Глава восьмая,
в которой Сергий теряет подозрительного друга, зато обретает массу врагов
– Времени у нас мало, – сказал Сергей Лобанов, оглядывая друзей, – все четверо сидели верхом на своих недавних покупках. – Но и до Бендисдавы недалёко. С другой стороны, загонять наших скакунов тоже нельзя.
– Короче, босс, – прервал его Эдик, – какое твое веское слово?
– В городе полно переселенцев, сегодня ровно в полдень выходит караван, он двинется в Апул, и нам с ними будет по дороге.
– Рабочий класс горячо поддерживает и одобряет! – сформулировал Чанба.
Гефестай красноречиво покачал громадным кулачищем, а Искандер сказал:
– Только давайте Луцию с Гаем ни слова об отъезде. Мне кажется, я понял, как звали того «Карлсона на крыше».
– И как?
– Луций Эльвий.
Гефестай нахмурился, а Эдик яростно шлепнул себя по лбу.
– Точно! – воскликнул он. – Я же видел, видел его лицо! Ну, тогда, у Марция. Я выскакиваю из портика, а он как раз выходит из кувырка, и тут на него свет факела падает. Точно! Он это был!
Сергий почувствовал глухую досаду: а ведь он Луцию поверил.
– Тем лучше, – сухо сказал Лобанов.
И тут послышался голос, переполненный доброжелательства и дружелюбия:
– Сергий, вот ты где! Сальве!
Роксолан поморщился, наблюдая, как к нему подходил Луций Эльвий, лучась улыбкой. Он вел своего коня в поводу. За ним следовал Гай Антоний Скавр. Верхом.
– Привет, привет! – пропел Эдик. – Что, всё интриги плетем? Или коварные планы вынашиваем?
Улыбка Луция попригасла, но он все же договорил, будто по инерции:
– А я вас по всему городу ищу.
– Смельчак, однако! – кивнул Чанба. – Герой былинный! Не побоялся же, сам пришел.
– Ты так страшен? – кисло улыбнулся Луций.
– Не я! – помотал головой Эдик и показал на Сергия: – Он!
Говоря это, преторианец не скрывал веселых огоньков в глазах, потому что правильно угадал характер Луция Эльвия. Это был сильный и опасный человек, но Луций слишком часто выигрывал и слишком серьезно относился к своей персоне. Наглый напор у него был, а вот стойкости, умения держать удар – увы, не хватало. И еще у него не было чувства юмора. Луций не мог взглянуть на себя со стороны, поэтому улыбку Эдика воспринимал как насмешку – и уже готов был выйти из себя.
– Я не понимаю… – затянул он.
– Мне наплевать, что тебе непонятно, – медленно проговорил Сергий. – Лучше объясни, что ты делал на крыше дома Марция Турбона?
– Вернее, зачем ты это делал! – уточнил Искандер.
– И для кого! – значительно добавил Эдик. Луций неестественно рассмеялся – и оборвал смех.
Глаза его стали настороженными.
– Не для него ли? – прогудел Гефестай, пальцем показывая на легата.
Гай побледнел и поднял руку, словно прикрываясь.
– Я же не знал, что там будете вы, – попытался Луций оправдаться. – Меня отец Гая послал, он мой патрон! Я и пошел.
– Чтобы подслушивать, – понятливо кивнул Эдик.
– Да, я подслушивал! – раздраженно признался Луций. – И знаю о золоте Децебала! Но теперь-то все изменилось, мы друзья, и…
– И что? – холодно спросил Сергий. – Честно поделим золотишко?
– По-братски! – фыркнул Чанба. Лицо Луция исказилось.
– Ты не друг никому из нас, – по-прежнему холодно сказал Лобанов, – ты хорошо сыграл друга.
– А мы тебе верили, – выцедил Чанба. – Поганка ты, Луций!
Гнев Эльвия нарастал. Презрительные ухмылки преторианцев действовали ему на нервы, а огонечки в глазах абхаза будили ярость.
– Когда-нибудь, Эдуардус, – сказал он, чувствуя, что злоба перевешивает здравый смысл, – я стащу тебя с коня и отлуплю!
– Рискни! – ухмыльнулся Чанба.
Сергий улыбнулся и глянул на Луция в упор:
– Хочешь попытать счастья сейчас, трепло?
