время я нормально питалась. Куда там что могло за это время ввалиться?
– Ну, мне-то не рассказывай. Я-то вижу. Я тут сама вся изнервничалась, а там-то, в эпицентре событий… представляю себе. Там, наверное, такой стресс… даже вообразить трудно.
Выдав это, тетушка поспешила на кухню, сообщив, что ждет меня там, как только я помою руки.
Но, вырвавшись ненадолго из «эпицентра событий», мне захотелось действительно расслабиться и хотя бы ненадолго забыться.
Я включила душ и, сделав воду приятно-теплой температуры, блаженно предалась ласковым струям, давая себе мысленную установку, что вода, стекая в слив, уносит с собой все негативное.
Процедура и впрямь принесла некоторое нравственное облегчение, и в кухню я явилась уже как бы обновленной и свободной от отрицательных эмоций сегодняшнего дня.
Но не так-то просто было освободиться от докучливых вопросов тети, и едва лишь я положила в рот первый кусочек изумительного куриного рагу, как она приступила ко мне вплотную, грозя свести на нет все благие результаты пребывания в ванной.
– Ну, как там Изольда? – прозвучал контрольный вопрос, заданный таким тоном, будто речь шла о ком-то из наших родственников. – Держится?
– Наверное, тетя, после задержания мы с ней не виделись.
– Как?! Ты даже не навестила ее?! Даже не пришла поддержать?! Бросила в такую сложную минуту, в переломный жизненный момент…
– Тетушка, туда не пускают каждого прохожего с улицы. Чтобы разрешили свидание, нужно быть как минимум родственником.
– Ну и что. Ты могла добиться… могла настоять. В конце концов, использовать свои связи…
– Все это не так просто… Ну и потом, ее навещали… и без меня. У нее был этот ее продюсер, сказал, что она в порядке, переносит все мужественно и не теряет духа, – без зазрения совести врала я.
– Правда? Ну хоть кто-то… хоть кто-то позаботится о человеке, попавшем в беду, несправедливо обвиненном… если моей племяннице… нет никакого дела.
– Ты несправедлива ко мне, тетушка. Я делаю что могу. Я разговаривала с людьми, пыталась выяснить, в чем тут дело, кто все это подстроил…
– Вот! Вот тут ты совершенно права! – оживилась тетя. – Именно! Именно подстроили! Иначе не скажешь. И ты должна, ты просто обязана во всем этом разобраться. Ты ведь взялась охранять ее.
Вспоминая, что где-то я сегодня все это уже слышала, и чувствуя, что тетя заходит на второй круг, я поспешила прикончить рагу и, сославшись на усталость, уединилась в своей комнате.
В голове была ужасная каша. Все последние события представлялись в виде какой-то перемешанной кучи, и чтобы все это хоть как-то выстроилось, необходимо было на время отвлечься и переключиться на что-нибудь другое, чтобы уставший мозг смог отдохнуть и, не отвлекаясь на постороннее, расставить все по местам.
Разумеется, самым лучшим отдыхом в мире было кино.
Перебирая диски с фильмами и раздумывая, на чем бы остановиться, я наткнулась на серию комедий с Луи де Фюнесом, которые компактной группой стояли друг за дружкой рядком и среди которых нестареющей жемчужиной сиял неподражаемый «Фантомас».
«Вот кто мне сейчас нужен! – сразу определилась я. – Тайный злодей, скрывающийся под причудливой маской и исподтишка творящий свои пакости. Ситуация – просто один в один».
Я достала диск и уже через несколько минут полностью погрузилась в волшебный и загадочный мир французской криминальной фантастики.
Фильм действительно помог мне немного отвлечься, и на следующее утро в голове не было такой неразберихи, но и каких-то внятных выводов и определенности тоже не наблюдалось. Окончательный ответ на все вопросы должны были дать результаты экспертизы, и пока их у меня на руках не было, никакие конкретные выводы делать было нельзя.
Встав, как обычно, в шесть, я, пользуясь представившейся возможностью, немного больше времени уделила гимнастике, возмещая недостаток физической активности, образовавшийся во время дежурства при Изольде, сопровождавшегося несколько сумбурным режимом дня, и, приободренная и свежая, потихоньку прошла в кухню, думая, что тетя еще спит и мне удастся позавтракать без нравоучений.
Но не тут-то было. Тетушка уже стояла у плиты и, переворачивая на сковородке очередной блинчик, радостно приветствовала мое появление:
– Доброе утро, дорогая! Сегодня сможешь нормально позавтракать. Думаю, ты уже и позабыла, как это выглядит.
– Ну, позабыть еще не успела, но по твоим блинчикам, тетя Мила, всегда скучаю. Вкуснотища невообразимая!
Позавтракав и чувствуя, что теперь смело могу ничего не есть вплоть до самого ужина, я решила вернуться в гостиницу, чтобы, если снова произойдет что-то непредвиденное, не оказаться в стороне.
Но, припарковавшись и уже собираясь выйти из машины, я увидела нечто такое, что заставило меня изменить планы.
