Префект претории Марций Турбон пробудился до свету. Потянувшись, он сел и задумчиво почесал живот. «Кровать надо новую…» – притекла к нему неспешная мысль. Префект похлопал по изножью, отделанному бронзой, с гирляндой из листьев, выложенных серебром, и красномедных ягод. Покачав изголовье с серебряными накладками, вычерненными рисунком – сатиры и менады вьются меж деревьев, он услышал скрип. Да, сдает дерево. Ложе досталось префекту от отца – добротная «павлинья» кровать. Так ее называли из-за волнистого расположения пятен на дощечках ретийского клена, коими кровать была оклеена.

Вздохнув, Марций Турбон сунул ноги в домашние шлепанцы-сокки и встал. Раб-кубикулярий уже приготовил для хозяина большой посеребренный таз с затейливой чеканкой, полный чистой холодной воды. Префект с удовольствием омыл лицо. Раб, престарелый Фульвий, уже был рядом и протягивал полотенце.

Марций прополоскал рот, вытерся и приказал:

– Фанния ко мне.

Кубикулярий поклонился и вышел. Почти тут же в дверях нарисовался Фанний Цепион, цирюльник и пройдоха. Грешков за этим кудрявым молодчиком водилось немало, но префект пока прощал ему – уж больно хорошо Фанний управлялся с бритвой.

Марций уселся на табурет и сложил руки на коленях.

– Ну что ты на меня уставился, как коза на горох? – добродушно проворчал он. – Приступай!

Раб поклонился, достал острую бритву, наточенную до зеркального блеска, и горшочки со снадобьями.

– Хозяин хорошо выглядит, – прожурчал Фанний, смешивая жир с золою и пахучим порошком.

– Да что ты говоришь… – усмехнулся префект.

– Истинную правду!

– Брей, давай, правдолюбец!

Фанний, подержав на подбородке и щеках хозяина мокрую горячую ткань, нанес мазь, а после нежно, трепетно провел бритвой.

– Говорят, наш принцепс меняет власти Рима, – болтал цирюльник. – Раньше над районами прокураторы стояли, а нынче кураторы поставлены, все из императорских отпущенников. Это правда?

Фанний отнял бритву, чтобы услышать ответ, и префект претории буркнул:

– Правда.

– А самым главным будет городской префект.

– Фанний, скажи, зачем тебе это надо знать?

– Как же! Городской префект тоже из отпущенников. Вот, дадите мне вольную – и пойду я в магистраты.

Марций фыркнул в негодовании, и цирюльник поспешно отдернул руку с бритвой, дабы не нанести порез.

– Нашелся магистрат. Добривай скорее!

– Всё, всё уже!

Фанний аккуратно вытер префекту лицо – и смазал зудящую кожу своим знаменитым составом – пощипывающим и холодящим. Потом раб мигом собрал свои причиндалы и удалился.

– Вольную ему… – проворчал префект. – А брить меня кто будет? Куратор?

Он прошел к домашнему алтарю и сотворил молитву очагу, пенатам, предкам. Заботливо отряхнул пыль со статуй богов, стоящих на столе терпентинового дерева. На душе стало спокойнее.

Накинув плащ, Марций Турбон вышел на террасу. И увидел, как раб-привратник поспешно раскрывает створку ворот перед всадником в красном с золотом. «Не иначе, императорский вестник…» – встревожился Марций. Он угадал.

Лощеный гонец осадил коня у самых ступеней, лихо соскочил на дорожку и вытянул руку в салюте.

– Аве, сиятельный! – произнес он четко и звонко. – Принцепс велит тебе явиться к прандию!

– Я буду послушен воле принцепса, – склонил голову Марций.

Вестник грохнул кулаком в свой золоченый панцирь и ловко вскочил в седло. Дробно простучали копыта, и вот раб закрывает скрипучую створку. «И ворота надо менять…» – мелькнуло у Марция Турбона.