Тот ничего не ответил – повернулся и зашагал прочь, дергая коня за повод. Бедное животное задирало голову и торопливо переступало копытами. Вдруг Луций резко остановился, обернулся и посмотрел на Лобанова холодными, не затуманенными недавней вспышкой гнева глазами.
– Придет время, кентурион-гастат, и я это сделаю. И сделаю хорошо, обещаю!
Сергий смотрел ему вслед. Немногие откажутся от прямого вызова, тем более – не такой человек, как Луций Эльвий. Никому из собравшихся не пришла в голову мысль, что Луций увильнул от драки. Он просто не был к ней готов.
– Гай, – повернулся Лобанов в седле, – лучше всего будет, если ты вернешься в Рим.
– К папочке! – вставил Эдик.
– …и оставишь недетскую идею ухитить те три воза, – договорил Роксолан. – Ты меня понял?
Гай молча смотрел на Сергия. Лобанов его раздражал, однако у легата появилось чувство, что для кентуриона-гастата это старая, знакомая игра. Что все ходы в этой игре и действующие лица ему давно известны, а вот сам он играет в нее впервые.
– Ладно, – сказал он наконец, – я тебя понял. Но те три воза все равно будут моими. – Гай вздернул голову и добавил в запале: – Даже через твой труп!
Легат начал было разворачивать коня, но голос Сергия заставил его замереть:
– Гай!
– Что?
– А как насчет твоего трупа?
Гай, не отвечая, глядел на Сергия, и вдруг внутри него возникло осознание того, что его тоже могут убить. Эта мысль никогда не приходила ему в голову, так она была нелепа и абсурдна, и всё же. Гай не выдержал темп спокойного ухода. Он послал коня вперед, больно пришпоривая.
Лобанов проводил его взглядом и коротко скомандовал:
– К каравану!
Всю ночь у стен Сармизегетузы собирались переселенцы, самые рисковые, которые отправлялись в Дакию осенью. Кого здесь только не было! Иллирийцев с фракийцами было больше всего, но и галлы попадались, эллины, гельветы, даже иберийцы с сирийцами. В Сармизегетузе они сходились, сбивали караваны фургонов, приводили в порядок снаряжение и готовились к предстоящему путешествию – на плодородные земли в долинах Марисуса, Кризии, Тибискуса, с которых римляне согнали даков. Переселенцев ждали непуганые волки и отравленные стрелы, снега и холода, но тяга к земле – своей земле! – была сильнее.
Сергий выехал из городских ворот и натянул поводья. Вокруг, на невысоких холмах разместились стоянки и горели лагерные костры – сотни дымов поднимались столбами и переплетались, сливаясь в сизое облако.
Потрепав по шее саурана, Лобанов шевельнул пятками. Животине хватило этого посыла, чтобы тронуться с места и спуститься с холма. Чуть позже Сергий подъехал к кузнице Фунисулана. В Сармизегетузе имелись и другие кузни, но эта была самая большая, самая бойкая, она служила неким центром масс, точкой притяжения для путников, собравшихся в долину Марисуса.
Дюжина наковален звенела под ударами молотов, светились раскаленные поковки, красные отблески огня ложились на черные от сажи лица и тела рабов-молотобойцев. Здесь работали одновременно два десятка кузнецов: ковали подковы, приколачивали их к копытам лошадей, изготовляли скрепы для фургонов, делали ножи и мечи.
Мимо Сергия проехал очередной фургон-карруха. Женщина на сиденье держала на руках плачущего ребенка, рядом с фургоном шел мужчина с палкой в руках и погонял волов. Те, правда, не слишком-то и пошевеливались, брели себе, лениво и не торопясь.
Неожиданно чья-то рука легла на гриву Сергиева коня.
– Караван собран. Людям не терпится в путь.
Это был Искандер.
– Не будем обманывать их ожиданий, – улыбнулся Роксолан.
– Тогда выступаем! Наши собрались под Западным бастионом.
– Понял.
Лобанов направил коня к наклонным зубчатым стенам бастиона. Он видел, как загружают фургоны и отгоняют подальше от города. Куда ни глянь, повсюду кипела работа – и повсюду шли разговоры. Никогда в жизни не слышал Сергий, чтобы столько людей одновременно разговаривали об одном и том же, одними и теми же словами.
– Здорово, Граник! Фургон купил?
– Да куда ж без него… Не на себе же тащить!
