Глава 7
Павел
Павлу Третьякову было тридцать три года, предполагаемый возраст Христа и возраст, в котором у мужчины происходят важные события в жизни. Он был рад, что именно сейчас начались все действия, в которых он играл важную роль, будучи священником и сподвижником русской Православной Церкви. Епископ свято верил в то, что делает и был непоколебим в вере своей. Сама идея, что вода есть не просто элемент и живая клетка планеты Земля, которая дает жизнь и поддерживает ее, но и является объектом изучения прогрессирования цивилизации человека, была не нова. Ей дал начало генный инженер Гиляровский в 1932 году, когда увлекся теософией и особо заинтересовался теорией сотворения мира более развитыми существами.
Цепь эволюций и периодические смены эр развития на планете захватили мозг ученого, долго и нудно искал он доказательства того, что Спаситель действительно мог ходить по воде как по земле, провел множество исследований в собственной лаборатории.
Перед смертью Гиляровский оказался в сумасшедшем доме, оставив после себя целые тома умозаключений, гипотез, формул – все материалы перешли вместе с домом по наследству внуку, Герману Гиляровскому, который в последствие дал продолжение исследования деда. Герман был настоятелем мужского монастыря в Праге, но его корни шли из России.
Мать в послевоенные годы переехала в Чехию и вышла замуж, там же у нее родился сын Герман, который в тринадцать лет поставил перед фактом, что выбирает благочестивый путь и будет служить Господу, параллельно семинарист увлекся атомной энергетикой и с головой ушел в религию и науку. В процессе постижения научных вершин Герман испытал глубокие сомнения в истинной праведности его религиозного пути и сменил путь христианства на теософистику.
Когда Герману исполнилось сорок, он вернулся в Россию, в старый дом своего отца, который растащили по доскам, но сохранились кое-какие вещи и библиотека, ставшие достоянием местного музея. Книги были старые и тем самым имели ценность для историков. Вещи сохранил сосед деда, несколько коробок с толстыми журналами, исписанными неразборчивым почерком пылились долгие годы на чердаке.
Много лет ушло у Германа на кропотливый разбор материалов, он все более проникался идеями и в итоге стал одержим ими, впоследствии, священник поделился своими соображениями с Третьяковым. Павел к тому времени стал архиереем Храма Христа Спасителя, Германа заинтересовал молодой и задумчивый парень с грустными глазами, к тому же, он занимал уважаемое положение, не смотря на столь юный возраст, и находился в центральном Храме столицы России, а это многое значило для их общего дела.
Они доработали Манифест о свободе волеизъявления, который начал составлять дед Гиляровского, и долго готовились к проверке высказанных мыслей, как раз этот документ и оказался по злому року в руках Натальи.
Наталья… Любил ли Павел свою сестру? Ранее, он бы не задумываясь, ответил на вопрос, но теперь он не знал. Исследования настолько захватили его сознание, что любая помеха казалась чудовищной, и он безжалостно был готов ее устранить, сердце еще не могло отойти от сомнений, но мозг безжалостно их обрубал перед слабыми угрызениями совести.
Епископ сидел на стуле и пил минеральную воду из пластиковой бутылки. Он был в этой квартире и раньше, только тогда напротив сидела пожилая женщина, а не светловолосая красивая девушка, и если с Марией Валентиновной они мило беседовали за чаем с овсяным печеньем, то эту девушку пришлось крепко связать.
