5
В гостиницу мы вернулись поздно, до ночи просидев в ресторане, где девушки полностью возместили совершенно улетучившийся к тому времени коньячный допинг. Изольда, ссылаясь на завтрашнее выступление, пыталась отнекиваться, но Лиля и Аллочка, мотивируя тем, что концерт только вечером и «до этого сорок раз все пройдет», приставали так настойчиво, что ей то и дело приходилось соглашаться.
Зато в гостиницу она вернулась веселая, окончательно позабыв всякие ужасы, и, поднимаясь в номер, смело и разухабисто спрашивала меня тоном человека, которому море по колено:
– Ну что, Женя? Ты снова вперед? Навстречу бешеным псам?
– Да, я снова вперед, – без тени юмора ответила я, в отличие от Изольды еще не позабыв истерику, которую вызвал прошлый случай, и зная, что ожидать можно чего угодно.
Окинув взглядом совершенно пустынный в этот час коридор, я поставила Изольду так, чтобы, когда дверь номера будет открыта, она оказалась за ней, и повернула ключ в замочной скважине.
В этот раз я подготовилась заранее и оставила включенными несколько ламп, строго-настрого наказав гостиничному персоналу, чтобы никакие горничные и уборщицы не вздумали их выключать. Поэтому, когда я открыла дверь, мне не пришлось вглядываться в кромешную тьму, и, внимательно осмотрев пространство и не обнаружив ничего подозрительного, я медленно вошла в номер, чтобы убедиться уже непосредственно на месте, что все в порядке.
Изольда, не перестававшая довольно громко иронизировать по поводу моей осторожности, наконец-таки нашла отклик в сердцах, и на голос из соседнего номера вышел Земелин.
– Иззи, что так поздно? – начал он, но тут, по-видимому, сработало обоняние, и продолжил он несколько иным тоном: – Ты что, пила?! Завтра концерт! Ты думаешь головой?!
– То-о-олик, ну не сердись, – тоном капризной маленькой девочки протянула Изольда. – Могу я немного расслабиться… Концерт только вечером, а я уже утром буду как огурчик. Вот увидишь…
– Увидишь… Посадишь связки, вот тогда увидишь…
Услышав разговор, из своего номера вышел Чаркин, и теперь вся компания была в сборе.
– А, это вы… – рассеянно проговорил он, как будто ждал кого-то другого. – А я думаю, кто это тут… Решил, Миша своих синюшных дружков притащил…
– Миша? – переспросил Земелин. – А его что, до сих пор нет?
– Увы! – саркастически улыбнулся Чаркин. – Или – ура. Не знаю.
– Зато я знаю… – тоном, не сулившим ничего хорошего, проговорил Земелин. – Все, хватит с меня… Посажу его на сдельную. Пока обработки не сдаст, ни копейки не получит…
– Давно, давно пора, – чрезвычайно оживился Чаркин. – А то возомнил о себе… крон-принц, мать его… Все вкалывают, Изольда вкалывает, один он…
Я проверила номер и не обнаружила ничего опасного, кроме большого букета белых хризантем, лежащего не журнальном столике.
– О! Цветочки! – весело проговорила Изольда, следом за мной входя в номер и с видимым удовольствием обеими руками беря букет. – Еще помнят, еще любят…
– Подожди-ка, – остановила я ее. – Сначала я.
Я взяла цветы и, пока Земелин и Чаркин один за другим входили в номер и рассаживались по диванам, внимательно осмотрела их. Вскоре я обнаружила вложенную записку.
– О! Записочка! – все тем же непрошибаемо счастливым тоном произнесла Изольда. – Что ж, Женя, читай. Раз уж ты взялась…
– «От Оли», – машинально проговорила я вслух не слишком многословный текст.
– От кого?! – хором спросили Земелин и Изольда, а Чаркин безмолвно уставился на меня, всем видом показывая, что присоединяется к общему изумлению.
Затрудняясь с тем, как можно прокомментировать сложившуюся ситуацию и этот неожиданный подарок, я в безмолвии смотрела на букет, переводя взгляд с цветка на цветок и пытаясь сообразить, что бы это значило, и вдруг поняла, что цветов – четное количество.
«Не может быть… – уже ничего не произнося вслух, чтобы не вносить дополнительное смятение в массы, подумала я, снова пару за парой перебирая глазами пушистые белые шары. – Два, два, два… Черт! Все по два. Ни одного лишнего, чтобы образовался нечет…»
– Может, просто кто-то пошутил, – между тем сказал Земелин.
– Да! Знаю я эти шутки, – снова расстроившись и даже слегка протрезвев, ответила Изольда. – То бешеные собаки, то какие-то непонятные цветы… Может, они отравленные…
– Ты что, их есть собираешься?
– Ну… мало ли… Может, их каким-нибудь веществом побрызгали… смертельно опасным.
– Иззи, не говори ерунды. Мы сейчас все выясним.
Земелин позвонил на ресепшен и, заказав кофе, попутно поинтересовался, откуда в номере взялись цветы.
– …да?.. да?.. Хорошо. Хорошо, спасибо. Ну вот – ничего сверхъестественного. Цветы доставил курьер, и в номер их притащил сам дежурный, никаких посторонних не было. Не о чем волноваться.
Когда принесли кофе, Земелин щедро влил в каждую чашку хорошую порцию коньяка, по-видимому позабыв, что только что сам отчитывал Изольду за неуместные возлияния.
Мне предложили присоединиться, но от коньяка я, как обычно, отказалась, ограничившись кофе. В отличие от своих спокойных и уже переходящих в стадию вечернего расслабления собеседников я понимала, что беспокоиться-то как раз есть о чем. Но не представляя, как можно объяснить этот новый демарш и не имея никаких версий, я видела, что пока мне остается только ждать дальнейшего развития событий и смотреть в оба.
Общий разговор постепенно перешел на обсуждение нюансов предстоящего концерта, и, не очень внимательно вслушиваясь, я подключалась только тогда, когда речь заходила об обеспечении безопасности и моей роли в этом процессе.
