Глава седьмая,
в которой Сергий Роксолан пробует вычислить «крота»
В восьмой день до ноябрьских календ четверо преторианцев прибыли в Сармизегетузу. Ныне столица Дакии именовалась пышно и парадно – Колония Ульпия Траяна Августа Дакика Сармизегетуза.
Ее башни и дома раскинулись на пяти искусственных террасах, как и десять лет назад, когда к стенам стольного града даков подступили легионы Траяна. Тогда, после долгой осады и яростного штурма, павший город представлял собой одно огромное пепелище. Но римляне живо его реанимировали. Саперы, переданные командованием архитектору Кальвизию, разметили кварталы будущей Колонии Ульпия Траяна, корзинами таская мел и просыпая его по линиям будущих домов. Толпы пленных даков растаскивали горелые балки, убирали мусор, складывали закопченные камни. Воины Пятого Македонского легиона строили новый город империи. Рабы месили глину для кирпичей и черепицы, а легионеры из гончарного манипула обжигали стройматериал.
Возводились базилики и портики, форум с прилегающим дворцом августалиев, рынок и термы, а ныне камни укладывались в стройные арки акведука – всё как у людей.
До города преторианцы добрались к полудню. Легат Гай Антоний с Луцием прибыли с ними вместе. Всю дорогу – а добирались они до Сармизегетузы почти пять дней, по горам, по долам, – Гай терпел неудобства походной жизни. И помалкивал, кряхтел только. Но как только они попали за стены города, легат воспрял.
На улицах Сармизегетузы было людно. Создавалось впечатление, что жители готовятся к большому празднику.
Гефестай, в приподнятом настроении, повел всех голодающих в таверну, чтобы закусить, и шумно удивлялся скоплению народа на улицах. В таверне ему и объяснили причину массового непокоя – в Сармизегетузу прибывает новый наместник провинции!
– Да ну? – вежливо удивился Сергий. – И кто же этот новый презид?
– Квинт Марций Турбон!
У Роксолана был такой вид, что Эдик тут же захихикал:
– Босс, у тебя острый приступ пучеглазия?
– Цыц!
Обдумав ситуацию, Сергий сказал:
– Тогда так. В Апул мы пока не едем, сначала встретим префекта… то есть наместника. Чую, ждут нас новые це-у.
– Резиденция у него находится на Форуме, – заметил Искандер, – если станем на Кардо Максимус, наместник нас не минует.
Гай Антоний Скавр так и вертелся за соседним столиком.
– Эй, любезный! – окликнул он держателя таверны. – Не скажешь, когда ждать наместника?
В этот момент в таверну влетел растрепанный мальчишка в огромной куртке с отцовского плеча и возбужденно провопил:
– Едут! Едут! Уже въехали!
– Ага! – воскликнул кабатчик и кинул пацаненку затертый квадрант. – Закрываемся, господа! Закрываемся!
Никого из посетителей, впрочем, убеждать не пришлось – поглядеть на кортеж желали все, «от лысого до лысого», как говаривали римляне.
Преторианцы высыпали на улицу.
– Легат, – обратился Сергий к Гаю, нервно отряхивающему незримую пыль с тоги, – не составишь компанию?
Гай пробурчал что-то в ответ и с независимым видом поднялся на ступеньки богатого дома, двери которого стерегли два мраморных льва. На спине одного из хищников сидел унылый раб-привратник и теребил бронзовый ошейник. Легат неприязненно отодвинулся от человека-собаки.
Сергий протиснулся в первый ряд, его друзья примкнули к нему, раздвинув толпу зевак. Очень вовремя – с соседней улицы донесся радостный рев. И вот уже кортеж выворачивает на Кардо максимус.
Нового наместника встречали всем городом, толпы народа высыпали на улицы – Марций устал руку держать поднятой для приветствия. Преторианская гвардия ехала, гордо выпрямившись, покачивая перьями на шлемах. Ликторы с фасциями сидели на конях, как влитые.
Прием, оказанный наместнику, был близок к восторженному, хотя Лобанов прекрасно понимал причины энтузиазма – людям в провинции скучно, поэтому любое событие привносит в их жизнь прелесть новизны. К тому же многие надеялись, что презид не ограничится парадным шествием. Вдруг устроят игры в новеньком амфитеатре!..