К бабушке Сони пришлось применить укол для воздействия на ее сенсорную память, чтобы заставить мозг «стереть» информацию о встрече. Долгое время они с Германом манипулировали над водой, меняя структуру в вакууме под действием электромагнитных волн и известных музыкальных произведений, женщина получила на некоторое время информацию от воды, которую он ввел в мозг. Сенсорная память достаточно ограничена, она сохраняет информацию в течение короткого периода времени и, помимо этого, очень чувствительна к различным помехам. Павел привез в подарок коробку овсяных печений с огромной дозой снотворного, снотворное на несколько часов отключило работу мозга. Женщина непредусмотрительно поделилась с ним открытиями, которые они совместно с профессором, получили в виду опытных тестирований проб воды после происшествия на Москва реке в день Крещения. Им удалось много понять в виду большого практического опыта в части исследований химии воды и физики. Допустить протечки информации было никак нельзя, Наташа очень далеко зашла и доставляла много хлопот, пришлось принимать меры к ни в чем неповинным людям.
Конечно, последствия должны были стать летальными, но это мало волновало Епископа, просто убить Марию Валентиновну он не мог, он же не убийца в обычном понимании этого термина. Вот с Федором Ивановичем пришлось отступить от моральных принципов, но и там он не лично «замарал руки». В больницу пришлось приехать, чтобы удостовериться в том, что на это раз Дарья все сделала как следует.
К большому разочарованию Павла бумаг в квартире Марии Валентиновны не оказалось, по логике Наташа должна была отдать их на изучение своим друзьям ученым, очень странно, что он ошибся. Скорее всего, сестра везде носила их с собой, на самом деле думая, что это его личная переписка. Соня подтвердила его мысли, заверив, что ни о каких письмах от подруги не слышала.
Манифест был очень важен, в нем координаты порталов, точные формулы образцов и время активации, о которых кроме его сподвижников не должен был знать никто. Как нелепо упустил бумаги! Что за глупая случайность с детскими проказами сестры… Ее невинный поступок отнял очень много времени и заставил кооректировать план действий. Теперь права на ошибку у него нет. Ведомство подобралось слишком близко. Конечно, у них нет официальных улик и нужно время, чтобы предоставить ему обвинения (хороший вопрос, в чем?), но сам факт того, что каждый его шаг под контролем, не давала покоя.
Соня помнила Павла еще со студенчества, мужчина и ранее не был для нее понятен, а сейчас что-то безумное читалось в его серых глазах. Ей всегда нравился молчаливый и серьезный старший брат подруги, но ей и в голову не приходило, что они могут однажды встретиться при таких обстоятельствах. Как святой отец может взять заложника! Соня все время плакала, но не чувствовала от Павла никакой угрозы. Его странные расспросы про Наташу и какие то бумаги… Что могло встать между братом и сестрой, у него явно не самые мирные намерения, раз она связана.
Мобильный Софьи зазвонил, Павел аккуратно отлепил скотч ото рта девушки и тихо произнес:
– Ответишь, чтобы приехала сюда с моими бумагами, времени три четверти часа, поняла?
Она испуганно кивнула и ответила Наталье слово в слово то, что сказал Павел.
Третьяков убрал трубку от уха Величкиной. Значит, ждать осталось недолго. Ему стало известно об ужасной трагедии в аэропорте Шереметьево, снова погибли люди. Какая злая ирония судьбы! Придется пойти на большой риск, чтобы повторно провезти образец. Конечно, на этот случай есть запасной вариант, Герман продумал абсолютно все.
* * *
Наталья заехала в больницу за Марией Валентиновной и отвезла ее в квартиру Котова. Полковник принял решения всем держаться вместе, пока вся эта страшная история не закончилась. Мария Валентиновна не задавал лишних вопросов, ей уже было понятно, что они оказались близко к какой то чудовищной разгадке, она надеялась застать там Ивана Федоровича. Как же она соскучилась по своему профессору, так многим надо с ним поделиться, и Сонечке пора бы познакомиться…
Только вот ее шиньон потерял форму и теперь похож на хвост облезлого спаниеля, это очень расстраивало женщину, но попросить заехать домой за новым она не решилась. Поэтому всю дорогу смиренно молчала, раздумывая над тем, как Сонечка воспримет новость о кавалере. У дома Котова дежурило несколько полицейских машин, люди в форме были повсюду – на лестничных клетках и у входной двери.