Беседа затянулась, а около двенадцати ночи из коридора послышались звуки каких-то движений и непонятное бормотание, заставившее всех тревожно насторожиться.
Сказав, что всем нужно оставаться на своих местах, я осторожно выглянула из номера, но оказалось, что это всего лишь Миша. Он еле волочил ноги и все порывался спеть, но продюсер с директором, подхватив его под руки, быстро успокоили и почти занесли в номер.
Вернувшись в номер Изольды, я услышала, что в ванной льется вода, и поняла, что еще один длинный день наконец-то окончен. Земелин, заглянувший снова, видимо, чтобы пожелать спокойной ночи, тоже, вероятно, догадался, что ему предстоит ночевать у себя, и, как мне показалось, не особенно огорчился.
На следующее утро, встав, как обычно, в шесть, я битых четыре часа вынуждена была слоняться по гостинице, не зная, чем себя занять в ожидании, когда проснется Изольда.
Наконец в одиннадцатом часу дня из спальни послышались-таки некие невнятные звуки. Обрадовавшись, что закончилось томительное ожидание, я и представить не могла, что уже через час буду вспоминать о нем с сожалением как об утраченном счастье.
Изольда, до этого момента совершенно равнодушная к внешней обстановке, евшая и пившая все подряд и вспоминавшая о Земелине, только когда уже совсем нечем было заняться, теперь действовала с точностью до наоборот.
Она требовала вокруг себя абсолютной тишины, заказала какой-то специальный завтрак, который пришлось везти с другого конца города из специального ресторана, где наисвежайшие, экологически чистые продукты ежедневно получали с собственной фермы, и ни на шаг не отпускала от себя Земелина, то и дело спрашивая у него, как звучит ее голос.
Впрочем, не нужно было быть музыкальным продюсером, чтобы догадаться, что после вчерашнего ужина он не зазвучит никак. Сипловато-хрипловатое постанывание, которое после коньячка выдавала Изольда, сразу напомнило мне об образном сравнении Чаркина с воем на луну.
Но фермерский завтрак пошел на пользу, и часам к двенадцати даже я, непрофессионал в этом деле, с уверенностью могла констатировать, что песенные отрывки, которые пыталась репетировать Изольда, она именно пропевает, а не воет и не мычит.
Впрочем, хрен редьки не слаще, и я, как-то не успевшая морально подготовиться к еще одной репетиции, только нечеловеческим усилием воли удерживала себя от непреодолимого желания наглухо заткнуть уши.
– Пойду посмотрю, что там в коридоре, – наконец не выдержала я.
– Да, да, Женечка, конечно… – рассеянно ответила Изольда, снова набрав дыхание для очередной вокальной фразы.
В коридоре было не так слышно, и я могла немного отдохнуть от пыток высоким искусством.
– Что, телохранитель, уши вянут? – как-то без энтузиазма ухмыльнулся выползший на белый свет, по-видимому, только что проснувшийся Миша и, шаркая ногами, поплелся вниз по лестнице.
В отличие от наших прошлых встреч он был совсем не агрессивен, не пытался острить и являл собой воплощенную тишину и смирение. Наверное, борьба с похмельем отняла последние силы.
«Хм… а не он ли прислал цветочки?» – как-то невзначай подумалось мне, и я взяла эту мысль на заметку.
Утомительные распевки закончились только к трем часам, когда уже нужно было собираться в театр. Концерт начинался в пять, и хотя перед Изольдой выступала еще какая-то группа для разогрева, выезжали все равно заранее, чтобы не спеша подготовиться да и не нарваться снова на любвеобильных фанатов.
Изольда, до сих пор производившая на меня впечатление женщины самоуверенной и своенравной, сейчас по-настоящему волновалась, и, сидя рядом с ней в лимузине и слушая, как, пытаясь купировать это волнение, она перекидывается короткими фразами ни о чем с Земелиным, я даже сочувствовала ей.
Приехав в театр, она засела в гримерке, никого не подпуская к себе, кроме Аллы и Наташи, и даже мне большую часть времени пришлось провести в коридоре, любуясь на закрытую дверь.
Наконец объявили ее выступление, зал зааплодировал, и, заняв позицию в боковой кулисе, я могла наблюдать, как решительно двинулась она на сцену и как нервно подрагивают ее пальцы.
Но с первыми звуками вступления волнение куда-то ушло, Изольда уверенно сняла со стойки микрофон, и все – и зрители, и местные ее коллеги, в бесчисленном множестве попрятавшиеся за кулисами, – услышали тот самый чарующий, бархатный голос, который уже звучал здесь вчера на репетиции.
Концерт прошел на ура. Каждая песня заканчивалась бешеной овацией, Изольду бесконечно вызывали на «бис», и бедная тетя Мила, которую очень хорошо видела я со своей позиции, снова не могла пробиться сквозь толпу обожателей, чтобы подарить цветы.
– Наконец-то! Наконец-то наша Изя получила свою долю счастья! – привычно иронизировал Миша, невесть откуда появившийся за кулисами. – А то замучили ее, бедную… нападениями.
При этих словах он весьма двусмысленно скосил взгляд в мою сторону, и циничная ухмылка, блуждавшая в этот момент на его физиономии, заставила сильно сомневаться в искренности этого сочувствия.
Выступление закончилось в одиннадцатом часу вечера, но не закончились восхищенные поздравления, и Изольду, неубедительно пытавшуюся отговориться усталостью, дружно и настойчиво приглашали отметить этот успех уже восхищенные коллеги, сменившие восхищенных зрителей.
В помещении буфета, в какой-то потайной комнате, не заметной для постороннего наблюдателя, уже были расставлены столы, и Изольда, со всех сторон окруженная толпой, из которой неслись комплименты, волей-неволей следовала общему потоку, постепенно продвигаясь в направлении подготовленного фуршета.