Из дверей, как-то странно, воровато оглядываясь, как будто проверяя, не следит ли кто за ним, выходил сосредоточенный и на вид совершенно трезвый Миша. Помня, в каком состоянии он вернулся вчера, да и вообще заинтригованная непривычным поведением этого всеобщего нелюбимца, я подумала, что неплохо было бы посмотреть, куда это он направляется, применяя такие чрезвычайные меры предосторожности.
Пропустив Мишу вперед и стараясь быть бесшумной и незаметной, я тихо вышла из машины и двинулась следом за ним, то скрываясь в древесных зарослях, то прячась за каким-нибудь ларьком.
Но слишком далеко мы не ушли.
Дойдя до ближайшей остановки, Миша сел в подошедший автобус, и, понимая, что следовать за ним дальше, оставаясь незамеченной, мне не удастся, я с досадой вернулась на исходные.
«И куда это его понесло? – раздраженно думала я, проходя в вестибюль. – Он в это время еще дрыхнуть должен, похмелье переваривать».
В общем-то, случай был незначительный и, возможно, совсем не важный, но в свете последних событий каждая мелочь приобретала значение, и, не зная ответов на ключевые вопросы, я готова была искать их везде, где только можно.
Маша уже сдала смену, и на ресепшене снова сидел юноша, которому досталось непростое дежурство во время происшествия с собакой.
– Как дела? – приветливо осведомилась я. – Чрезвычайных происшествий не было?
– Пока нет, – понимающе улыбнулся он. – Из ваших никто еще не выходил.
Уже зная, какими могут быть причины этого невыхода и догадываясь, что вчерашний стресс Земелин вполне мог попытаться снять повышенными дозами коньяка, я сочла за лучшее дождаться, пока он проснется сам, и прошла в номер к Изольде.
До десяти часов оставалось еще целых двадцать минут, но, томимая нетерпением, я таки достала трубку и набрала Бориса.
– Переживаешь? – с некоторой ехидцей ответил он на мой ненавязчивый и деликатный вопрос. – Ладно уж, не буду тебя томить. Ребята постарались, сделали оперативно, так что результаты были известны уже утром. Пляши – ДНК не совпало. Похоже, не твоей Изольде эта девушка перед смертью обшивку попортила.
– А я и не сомневалась, – стараясь не выдавать волнения, проговорила я в ответ. – Что ж, теперь ребятам твоим остались сущие пустяки – выяснить, кто действительно это сделал.
– Смотри, не рано ли радуешься. Алиби-то у нее все-таки нет. Ну и потом – клиентка твоя известная певица как-никак… Может, она просто сама ручки марать не захотела. Попросила кого-то поспособствовать, а сама стояла в сторонке, на предсмертную агонию любовалась…
– Боря, ты прямо извращенец какой-то. Такие мысли только шизанутому маньяку могут в голову прийти, а Изольда все-таки баба вменяемая. Хотя и певица. Ищите лучше настоящего убийцу, а ее оставьте в покое. Она и так там, наверное, в глубокой коме.
– Ну, до потолка от радости не прыгает, это уж само собой.
– Вот именно. Как думаешь, теперь удастся ее из камеры вытащить? Хоть под подписку…
– Попытаться можно. Прямых улик нет, так что… думаю, шансы будут.
Это-то я и хотела услышать. Теперь мне было что сказать Земелину, да и самой можно было уже конкретно определяться с дальнейшими действиями.
«Значит – не она. Сто процентов – не она, – думала я, сидя на диванчике и от нечего делать прихлебывая апельсиновый сок. – Значит, дело наше правое и можно активизироваться. Алиби – ерунда. Плевать, что никто не видел. Мало ли что ей могло в голову взбрести… творческая личность… Может, и правда с мужиком была».
Посидев еще немного, я услышала, как открылась соседняя дверь, и поспешила в коридор сообщать радостные новости.
Мутный взгляд Земелина и нетвердая походка со всей ясностью доказывали, что догадки мои насчет коньяка были небезосновательны.
– А… Женя… Ну как там… – без всякого энтузиазма промямлил он. – Как экспертиза? Уже известно что-то?
– Кожа под ногтями Ольги принадлежит не Изольде, и я думаю теперь, учитывая, что единственная прямая улика свидетельствует о ее непричастности, есть смысл попытаться освободить ее под подписку о невыезде или домашний арест, – четко отрапортовала я.
– Что?! Как?! Значит – не ее?! Так что ж ты… что ж ты раньше-то молчала?!.
Земелин чрезвычайно оживился, даже, кажется, протрезвел, и, бегая из стороны в сторону, бросал отрывистые, бессвязные фразы, видимо, пытаясь совладать с волнением:
– …а никто и не сомневался… ну, я им устрою!.. Теперь на одних неустойках – разорятся… Нашли убийцу… тоже мне… деятели… Макс!! – неожиданно заорал он на весь коридор, и на крик из своего номера тут же выбежал озабоченный Чаркин.
– Что?! Что опять?!