И вот наместник, с застывшей улыбкой на лице, проехал мимо четверки «даков». Бросив взгляд на светловолосого варвара с редкой бороденкой, пристально глядящего на него, Марций Турбон с удивлением узнал Сергия Роксолана. Резко пригнув голову, будто пряча лицо за вскинутой рукой, презид быстро проговорил:
– Пароль «фальката», отзыв «гладий»! Через час!
Сергий опустил веки.
– Гляди, гляди! – прошипел за его спиной Эдик. – Это ж наши! Таларий, Сесценний Якх. Этого я не знаю. А вон Левий Мелисс!
– Да вижу я… – проворчал Гефестай.
Лобанов со слабой улыбкой проводил свою Шестую кентурию. Все в сборе!
Марций Турбон выехал на форум и спешился у ступеней громадной базилики, в которой размещался принципарий – штаб и канцелярия наместника.
Серой колоннадой выступал принципарий на площадь, занимая немалый участок, обнесенный высокой оградой. Над каменной кладкой забора выглядывали высокие буки и развесистые дубы парка, совершенно скрывавшие черепичную крышу резиденции наместника, продолжающую базилику, как верхняя перекладинка венчает букву «Т».
Взмахнув на прощание рукой, наместник скрылся за колоннами. Ликторы последовали за ним, а преторианцы разделились – одни заняли пост у входа, другие прошли за двери принципария.
Возбужденное население потопталось вдоль улиц и начало потихоньку расходиться.
Когда большая окованная бронзой клепсидра над входом в храм Юпитера Феретрия перевернулась в третий раз, отсчитав ровно час времени, Сергий пересек площадь и поднялся ко входу в принципарий. Дорогу ему тут же заступили два преторианца.
– Куда? – строго спросил левый.
– Пароль! – потребовал правый.
– «Фальката», – спокойно ответил Лобанов и похвалил: – Молодцы! Лучше перебдить, чем недобдить.
Ремешки на шлемах удержали отвалившиеся челюсти преторианцев.
– Кен… – выдохнул правый и прикусил язык.
– Правильно, – оценил Роксолан, – иногда лучше молчать, чем говорить.
Оставив Гефестая и Эдика на улице, Сергий с Искандером прошли в принципарий.
Вся базилика гудела, как улей гигантских разумных пчел. Бенефикарии, либрарии, актарии и прочие ударники канцелярского труда носились по залу между колонн, таская ворохи папирусов в тубусах, похожие на охапки дров, тяжелые стопы пергаменов и холщовые мешки с брякающими дощечками-церами. Гул голосов поднимался к рядам окон по-над крышей.
– Максимус! А эти куда?
– Ничего не трогай пока! Презид скажет, куда и чего.
– Где эта ходячая чернильница?!
– Я декурион, а не писец!
– Па-асторонись!
Сергий огляделся. Центральная часть крыши базилики приподнималась на двух рядах высоких колонн, в просветы заглядывало солнце. Колоннады делили зал на три части-нефа. Средний служил как бы коридором, а слева и справа открывались закутки отдельных «кабинетов». Канцелярские работники бегали в коротких военных туниках и узких штанах-браках, громко топая по плитам пола подкованными калигами, – все они были легионерами или младшими офицерами из местного гарнизона.
– Новая метла по-новому метет, – сказал Искандер понимающе.
– Придал им презид ускорения! – хмыкнул Роксолан.
Перед входом в резиденцию наместника стоял еще один караул.
– Так, меня вы пока не знаете, – предупредил Сергий преторианцев. Те закивали головами в шлемах, нагоняя ветерок пышными перьями. – Наместник где?
– Второй этаж, прямо и направо!
Лобанов с Тиндаридом прошли широким темноватым коридором и поднялись на второй этаж. Лестница вывела их на галерею, заключавшую в себе прямоугольный перистиль. «Прямо и направо» нашлась большая светлая комната, единственным обитателем которой был Марций Турбон, насупленный и хмурый.
– Превосходительный хотел нас видеть? – заговорил Сергий, вроде как подлащиваясь.
Наместник вынырнул из мрачных дум и повел рукою:
– Заходите! – Поглядев на заросших преторианцев, он усмехнулся: – Специально не бреетесь?
– Входим в образ, – сказал Сергий и почесал зудящую бородку.
– Докладывайте!
Роксолан отчитался о проделанной работе.