Задолго до полудня префект претории явился на Палатин, ко дворцу Флавиев, где происходили парадные приемы. Под высоким сводом арки главных ворот, над которой будто приплясывала квадрига Лисиппа и пошевеливались бронзовые возницы – Аполлон с Дианой, – Марций прошагал на дворцовую площадь. Она была окаймлена колоннадой из желтого нумидийского мрамора и целым строем бронзовых статуй – щедро вызолоченных нимф, муз, граций.

Высоченные двери парадного входа, выложенные серебряными пирамидками, стояли открытыми, приглашая в просторный вестибул. Префект переступил порог дворца и зашагал между двумя рядами преторианцев. Неподвижные, блистающие драгоценными металлами поножей, панцирей и шлемов, гвардейцы императора и сами походили на статуи.

У дверей Регии – Тронного зала – Турбон остановился. Тут же из-за колонн вышел магистр дворцовой службы в белоснежной тоге с широкой пурпурной полосой, величавый и преисполненный достоинства.

– Префект Марций Турбон? – спросил он вполголоса.

– Как видишь, – сухо ответил Марций. – Доложи величайшему, что я прибыл и жду его приказаний.

Магистр молча развернулся и скрылся за колоннами. А префект остался скучать в ожидании вызова, слушать далекие гулкие шаги и разглядывать створки гигантских дверей. Полированное дерево, из которого их сделали еще при Веспасиане, совершенно не было видно под инкрустациями из слоновой и черепаховой кости, лазурита и малахита, золотых и серебряных накладок. Не дверь, а ювелирное украшение. А как же иначе? Ведь эти створки открывались в тронный зал, где северные варвары или чужеземцы с Востока могли лицезреть самого принцепса, первого доминуса Великого Рима!

Префект задумался. Адриан никогда не звал его по пустякам. В последний раз Марций докладывал об успешной ликвидации «врага государства и народа римского» Каара по прозвищу Зухос, виновника многих бед и несчастий, едва не завладевшего Египтом. Это было на прошлой неделе. Что его ждет сегодня? Марций усмехнулся. Пока что судьба вела его в гору, все выше и выше поднимая над низинами обычной жизни. А всё – благодаря близкому знакомству с Адрианом. Мог ли Квинт Марций Турбон из города Эпидавр, незнатный уроженец Далмации, надеяться на то возвышение, которого достиг ныне? С будущим принцепсом он впервые встретился четырнадцать… нет, пятнадцать лет назад. Тогда Марций был примипилом во Втором Вспомогательном легионе, стоявшем в Аквинке. Публий Элий Адриан служил вместе с ним – трибуном-латиклавием.

За три года до своей смерти Траян назначил Турбона командующим Мизенским флотом, а через год направил в Кирену, где восставшие иудеи зверски убили двести тысяч жителей. Марций привел в Кирену флот и Седьмой Клавдиев легион и расправился с бунтовщиками не менее жестоко, а их вождя, Андрея Луку, распял. Траян оценил верного далматинца и сделал его прокуратором Мавритании Цезарейской. Должность была хлопотная, но занимал он ее недолго. Траян умер, новым принцепсом стал Адриан. И сразу же вспомнил о Марции. Адриан – человек недоверчивый, но, уж если ты доказал свою полезность и преданность, он тебя не забудет и не обойдет милостью. Правда, и дело поручит опасное и трудное до предела. Так и случилось. Адриан удостоил Марция повязок префекта Египта – для пущего величия – и бросил в Мезию и Дакию усмирять сарматов с роксоланами. Едва осела пыль над степью, едва кровь впиталась в землю, как Марция вызывают в Рим и поручают его заботам преторию. И что теперь? Он достиг вершин и наибольших почестей для человека всаднического сословия. Неужто Адриан продвигает своего человека еще выше? Посмотрим.

Неожиданно двери Регии плавно отворились – и давешний магистр, отвесив легкий поклон, сказал:

– Величайший ждет тебя. Следуй за мной.

Марций повернулся и зашагал через тронный зал. Турбон двинулся следом.