Котов с жалким видом сидел на диване гостиной и пил зеленый чай. Он радостно обнял Третьякову и девушка расплакалась у него на груди.
– Ну что ты, дочка, успокойся, – Котов представлял, что творится у нее в голове. Про Павла Третьякова ему стало известно несколько недель назад, тогда и решил собирать информацию, только берег Наташу от страшных новостей. Да и как было можно аккуратно такое сказать? Лучше бы сказал сразу, благими намерениями, как известно…
Котов вздохнул. Ничего. Самое главное, что все живы.
Он предложил женщинам чаю.
– Нет, нет, дорогой мой, я не откажусь от пива, если позволите. Оно мочегонное, что очень хорошо для моего организма в сложившейся ситуации. – Мария Валентиновна была уставшей, но конечности окончательно пришли в норму. – А где Иван Федорович и Сонечка?
– Они… – Наталья не нашлась, что ответить. Сама злилась на весь белый свет, что ее берегли от мучительной правды, а теперь занимается этим же. Третьякова аккуратно взяла Марию Валентиновну за руку и обняла.
– Иван Федорович умер…В лаборатории случился пожар и…
Громкие рыдания женщины не дали ей договорить. Мария Валентиновна искренне старалась не думать о таком финале, но женская интуиция подсказывала ей все это время, что с любимым мужчиной случилось что то непоправимое. Она попросила оставить ее одну. Как теперь жить?
Котов провел Третьякову на кухню. Он удрученно сел на маленький резной табурет и сложил руки на столе.
– Как я мог так опрометчиво отправить дочь…Кретин! Ведь я был уверен, уверен, что у меня все под контролем!
Третьякова завязала волосы в хвост и наморщила лоб.
– Ты не знал, что Марина окажется посредником.
– Но я мог догадаться …
Наталья провела рукой по его спине.
– Ты не виноват, ты не знал. Главное, что она в безопасности.
– Да, я звонил своему приятелю, Марина в отеле и под охраной, сама того не подозревая. Я все думаю про Треугольник…
Наталья удивленно посмотрела на него, открыла холодильник и вытащила бутылку холодного пива. С удовольствием сделала длинный глоток холодной пенной жидкости.
– При чем здесь треугольник?
– Их цель Бермудский треугольник, как я думаю, та зона аномалии должна была усилить эффект жидкости, которую подкинули дочери, и что было бы дальше, одному Богу известно! Они прослушивали мой телефон, потому и узнали, что Марина летит именно туда, куда им нужно! План просто идеальный, и я сам, старый кретин, сделал своими руками все, чтобы в итоге погибло столько народу….
Наталья не могла найти в себе силы, чтобы как то утешить полковника. Он заметно сник и выглядел очень уставшим, очень сложно заставить себя не думать, что не виновен в произошедшем, если по всем косвенным доказательствам, получается, что сыграл ключевую роль…
Она вытащила манифест и бросила перед Котовым.
– Вся возня из за этих бумаг, полковник.
– Что это? – Котов развернул листы и принялся внимательно изучать. – Откуда у тебя это, Наташа?
– Я случайно забрала их из тайника Па…Епископа. сморщилась от отвращения. – Даже мысленно теперь она не могла называть его по имени или братом. – Герман мне рассказал, что здесь все их исследования, все их планы.
Котов непонимающе смотрел на девушку.
– А почему ты не передала это…
– Могильному? Я хочу лично взять этого паскудного сукина сына… – Наталья приложила к губам бутылку, почувствовав, что к горлу снова подкатывает слезный ком.
Он понимающе кивнул. По сути, какая разница, он сам обладает необходимой информацией, Могильному все передаст в ближайшее время. Она стал раскладывать листы на столе, их было около нескольких десятков. Надо было выстроить в голове общую картинку.
– Я все думаю, почему все сходится на этой цифре восемь, а, Кот? Герман сказал, что всего точек активации восемь. Представляешь, восемь!
