Книга: Алгоритм судьбы
Назад: Глава 47. Вестерн
Дальше: Глава 49. «Красный Октябрь»

Глава 48. Гомеостазис мироздания

В конференц-зале за круглым столом сидело немного народу, но зато какого! Присутствовал генерал Жданов и Гуннар Богессен, Ершов, Савельев… и министр обороны Роман Малиновский – длинный, худой, узкоплечий, с тонкой кадыкастой шеей, но с металлическим блеском в холодных серых глазах. У окна нервно ходил Бирский в мятой рубашке и с двухдневной щетиной на щеках.
– Здравствуйте, господа, – спокойно поздоровался Кнуров и занял место за столом. Юля присела рядом и открыла планшетку компьютера.
Гоцкало с Царёвым, наскоро поприветствовав собравшихся, плюхнулись на мягкие стулья в углу, под сенью гигантского фикуса.
Жданов солидно прокашлялся и сказал:
– Мы вас внимательно слушаем, Михаил.
Бирский резко прекратил своё хождение и сел. Откинул прядь волос, падавшую на глаза. Прядь упала на то же место.
– Милостивые судари, – глухо заговорил Бирский, – всю последнюю неделю я был занят тем, что анализировал ЧП, имевшие место быть… э-э… на планете. Что меня обеспокоило? Во-первых, аномальная частота чрезвычайных ситуаций – будто кто развязал, как в сказке, мешок с несчастьями и выпустил их! Или открыл ящик Пандоры… Техногенные катастрофы, крушения, стихийные бедствия… А вчера я сделал самое неприятное открытие – девять ЧП из десяти были предсказаны предиктором! Они есть в списках, понимаете? Но все эти ЧП должны были происходить постепенно, одно за другим, на протяжении девяти с лишним лет! Понимаете?! – Бирский почти кричал. – Постепенно!
– Спокойней, Миша, – пророкотал Жданов, закуривая сигару, – спокойней…
– Да, конечно… – попригас Бирский и промямлил: – А теперь все эти ЧП валятся на нас, по десять в день…
– Факты? – коротко спросил Малиновский.
– Целая куча фактов, – равнодушно сказал Бирский. – Взрыв мезонного генератора в Лос-Аламосе должен был случиться пять лет спустя, а произошёл позавчера. Столкновение авиалайнера с супердирижаблем «Ариел» было предсказано на тридцать седьмой год, случилось же оно буквально час назад. И так далее, и тому подобное…
– Если я правильно вас понял, – заговорил Малиновский, – вы уверены, что в этой… мнэ-э… аномалии повинен предиктор?
– Нет, – покачал головой Бирский. – Не предиктор. И не предсказания. А наши действия по предотвращению предсказанных событий!
– Мишка, ну ты загнул! – прогудел из-под фикуса Царёв. – Ничего себе «предотвращение»! Мы себя спасали, ты не забыл? А потом генерала. Тимка вон Дашу спас!
– Да я же не спорю, – устало сказал Бирский. – Мы поступали правильно, мы и не могли поступить иначе! Но у природы свои понятия о справедливости…
– С этого места – подробнее, – попросил Жданов.
– Пожалуйста. Исследования, проведенные Институтом Неклассических Механик, а именно в лаборатории асимметричной или причинной механики, изучающей время как физический процесс, показали следующее. Именно время осуществляет все аспекты движения материи – от движения электрона по орбите вокруг ядра до столкновения галактик. Именно время направляет движение из прошлого в будущее и устанавливает причинно-следственную связь. Георгий Анатольевич, помните, мы сидели с вами в этом же здании, и не так давно, у пульта Большой Машины?
Генерал величественно кивнул.
– Тогда я только удивлялся, – продолжил начальник НТО, – этакой волне отказов! То есть получалось что-то странное – предсказания, сделанные предиктором, с августа месяца переставали сбываться! Сначала по мелочи, а в сентябре не случилась пара событий крупных. Меня это насторожило, но только на днях я понял, в чём дело…
– Гомеостазис Мироздания? – тонко улыбнулся Богессен.
– Представьте себе, да! – живо откликнулся Бирский и хрипло рассмеялся, глядя на выпученные глаза начальника ККНИ. – Всё стало на свои места, когда я разговорился с Аладьиным, руководителем научной группы, разрабатывавшей хроностабилизатор. Группа сочиняет ныне теорию темпорального поля… Ну, это не важно… дело в другом – хронофизики открыли так называемое субвремя – престранную субстанцию, где царствует неопределённость и вероятность. А теперь – внимание! Субвремя – очень стабильная среда, и вот летом хронофизики зарегистрировали темпоральную флюктуацию! Знаете, когда? Шестнадцатого июля! То есть тогда, когда мы бежали из НИИЭК! И пошло… Флюктуация за флюктуацией! Седьмого августа, когда «ликвидировали ликвидаторов», флюктуативный непокой был особенно силён. И я на неделю зарылся в чистую физику… – Михаил замялся. – И вроде как сделал открытие. Нобелевскую мне за него не дадут, да и чёрт с ней. Короче говоря, я понял следующее: время, а если точнее, темпоральное поле ответственно за все аспекты движения – распространение волн, колебания ядер, сердечный пульс… Ну, за все! А вот субвремя определяет последовательность действий, таинственный переход от причины к следствию, то есть судьбу.