– Не дело это, Эмилия, говорю тебе. Красивая женщина, одна в диком краю, – кто защитит тебя? Когда нападут язиги или бастарны, каждый мужчина станет защищать свою семью – и кто осмелится упрекнуть его за это? А я никогда не видел женщины с такими красивыми волосами. Для сармата это будет такой почетный трофей, когда он вплетет твой скальп в гриву коня!
– Благодарствуй, Лаберий. Слушай, кнут у тебя никуда не годится. Я там, у кузни видел новые. А вон там какие хочешь есть!
– Как сохранить сливочное масло? Ну, с ним никаких проблем. Прокипяти его, прокипяти как следует, пену снимай, пока оно не станет прозрачное и чистое, как винафское, а потом разлей по кувшинчикам, забей их пробками и залей горлышки смолой. Такое масло выдержит дорогу до самой Индии!
– Сначала загон, да. Потом хижина или землянка, смотря по тому, что удастся быстрее и легче сделать… или, если позволит погода, можно сразу строить барак для рабов. Надо срочно определить границы пастбищ или, там, поля, как следует поохотиться, чтобы пополнить припасы, заготовить на зиму сено. Придется построить какое-нибудь укрытие для лошадей из колотых бревен или жердей, в общем, что под руку попадется.
– Овощи? Ну конечно, можно взять и овощи. Только бери сушеные, какими пользуются легионеры. Они их там прессуют и запекают такими коржами, твердыми, как камень. Кусок такой штуки размером с женский кулачок даст тебе горшок еды на четыре-пять человек. Вкусно и сытно – будь здоров!..
Все в один голос вели разговоры о дороге, о том, какие фургоны лучше, о волах, о лошадях, о мулах. Рассуждали о сарматах, о «свободных даках», кои были не лучше дикарей-кочевников, о военных лагерях-каструмах, которые ставят на дороге легионеры. Повсюду царило возбуждение, чтобы не сказать – экстаз. Люди у лагерных костров были вовлечены в грандиозное приключение, небывалое переселение под магическим сиянием слова «Дакия». Это слово звучало как волшебное заклинание и открывало блестящее будущее.
– Поехали, – сказал Сергий, обращаясь к коню, и похлопал животину по шее. Конь согласно мотнул головой и тронулся шагом, звонко цокая по камням, оставляя в стороне толпу отъезжающих и провожающих.
С трудом найдя своих, Лобанов спешился. Тиндарид подхватил поводья.
– Пошли, – осклабился он, блестя зубами, – познакомлю с главным караванщиком!
– Пошли.
Главным караванщиком переселенцы выбрали Дионисия Эвтиха, коренастого пергамца с кудлатой бородой и повадками деревенского хитрована.
– Наше вам большое здравствуйте! – замысловато поприветствовал он Сергия с Искандером.
– И вам того же, – показался Эдик, – по тому же месту. Босс, когда отправляемся?
– Как только, так сразу. Верно говорю, Дионисий?
Караванщик важно кивнул. Он влез на козлы своего фургона, приподнялся и заорал, махая рукою.
– Па-ашли! – разнеслось над караваном.
Тяжело нагруженные фургоны с поднятыми тентами загрохотали, рассыпая мечущееся эхо. Их влекли то пары, то четверки лошадей.
Выкатившись за город, погонщики разобрались, кто за кем, и выстроили караван, направляя фургоны к реке Марисус. Правили ими женщины или подростки, а мужчины ехали верхом, охраняя фланги. Преторианцы присоединились к ним.
Дорога была хороша – еще не мощенная виа, но гладкая. Камни убраны, бугры срезаны, ямы засыпаны гравием и утрамбованы.
В первый день прошли чуть больше двенадцати миль – просто для того, чтобы кони в упряжках привыкли друг к другу и втянулись в работу. Из-за этого караван остановился совсем рано – солнце еще ярко светило, повиснув над дальними горами. Дионисий, правивший передним фургоном, задрал руку вверх и покрутил ею, командуя остановку. Один из конников протрубил в рог, дублируя сигнал.
Фургоны свернули с дороги и начали разъезжаться. Дионисий заорал, всадники поскакали, разнося команду: стать в круг!