Понимая, что в такой обстановке навряд ли кто-то решится осуществить диверсию, я немного расслабилась и, предоставив клиентку заботам обожателей, скромно наблюдала со стороны, следя за обстановкой в целом.
Думая, что остаюсь незамеченной и в этой многоликой и многолюдной толпе, целиком сосредоточенной на героине сегодняшнего дня, никто не обращает на меня внимания, я вспоминала подозрительное поведение Миши и раздумывала, чем еще это может грозить. Но через некоторое время, повинуясь какому-то подсознательному импульсу, я бросила взгляд в сторону и увидела, что на меня очень пытливо и, по-видимому, давно смотрит довольно симпатичный высокий парень.
Заметив, что я наконец-то обратила на него внимание, он подошел ближе.
– Добрый вечер, – приветливо улыбнулся он. – Меня зовут Валерий. А вы, наверное, Евгения? Телохранитель Изольды, правильно?
– Ну, как-то так, – осторожно ответила я.
– У нас уже ходят о вас легенды.
– В самом деле? А вы… работаете здесь? – в свою очередь поинтересовалась я. – Тоже поете?
– Ну да. Это ведь оперный театр. Здесь все поют.
Валерий оказался довольно интересным и остроумным собеседником да и вообще произвел на меня весьма положительное впечатление, и, думая о том, что забавно будет для разнообразия закрутить интрижку с оперным певцом, как ни странно, молодым и симпатичным (почему-то слова «оперный певец» всегда вызывали у меня ассоциацию с толстым пожилым дяденькой), я беспечно болтала, признаюсь, легкомысленно позабыв о своих профессиональных обязанностях.
Валерий предложил мне экскурсию по театру, но поскольку до такой степени забыть о долге я не могла, покидать банкетный зал, где за спинами поздравляющих совсем затерялась Изольда, отказалась наотрез. В итоге мы просто уединились за небольшим столиком, стоявшим несколько в стороне от остальных, и, с интересом слушая рассказ Валерия о разных необычных и забавных случаях театральной жизни, я не спеша прихлебывала кофе, уверенная, что нисколько не потеряла, не попав на экскурсию.
Разговор шел хорошо, но закончился как-то странно. Я все ждала, что мне вот-вот предложат продолжить знакомство где-нибудь в более интимной обстановке или хотя бы пригласят в кафе, но Валерий, проговорив около часа, неожиданно замахал рукой кому-то в толпе празднующих и, извинившись, встал из-за столика и больше не вернулся.
«Прикольные они, эти… певцы, – не зная, как расценивать такое поведение, думала я. – Ему что, просто пообщаться было не с кем?»
Между тем в ресторанном зале раздалось очередное многоголосое «Браво!», и, отыскав глазами Изольду, я снова сосредоточилась на внимательном наблюдении за обстановкой.
Поздравительный банкет закончился около часа ночи, и извинить такое легкомысленное поведение знаменитой певицы снова могло только то, что завтрашний концерт тоже начинался вечером и у нее было время прийти в себя после новых внушительных доз алкогольных напитков.
Зато на этот раз никто не выговаривал ей и не журил за плохое поведение, поскольку Земелин, тоже принимавший самое активное участие в торжестве, к моменту отбытия в гостиницу уже не вязал лыка.
В номере, куда по уже установившейся традиции я снова вошла первой, на сей раз не оказалось никаких сюрпризов, даже загадочных букетов «от Оли», и этот день я для себя отметила как день без происшествий, наивно понадеявшись, что так оно пойдет и дальше и «темные силы», которые незадолго до того поминала в эмоциональной речи Изольда, наконец успокоились и не будут больше досаждать нам.
Учитывая позднее время и степень расслабленности организма после банкета, Изольда не стала даже принимать ванну, а сразу ушла в свою спальню и, по-видимому, моментально заснула.
Не мудрствуя лукаво, я и сама решила последовать этому благому примеру и, приняв успокаивающий теплый душ, уютно устроилась под одеялом и погрузилась в объятия Морфея, тихая и умиротворенная, даже не подозревая, что, проснувшись на следующее утро, обнаружу, что мир перевернулся вверх дном.
Встав, как обычно, в шесть, я сделала несколько упражнений для разминки, приняла ванну и уже совсем собралась было спуститься вниз, чтобы организовать себе завтрак, когда услышала из вестибюля множество возбужденных голосов, о чем-то весьма эмоционально споривших.
– Но я не могу вас пропустить, она еще спит… – пыталась убедить девушка за конторкой.
– У нас ордер, вы не имеете права препятствовать, – упрямо бубнил в ответ низкий мужской голос.
– Это частное заведение, вы сами не имеете права, – стойко сопротивлялась девушка.
– У нас ордер, – неумолимо гудел бас.
Спустившись по лестнице, я обнаружила несколько человек в полицейской форме, очень расстроенную на вид Машу, которой по какому-то фатальному невезению выпало сегодня дежурить, и растерянного толстенького охранника, совершенно не понимающего, как ему поступить в такой ситуации.
– Женя! – увидев меня, с надеждой обратила ко мне взор бедная Маша. – Скажите хоть вы им…
– А в чем, собственно, дело? – спокойно поинтересовалась я, очень хорошо зная, что в разговорах с представителями официальных властей главное – выдержка.
– А вы кто? – невежливо ответил вопросом на вопрос плотный приземистый мужчина с квадратным лицом и черными густыми волосами.
– Меня зовут Евгения, – вовсе не собираясь сразу раскрывать все тайны, сдержанно сообщила я.
– Это – телохранитель Измайловой, – поспешила доложить Маша. – Она вас просто не пустит. И ничего вы не сделаете. Она знаете, как… знаете, какая…
Наверное, басовитый крепыш, вторгшийся в столь ранний час на территорию частного заведения, не вызвал у нее сочувствия и сейчас, исчерпав все прочие средства, она решила его напугать.