Не знаю даже, можно ли употребить термин «физическая судьба», поэтому я обхожусь названием «фатум-процесс», или просто «Ф-процесс». Что же такое судьба в физическом смысле? Это такое сочетание случайных событий, которое наилучшим способом сохраняет баланс между действием и противодействием, нейтрализует и усредняет крайности.
А самое интересное вот в чём – приблизительно десять миллионов лет назад субвремя стабилизировалось, выйдя из состояния хаоса. Именно поэтому мы и смогли предсказать будущее! И если бы мы не вмешивались, всё бы осталось в норме. Но мы вмешались, стали поступать вопреки року, и в субвремени возникла гигантская флюктуация. Субвремя перешло в состояние сверххаоса, и теперь, как бы мы ни пытались, ничего больше предсказать не сможем! Стабилизация субвремени займёт как минимум миллиард лет… Сработал неведомый нам механизм, – благоговейно проговорил Бирский, – таинственный механизм Гомеостазиса Мироздания, и более никому во Вселенной не позволено будет предвидеть будущее и нарушать великий Постулат Причинности…
– То есть, – сделал ввод Малиновский, – работы по предиктору, развёрнутые в Европе и в Америке, нам уже не опасны?
– Совершенно! – воскликнул Михаил.
– Вы ручаетесь? – надавил министр.
– Абсолютно. Поймите, никакая сила не переломит закон природы!
– Это хорошо… – задумчиво проговорил Жданов. – Одной опасностью меньше… Но вернемся к ЧП. Что, теперь на нас посыплются все несчастья на годы вперёд?
– Нет-нет, – помотал головой Бирский, – что вы! Я ожидаю пика к концу следующей недели, а потом начнётся спад. Примерно с год мы не сможем точно предсказывать даже погоду. Потом, когда эманации сверххаоса ослабнут, всё вернется в норму.
Все присутствовавшие сидели притихшие и испуганные – коснуться корней Вселенной не всякому дано. Но и облегчение появлялось во взглядах и перемигиваниях – конец передрягам! Да здравствует покой и тишина!
– Однако! – крякнул генерал. – За это дело не грех и выпить. Так, всё, рабочий день закончен! Я угощаю. Учиним расправу над вкусной и здоровой пищей. Миша! Бирский! Не туда. На крышу! «Вертушка» вместит всех. Роман, это и тебя касается!
Министр обороны, лелеявший намерение смыться по-английски, покорился.
На крыше офиса было тепло и солнечно, хоть загорай. Обтекаемая «Анатра» раскручивала винты, нагоняя глухого свистящего рокота. Приглашённые расселись, и «вертушка» взлетела.
Тимофей со странным чувством глядел сквозь блистер вниз, на улицы и кварталы, уползавшие под днище вертолёта. Вот так же он летел июльским днем, но тогда его гнал страх, и полная неизвестность ждала впереди. А что его ждёт сейчас? Он покосился на Юлю. Девушка сидела, потупив глазки, и казалась грустной.
– Чего грустим? – сказал Кнуров.
Юля смущённо улыбнулась.
– А вы и в Эр такой же, как в Вэ-Эр, – сказала она.
Тимофей аж загордился…
Пронеслись понизу окраины, замелькали лоскуты дачных участков, потянулся лесной массив, испятнанный жёлтым и красным, проступили коробочки Королёва. «Анатра» села на полянке, едва не скашивая лопастями деревца, и выпустила пассажиров.
Дашу Жданов предупредил ещё четверть часа назад, и генеральская дочь расстаралась, накрыла столы, как полагается. Рассадила всех по местам и присела сама, поближе к лучившемуся Царёву, доверив мужчинам разлив крепких напитков.
Через час чинное застолье перешло в нормальную русскую гулянку – голоса зазвучали громче, женщины смеялись, все стали расходиться по дому, собираться в группы по интересам. Девушки сплотились в стайку и оккупировали пухлый диван – надо было срочно перемыть косточки всем присутствующим особям противоположного пола. Курящие вышли на балкон и принялись громогласно обсуждать перспективы Евразии на текущий исторический период. Царёв с Малиновским толковали на темы метапсихологии, Бирский с Гоцкало рассматривали морально-этические проблемы создания роботов-андроидов – раз уж Кнуров слепил софбота, самая пора запихнуть его в «железо». Тимофей прислушался.
– «Субъект или объект», понимаешь? – наседал Бирский. – Вот в чём вопрос! Как относиться к разумному роботу? Как к машине? Но он же носитель разума! Как к равному нам? Но это всё-таки робот, изделие, искусственно созданный предмет.
– Ерунда! – парировал Гоцкало. – А человеческие младенцы? Да они годами не имеют разума! Временно, я понимаю. Хто они, если разобраться? Получается, что биороботы. Самопро-граммирующиеся, саморазвивающиеся, полифункциональные биороботы!