С горем пополам фургоны выстроились в неровный многоугольник, который при хорошо развитом воображении можно быо принять за окружность. Такое построение германцы называли «вагенбург» – «фургонная крепость». Конечно, нормальный военный лагерь-каструм куда лучше, но как доверить его строительство гражданским? Легионеры устроят лагерь с частоколом и рвом за три-четыре часа, переселенцы же провозятся весь день. Да и не для того придуман «круг». Окажись караван под ударом тех же сарматов, только вагенбург станет защитой переселенцам, благо тенты над фургонами – из бычьей кожи, ее не всякая стрела пробьет. Да и борта высоки – доски в два слоя, а между ними все та же кожа воловья набита. Броневик!
– Эдик! – подозвал Сергий. – Глянь на западе за холмами. Искандер, ты дуй на восток. Гефестай – на юг!
Разослав друзей-подчиненных по трем сторонам света, Сергий поскакал по направлению к четвертой, на север.
Он перебрался через ручей, пересек полосу кустарника на противоположном берегу и направил коня вверх по длинному травянистому склону.
Воздух поражал необычайной чистотой. Он и в Риме-то позволял дышать, не думая о загрязнении окружающей среды, но здесь. Воздух был густой, пряный, его хотелось пить, как воду. В небе ни облачка… Холодно было – ноябрь скоро! – но ветер не поднимался, а легионерский плащ пенула с капюшоном основательно укрывал плечи и спину. Конь легко шел шагом по высокой траве, подсохшей на корню. На вершине холма Лобанов натянул поводья и остановился. Отсюда он увидел фургонный тракт, уползающий в сизому хребту. Все вокруг было неподвижно, только ветер низко клонил траву, приглаживал широкими разливами. Да, это земля для мужчин. И не всякий потянет тутошнюю жизнь, не каждый выдюжит. Выживет храбрейший.
Сергиев конь поставил уши стрелками, нетерпеливо переступил с ноги на ногу – его влекло вперед.
Когда Лобанов спустился и приблизился к каравану, беготня только начиналась, остановка на привал – дело долгое.
Переселенцы распрягали лошадей и мулов, снимали с них сбрую; потом, оставив животных на привязях у фургонов, то там, то там разводили костры из сухого навоза и веточек, валявшихся под ногами, – горные леса ждали впереди. Когда огонь разгорался, коней уводили на водопой, а потом – в отгороженный веревками загон, где они вместе с другими упряжными и верховыми животинами будут под надзором ночной стражи. Саурана Сергий привязал к колышку рядом с фургоном.
– Хорошо здесь… – послышался за спиной голос Гефестая.
– Это точно, – согласился Роксолан. – Чувствуешь себя как на прогулке.
– Вы особо-то не загуляйте, – сказал Искандер, подойдя. – Поблизости видели конных бастарнов.
– Что ж, будем бдительны, – сделал вывод Сергий.
– И, как говорил мой дед Могамчери, – тут же подхватил Эдик, – «Бдительный живет дольше!» Это правда, что бастарны скальпы снимают?
– Правда, – кивнул сын Тиндара и усмехнулся. – Их тут все кому не лень снимают, так что береги волосы!
Чанба не ответил колкостью, лишь задумчиво поскреб макушку.
Ночь была холодная, с легким морозцем, а небо оставалось чистым. Хорошенько закусив у костра, Сергий пошел проверить, как ведет себя его конь и все ли в порядке с животными в загоне.
Было тихо, только где-то очень далеко шакал выводил во тьме жалобную песнь. Сапоги Лобанова шуршали в траве, когда он шел к лошадям, и те насторожили уши при звуке его голоса. Роксолан немного постоял, опираясь о крайний столб загона, – ему нравился хруст травы на зубах у животных. Его слух, отвыкший в городских условиях различать звуки, учился улавливать только странные, необычные шорохи, те, что выделялись на привычном фоне ночи.
Какая-то ночная птица возилась в кустах, доносился мышиный писк.
– Спать пора, – сказал он лошади Дионисия, серой в яблоках, и та тряхнула гривой, не разумея человеческую речь.
…День еще не наступил, когда возницы выбрались из-под овчинных одеял и пошли к мулам и лошадям. Ночной сторож по очереди выпускал из загона четверки и двойки, и возничие сразу вели животных на водопой, а потом – к фургонам и начинали надевать на них сбрую.
Продергивая на место цепную постромку, Дионисий Эвтих сказал:
– Надо сегодня хотя бы миль двадцать пройти.
– А чего ж не пройти, – поддержал его суетливый переселенец, – пройдем! А ты как думаешь, Сергий?