– Ныне следуем в Апул, – закончил он, – хотим поспрашивать Верзона. Если и там ничего не выйдет, переключимся на Сирма – этот точно в курсе.
– Отставить, – скомандовал Марций Турбон. – Золото подождет. Тут такая зараза вылезла, что. Короче. Там, – наместник указал на стену, за которой находился принципарий, – служат двести одиннадцать человек. Двести десять служат верой и правдой, а один продался Оролесу! Но кто изменник, я не знаю. Я для чего вас позвал? Хочу посоветоваться. Да, плох тот командир, что просит совета у младших по званию, но мне-то как быть?
Я же никому тут не могу довериться! Мне нужно найти изменника, а как? Пытать всех подряд? Не могу, Август мне это запретил, да и толку? Тут почти все ветераны, воевали и с даками, и с парфянами. Как их допрашивать? Как им нанести такое оскорбление? Ну, что молчите? Тоже давайте думайте! Искандер поднял руку.
– Ты прав, превосходительный, – сказал он негромко, – пытками тут ничего не добьешься. Но и брать в оборот всю службу наместника. Зачем? Мы, когда шли сюда, то и дело натыкались на всяких либрариев с актуариями. Они-то как могут быть изменниками? Что они знают? Разве их посвящают в секреты?
– Короче! – обронил презид.
– Надо сузить круг подозреваемых. Давайте-ка выпишем на папирус только тех, кто работал с секретными документами или присутствовал на заседаниях штаба.
– Ага… – задумчиво произнес наместник. – Дельно. Сергий, а ты что скажешь умного?
– А в чем заключалась измена? – осведомился Лобанов.
Наместник засопел.
– Последний раз Оролесу пытались передать пароли на три дня вперед, – ответил он неохотно. – Ранее предатель сообщал этому царю латрункулов схемы дислокации наших частей. Оролес точно знал, например, что в каструме под Напокой оставались лишь две кентурии, а полторы когорты были переброшены к лимесу между Тизией и Данувием. И даки напали на лагерь, перебили полсотни легионеров, а главное – похитили много оружия. Хватит или продолжать?
Марций Турбон был раздражен.
– Хватит, – успокоил его Сергий. – Ну, во-первых, я не верю, что эти тайны были выкрадены – в принципарии не чиновники служат, а военные, этих куда труднее провести. Не думаешь же ты, презид, что когорты в Сармизегетузе набраны из ротозеев?
– То, что предатель служит тут, и в больших чинах, – перебил его наместник, – мне уже ясно. Ладно, – он указал на Искандера. – Пиши!
Тиндарид пристроился за столом, вооружился стилом и раскрыл дорогие вощеные церы из кипариса.
– Принцепс претории, – начал диктовать наместник, – раз! Опцион претории – два! Корникулярии. Так. Их трое. Записал? Так, запиши еще троих комментаторов. Их тоже трое. Они ведут протоколы, так что. Дальше! Шестеро эксепторов. Хотя. Стоп! Пятерых мы можем не считать, их не допускают на советы. Запиши одного, личного секретаря моего предшественника. Теперь это мой эксептор-консулар.
– Итого – девять подозреваемых, – с удовлетворением отметил Искандер.
Наместник задумался, нахмурил лоб в усилии мысли и стал ходить из угла в угол.
Внезапно остановившись, он сказал:
– Вот что… Вычеркни двух корникуляриев – этого и вот этого. Они были в отъезде, когда сообщали пароли.
– Всего семь осталось! – восхитился Искандер. Марций Турбон величественно кивнул.
– Презид, – медленно проговорил Сергий, – а давай мы за всей семеркой установим наблюдение? Будем следить, куда они ходят, с кем встречаются.
Наместник нахмурился, но чело его тут же разгладилось.
– Дельно! – оценил он. – Так и сделаем. Займись слежкой сегодня же, завтра утром доложишь.
Лобанов стукнул себя по гулкой груди, четко развернулся и покинул резиденцию презида.
Четверо подозреваемых до позднего вечера не покидали принципарий, а вот трое «объектов наблюдения» удалились в каструм столичного гарнизона. За ними-то и присматривали преторианцы. Сергий действовал в паре с Эдиком – побоялся оставлять Чанбу с Гефестаем. Задурит только голову кушану.
