16
Придя на кухню, я сполоснул все три стакана, так как уже забыл, кто из какого пил, вытер их и занялся коктейлями. Вслед за мной на кухню неторопливо вошел Спрэнглер и встал за моим плечом.
– Все в порядке, – сказал я. – Сегодня вечером я не пользуюсь цианидом.
– Не хитрите слишком со стариком, – тихо сказал он моему затылку. – Он знает гораздо больше, чем вы думаете.
– Очень любезно с вашей стороны, – ответил я.
– Послушайте, я хотел бы что-нибудь почитать о деле Кассиди. Это меня заинтересовало. Было, наверное, задолго до меня.
– Это было давно, – сказал я. – И к тому же этого вообще не было. Я просто пошутил.
Я поставил стаканы на поднос, отнес их в комнату и водрузил на стол. Взяв один из стаканов, я сел в кресло у столика с шахматной доской.
– Еще одна хитрость, – объявил я. – Ваш дружок прокрадывается на кухню и дает мне за вашей спиной советы, чтобы я вел себя с вами поосторожнее – ввиду того, что вы знаете гораздо больше, чем я знаю, что вы знаете. У него очень подходящее для подобных миссий лицо. Дружеское, открытое и легко краснеющее.
Спрэнглер сел на краешек кресла и покраснел. Бриз бросил на помощника мимолетный, ничего не выражающий взгляд.
– Что вы выяснили о Филипсе? – спросил я.
– Да, – сказал Бриз. – Ну что же. Джордж Ансон Филипс – это довольно жалостная история. Он считал себя детективом, но, похоже, никого не смог заставить согласиться с этим. Я разговаривал с шерифом Вентуры. Он сказал, что Джордж был славным пареньком – слишком славным, чтобы быть толковым полицейским, даже если предположить у него наличие мозгов. Джордж делал все, что ему говорили, и делал все исправно при условии, что ему объясняли, какой ногой ступить, сколько шагов сделать и в каком направлении, и прочие подобные мелочи. И малый не особо развивался, если ты понимаешь, о чем я говорю. Он был полицейским того типа, который может раскрыть кражу, если увидит собственными глазами, как вор тащит цыпленка из курятника, а вор вдруг испугается, побежит, споткнется, ударится головой о столб и потеряет сознание. Любой другой вариант мог показаться Джорджу сложноватым, и ему пришлось бы бежать в участок за дальнейшими инструкциями. Так что все это очень скоро несколько утомило шефа, и он отпустил Джорджа на все четыре стороны.
Бриз отпил еще раз из стакана и поскреб подбородок ногтем большого пальца.
– После этого Джордж работал в универсальном магазине в Шими у некоего Сатклиффа. Там у него была работа, связанная с оформлением кредита, – какая-то писанина в тетрадочках, заведенных на каждого клиента. И у бедолаги было все неладно: он то забывал что-то записать, то записывал не в ту тетрадочку, и некоторые клиенты поправляли его, а некоторые – нет. Короче, Сатклифф подумал, что, может быть, Джорджу лучше попробовать себя в чем-нибудь еще – и так он появился в Лос-Анджелесе. У него были какие-то деньги, немного, но достаточно для того, чтобы приобрести патент и снять на паях офис. Я там был. Это маленькая каморка, где сидит еще один парень, который, по его словам, торгует рождественскими открытками. Его зовут Марш. У них была договоренность, что, когда к Джорджу приходит посетитель, Марш идет прогуляться. Марш говорит, что не знает, где Джордж жил, и что никаких посетителей у него не было. То есть, насколько этому парню известно, никакие дела в офисе не велись. Но Джордж дал объявление в газету – после этого какой-нибудь клиент у него появиться мог. И, скорей всего, появился, так как с неделю назад Марш обнаружил у себя на столе записку, в которой Джордж сообщал, что его не будет в городе несколько дней. И это – последнее, что Марш знает о малом. Итак, Джордж отправился на Курт-стрит и снял там квартиру под именем Ансона, где и был убит. Вот и все, что мы на данный момент знаем о Джордже. В общем, довольно жалостная история.
Он посмотрел на меня бесстрастным взглядом и поднес стакан к губам.
– А что за объявление?
Бриз взял стакан, вытащил из бумажника газетную вырезку и положил ее на столик. Я подошел, взял ее и прочитал: «Зачем беспокоиться? К чему сомнения и страхи? К чему терзаться подозрениями? Посоветуйтесь со спокойным, рассудительным, умеющим хранить секреты следователем. Джордж Ансон Филипс. Гленвью, 9521» Я положил объявление обратно на столик.
– Нисколько не хуже многих деловых объявлений, – сказал Бриз. – Девушка в редакции, которая писала это для него, сказала, что едва удерживалась от смеха. Но Джордж считал, что это грандиозно.
– Вы быстро проверили, – заметил я.
– У нас нет затруднений с получением информации, – сказал Бриз. – Кроме как от тебя.
– А что Хенч?