Лобанов хотел что-то ответить, но тут у него за спиной раздался дикий крик и мимо пронесся всадник на гнедом мерине – глаза выпучены, волосы всклокочены. Вытянутой рукой он показывал на холмы.
– Варвары! – вопил он. – Бастарны! – Всадник с обезумевшими глазами понесся дальше вдоль каравана, выкрикивая: – Сарматы! Спасайтесь!
Эдик, возникнув на козлах фургона, перепрыгнул на гнедого, сбрасывая паникера наземь, но было уже поздно – дикий страх разошелся волнами по каравану. Кто-то щелкнул бичом, фургон рванулся вперед. Выхватив меч, Сергий обернулся к своему коню. Но коня не было – его спугнул орущий всадник.
Мимо с громыханием неслись фургоны, возницы, стоя, наяривали лошадей, те ржали и тянули вперед, пуча глаза.
– Стоять! – заорал Лобанов, взмахивая акинаком. Куда там. Переселенцы неслись, как перепуганное стадо. На глазах у Роксолана две стрелы, окрашенные в красный цвет, воткнулись в кожаный верх фургона. Сергий резко развернулся – прямо на него летел бастарн на коротконогой мохнатой лошаденке. В кожаных штанах, в тяжелой куртке из турьей кожи, обшитой роговыми накладками, в остроконечном башлыке, бастарн натягивал тугой лук и щерил смуглое, размалеванное лицо.
Мечом отбить стрелу Роксолан не поспевал и ударил по ней ладонью, ощущая тугое сопротивление древка, несомого инерцией, и маховое касание оперения. Бастарн выкатил изумленные глаза, а в следующее мгновение Эдик проткнул ему грудь метко брошенным дротиком-пиллумом.
Мельком Лобанов заметил Гефестая – кушан стрелял из лука прямо с козел фургона. Мимо проскакали несколько переселенцев, обгоняя тяжело нагруженные фургоны.
С дикими воплями вынеслись бастарны. Их было десятка три. Потрясая копьями, натягивая луки, они скакали прямо на караван.
Одну из лошадей, тянущую фургон, ранило стрелой. Лошадь упала на колени, при этом дышло воткнулось в землю, передние колеса вывернулись, и фургон опрокинулся. Отброшенный в сторону возница схватил лук и, прячась за фургоном, лежащим на боку, принялся отстреливаться.
Караван растянулся и стал легкой добычей для подвижных бастарнов, которые могли теперь рассекать его на части, отрезая фургоны по одному. Чем они и занялись. Многие переселенцы спасались бегством, но тяжелые каррухи можно было погнать разве что рысью, да и то лишь под горку. От бастарнов не уйти!
Сергий выхватил нож и метнул в подскакавшего степняка. Клинок вошел тому в шею по рукоять – варвар схватился за горло, между его пальцев брызнула кровь.
Лобанов не стал дожидаться, пока тот свалится. Он подскочил и пинком свалил мертвеца. Хватаясь за гриву, вскочил на лошадь. Так-то лучше!
Оказавшись в седле, он огляделся. Бастарны разбили караван на три неравные доли и увлеченно грабили доставшееся. Переселенцы на конях ожесточенно дрались с еще одним отрядом варваров, прискакавшим на подмогу. Кавалеристы из переселенцев теснили бастарнов, хотя строй их рассыпался и бой переходил в стадию дуэлей один на один.
Дионисий метался между фургонами, как бешеный, вопя, чтобы все выстраивались в круг. Его слушались, но с десяток каррух уж больно далеко отъехали. Три из них вообще перевернулись, сойдя с тракта, еще у одной умирающие лошади бились в упряжке.
– Отжимай! – проорал Эдик, несясь мимо. – Отжимай!
Шлема на абхазе не было, а над ухом краснела кровь.
– Гефестай! – разглядел Сергий огромного кушана. – За мной!
Они кинулись к отставшим фургонам. По дороге к ним присоединились Чанба и Тиндарид. Вместе с десятком кавалеристов они набросились на бесчинствующих варваров.
Лобанов снес голову бастарну, натягивающему лук, – и тут заметил своего коня, который остановился и уныло мотал склоненной головой – наступил копытом на повод, свисающий с уздечки. Сергий спрыгнул с бастарнского коня и схватил поводья.
– И-и-и-и-у-у! – раздался у него за спиной нарастающий визг.
Роксолан вскочил на саурана и махнул мечом. Лезвие легко чиркнуло по руке бастарна, заносящего копье. Обратным ударом Лобанов услал варвара к предкам.