Выпало Лобанову следить за корникулярием Антистием Лабеоном.
Часа два они с Эдиком скучали, дожидаясь, когда же Лабеон выйдет из каструма, а когда тот появился в воротах лагеря, обрадовались даже.
– Наконец-то, – буркнул Чанба, – хоть пройтись можно.
– Выдвигаемся, – скомандовал Сергий. – Ты идешь за ним шагах в двадцати, я – по другую сторону улицы.
Антистий вышагивал впереди, вертя головой в шлеме, отмеченном рогом-корникулом, знаком отличия доверенного секретаря, и тихонько напевал немудреную мелодийку.
Навстречу ему шел огромный мужчина в форме кентуриона – гребень на шлеме стоял поперек, на мускулистых ногах сверкали поножи, в руке он сжимал витис, стек из виноградной лозы, который можно было использовать и как указку, и как дубинку.
– Антистий! – взревел кентурион. – Куда тащишься, рогач?
– Задницу твою искал, – отвечал ему корникулярий в изысканных выражениях, – чтобы вставить в нее витис!
Кентурион гулко захохотал. Они поболтали и отправились далее вместе.
– Стоять! – заорал вдруг кто-то дурным голосом. Откуда ни возьмись появились трое легионеров и преградили дорогу Сергию. Видать, ребятки хлебнули вина в достатке – и их потянуло на драку.
– Ты – грязный варвар! – с удовольствием сказал легионер с белым гребнем на шлеме, тыча Лобанову в грудь корявым пальцем.
– Да, – мягко ответил Сергий, – я варвар. Дай пройти.
– Стоять, я сказал.
Роксолан глянул на удалявшуюся спину объекта наблюдения и отчаянно гримасничавшего Эдика. Легионер потыкал в Сергия пальцем и добавил:
– А еще ты вонючка дакийская!
Двое его собутыльников радостно заржали.
– Ты на себя сначала посмотри, – проговорил Лобанов. – Полный панцирь дерьма, а туда же.
Он ударил легионера по горлу костяшками пальцев правой руки, врезал левой под нос – слезы и кровь брызнули одновременно – и основанием правой ладони двинул в подбородок, отшвыривая служивого на приятеля. Упали оба. Третьему Сергий выкрутил руку и уложил рядом с товарищами.
– Серый! – донесся отчаянный крик Эдика.
– Бегу!
Они побежали, завернули за угол, где скрылись корникулярий с кентурионом, но улица, тянувшаяся перед ними, была пуста. Только раб с метлой бродил по тротуару, делая вид, что наводит чистоту и порядок.
– Упустили! – процедил Роксолан. Подбежав к метельщику, он спросил:
– Тут корникулярий с кентурионом не проходили? Бородатый раб мрачно поглядел на него и буркнул:
– Ну проходили…
– Куда?
Метельщик показал на широкий проулок, ведущий к роще.
– Туда, к храму Замолксиса… – пробурчал он – и отвернулся, снова принимаясь ширкать метлой.
– За мной! – бросил Сергий, бросаясь в проулок.
Сармизегетуза уже ничем особенным не отличалась от провинциальных городков империи – те же мощеные улицы, те же дома. И, что интересно, по этим улицам ходили в основном даки, но понять, из рода патакензиев они или из рода альбакензиев, было трудно – лица бритые, волосы коротко острижены на римский манер. Да и одевались даки в туники и тоги. Правда, осень вносила свои коррективы – почти все были в укороченных штанах. Но привычка ходить голоногими очень быстро пропадала и у чистокровных римлян – зимой в Дакии холодно. Морозов сильных практически не бывает, но снегу навалит по колено, а то и по пояс. Поэтому легионеры первыми освоили туземные моды – кому охота мерзнуть!
Храм Замолксиса прятался посреди священной рощи, а роща произрастала за высокой колючей изгородью. Храм был круглый, с полсотни шагов в поперечнике. Внешний круг выложили из каменных блоков, а внутрь храма вели широкие ворота из дубовых плах, обитых бронзовыми листами с золотыми и серебряными накладками, изображавшими луну, солнце, звезды, всяческих тварей.