– На пять часов – пресс-конференцию, собери всех… Всех!! Журналюг этих, радио, телевидение… Всех! Все чтобы знали. Сенсации они любят… Я им покажу сенсацию… В полицию – иск о моральном ущербе. Поговори там… с юристами, подготовь. Я посмотрю, если нормально – подадим. Пускай попрыгают. Сенсации они любят… А сейчас – машину, едем за Изольдой. Все! Хватит! Насиделась. Убийцу они нашли…
– Толик… подожди… объясни толком, – тараща глаза, проговорил ничего не понимающий Чаркин. – Что случилось-то?
– Случилось?! А ничего не случилось! Вот именно – ни-че-го! На пустом месте сделали скандал, невинного человека посадили в камеру… Ну, я им устрою!
– Поехать можно на моей машине, – вставила я свое веское слово.
– А?.. Да?.. – как будто только что вспомнив обо мне, рассеянно произнес Земелин. – Ну что ж… что ж, это даже лучше. Прекрасно! Значит – едем! Сейчас я только… нужно умыться да кофейку, что ли, там… для бодрости. Макс, закажи чего-нибудь тут у них… в ресторане, там неплохо готовят, я пробовал.
– Да объяснит же мне, наконец, кто-нибудь, что тут произошло?! – теряя терпение, в третий раз воззвал Чаркин.
– Это не она, понимаешь?! – сияя взором, проговорил Земелин. – Не она. Не ее кожа под ногтями, не совпал анализ. Понимаешь?!
– А-а-а… вот оно что… – протянул Макс, кажется, соображая, как правильнее будет ему отреагировать. – Да никто и не сомневался, – через некоторое время с демонстративной уверенностью повторил он фразу Земелина. – Действительно… нашли убийцу… тоже мне…
Несмотря на то что воспрянувший духом продюсер, кажется, готов был выехать немедленно, до реального старта прошло не меньше часа.
Сначала Земелин завтракал и приводил себя в порядок, потом с кем-то созванивался и долго говорил по телефону и только затем, выяснив все вопросы и поняв, что новая поездка не окажется такой же безрезультатной, как вчерашняя, громко постучал ко мне в номер и сообщил, что уже пора.
Используя свои старые связи и знаменитое столичное имя, Земелину удалось договориться, чтобы Изольду освободили под домашний арест. Поскольку алиби на момент убийства у нее все-таки не было и она продолжала упорно скрывать, где именно находилась все это время, подписку о невыезде посчитали мерой ненадежной, а о залоге не стали даже слушать. Кроме того, продолжать концертную деятельность тоже запретили, мотивируя это тем, что арест есть арест, пускай и домашний.
Пока ехали в машине, Земелин на все лады возмущался и говорил, что на пресс-конференции выскажет все, что наболело, и не пощадит никого.
– Они хоть понимают, на какие бабки я попадаю из-за этой их безалаберности?! – возмущенно орал он на ни в чем не повинного Макса. – Деятели… Вместо того чтобы убийц искать, порядочным людям покоя не дают… создают проблемы на пустом месте… Ну, попляшут они у меня! Макс, что там насчет иска? Я им, засранцам, все неустойки выставлю… пускай возмещают.
– Я созванивался, назначил встречу. Сказали, разговор не телефонный. Думаю, лучше будет, если ты тоже… поприсутствуешь.
– Ну это… если получится. Сейчас нужно Изольду в себя привести, она там, наверное… Вчера лица на ней не было.
Изолятор находился на окраине города, и ехать пришлось довольно долго, но зато на месте все получилось оперативно и без проволочек. Сотрудники и руководство заведения, по-видимому, уже предупрежденные о нашем прибытии, быстро подготовили все необходимые документы, и пока один из полицейских ходил за Изольдой, Земелин успел все подписать и выслушать подробные инструкции о том, как нужно вести себя и какие правила соблюдать в условиях домашнего ареста.
В сопровождении полицейского, который должен был проследить за тем, чтобы Изольда прибыла именно туда, куда надо, и все оговоренные условия и правила были соблюдены, мы вышли из мрачных казематов на свежий воздух и всей компанией загрузились в мой верный «фольк».
Выражение Земелина, что на Изольде «нет лица», подтверждалось со всей очевидностью. Она почти не реагировала на окружающие события, на меня взглянула как на пустое место, как будто видела впервые в жизни, и вообще, пребывала в некоей прострации, из которой вывести ее не смогло даже освобождение.
Платье, в которое второпях нарядила я ее вчера, было не очень длинным, и бросался в глаза черный ремешок на щиколотке с укрепленным на нем каким-то небольшим датчиком.
«Ну что ж, теперь точно не сбежит», – с иронией думала я, пока пассажиры устраивались на сиденьях.
Сказав, что по правилам Изольда во время транспортировки должна находиться с ним рядом, полицейский сел на заднее сиденье слева от нее, возле дверцы. По правую руку приземлился Земелин, тоже, по-видимому, не желая отходить далеко. Чаркин сел на переднее сиденье. Я включила двигатель.