– Переверни и получишь знак бесконечности или две капли воды, которые смотрят друг на друга, я так понимаю это вода и антивода. То есть вода в привычном ее состоянии и вода, над которой они поработали, и она приобрела и усилила свои аномальные свойства…
– Подожди, – Наталья перебила Котова – Соня звонит! Слава богу!
Все утро она не могла дозвониться до подруги, после того, как Адовцева отвезли в больницу, а Германа в штаб, Наталья отключилась в своей квартире и несколько часов проспала сном младенца. Мария Валентиновна сказала ей, что внучка во время их последней беседы радостно сообщила, что собирается на встречу со своим любимым. Это вселило в Третьякову ощущение тревоги. Она же ничего не знает об этом ее знакомом, вдруг ее новый друг какой нибудь маньяки ли насильник?
Сама же Соня утром была в приподнятом расположении духа и радостно собиралась на встречу в квартире бабушки, когда в дверь позвонили. Она была рада увидеть Павла, который сообщил, что пришел навестить Марию Валентиновну и впустила мужчину, чтобы обнять в знак приветствия после долгих лет. Девушка не могла себе и вообразить, чем обернется ее безобидное желание…
Третьякова с облегчением ответила на звонок. Но радоваться было рано.
– Да…я поняла, Сонь… – Третьякова стекла по стене и села на корточки, ударившись о стену головой. Котов вскочил, решив, что у нее приступ.
– Что? – испуганно закричал он.
– Соня у Епископа в заложниках в квартире Марии Валентиновны, он дал всего три четверти часа… Требует свои бумаги в обмен за ее жизнь, когда это закончится, Котов?! Мы можем взять этого сукина сына?
Котов побледнел.
– Черт, девочка… Почему три четверти часа? Если посылать группу захвата не факт, что он не выкинет какой-нибудь фокус, подобный случаю в аэропорте… Ты сама видела, что они творят с водой…
Третьякова устало кивнула.
– Я сама поеду и поговорю с ним. Скажи пусть снимут копии.
– Ты все еще наивно думаешь, что сможешь уговорить его остановиться?
– Не думаю, – она вздохнула. – Тогда в кафе ты как раз собирался мне про Павла рассказать?
– Да. Только обещай мне, что при необходимости…
– Я пристрелю его, обещаю.
Наталья сама не верила в то, что говорит. Она умылась холодной водой, чтобы как то избавиться от желтых кругов перед глазами. Знали бы родители, что творит их сын… Третьякова взяла в руки маленький мобильный и набрала номер, единственный в адресной электронной книге. Могильный ответил:
– Какие новости, Третьякова?
– Епископ объявился, он взял Соню в заложники, это внучка Марии Валентиновны и требует за это свои бумаги.
Могильный замолчал всего на секунду.
– Герман рассказал…И почему вы не передали их нам? Сколько у вас времени?
– Три четверти часа. Уже меньше…
– Ничего не делайте сами, подъезжайте к квартире Величкиной и ждите дальнейших инструкций, я отправлю опергруппу. Манифест отсканируете и вернете Павлу оригинал.
– Они едут, – девушка покрутила мобильным перед Котовым.
В комнату вошел молоденький офицер и передал Котову манифест, его только что откопировали.
– Я копии снял, Василий Петрович, сканировать было бы долго.
– Да и хрен с ним.
Полковник протянул Наталье документы и крепко обнял на прощанье. Господи, главное, чтобы это объятие не стало последним.
Ее мобильник высветился сообщением от Сони «15 минут». Черт, совсем времени нет!
– Ладно, не волнуйся так, Котов, и не такие дела заваливали!
Наталья храбрилась, как могла. Но ей было очень страшно.