Замолксис был самым обычным даком. Он жил лет за пятьсот до описываемых событий, много путешествовал, говорят, и в Индии побывал, и у пифагорейцев мудрости нахватался. Проповедовал в Дакии, убеждая в своей близости к кабирам-небожителям, но, видать, не больно-то его слушали. И тогда Замолксис спустился в андреон, подземное святилище, и спрятался там на четыре года. Все сочли его умершим, а Замолксис возьми да и выйди! Дескать, воскрес я, чего и вам желаю! Тут уж даки не остались равнодушными – к бессмертию все охоту имеют. Так и превратился Замолксис в божество.
Преторианцы прошагали по тропинке, обложенной глыбками гранита. Остановившись у входа в храм, осененного орешником, деревом, наделенным мудростью (по крайней мере, так считали даки), Сергий велел Эдику:
– Побудь здесь. Нечего толпою шляться по культовому зданию.
– Слушаюсь, босс!
Лобанов отворил толстую дверь храма и перешагнул порог. Налево и направо уходил кольцевой коридор, освещенный двумя цепочками факелов. И открывался средний концентрический круг – из десятков деревянных колонн высотой в восемь локтей. Откуда-то донеслось гнусавое пение, а потом из полутьмы, подсвеченной факелами, вышел жрец – весь в белом и длинном, со здоровенной золотой пекторалью на всю грудь, в золотом обруче на седых волосах. Жрец важно ступал, опираясь на посох с вырезанным на верхушке скачущим кабиром.
Лобанов подошел к жрецу и коротко спросил:
– Корникулярий? – и рукою изобразил рог. Священник замаслился елейною улыбкой.
– Куларий, куларий! – закивал он и вытянул руку, приглашая дорогого гостя.
Жрец провел Сергия за колонны, и тот попал во внутренний круг – выпуклая каменная стена замыкала в себе андреон, куда вели крепкие двери. Слуга бога поднял посох и стукнул в створку три раза, потом еще дважды. Опустил посох и стал ждать. Вскоре за дверью загремели барабаны, и жрец толкнул дверь. Та открылась, выпуская клубы дыма. Служитель Замолксиса поклонился и вытянул руку – добро пожаловать!
Лобанов вошел. В андреоне было достаточно светло – солнце проникало через крышу, собранную из резных балок. У стены торчали древние статуи, изображающие улыбчивых юношей, – явно эллинская работа, – а посередине возвышался массивный каменный алтарь. Четыре костра горели вокруг него, несколько жрецов, закутанных в саваны, кружили вокруг костров, напоминая привидения, пели и раздували огонь веерами. Дым был везде, густой и маслянистый. Глаз он не ел, но голова кружилась, по жилам разливались слабость и истома. «Что в тех кострах сгорает? – подумал Сергий, падая на колени. – Дурман какой-то…» Грязный пол понесся ему навстречу, и Лобанов чудом извернулся, упав не лицом, а на левое плечо. Весь ужас был в том, что он продолжал всё видеть, слышать, понимать, хотя и с трудом, однако ни одна мышца более не повиновалась ему. Язык был как чужой, и даже глаза не ворочались в глазницах – смотрели туда, куда была повернута голова.
Жрецы, когда заметили состояние Роксолана, тут же погасили костры водой из кувшинов. Подхватив Лобанова, они перенесли его на алтарь и крепко обвязали кожаными ремнями.
«Вечно мне со жрецами не везет…» – подумал Роксолан.
Дым выветрился, и служители Замолксиса откинули белые пелены. Их рты и носы были обмотаны мокрой тканью, так что лишь одни глаза блестели под потными лбами – они горели и казались слегка безумными. Сергий многое хотел им сказать, но, увы, ничего не мог вымолвить. Правда, и страха не было, равно как не было ярости или отчаяния. Тайное зелье парализовало тело, сковав и душу непонятным оцепенением. Роксолану стало все равно.
Жрецы перемолвились парой слов – и вытащили блестящие дакийские мечи махайры, которые римляне прозывали фалькатами. Махайры были согнуты на манер клюшек, с заточкой по внутренней стороне. Всё? Кина не будет?
А тут и давешний старикан появился, принес белую чашу, полную густого настоя. Остро запахло травой и чем-то кислым.
– Пей, – холодно сказал священнослужитель. Одной рукою он приподнял голову Сергия, другой поднес чашу к губам. «Яд, наверное…» – мелькнуло у Роксолана.