– А Хенч ничего. У них с девушкой была дружеская вечеринка. Они немного пили, немного пели, немного дрались, слушали радио и иногда выходили перекусить. Похоже, это продолжалось сутками. Пока мы не вмешались. У девицы неважнецкий вид: оба глаза подбиты. На следующем круге Хенч свернул бы ей шею. На свете полно таких пьяниц, как Хенч и его подружка.
– А как насчет пистолета, который нашли у Хенча?
– Стреляли из него. Пулю еще не извлекли из трупа, но у нас есть гильза – ее нашли под телом Джорджа. Мы еще пару раз выстрелили из этого пистолета и сравнили царапины от эжектора на гильзах.
– Вы верите, что кто-нибудь подложил его Хенчу под подушку?
– Конечно, зачем Хенчу убивать Филипса. Он с ним даже не знаком.
– Откуда вы это знаете?
– Знаю. – Бриз принялся рассматривать свои ладони. – Послушай, есть вещи, о которых ты знаешь, потому что они писаны черным по белому. И есть вещи, о которых ты знаешь просто потому, что они логичны и иначе быть не может. Если ты стреляешь в кого-то, ты не начинаешь незамедлительно после этого скандалить и буянить, привлекая к себе всеобщее внимание, в то время как орудие убийства лежит у тебя под подушкой. Девушка была весь день с Хенчем. Если бы Хенч кого-то пристрелил, она бы об этом знала. А она об этом не знает, иначе все рассказала бы. Кто ей этот Хенч, в конце концов? Парень, с которым можно переспать, не больше. Так что оставим Хенча в покое. Убийца слышал грохот радио и знал, что выстрел будет им заглушен. Но, тем не менее, он бьет Филипса по голове, тащит его в ванную и закрывает дверь, перед тем как выстрелить. Он не пьян. Он очень осторожен и четко делает свое дело. Он выходит, закрывает дверь ванной; радио смолкает, и Хенч с девушкой выходят перекусить. Таким вот образом.
– Откуда вы знаете, что они выключили радио?
– А мне сказали, – спокойно ответил Бриз. – В этом притоне живут и другие люди – они подтвердили. Убийца вышел из квартиры Филипса и увидел, что дверь в квартиру Хенча открыта. Она должна была быть именно открыта – иначе ему не пришло бы в голову заходить туда.
– Никто не оставляет дверь квартиры открытой. Особенно в таких районах.
– Пьяницы оставляют. Они беспечны. Они плохо сосредотачиваются и не могут держать в голове больше одной мысли. Дверь была открыта – может быть, чуть-чуть, но открыта. Убийца вошел, сунул пистолет под подушку и обнаружил там другой пистолет. И он взял его с собой – просто для того, чтобы усугубить падающее на Хенча подозрение.
– Вы можете проследить пистолет Хенча?
– Хенча-то? Мы попытаемся, но Хенч говорит, что не знает его номера. Сомнительно, что у нас это получится.
Мы попытаемся проследить подброшенный пистолет, но ты прекрасно знаешь эти дела: ниточка тянется так далеко, что кажется, вот-вот дойдешь до разрешения вопроса, и вдруг она обрывается, и следствие оказывается в тупике. Хочешь выспросить еще что-нибудь, что сможет оказаться тебе полезным?
– Как-то я притомился, – сказал я. – Фантазия плохо работает.
– А совсем недавно работала очень хорошо, – сказал Бриз. – Над делом Кассиди.
Я промолчал. И снова набил трубку, но она была еще слишком горяча, чтобы раскуривать ее. Я положил ее на край стола, чтобы она остыла.
– Видит Бог, не знаю, что с тобой делать, – медленно проговорил Бриз. – Не думаю, что ты намеренно темнишь по поводу убийства. Но и не думаю, что ты знаешь об этом так мало, как притворяешься.
Я снова промолчал.
Бриз наклонился вперед и смял окурок сигары на подносе. Затем осушил стакан, надел шляпу и поднялся с дивана.
– И как долго ты собираешься молчать?
– Не знаю.
– Я подскажу тебе. Я даю тебе времени до завтрашнего вечера, немного больше двенадцати часов. В любом случае заключение о смерти раньше не будет готово. За это время ты обсудишь положение дел со своим клиентом и решишь все выложить мне начистоту.
– А если нет?
– А если нет, я доложу начальнику следственного отдела, что некий частный сыщик Филип Марлоу скрывает информацию, необходимую для расследования убийства или, во всяком случае, я абсолютно уверен, что скрывает. Полагаю, у него ты быстро запоешь по-другому.
– Ага, – сказал я. – А вы обыскали стол Филипса?
– Конечно. Очень аккуратный парнишка. В столе ничего, кроме небольшого дневничка. А в дневничке ничего, кроме записей о том, как он ездил на взморье, или о том, как сводил какую-то девушку в кино и как та не особо угодила ему. Или как он сидел в офисе и к нему не валили толпы клиентов. Однажды малый несколько обиделся на свою прачечную и исписал по этому поводу целую страницу. Обычно записи короткие – три-четыре строчки. Интересно только одно: все написано печатным шрифтом.