* * *
Герман сидел на стуле в серой комнате без окон, его руки и ноги были крепко связаны. В комнате было темно, но он подозревал, что за ним наблюдают. Что ж, пока ничего предосудительного и такого, ради чего стоит сильно волноваться, не происходит. Напротив. Во время первого допроса он рассказал им про манифест и его важность для Епископа, дальше будет интереснее.
Одинокая лампочка, ввинченная в плафон на бетонном потолке, рассеяла пространство и Герман увидел высокого темноволосого мужчину, с которым они уже встречались ночью. Могильный пил воду из пластикового стаканчика. Он устало прислонился к спинке стула и внимательно разглядывал Германа. Наконец, он медленно произнес.
– Герман Вольфович Гиляровский.
Герман оживился и улыбнулся своей приятной улыбкой.
– Приятно познакомиться, это я и есть.
– Вам весело?
– Нет, мне не весело, но я уже не в силах что-либо изменить.
– А я полагаю, что в силах, если скажете нам, сколько еще образцов вам удалось вывезти.
– Случай в аэропорте стал результатом чудовищной оплошности! Я уже сказал вам об этом ночью… А точное количество образцов неизвестно даже мне…
– Какая их роль?
– Я уже говорил, для активации порталов.
– Мы не допустим активации, Манифест у нас и скоро мы сами во всем разберемся.
– У вас? – Герман дернулся и это не ускользнуло от внимания Могильного.
– Да, ваш любезный друг взял в заложники молодую девушку, но на этот раз он не получит желаемого. Так что мы рано или поздно во всем разберемся и ваш чудовищный план никогда не перейдет к реализации.
– Вы имеет дело с фанатиками, сила убеждения над которыми не властна. Единственный выход это удалить их, стереть с лица Земли, не мне Вам рассказывать, как это делать, но вы боитесь, потому что не знаете, сколько их. И Вы не уверены, что разберетесь в Манифесте так быстро, поэтому Вам нужен я. Вы же не знаете всего плана…
Мужчина облокотился о спинку железного стула.
– Хотите закурить?
– Пожалуй, был бы благодарен. Никотин увлек мой рассудок, и я зависим от него…
– Это меня не интересует.
Он вложил в губы Германа зажженную сигарету, Герман с удовольствием покурил и выплюнул окурок.
– А что вы будете делать, если я не соглашусь сотрудничать?
– У вас есть выбор?
– Выбор есть всегда.
В этот момент кулак с силой обрушился на затылок и Гиляровский потерял сознание, очнулся в той же комнате, напротив него сидел мужчина и вновь невозмутимо маленькими глотками пил воду.
– Сила ваше главное оружие, да?
– Нет, но самое эффективное, как показывает практика. Вы можете содействовать предупреждению страшной катастрофы, и может быть, Вас не придадут суду. Как остальных. А вы понимаете, что и тюрьмы никто из них не выйдет. Вам решать, в любом случае.
Мужчина поднялся и направился к выходу.
– Постойте, я все расскажу.
Герман мучился приступами совести, как ни парадоксально это звучало. Деятельность по Манифесту на самом деле зашла очень далеко, а он был еще в силах помешать осуществлению чудовищного плана.
– Даже если назову все точки и точное время, это ничего не даст, последователи появятся снова…Необходимо уничтожить Манифест.
– Мы и без вас собираемся это сделать.
– Да, но… Павел взял заложницу вы сказали, как вы собираетесь это решить?
Могильный усмехнулся. Очень странный вопрос.
– Павлу осталось недолго. Снайперы уже на месте.
Герман вздрогнул.
– Снайперы?
– Снайперы. Вам надо разжевать, что конкретно это значит?
Герман запрыгал на стуле, у него началась нервная чесотка.
– Павел не так прост, как кажется. Если он сообщил о том, что у него заложник, он знает о ваших снайперах, я бы очень не советовал по нему стрелять.
Могильный удивленно приподнял брови. Этот разговор его утомил, по сути, и Герман то им уже не нужен. Но вопрос задал:
– Почему?