– Телохранитель?.. – усмехнулся мужчина, почти не слушая страшные Машины угрозы. – Как интересно… Слышь, Коля, ты, может, за вторым ордером сгоняешь? А мы тут пока подождем. Примадонна-то, я так понимаю, все равно еще дрыхнет. Или прикидывается…
– Все-таки вы не могли бы объяснить, в чем дело? – собрав всю дарованную мне природой выдержку, снова очень спокойно спросила я. – Что это за ордер, при чем здесь Изольда? У нее вчера очень поздно закончился концерт, и она действительно сейчас отдыхает. Может быть, ваш визит стоит немного… перенести?
– Что за ордер, говоришь? – тоном, не сулившим ничего хорошего, ответил чернявый. – На арест ордер, девушка. И переносить мы ничего не будем. Давай вытаскивай свою приму из кроватки, или где она там сейчас, да собирай ее в дорогу по-быстрому. Много вещей не укладывай, здесь недалеко. А если будешь и дальше тормозить и спектакли мне тут разыгрывать, я могу рассердиться и подумать, что хочешь оказать сопротивление при аресте. А это, сама понимаешь, дополнительная статья.
– Постойте… подождите… какой арест? – ничего не понимая, застигнутая врасплох этой неожиданной новостью, пробормотала я. – Вы, наверное… наверное, здесь какая-то ошибка. В этой гостинице проживает певица, Изольда Измайлова, она приехала на гастроли и…
– И заодно решила рассчитаться по старым долгам. Так? – безапелляционно отрезал бас. – Или вы снова будете притворяться, что ничего не знаете? Про Ольгу Быстрову слышали что-нибудь? Про застарелую вражду, взаимное непонимание…
– Ну… да… я слышала, но… но это ведь очень давняя история, все уже забыто давно, неужели вы думаете…
– Ну, видать, не совсем еще забыто, – снова ехидно усмехнулся чернявый. – Если так… так решительно действовать готовы… некоторые. Концерт у нее закончился… поздно.
Один из полицейских, находившихся в вестибюле, по-видимому, из сочувствия к моему совершенно искреннему недоумению наконец решил прояснить дело и с выражением, с которым оглашается смертный приговор, произнес роковую фразу:
– Ольга Быстрова вчера вечером была задушена в своей квартире, и, учитывая обстоятельства, в совершении этого преступления подозревается Изольда Измайлова. Мы пришли задержать ее.
Признаюсь, эти слова повергли меня в шок, и на несколько секунд я утратила чувство реальности.
– Но… но… но… Но она не могла этого сделать, – с трудом подбирая слова, из последних сил пыталась я возразить. – Я ведь говорила вам, вчера у нее был концерт. Весь вечер она провела на сцене, потом… потом был банкет… масса народу, все ее видели… Она просто не могла. Физически не могла, понимаете?
– Вот именно, – вступил чернявый. – Масса народу, все навеселе, никому ни до кого нет дела… Чего проще – незаметно выскользнуть на несколько минут… хоть вон, в туалет, например… Сделать все дела и вернуться как ни в чем не бывало. Вы в курсе, что квартира Быстровой рядом с театром? Десять минут ходьбы. А бегом и того меньше… Впрочем, что это я тут… объясняю. Не препятствуйте, девушка, нам нужно провести задержание. Поднимайтесь, ребята, не хотят говорить, в каком она номере, так мы сейчас все их проверим…
Маша с безысходным отчаянием на лице бросила последний взгляд утопающего в мою сторону, и я поняла, что пора действовать.
Было совершенно ясно, что чернявый настроен решительно и без Изольды отсюда не уйдет. С другой стороны, если поднимется переполох и ничего не соображающий спросонья Земелин вдруг узнает, что кто-то явился сюда арестовывать его звезду, последствия могут оказаться необратимыми.
А между тем ситуация весьма двусмысленная и, не зная, откуда здесь растут ноги, очертя голову ввязываться в скандал, на мой взгляд, было бы большой ошибкой.
Поэтому, быстро взвесив в уме все «за» и «против», я решила пока уступить поле боя врагу, чтобы выиграть время и подготовить нападение.
– Позвольте ей хоть одеться, – примиряюще проговорила я, давая понять, что капитулирую перед превосходящими силами противника.
– Десять минут, – немного помолчав, отрезал чернявый. – Ребята… айда назад. Так уж и быть… пускай… соберутся там. Бабы…
Группа захвата, уже было двинувшаяся вверх по лестнице, вернулась на исходные, и, понимая, что чернявый не шутил и времени у меня мало, я поспешила в номер к своей подопечной.
Нужно было сделать все по-тихому, чтобы не проснулся Земелин или Макс и оба не начали бы по новой выяснять обстоятельства, окончательно выведя из себя и без того уже раздраженного басовитого мужчину. Разобравшись в обстоятельствах, мы могли бы использовать массу вариантов смягчения такой жесткой меры, как арест, – ту же подписку о невыезде, например, – но это нужно было делать спокойно и на трезвую голову, а ни Чаркин, ни Земелин, едва очухавшись после вчерашнего торжества, наверняка не смогли бы продемонстрировать ни того, ни другого.
Поэтому, заскочив в номер, я схватила первое попавшееся платье и вбежала в спальню к Изольде.
Измайлова спала сладким сном, не подозревая о том, какие тучи собрались на ее небосклоне.
– Изольда… Изольда! Вставай! – слегка толкая туда-сюда, попыталась разбудить ее я. – Вставай, нужно собираться.
– А?.. Что?.. – с трудом разлепляя веки, в полусне пробормотала примадонна. – Кто это? Женя?.. Ты чего? Что-то случилось? Сколько времени?
– Много уже времени. Вставай. Форс-мажор. Нужно собираться. Вот… надевай платье… скорее. Нас ждут.
– Ждут?.. Кто ждет? Опять интервью? Но это нужно было заранее договариваться… и время… время назначить. Сколько сейчас времени?
Неуклюже тыкаясь руками в платье, которое я пыталась на нее надеть, Изольда бросила взгляд на часы, и ее сонливость сняло как рукой.