– Печатным шрифтом?
– Да. Чернильной ручкой. Не большими печатными буквами, как пишут, когда хотят скрыть свой почерк, а просто мелкими ладными буковками, как будто паренек писал ими легко и просто, как прописью.
– На карточке, которую он мне дал, он писал обычной прописью.
Бриз на мгновение задумался. Потом кивнул:
– Верно. Может быть, печатный шрифт – просто маленькая игра, в которую он играл.
– Что-то вроде стенографических записей Пеписа?
– А что это?
– Дневник, который очень давно писал один человек – придуманными им знаками, вроде стенографических.
Бриз посмотрел на Спрэнглера, который стоял у кресла, дотягивая последние капли из стакана.
– Пора отваливать, – сказал он. – Парень разогрелся до очередной фантазии типа дела Кассиди.
Спрэнглер поставил стакан, и они направились к двери. Бриз взялся за дверную ручку, потоптался и искоса взглянул на меня:
– Знаешь каких-нибудь высоких блондинок?
– Надо подумать, – сказал я. – Может быть. А насколько высоких?
– Просто высоких. Не знаю насколько. Настолько, что покажется высокой для высокого парня. Этим домом на Курт-стрит владеет один итальяшка по имени Палермо. Мы к нему заглянули – в похоронное бюро напротив. Он сказал, что видел, как около половины четвертого из дома выходила высокая блондинка. Управляющий Пассмор не мог вспомнить никого, кто подходил бы под это определение. Итальяшка говорит, что эта дама была красоткой. Ему можно верить – тебя он описал хорошо. Как эта блондинка входила в дом, он не заметил, видел только, как она выходила. Она была в брюках, спортивной куртке, на голове – легкий шарфик, и под ним очень много очень светлых волос.
– Что-то ничего не приходит в голову, – сказал я. – Но я только сейчас вспомнил, что у меня записан номер машины Филипса. Это, вероятно, поможет вам выяснить его прежний адрес. Минуточку.
Они подождали, пока я пройду в спальню и вытащу из кармана пиджака мятый конверт. Я вручил его Бризу, тот прочитал написанное и сунул конверт в бумажник.
– Значит, только сейчас вспомнил, да?
– Ей-богу.
– Ну-ну, – сказал он. – Ну-ну.
И оба полицейских, тряся головами, двинулись по коридору к лифту.
Я закрыл дверь и вернулся к своему второму, почти не тронутому коктейлю. Он показался мне безвкусным. Я унес стакан на кухню и долил в него виски. Стоя со стаканом в руке у окна, я смотрел, как раскачиваются гибкие верхушки эвкалиптов на фоне темного синеватого неба. Похоже, снова поднимался ветер.
Я попробовал коктейль и подумал, что не надо было портить виски. И, вылив содержимое стакана в раковину, выпил просто холодной воды.
Двенадцать часов на то, чтобы разобраться в ситуации, которую я еще даже не начал понимать. В противном случае выдать клиента и оставить полицейским на растерзание его и его семью. Нанимайте частного детектива Марлоу – и ваш дом будет полон представителями официальных властей. Зачем беспокоиться? К чему сомнения и страхи? К чему терзаться подозрениями? Посоветуйтесь с косоглазым, косолапым, тупым и рассеянным следователем. Филип Марлоу, Гленвью, 7537. Обращайтесь ко мне – и вы познакомитесь с лучшими фараонами города. Зачем отчаиваться? Зачем оставаться в одиночестве? Обратитесь к Марлоу – и вы увидите, как к вашему дому подъезжает полицейский фургон.
Это не помогало. Я вернулся в гостиную и раскурил уже остывшую трубку. Я медленно затянулся, но табачный дым все равно отдавал паленой резиной. Отложив трубку, я задумчиво стоял посреди комнаты, оттягивая и отпуская нижнюю губу.
Зазвонил телефон. Я поднял трубку и прорычал в нее что-то неразборчивое.
– Марлоу?
Это был жесткий тихий шепот. Жесткий тихий шепот, который я уже слышал.
– Все в порядке, – сказал я. – Выкладывай, кто бы ты ни был. Кому я теперь перебежал дорогу?
– Может быть, ты толковый парень, Марлоу? – произнес жесткий тихий шепот. – Может быть, ты желаешь себе добра?
– А в каком количестве?
– В количестве, скажем, пяти сотен.
– Грандиозно, – сказал я. – И что я должен делать?
– Держаться от греха подальше. Хочешь подробней обсудить эту тему?
– Где, когда и с кем?
– Клуб «Айдл Вэли». Морни. В любое время.
– А ты кто?
На другом конце провода приглушенно хихикнули:
– Спросишь у ворот Эдди Пру.
Раздался щелчок, и я положил трубку.
Было около половины двенадцатого, когда я вывел из гаража машину и тронулся к проезду Кахуэнга.