– Да потому что он помешался на наших идеях, узнайте, он что-нибудь пьет?
Мужчина дал знак рукой и стоящий у входа мужчина подошел и что-то шепнул на ухо.
– Да, он пьет минеральную воду, это странно?
– Нет, нет! Ожидаемо, вспомните страшную трагедию в аэропорте, один маленький флакон вызвал такую жуткую картину! Вы можете дать гарантии, что у него в руках настоящая газировка?
Могильный вернулся и сел на стул.
– Что вы хотите сказать?
– Я хочу сказать, что Павел в данный момент дезактивированная бомба, детонатор которой его сердце, и стоит сердцу остановиться, вы сами понимаете, что может произойти! Все эти моменты мы тщательно продумывали, когда работали над Манифестом. Знаете, что он пьет? Воду с тритием! Самый опасный радиоактивный изотоп водорода, если тритий проникнет в тело Епископа, то равномерно распределится в воде организма. Тритий постепенно удаляется с периодом биологического полураспада в десять дней, но если произойдет взаимодействие с выделяемым после смерти водородом, возможна ядерная реакция, в ходе которой необратим распад на более легкие ядра! Реакция водорода и трития вполне осуществима, она имеет существенный недостаток, который и будет ключевым моментом, если ваш снайпер нажмет на курок – возможно, произойдет нейтронное излучение! Мы не уверены в этом, потому как еще не опробовали на человеке, но нет и фактов, что этого не случится.
– Вы сами понимаете, о чем говорите, все так просто?
– Все очень просто, в этом и сложность. Человек не привык вникать, он привык думать и разводить философию там, где этого не требуется, не зря же фраза «все гениальное просто» передается поколениями, только ее никто от чего-то, не берет за свой лозунг к действиям. Глупцы…
– Насколько я понимаю, нейтронная бомба…
– Нейтронная бомба имеет мощность в двадцать раз меньше мощности бомбы, сброшенной на Хиросиму, и примерно в тысячу раз меньше любой водородной бомбы! Нейтроны убивают всё живое в радиусе двух с половиной километров.
– Это уже экстремизм, какой то, Третьяков добровольно сидит и попивает себе тритиевую воду? Где он ее взял, кстати?
– Вы, правда, хотите знать, где? Я, конечно, могу рассказать, но это лишь отнимет время. Сейчас не это должно вас волновать. Он заинтересован в благополучном исходе, поскольку нейтронное излучение создаёт короткоживущие радиоизотопы, к эпицентру взрыва нейтронной бомбы можно «безопасно» приблизиться уже через половину суток. Вполне логичный вопрос остается открытым, каким по радиусу действия будет эпицентр, и нужны ли вам новые жертвы, и сколько таких Павлов повторят его эксперимент после взрыва по всему миру.
– Как мы можем его остановить?
– Дать ему уйти, дайте то, что он просит.
– Он может знать о копиях Манифеста, он же не дурак.
– Не дурак, но мало кто быстро разберется в нем. А то, что его автор у вас Павел пока не знает, как я понимаю, поэтому все в ваших руках. Дайте мне закурить, – попросил Герман.
Мужчина задумался, подкуривая сигарету.
– Но если он принимает тритий, он долго сам не протянет? Ведь факт, что у людей, носящих часы, в которых стрелки и цифры покрыты тритиевым люминофором, содержание трития в теле в пять раз выше среднего, а тут вода…
– Нет. Не обязательно, – Герман тяжело вздохнул, он очень устал. – Тритий ведет себя в химических связях также как водород, и поэтому способен соединяться с кислородом и другими элементами, легко проникая в протоплазму любой клетки, замещать его в ДНК, здесь вы правы абсолютно! Но если заменить эту тяжелую воду тритием в организме Павла на другую, свободную от него, то ничего страшного произойти не успеет.
– И как он собирается это сделать, интересно, это похоже на бред сумасшедшего.