– Балда ты! Даже у малышни есть душа! Вот такой вот карапуз может пожалеть маму, схитрить, пожадничать или проявить щедрость! Вот есть у андроида душа?
– Ну, ты мне сейчас наговоришь. Душа! Ты можешь дать мне чёткую, однозначную дефиницию этого понятия? Вот вроде мы ж все понимаем, что это такое, а объяснить не может никто! А разум что такое? Это ж те самые расплывчатые понятия, по которым бедные Тимкины софботы будут искать определения в информаториях. Нет, ну странно же получается – спорим, а сами даже не знаем сути предмета! Ум, воля, душа, разум, совесть… Где это всё в нас зарыто? Как найти совесть? В чём измерить волю? Как определить одушевлённость?
– Ничего, – буркнул Бирский и отпил из бокала, – алгоритм судьбы мы нашли? Нашли! Сыщем и алгоритм совести.
«Ага, – подумал Тимофей, – и заварим ещё одну кашу!» Он перешёл к Царёву. Тот делился с порядком захмелевшим министром обороны соображениями по метапсихологии.
– Понимаешь, в чём штука, – говорил Царев задушевно, – мы толком не знаем, где в человеке скрыта ридер-потенция. Ридер берёт мысль за тысячи километров, потому что у него прирождённая чуткость к психодинамическому излучению человеческого мозга. Понимаешь?
Малиновский кивнул и пошатнулся.
– Вот… Но как он это делает? Как воспринимает и расшифровывает психодинамические сигналы? Мы понятия не имеем!
– Изучать надо, – выдавил министр, икнул и сильно смутился.
«Правильно!» – согласился Тимофей и подкрался к девушкам.
– Я даже не знаю, люблю я его или это просто увлечение… – рассуждала вслух Даша. – Генка нормальный парень, и он мне нравится, но… Не знаю.
– А ты скучала по нему? – спросила Рита.
– Скучала, – улыбнулась Дарья. – Переживала… Но я такой человек, может. Папа говорит, что у меня переразвитое сочувствие. Я и не знаю, чувство у меня к Гене или сочувствие!
– Разберёшься, – утешила ее Ефимова, – надо просто подождать, и тебе всё станет ясно! – и неожиданно спросила, обернувшись к Юле: – А как тебе Тима?
– В смысле? – задрала бровку Шумова. Она не выглядела удивлённой, просто уточняла.
– Ну, мы с ним встречались… Весной ещё. А теперь я с Сергеем и… Понимаешь, Тимка мне всё равно не чужой. Он так переживал…
– А я заметила, – кивнула Юля. – Только не понимала, отчего он такой… – Девушка задумалась. – Тут сложно… Тимофей хороший… Симпатичный… И он настоящий.
– И богатый, – подсказала Даша.
– Так именно! Там столько девочек крутится, я ещё удивляюсь, как он меня на работу взял.
– А я РВ благодарна даже! – засмеялась Наташа. – Если бы Мишку тогда не гоняли по лесам и полям, ничего бы у нас с ним не было. А тут я вдруг поняла, что вот – он уйдёт, и я могу вообще никогда его не увидеть! И тогда я его соблазнила…
– Он сильно отбрыкивался? – улыбнулась Юля.
– Да нет, не очень! – рассмеялась Наташа, и её подружки тоже захихикали.
«Да кто б отбрыкивался…» – подумал Тимофей.
Послонявшись по дому, он поднялся на второй этаж и вышел на большой балкон, нависший над притихшим садом, где часто тлели огоньки сигарет десантуры. На балконе тоже собрались «куряки» – во главе с пыхающим сигарой генералом.
– И Планетарный банк, – говорил Жданов, – и Соединённый, и Русско-Азиатский открыли мне неограниченный кредит. Поверили. Или утратили доверие к Клочкову. Так что финансы у нас есть. Но времени – мало. Надо в срочном порядке договариваться с телекомпаниями и платить за ролики. Я хочу, чтобы все знали, с чем я иду, чего и ради кого добиваюсь.
– Может, идею о введении смертной казни пока попридержать? – несмело обратился кто-то из тени навеса.
– Нет, – покачал головой и сигарой генерал. – Пусть все знают, кто я и что я!
– Правильно! – поддержал Жданова Савельев. – Обыграем тему «твёрдой руки»! Многим понравится принцип сильной власти. Я знаю, Пеккала тоже носился с чем-то подобным, но тот бы быстро скатился до массовых репрессий. А у вас, генерал, есть чувство меры. И понятие справедливости. Власть не должна быть доброй, доброта пассивна, а со злом надо бороться и платить за него по справедливости.
– Как завещал великий Конфуций! – напыщенно произнёс Ершов, и все засмеялись, видимо, вспомнив некую старую шутку, памятную собравшимся.
«Пойду-ка я спать! – решил Тимофей. – Юльку бы рядышком положить… Нельзя! Ладно, потерплю один… Пока!»
Назад: Глава 47. Вестерн
Дальше: Глава 49. «Красный Октябрь»