– Семь часов?!! – возмущенно завопила она. – Ты с ума сошла?!! Кто позволил будить меня в семь часов?!
– Изольда, послушай… у нас чрезвычайные обстоятельства… сейчас ты должна успокоиться и делать то, что я тебе скажу. Понятно? Ты слышишь меня? – стараясь быть спокойной, уговаривала я.
– Обстоятельства? Какие обстоятельства? – слегка утихнув, недоумевающе пробормотала Изольда.
– Тебя кто-то подставил… Нужно во всем разобраться, но сейчас нет времени. Сейчас ты должна проехать в полицию и быть как можно более сдержанной. Не возмущаться и не возражать. Лучше всего вообще не разговаривай с ними…
– Проехать… куда???
Поняв по ее изумленно округлившимся глазам, что прима окончательно проснулась, я усилила натиск и, натягивая платье на безвольно поддающееся тело, со всей возможной убедительностью стала внушать:
– Главное – не возмущайся. Что бы ни происходило, старайся быть сдержанной. Просто не реагировать. Все это – абсолютное недоразумение, но сейчас мы ничего не знаем, и чтобы начать действовать, нужно разобраться в обстоятельствах. А скандал ничему не поможет. Только сделает еще хуже. Поэтому я и говорю – ты должна быть спокойной. Нужно выиграть время… Ну вот, теперь, кажется, все в порядке…
Я еще раз окинула взглядом Изольду и, сочтя, что для визита в тюремную камеру она выглядит вполне удовлетворительно, крепко взяв под руку, повела ее из номера, на ходу давая последние рекомендации.
– Главное – сдерживай эмоции. Не провоцируй их. Делай, что тебе скажут, не возражай и не возмущайся. Воспринимай это как очередную интригу против тебя. Чем спокойнее ты будешь себя вести, тем больше будет оснований потом, когда все это закончится, говорить, с каким благородным достоинством ты перенесла…
Но мы уже выходили в вестибюль, и мне пришлось прервать свою психологическую установку.
– Разрешите представить – Изольда Измайлова, – торжественно объявила я, чтобы придать солидности появлению примы и хоть как-то сгладить ситуацию.
Но это не особенно помогло. Изольда, кажется, только сейчас сообразившая, что происходит, беспомощно оглядывалась по сторонам, как бы ища поддержки, а чернявый плотоядно улыбался в предвкушении неудержимой истерики приезжей знаменитости, о которой он во всех подробностях расскажет своим друзьям.
– Женя… что это… куда это… куда мы сейчас…
– В тюрьму, дамочка, в тюрьму, – ласково проговорил чернявый. – В места не столь отдаленные. Там и споете…
– Женя…
– Изольда, будь мужественной. Обещаю тебе, что уже к вечеру мы все разъясним и уладим это недоразумение.
– Ну, к вечеру – это навряд ли… – с сомнением прозвучал бас.
– Женя…
– Главное, не поддавайся на провокации. Помни, что я говорила тебе…
Но на Изольду уже надевали наручники, и навряд ли она в этот момент была в состоянии адекватно воспринимать окружающую действительность.
Проводив ее до машины и с удовлетворением отметив про себя, что хоть здесь-то полицейские поступили по-человечески и приехали на обычном седане, а не в фургоне с решетками, я вернулась в гостиницу, соображая, что сейчас должна сделать.
– Что же теперь будет?.. – обхватив руками щеки, сокрушалась Маша, но я не разделяла ее пессимизма.
– Ничего особенного, – бодро сказала я ей. – Вечером, когда Изольда вернется, набегут корреспонденты, и завтра ты сможешь прочитать во всех газетах про очередную скандальную сенсацию.
– Но ведь он говорил… убийство, – не успокаивалась Маша.
– Вполне возможно. Только навряд ли его совершила Изольда. Она весь вечер была у меня на глазах, не говоря уже о том, что кроме меня ее видели еще сто человек. Все это наверняка подстроено кем-то, так же, как и…
Но тут я остановилась, вспомнив, что по поводу случая с собакой у нас с тем молодым парнем, что дежурил в тот вечер, образовалось некое молчаливое соглашение о нераспространении, и закончила фразу иначе:
– …так же, как и все эти нападения безумных поклонников, и некоторые случаи… в театре…
– А-а, это когда на сцену упала конструкция, – оживленно подхватила, видимо, бывшая в курсе всех последних событий Маша. – Я слышала… Ужасный случай.
– Ну да. Вот и я об этом. Здесь явно чувствуется чья-то личная заинтересованность, и, узнав, чья именно, мы без труда определим…
Я убеждала Машу, что все легко и просто, что недоразумение разъяснится не позже сегодняшнего вечера, но вместе с тем понимала, что и полицейские не приходят с ордером просто так и наверняка есть во всем этом что-то такое, чего я еще не знаю.
А если не знаю, значит, должна узнать. В конце концов, сейчас моему клиенту угрожает серьезная опасность, и раз уж я на работе, то должна выполнить свои обязанности до конца. Если Изольда ни к чему не причастна – а на тот момент я была глубоко убеждена в том, что это именно так и есть, – то моя задача – как можно скорее вытащить ее из камеры, где ей, наверное, очень непривычно и некомфортно находиться, ну и, если удастся, найти доказательства ее невиновности.
Этим я и предполагала заняться сию же минуту, даже не подозревая, что, получив новую информацию, получу только новые вопросы и сама начну подозревать свою клиентку в совершении этого преступления.
Убедив Машу не спешить сообщать всей округе сенсационную новость и ничего не говорить Чаркину и Земелину до моего возвращения, я вышла из гостиницы и, устроившись в «фольке», набрала давно знакомый номер.
Борька Крылов, закадычный друг, а главное, очень общительный парень, – вот кто сейчас был мне нужен. Борис работал в прокуратуре и благодаря бесчисленным знакомствам всегда был в курсе абсолютно всего, что происходило в нашем городе криминального.
Пока я выясняла отношения с чернявым и морально настраивала Изольду, рабочий день давно вступил в свои права, и теперь, нажимая на вызов, я не сомневалась, что звоню не рано.