Страшный грохот и треск взорвал зловещую тишину андреона – это рухнула одна из створок. В облаке пыли в святилище ворвался разъяренный Гефестай с махайрой в руке, и жрец с чашей отпрянул, расплескивая яд, выкрикнул команду, злобно кривя лицо. Жрецы бросились на Ярнаева сына, взмахивая мечами, но сбоку проскользнул Эдик. Правого жреца Чанба зарубил мимоходом, всаживая в бок загнутое лезвие и разрывая плоть. Второй продержался минутой дольше, но и он пал, потеряв полчерепа от руки кушана. Гефестай обернулся к жрецу. Тот попятился, пока не уперся в стену. Крепко держа чашу с ядом, он заговорил – властно и требовательно. Но сын Ярная не больно-то его слушал. Он подскочил к слуге Замолксиса и приставил махайру к его тощей шее.
– Пей, паскуда! – процедил Гефестай. – Ну?!
Лезвие меча дернулось, по шее духовной особы потекла кровь. Глаза у жреца округлились, дряблая кожа щек стала изжелта-бледной. Он медленно поднял чашу. Ее краешек мелко застучал о зубы. Старик хлебнул отравы, сделал еще глоток, еще. Чаша выпала из его рук, лицо обессмыслилось, ядовито-зеленая пена потекла с губ. Заклекотав, жрец сполз по стене, пропадая из поля зрения Сергия.
– Ты жив?! – подскочил Эдик.
Ответить Роксолан не смог, но губы его шевельнулись, словно обещая – скоро дурман перестанет властвовать над его телом и отпустит душу.
Гефестай поддел махайрой ремни, перерезал их и подхватил командира на руки. Лобанову это не понравилось, но кто его спрашивал? Да и как бы он ответил?
Вытащив Роксолана на свежий воздух, Гефестай уложил его на густую траву, побуревшую по осени.
– Полежи немного, – сказал он заботливо, – сейчас всё пройдет…
– Не шляться толпой! – передразнил гастат-кентуриона Эдик. – Где б ты был сейчас без одного из толпы, – он постучал себя в грудь, – вот этого благородного и скромного героя!
– Зря вы сюда ходили, – покачал головою Гефестай. – Жрецы не любят римлян. Они приносят их в жертву. Плавали – знаем! А вы одеты как даки, а говорите на латыни. – и не удержался, сказал с довольством: – Нет, а здорово я тому врезал! Всадил по самые потроха!
– Так на твоем месте поступил бы каждый, – выдал Чанба реплику скромного героя.
Сергий промычал, пробуя перейти ко второй сигнальной системе, но речь пока не давалась ему – язык мешал, лежал во рту, как не проглоченная котлета.
На свежем воздухе Роксолан быстро очухался.
– Гефестай, – старательно выговорил он, – спасибо.
– Да ладно… – ухмыльнулся кушан. – Я вас с Эдиком по другому делу искал.
– Нашли чего? – мигом оживился Лобанов.
– В общем, я за комментатором следил, за Местрием Флором.
– И?
– Флор свернул на улицу Горшечников, там еще рощица такая есть, грабовая. Так он пооглядывался и на большом камне начертил косой крест!
– Ага!
– Да! – воодушевился Гефестай. – А потом еще сверху прикрыл, другим камнем!
– Так-так-так… – задумался Сергий, соображая. – Неужто попалась рыбка? Пошли, покажешь!
Миновав несколько кварталов, сын Ярная вывел командира к грабовой рощице – так, чтобы избежать внимания чужих глаз.
– Вот этот камень, – негромко сказал Гефестай и удивился: – А кто верхний снял?
В этот момент зашевелилась большая куча опавшей листвы, являя миру Искандера. Эллин сиял.
– Разрешите доложить, – сказал он. – В мое дежурство сюда заглянул один молодчик. Поднял камень, увидел крест и весьма обрадовался!
– Проследил за ним?
– А то! Он тут недалеко живет, снимает квартиру в инсуле напротив, на третьем этаже. Мне отсюда видно.
– Так ты что, – нахмурился Сергий, – за эксептором своим не следишь уже?
– А он спать залег!
– Ага. Ну ладно. И что тебе отсюда видно было?
– Молодой в доме. Окно открыл, на подоконник выставил горшок с геранью.
– Это у них знак такой, – умудренно сказал Эдик.
– Наверное, – согласился Лобанов. – Так, Эдик, готовься. Ты у нас скалолаз вроде? По сигналу лезешь наверх – смотреть и слушать.