– Сергий! – закричал Искандер и показал мечом в сторону фургона, где две лошади бились в упряжи. Возница лежал на земле, раскинув руки, а спина его была утыкана стрелами. Жена или сестра убитого стояла на коленях рядом с ним и натягивала тетиву арбалета, вовсю орудуя рычажком. Сзади к ней приближался бастарн, бросив поводья и натягивая лук.
– Гефестай!
Кушан понял командира – и выстрелил первым. Стрела бастарна ушла в небо, а сам степняк кубарем полетел в траву. Товарищ его перепрыгнул дергающихся лошадей и понесся к Сергию, свешиваясь набок со спины своего коня. Гефестай вскинул лук, но варвар так повернул коня, что на виду оставалась одна лишь его нога. Женщина с арбалетом вскинула свое оружие и выстрелила. Бастарн, умело прятавшийся за корпусом коня, не уберегся, рухнул на землю.
Лобанов послал саурана в галоп – впереди стал виден Искандер, орудующий двумя мечами, но наседало на него человек пять.
Низко пригнувшись в седле, держа акинак в отведенной руке, Сергий помчался прямо на противников Тиндарида и как следует рубанул по лохматому варвару, рассекая тому бок. В нос пахнуло крепкой вонью, непередаваемым ароматом застарелого пота, копоти и прогорклого жира.
Конь Лобанова сбил с ног бастарна, спрыгнувшего с убитого коня. Варвар сослепу ударил копьем, а Сергий, склоняясь с седла, располосовал вражине брюхо – от паха до грудины.
Он вдруг почувствовал, как что-то разрывает его плащ, ощутил удар копья – и тут же вылетел из седла, роняя меч.
Бастарн, широко замахнувшись копьем, бросился, чтобы добить Лобанова, но кентурион-гастат перешиб ногой древко, вскочил, хватая в воздухе обломок с наконечником, и с силой вонзил его бастарну в раззявленную пасть. Варвар содрогнулся и обвис – острие вошло в мозг.
Но уже несся другой.
– Сергий! – крикнул Искандер.
Роксолан обернулся и поймал брошенный ему меч-спату. В следующее мгновение клинок вошел варвару в грудь, пресекая биение жизни.
Схватка закончилась так же внезапно, как и началась. Бастарны исчезли за холмом, с неба вернулась тишина.
Сергий подобрал утерянный акинак, вернул себе нож. Сощурившись, он осмотрелся. Пару фургонов бастарны все же успели грабануть, даже коней выпрягли и увели с собой. Вернулся хмурый Дионисий, ведя в поводу коня без всадника, с седлом, залитым липким и черным. Конь, потерявший седока, фыркал, чуя кровь, и мотал головой. Потихоньку сбредались переселенцы. Лобанов углядел того самого паникера, что устроил неразбериху, и направился к нему. Подойдя к гнедому, он ухватился за тунику всадника и одним рывком сдернул его с седла. Паникер ляпнулся в траву, вереща древнюю формулу:
– Я римский гражданин! Не прикасайся ко мне! Сергий с большим удовольствием отпинал гражданина, метя по почкам, и рявкнул:
– Вставай давай!
Гражданин поднялся, охая и норовя прикрыться руками.
– Имя? – холодно спросил Лобанов.
– Мое? – пролепетал «гражданин». – Ментулий…
– Так вот, Ментулий, – по-прежнему холодно продолжил Сергий, – вместо того чтобы со всеми вместе отражать атаку бастарнов, ты бросился бежать, наводя панику. Трусливое ничтожество, ты подставил всех! Из-за тебя погибло несколько человек! Можешь залезать обратно в седло.
Ментулий, боязливо оглядываясь на Роксолана, полез на гнедого.
– А теперь проваливай! – резко сказал Лобанов. – Трусам в Дакии не место!
– Не имеешь права! – подал голос Ментулий.
– Пошел отсюда! – рявкнул Сергий и шлепнул гнедого мечом плашмя. Конь заржал и припустил галопом. В толпе кто-то нервно засмеялся, Эдик свистнул, подгоняя изгоя. И только Роксолан сохранял серьезность.
– Больше это не повторится, – пообещал он. – Учтите все, кто имеет склонность к трусости, – можете дрожать от страха, сколько вам угодно. Но если кто-то еще будет поднимать панику. Убью!