– Боря, здравствуй…
– Женька!! – зазвучал в ответ радостный голос. – Вот уж кого не ожидал. Хотя… подожди, я угадаю, наверное, что-нибудь нужно.
– Угадал.
– Ну да, просто так ты разве позвонишь. Нет чтобы встретиться, пообщаться… со старым другом.
– Ты, Боря, для старого друга еще слишком молод, а встретиться и пообщаться я готова хоть сейчас, особенно если у тебя есть интересующая меня информация.
– Вот-вот, я об этом и говорю. Одни корыстные соображения… Ну ладно, выкладывай уже, чего надо.
– Там в ваши прокурорские края случайно не доносился слух об аресте некой знаменитой певицы?
– Измайловой, что ли? – сразу в яблочко попал Боря.
– Ну да. Ты прямо не в бровь, а в глаз. С первого выстрела.
– А чему ты удивляешься? У нас с утра только об этом и разговоры. А тебе-то на кой… погоди-ка… ты у нее… ты с ней работаешь, что ли? В смысле – работала.
– И работала, и работаю, и надеюсь еще поработать, и ни секунды не верю во все эти гнусные обвинения.
– Напрасно.
– Послушай, Боря, она вчера весь вечер была у меня на глазах. Как она могла это сделать? Силой мысли, что ли?
– Не знаю, не знаю… она нанять кого-то могла.
– Ну, ты-то хоть ерунды не говори.
– Почему ерунда? Так бывает. И даже довольно часто. А главное – уж больно раззвонила она об этой своей вражде с этой Ольгой.
– Что, и следователям рассказала? Заранее? Дескать, если что с ней случится, так знайте – это я на нее зуб имела. Так, что ли?
– Следователям муж рассказал. Ну, в смысле, будущий. Она вчера вечером его услала, велела, чтобы не приходил. Ну, в смысле, Ольга. У ней, мол, важная встреча.
– С кем?
– Да кто ж теперь знает?
– И муж не знает?
– И он. Говорит, что очень большой был секрет. И думает, что встреча эта была назначена с Изольдой.
– Это еще почему?
– Ну так… по всему. Все эти тайны, недоговоренности… Если бы был кто-то из старых друзей, для чего было бы ей тут такую конспирацию наворачивать? А вот если кто из старых врагов… Тут, конечно, встречу афишировать незачем.
– Если кто-то из врагов, какие тут могут быть встречи?
– Ой, Женька, ну ты прямо… Я-то откуда знаю? Он говорит… ну, в смысле, муж… говорит, что, дескать, наверное, Изольда каким-то обманным маневром заставила Ольгу согласиться на эту встречу тет-а-тет. Ну, там… пообещала рассказать что-то важное. Или еще как. Ну, та и согласилась. Она у него добрая такая… была. Отзывчивая. А Изольда, мол, пришла, да и…
– С порога удавку на шею накинула.
– Ну, не с порога… Там следы борьбы. И генетический материал под ногтями. Вот закончится экспертиза, и закроют твою Изольду по полной программе. Отправится в дальний путь на долгие года.
– Ну это… это еще доказать надо. Может, этот материал самого мужа окажется. Будущего.
– Исключено. У мужа мама с сестрой и соседи социально активные. Его алиби на момент убийства сто человек могут подтвердить. Он до полуночи дома был, а потом как просек, что любимая на звонки не отвечает, так и забеспокоился. Взял такси, поехал… только все равно опоздал. Но и то хорошо, хоть сразу узнали, до утра не валялся труп.
– А убийство… ну, то есть смерть когда наступила?
– Предположительно с половины одиннадцатого до половины двенадцатого ночи.
– Изольда была на банкете.
– Рад за нее.
– Боря, ты мне ответь, неужели ее арестовали только потому, что муж… ну, то есть жених этой Ольги решил, что это она? Разве это достаточное основание – домысел одного-единственного человека? Этого и для рядового гражданина маловато будет, а Изольда все-таки знаменитость…
– Ну, предположим, арестовали – это сильно сказано. Будем говорить – задержали до выяснения, и, учитывая, что других реальных кандидатур нет, шаг вполне логичный. И тут даже не в муже дело. Я ведь тебе говорил – она сама больше всех звонила об этой вражде. Ну и накаркала себе… Чай, и телохранителя наняла, чтобы от этой лютой врагини охранял, а? – с некоторой иронией добавил прозорливый Боря.
– Не без того. А кто дело ведет? Уж не ты ли? Так подробно все знаешь…
– Да, считай, весь город ведет. Особа-то знаменитая, сама говоришь… Сейчас в театре допросы идут, попозже позвонишь – может, и еще что интересненькое узнаешь… раз уж такая неравнодушная. Правда, не понимаю, почему я так стараюсь. Никакого морального удовлетворения не получаю за свою доброту.
– Позвоню, Боренька, обязательно позвоню. Правда, вот насчет удовлетворения не обещаю, но коньяк за мной и за новости очень буду благодарна.
– Ладно уж… пей мою кровь. Да мне и самому интересно… Такая вроде крутая дама, и – на́ тебе. Там, наверное, одних неустоек за отмененные концерты – разориться…
– А может, и не придется ничего отменять. Ты сам-то неужели серьезно веришь в ее виновность?
– А кому бы еще она понадобилась, эта Ольга? Жила-жила себе, горя не знала, а Изольда приехала, и все. Гитлер капут. Интересное совпадение, ты не находишь?
– Не знаю… Ладно… ладно, я попозже перезвоню.
Закончив разговор с Борей, я еще некоторое время сидела в машине, вспоминая и прокручивая в уме события вчерашнего вечера. Все еще очень далекая от мысли о том, что что-то подобное могла совершить сама Изольда, я уже прониклась некоторыми сомнениями и, одно за другим восстанавливая в памяти вчерашние события, видела, что, в сущности, мой контроль за клиентом нельзя было назвать в строгом смысле тотальным, и Изольда, в целом постоянно бывшая у меня на глазах, все-таки, пускай и ненадолго, то и дело выпадала из поля моего зрения.