– Бу-сде!
Потянулось тягучее время ожидания. Преторианцы заняли свои места и терпеливо сносили муку неподвижности.
Стемнело уже, когда Искандер, прятавшийся вместе с Лобановым, прошептал:
– Идет!
– Кто?
– Комментатор! Только он в тоге. Я его по походке узнал!
С другой стороны улицы дважды шевельнулась ветка дерева – сигнал, поданный Гефестаем.
Местрий Флор подошел к подъезду новенькой инсулы, оглянулся и прошмыгнул в калитку.
Сергий приглушенно свистнул. Из густой тени портика, примыкающего к инсуле, выступил Чанба. Роксолан жестом показал – полезай!
Эдик кивнул, примерился и легко, словно играючи, взобрался по тонкой колонне на плоскую крышу портика. Оттуда, цепляясь за выступы кирпичей, дотягиваясь до широких карнизов, упираясь в пилястры, Чанба добрался до балкона третьего этажа. Большой черной кошкой перемахнув перила, он исчез из поля зрения. Но ненадолго. Очень скоро Эдуардус воздвигся во весь рост и полез вниз.
Мягко спрыгнув с портика, он пересек улицу и доложил Сергию, кривя губы и морща лицо:
– Ну их, они там трахаются!
– Комментатор?
– Ну да! С этим молодчиком. Тот аж повизгивает, тьфу! Короче, облом.
– Всё нормально, – сказал Лобанов. – Сыграли ложную тревогу, зато не пропустили странное поведение объекта. Всё, парни, отбой!
Утром Сергей Лобанов отправился с докладом в принципарий. Было рано, серые сумерки покрывали Сармизегетузу, но служба уже шла вовсю.
Повсюду горели светильни, пламя колыхалось на сквозняке, и тени перебегали по стенам, шатаясь и вздрагивая.
Марций Турбон выглядел утомленным, но упрямая складка по-прежнему лежала меж бровей – наместник был настойчив и опускать руки не собирался.
– Как спалось? – спросил он Сергия ворчливо.
– Да ничего так, – ответил тот.
– А я еще не ложился, – сказал презид, выбираясь из кресла. – Ну, чем помогла слежка?
– Если честно, – ответил Роксолан, – пока ничем. Ничего подозрительного замечено не было.
– Угу. Вот что, Сергий. Завтра с утра бери своих людей и отправляйся в Бендисдаву – это за Апулом, в сторону Тизии.
– Понял. Моя задача?
– Объясню… – Наместник подошел к дверям, выглянул и вернулся. – Я затеял одну тайную операцию, – продолжил он негромко, – хочу точно знать, кто изменник. Во-от. Завтра я устрою так, чтобы все подозреваемые могли узнать по секрету. Каждому – свой, и все они будут ложными! Четверо из пяти не проболтаются, а пятый поспешит доложить Оролесу. Комментатору Местрию Флору я скажу, что в Бурридаве готовится к отправке груз золота из рудников, комментатору Меттию Помпузиану разболтаю, что через Гермосару везут жалованье для Тринадцатого Сдвоенного легиона. Ну и так далее. О Бендисдаве узнает эксептор-консулар Публий Апулей Юст.
– Гениально! – прищелкнул пальцами Сергий. – Только, сиятельный, ты сказал «пять подозреваемых». Их же было семь?
Наместник хмыкнул.
– Было! – согласился он. – Но двоих я отмел – как оказалось, они все лето провалялись в госпитале и секреты разглашать были просто не в состоянии. Так что осталось пятеро. Во-от. Но я как думал? Мало вычислить предателя, надо еще и по Оролесу ударить. Ведь если мы будем знать, что об одном из «подсказанных» мною мест узнает этот разбойник, то можно устроить ему ловушку. Пять ловушек! Поэтому всю твою кентурию я разошлю по Дакии, пусть они передадут командирам тамошних гарнизонов уже не ложные сведения, а мои указания. Тебя же я посылаю в Бендисдаву. Понимаешь, там служит кентурионом Плосурний. Знаю его. Служака он честный, но недалекий. А я не могу продумать за всех, как лучше устроить западню. Вот и разберешься на месте, поможешь Плосурнию организовать оборону и нападение. Вопросы есть? Вопросов нет.