Регия всегда его потрясала. Ее покрывал полуцилиндрический свод, расписанный фресками. Пролеты в двадцать шагов возносились на высоту в девяносто локтей! Колонны розового мрамора, восходя кверху, заметно для глаз утончались и распускались арками, растворяясь в свете, бьющем из круглых окон. Вечером, после заката, когда тронный зал окутывался мраком, капители колонн сияли в рубиновом свете заходящего солнца.

Регия была пуста и погружена в тишину. Одинокий луч отсвечивал пурпуром, падая на императорский трон в абсиде. Марций оглянулся. С северо-запада к тронному залу примыкала базилика, в которой принцепс вершил суд, с юго-востока пристроилась претория. Магистр провел префекта залом Нимф, большой круглой комнатой с бассейном, – из воды выступали статуи Нерея с нереидами, они поднимали раковины, из коих били фонтаны. Потом они миновали покои Дианы, обсаженные вдоль стен тисовыми деревцами с подрезанными верхушками. В этом «лесу» и охотилась беломраморная богиня – с лунным серпом в волосах и луком за плечами.

Из Зала девяти муз магистр и Марций шагнули в обширный перистиль, обрамленный двойным рядом колонн, пересекли его по дорожке меж миртовых кустов, статуй и фонтанов и вышли к триклинию.

Здесь придворный остановился и открыл двери для Турбона. Кивнув ему, префект вошел в императорскую трапезную.

Принцепс ждал внутри. Триклиний, с полом из разноцветного мрамора, с мозаичными стенами, вмещал пять столов, окруженных дюжиной лож. Вдоль стен выстроились массивные гранитные колонны, между ними в нишах застыли преторианцы, а за окнами открывался вид на нимфею с мраморным бассейном, окруженным статуями в нишах. Император в аметистовой тунике возлежал на центральном ложе за средним столом.

Марций Турбон подошел – и опустился на одно колено, почтительно склоняя голову.

– Без церемоний, Марций! – улыбнулся Адриан и указал рукой на «верхнее ложе»: – Присоединяйся! Насколько я понимаю, прандий ты пропустил?

– Это полезно, величайший, – улыбнулся префект, устраиваясь и подтыкая подушки.

Безгласная рабыня в воздушном наряде из виссона неслышно подошла к нему и увенчала венком. Марцию захотелось ущипнуть девушку, но он не посмел: вдруг эта вольность не понравится Адриану?

Принцепс был внешне спокоен. Его лицо выглядело безмятежным, нервные пальцы пощипывали кудрявую русую бородку. Иглисто сверкал бриллиантовый перстень, подаренный Адриану Траяном за войну с даками.

– Угощайся, – сказал августейший, – я тоже еще не ел.

Префект оживился. Круглый стол перед ним не ломился от яств, но был накрыт с изыском – на серебряных блюдах лежали жареные раки, тирренские устрицы, паштеты из гусиной печенки, из языков фламинго, молок мурен, петушиных гребешков. Красивый статный юноша – вылитый Ганимед – наполнил золотые кубки вином.

– Ретийское, – сказал Адриан, – советую.

– На здоровье тебе, Август! – поднял кубок Марций.

Принцепс кивнул и сделал несколько хороших глотков.

– С лета чувствую неудовлетворенность, – признался Адриан. – Я будто живу в темной комнате, хожу по ней, нашаривая путь руками. А надо видеть!

– Величайший не доверяет советникам? – осторожно спросил префект.

– Как тебе сказать. Ты можешь себе представить, через сколько рук проходят те донесения, которые ложатся на мой стол?

– Их много.

– Вот! В том-то и дело! А я все хочу узнать сам, без посредников, которые так шлифуют тексты посланий, что даже страшное бедствие выглядит милым озорством. Нет, задержался я в Риме… Вот разделаюсь с делами – и тронусь в путь.

– Могу я узнать, куда?

– Я должен побывать везде. В Галлии, Германии, Британии. Надо лично узнать, как идет жизнь на границах. Ведомо ли тебе, что есть легаты, которым каждый день сатурналии? Так нельзя! Я хочу упрочить дисциплину и даже обожествить ее. Всеми своими победами Рим обязан легионам. А чем наши воины одолевали врагов? Слаженностью, порядком и дисциплиной!