Я неотрывно наблюдала за ней, когда она была на сцене, но упускала из виду в перерывах между песнями, когда она, скрывшись где-то в укромном местечке за противоположной кулисой, отдыхала или пила воду. Правда, время этих отлучек было очень коротким и на протяжении его она находилась на глазах других людей, но если быть честной и откровенной, то приходится признать, что в тот вечер имели место перерывы и более длительные.
Припомнив последовавший за концертом банкет и шумную толпу, постоянно скрывавшую от меня клиентку и мешавшую наблюдению, я осознала, что, уверенная, что в такой обстановке Изольде ничего не грозит, я ослабила контроль и почти не следила за ней. А если вспомнить мою интересную беседу с симпатичным Валерием, то можно с уверенностью сказать, что на все это время Изольда была вне зоны моего внимания целиком и полностью. А время это было довольно-таки продолжительным и, кажется, приходилось как раз на период, указанный Борей, как время наступления смерти Ольги Быстровой. Хорошо, если в продолжение его Изольда, как я предполагала, сидела за столом, принимая поздравления. А если нет?
Неясные и очень нехорошие предчувствия закопошились во мне, и я поняла, что необходимо как можно скорее побеседовать с теми, кто вчера на банкете находился непосредственно рядом с Изольдой, сидел с ней за столом.
Припоминая обстоятельства, я как бы прокручивала мысленно вчерашнее кино и видела, что Земелин постоянно передвигался по небольшому залу, подходя поговорить то к тем, то к этим, Чаркин тоже не особенно задерживался за столом, а рядом с Изольдой в те моменты, когда сквозь толпу мне удавалось ее увидеть, были то Лиля, то Аллочка.
«Значит, если Изольда куда-то уходила, об этом должен знать кто-то из них», – решила я и отметила себе, что как только представится возможность, обязательно с каждой из них надо переговорить. Сейчас момент был наверняка неблагоприятный. Боря сказал, что в театре идут допросы, значит, девушкам и без того есть с кем пообщаться. Думаю, этим нужно будет заняться ближе к вечеру, а сейчас мне самой предстоит еще один непростой разговор.
Необходимо было сообщить о последних событиях Земелину, причем сообщить так, чтобы он сразу понял, что мои действия были самым оптимальным вариантом поведения в создавшихся обстоятельствах. Учитывая, что на момент этого важного сообщения продюсер будет не только спросонья, а еще и с жесткого бодуна, я предвидела немалые трудности. Надеюсь, хоть Маша выполнит свое обещание и не станет заранее ничего говорить. Наблюдать еще одну бессмысленную истерику я не имела ни малейшего желания.
Однако вернувшись в гостиницу, я узнала, что никто пока не выходил. В половине двенадцатого дня продюсер и директор еще досматривали сладкие сны, и только Миша, мучимый утренней жаждой, шаркая ногами, медленно спустился по лестнице и, осовело блуждая глазами по сторонам, скрылся в неизвестном направлении.
Появление «серого кардинала», об истинной роли которого мне благодаря словоохотливости взбодренной коньячком Аллочки удалось многое узнать, изменило ход моих мыслей.
Миша, конечно же, лучше всех знавший всю подоплеку внутренних конфликтов в этой тесной тусовке и, как уже не раз могла я убедиться, весьма недоброжелательно настроенный в отношении Изольды, имел полную возможность подставить ее таким замысловатым и жестоким образом.
Было известно, что сам он из Тарасова, что то и дело куда-то пропадает, и если вспомнить вчерашний банкет, то приходится признать, что его там было практически не слышно и не видно. А чтобы Миша, да еще и подшофе, вот так вот просто тихонечко сидел за столиком – этого я себе не могла даже представить.
Если он целыми днями где-то слонялся, значит, старые связи у него остались, и здесь, в Тарасове, есть дружки, которые в случае чего всегда придут на выручку. Какого сорта эти дружки, тоже не трудно было догадаться, просто повнимательнее посмотрев на самого Мишу. Что, если он, утратив последние остатки совести и здравого смысла, уговорил кого-то, кому уже все равно, совершить преступление и таким образом навсегда испортить карьеру Изольды?
Возможно, такое предположение было чересчур смелым, но в виновность самой Изольды мне верилось плохо, а других «реальных кандидатур», как выразился Боря, под руками пока не оказывалось.
Наметив для себя, что следующим пунктом после беседы с Лилей и Аллочкой должен быть разговор с Мишей, я хотела было подняться в номер, как вдруг зазвонил телефон.
Увидев, что на экране высветился номер тетушки, и догадываясь, о чем пойдет эмоциональная речь, я снова вышла на улицу, посчитав за лучшее и этот разговор провести за надежно закрытыми дверями «фолька».
– Женя!! Женечка!! – доносился из трубки отчаянный голос. – Какой ужас! Я сейчас смотрела новости… Это просто немыслимо! Невозможно поверить… Неужели Изольду и правда арестовали?
– Увы, тетя, к сожалению, это правда. Конечно, это недоразумение и все очень скоро разъяснится, но эту девушку… женщину, Ольгу Быстрову, ее убили, это очень серьезное преступление, а учитывая, что о давней неприязни между ней и Изольдой все наслышаны, полиция посчитала необходимым ее задержать. Но я совершенно уверена, что все это ненадолго. Ты не должна волноваться. Вот увидишь, не пройдет и двух дней, как сами они будут приносить публичные извинения.
– Ах… какой это все-таки… ужас. Это чьи-то интриги, я уверена. У настоящего таланта всегда столько завистников… Но как она? Держится?
– Изольда держится молодцом, полна выдержки и решимости, – уверенным тоном врала я. – Она знает, что никто из близких не верит в ее виновность, и не теряет присутствия духа.
– Женечка, ты должна, ты просто обязана помочь ей! В конце концов, ты взялась охранять ее. Так доведи дело до конца.
– Разумеется, тетя, я приложу все усилия.
– Позвони кому-нибудь… из полиции там, или откуда. У тебя ведь масса знакомых в этих кругах. Есть даже довольно приличные молодые люди. Вот тот милый мальчик, который недавно, помнишь, подвозил тебя с какого-то мероприятия…
– Тетушка, в сложившихся обстоятельствах мне пока немножко не до милых мальчиков, но я твои рекомендации обязательно учту и свяжусь со своими знакомыми. Кстати, теперь мне, пожалуй, нет смысла оставаться в гостинице, и если ты приготовишь что-нибудь вкусненькое, я подоспею к ужину.
– Ах… я в таком расстройстве. Не знаю, смогу ли…
– Сможешь, тетушка. Ты ведь у меня виртуоз. Займись своим любимым делом, возможно, как раз это и отвлечет тебя от мрачных мыслей и ты успокоишься.
– Не знаю… не знаю, попробую. А когда ты приедешь?
Этот вопрос застал меня врасплох, поскольку, планируя свои грандиозные планы, я не могла даже приблизительно определить, когда закончатся все намеченные мною интервью.
– Ну… приблизительно… приблизительно, часам к восьми… да, наверное, так. Думаю, к восьми успею.
– Ну, хорошо… Хорошо, я попробую что-нибудь приготовить.
Не успела я нажать на сброс, закончив разговор с тетей, как телефон снова зазвонил и из трубки раздался возбужденный голос Бориса:
– Женька! Ты с кем это там болтаешь?! Просила новости сообщить, а до самой не дозвонишься ни хрена…
Судя по тону, которым говорил Боря, а главное, по тому, что, не дожидаясь моего звонка, он позвонил сам, ожидавшие меня новости были из ряда вон выходящими, и я навострила уши.
– Ну, попала твоя Изольда! – между тем говорил Боря. – Попала по полной программе. И как это так она умудрилась, как ты утверждаешь, весь вечер быть у тебя на глазах? Почти целый час ее не было ни на этом празднике вашем, нигде. Никто ее не видел, а главное – сама она не может подтвердить свое алиби. Не говорит, где была. И как раз в то самое время, когда произошло убийство. Как тебе такой поворот?
Поворот и впрямь оказывался весьма резким. Подтверждались мои худшие догадки, и похоже, в то самое время, пока я наслаждалась беседой с симпатичным Валерой, Изольда куда-то ушла и вернулась, только когда эта беседа уже окончилась и я снова обратила на нее свое внимание.
То, что я видела ее сквозь толпу, когда ушел Валера, я могла сказать совершенно точно, так же как и точно могла подтвердить, что пока Валера сидел рядом со мной за столиком, в ее сторону я не посмотрела ни разу.
«Чертова идиотка! – отчитывала я себя, невнимательно слушая комментарии Бориса по поводу того, как попала Изольда и какой теперь разразится скандал. – Нашла время романы крутить… Но… почему сама она… почему не говорит, куда уходила?»
Ответ напрашивался сам собой, и, сообразив, что все это может означать, я почувствовала, что снова теряю ориентацию в пространстве.
Изольда – убийца? Это до того не укладывалось в голове, что я даже перестала слушать, что говорит мне Боря. А говорил он массу интересных вещей:
– …опросили визажистку. Она сказала, что на банкете сидела рядом с Изольдой за столом и в какой-то момент та заявила, что хочет немного освежиться и развеяться и идет в дамскую комнату «почистить перышки». Время визажистка не засекала, но сопоставили другие показания, и вышло, что Изольда твоя смылась с вечеринки как раз на тот период времени, когда задушили Ольгу. Впрочем, времени-то особенно много и не понадобилось. Она ведь живет рядом с театром, ты в курсе? Хотя ты-то наверняка должна быть в курсе. Если ты говоришь, что она была у тебя на глазах весь вечер, значит, ты – сообщница? Правильно? – радостно и, на мой взгляд, совершенно неуместно острил Боря.
– Боря… подожди. Ты говорил, что там были следы борьбы… кожа под ногтями… Результаты экспертизы уже известны?
– Результаты будут попозже, но, согласись, уже и сейчас столько всего известно, что эти результаты только для того и нужны, чтобы поставить последнюю точку. Захлопнуть крышку, так сказать.
– Ну ты… про крышку-то, смотри, не поторопился ли. Это ведь все-таки пока неизвестно еще. Следы борьбы – это тебе не дуновение ветерка, если они есть на Ольге, значит, должны были быть и на Изольде, а она в порядке, без всяких следов.
– Ну, может, ты просто не заметила…
– Я бы заметила. Ладно, Боря… спасибо тебе за информацию, мне сейчас нужно все это… как-то осмыслить.
– Да уж, информация что надо. Можно сказать, сенсационная.
– А кстати, кто журналюгам слил? Уже во всех новостях треплют. Что, нельзя было денек-другой подождать?
– Да кто им сливал? Очень надо. Ты же знаешь, они хуже тараканов, в каждую щель без мыла влезут. Она ж не человек-невидимка, эта Изольда твоя. Тут один видел, там другой… Ну и распустили. А этим только намекни. Ты же знаешь…
– Понятно. Так что, насчет экспертизы перезвоню вечерком?
– Давай. Буду ждать с нетерпением. Только навряд ли новость окажется радостной.
– Посмотрим.
Нажав на сброс, я еще некоторое время сидела в машине, приходя в себя. Новый поворот, о котором упомянул Боря, совершенно выбил меня из колеи и заставил снова изменить планы.
Какой смысл был теперь в разговоре с Аллочкой? Она уже все сказала. Разве что Миша…
Но имелся один вопрос, гораздо более важный и актуальный для текущей повестки дня. Это – разговор с Земелиным. Предчувствуя, какую бурю эмоций мне сейчас предстоит выдержать, я, внутренне настраиваясь на трудный бой, вышла из машины и медленно направилась в сторону гостиницы.