Префект согласно кивнул.

– И в Испании надо побывать, – продолжал Адриан, – и в Мавритании. В Элладе. В Египте. В Дакии. Кстати, о Дакии. Как там наш друг Оролес?

– Пока притих, величайший, но может нанести удар в любой момент. Я отправил в Дакию группу преторианцев из Особой когорты. Они должны лишить Оролеса средств для ведения войны. Не имея золота, этот самозваный царь так и останется разбойником-латрункулом, а его шайка никогда не вырастет до размеров армии.

– Верный ход, – кивнул император. – Скажи, Марций, а тебе не казалось странным, что Оролес всегда нападал лишь на те наши каструмы, где в тот момент ослабевала оборона? Вот ушла когорта из Маркодавы, и Оролес тут же напал. Перебросили мы войска из Гермосары в Апул – и Оролес тут как тут! В чем секрет таких блестящих побед?

– Я бы сказал – в хорошей разведке.

– И я бы так сказал! Но вот вчера вечером мои фрументарии передали тревожную весть – в Дакии задержан тайный посланник Оролеса. Во время допроса он умер, но признался, что доставил в одно место – какая-то там расщелина в скале – мешочек золотого песка, а в обмен получил запечатанные церы. Знаешь, что в них было? Пароли на три дня вперед для лагеря в Сармизегетузе! Если бы мы не перехватили этого посланца, Оролес вырезал бы весь столичный гарнизон! Марций Турбон был потрясен.

– Пароль на текущие сутки знает любой тессерарий, – проговорил он, – но на три дня вперед. Что же, выходит, среди высших офицеров завелся предатель?!

– Выходит, так, – мрачно сказал Адриан. – Кто-то в больших чинах продает своих за золото, и не где-нибудь, а в службе наместника. И это в то самое время, когда язиги и роксоланы ведут себя всё более враждебно. Варвары недовольны тем, что мы уменьшили им ежегодные выплаты. Кстати, Марций, тебя не оскорбляет эта необходимость – выплачивать дань грязным варварам мира для?

– Что ж тут такого? Мы просто покупаем мир! Война с сарматами обойдется нам куда дороже, чем подачки вождям.

Принцепс кивнул с удовлетворением.

– Поэтому я и решил отправить тебя на место событий, – сказал он со слабой улыбкой. – И назначить наместником Дакии и Нижней Паннонии.

Марций Турбон на какой-то момент даже растерялся. Должность наместника всегда считалась не всаднической, а сенаторской. Вот оно, его возвышение! Префект сразу взорлил.

– Благодарю, величайший, – произнес он. – Когда я должен отбыть к месту службы?

– Завтра же. Я подыщу для тебя шесть… нет, пусть будет двенадцать ликторов, а преторианцев выбери сам. Выезжай прямо в Сармизегетузу, Паннония подождет. Дакией рулит преторский легат Требаций Теста. Человек он надежный, но именно в его аппарате завелся изменник. Твоя первейшая задача, Марций, выяснить, кто он. Только будь осторожен, не руби сплеча. В «службе наместника» – двести человек, это офицеры и легионеры, освобожденные от черной работы в военном лагере. Они честные и верные люди, и лишь один из них – враг.

Марций поймал себя на том, что смотрит в окно за плечами преторианца, где бьет фонтан и струи его разбиваются, падают со ступени на ступень, среди зелени и цветов.

– Я найду его, величайший, – торопливо пообещал новоиспеченный наместник.

– Верю, – кивнул Адриан. – Ну, прандий еще не кончился. Попробуй этот мульсум – в вино подмешан гиметский мед.

Наместник Дакии и Нижней Паннонии отвлекся от дум – и отпил из чаши с мульсумом. Хорошо пошло.

Покидая дворец Флавия, Квинт Марций Турбон задержался в вестибуле. К нему тотчас же подбежал преторианский трибун Танузий Гемин.

– Вот что, Танузий, – неторопливо проговорил наместник, – дай команду, чтобы Шестая кентурия когорты особого назначения собралась в кастра преториа. И быстро! Чтобы, когда я приеду в лагерь, все уже были там.

– Будет исполнено, презид! – вытянулся Танузий Гемин. – Я мигом!

Усмехаясь, Марций Турбон пошагал через дворцовую площадь. Презид… Приятное слово… Ласкает слух. И откуда претории уже известно? Хотя – что тут непонятного? Триклиний был полон гвардейцев. С чужими они промолчат, а своим шепнуть пару слов не возбраняется.

Конюший подвел наместнику коня и хотел уже было подсадить презида, но тот небрежно отстранил слугу – он еще не настолько стар, чтобы садиться верхом с чьей-то помощью. Ухватившись за «рога» военного седла, Марций подпрыгнул, отжался и закинул ногу, укрепляясь и подбирая поводья.

– Вале!

Конюший поклонился в ответ, а наместник двинулся, не спеша, к Палатинскому взвозу. Ему было о чем подумать.

В воротах Преторианского лагеря его встретили гвардейцы, выстроившиеся рядами. Причем их лица не каменели строгими масками, а расплывались в улыбках. «И эти уже всё знают!»

– Аве, презид! – прорявкали сотни глоток, и Марций Турбон поднял руку, приветствуя бывших подчиненных.

Из караулки выбежал Танузий Гемин и отсалютовал.

– Шестая кентурия в сборе! – доложил он. – Они на малом плацу.

Марций Турбон спешился и направил стопы по адресу, указанному трибуном. Обойдя штаб, он выбрался на обширную квадратную площадку, со всех сторон огороженную колоннами. Кентурия заняла едва ли четверть малого плаца – в ней служили всего сорок восемь преторианцев. Зато какие! Отборные молодцы. Штучный товар. Префекты лично набирали бойцов в Особую когорту – из гладиаторов, легионеров, фрументариев. Из граждан Рима и варваров.

Кентурия предстала перед Марцием Турбоном во всем блеске и пышности: панцири горят золотом, шлемы – серебром, плащи отливают пурпуром, нестерпимо ярко алеют клубистые перья, колыхаемые ветерком. Командовать кентурией было поручено Сергию Корнелию Роксолану. Правда, видел он своих подчиненных всего один день – прибыл с одного задания и сразу убыл на другое. Служба такая! А вот личный состав кентуриона знал, хоть и заочно, и уважал, поскольку имел понятие о миссиях, выполненных Сергием со товарищи.

Вперед вышел опцион, коричнево-черный нумидиец Адгербал. Блеснув зубами, он доложил:

– Шестая кентурия Особой когорты претории на службе императора Цезаря Траяна Адриана Августа! Сорок гвардейцев согласно списку. Восемь человек на задании. В отсутствие командира докладывает опцион Адгербал сын Орцила!

– Стань в строй, опцион, – ворчливо сказал Марций Турбон и оглядел кентурию. – Значит, так. О моем новом назначении слыхали, небось?

– Так точно! – грянули все сорок витязей прекрасных.

– Ликторов мне предоставит Август, а преторианцев я возьму сам. Возьму вас.

Кентурия сильно оживилась.

– Только не думайте, что в Дакии вас ждет отдых! – построжел наместник. – Мы едем служить принцепсу, значит, будем работать как проклятые! Это я вам гарантирую.

– Ничего, – донесся голос из толпы, – мы люди привычные!

– Разойтись! Отправляемся завтра!

С утра пораньше кавалькада тронулась в путь. Впереди скакала половина Шестой кентурии, за ними, верхом на испанском астурконе-иноходце, поспешал наместник Дакии и Нижней Паннонии, его сопровождали двенадцать рослых ликторов, а замыкали кортеж остальные двадцать преторианцев.

Настроение Турбона прыгало вверх-вниз. Он то улыбался и светлел лицом, припоминая, что возведен в наместники, то хмурился, предвидя будущие опасности и неприятности. Но ему ли привыкать? Оролес. Сарматы. Золото. Измена. «Справлюсь, – подумал Марций, – куда я денусь…»