– А причины, по которым я здесь, не похожи на бред сумасшедшего? Я думаю, недалеко должна стоять машина, скорее всего с большим холодильником и я Вас уверяю, что последствия будут непредсказуемыми, если вы не послушаете, что я говорю…
Могильный погасил свети вышел из комнаты. Герман погрузился в темноту, глаза Гиляровского слипались, ему страшно хотелось спать.
* * *
Епископ смотрел на Соню. Она очень красивая, всегда нравилась ему безумно, веселая и добрая девушка. Он сделал глоток выдохшегося «Нарзана» и поставил пустую бутылку на стол. Павел чувствовал затылком дуло винтовки, если Герман все сделает как надо, им удастся завершить начатое, остались несколько суток, только бы больше не было больше роковых случайностей!
Наталья повернула ключ в замке входной двери. Софья радостно вскрикнула, а Павел встал со стула и прошел в узкий коридор. Он был одет в то же серое поло, в котором она видела его в день взрыва.
– Здравствуй, сестра.
Третьякова не могла смотреть на брата, ей до сих пор не верилось, что все так, как есть, а не дурной сон с неприятным вкусом, который закончится, как только она откроет глаза.
Девушка вытащила из куртки листы и протянула Епископу. Мужчина вернулся на кухню за бутылкой.
– И все? – голос девушки предательски срывался. – Ты, засранец гребаный, просто уйдешь, мать твою? Отдай мне эту долбанную бутылку!
Павел протянул сестре пластиковую емкость, поджал губы и провел рукой по холодной щеке сестры, глядя ей в глаза с большим сожалением. Затем развернулся и вышел. Наталья бросилась к Софье.
– Он тебе что-нибудь говорил?
Соня плакала.
– Соня! Соберись, он тебе что-нибудь говорил?
Девушка трясла головой и впала в истерику, пришлось отхлестать по щекам.
* * *
Германа разбудил сильный удар по спине. Он проснулся, едва не закричав от ужаса, испугала не столько боль, которую в полной мере почувствовал позже, сколько внезапность момента. На него смотрел разъяренный Могильный.
– Мы провели анализ по содержанию трития в бутылке, из которой пил Павел.
– И что?
– Исследования показали, что он пил обычную карбонатно-натриевую воду!
Герман поджал губы.
– Поэтому вы решили сломать мне позвоночник?
– Но это ваша бредовая мысль о тритиевой воде, мы могли взять его, но упустили, потому что махинации уже заставляют верить в черт знает что, ведь то, что вы тут рассказывали это бред!
– Вы правы, дружочек, это было бредом и не бредом одновременно. У вас был выбор соглашаться, я лишь сказал, что этого может не произойти или произойти, мы сами не знаем наверняка, вы отпустили его с Манифестом?
Мужчина закурил, вложив в губы Германа одну «раковую палочку», как он их называл.
– Да, мы упустили его, сейчас он на концерте Сиглесиаса. Издевается или правда любит оперное пение?
– Павел загадка для меня, не общался с ним так близко. Я надеюсь, вы скопировали Манифест?
– Да. С него сняли копии, скоро привезут сюда, и вы поможете его расшифровать.
– Отсканировали?
– Вы не слышите меня? Копии.
Герман облизал сухие губы. Отлично. Что ж, Начинается самое интересное.
Тем временем Павел прогулочным шагом шел по заснеженному тротуару, следом за ним ехали две машины. Он знал о слежке и не случайно выбрал этот маршрут, хотелось подольше побыть на морозном воздуе и как следует надышаться. Герман был абсолютно прав, какая нелепица стала сдерживающим фактором!
Большое преимущество у того, кто ставит под угрозу жизни людей, пусть даже и невообразимыми идеями, не раз повторял Гиляровский, он был самый умный и обаятельный человеком из всех, когда-либо им встречаемых, без него ничего бы не вышло. Он предусмотрел абсолютно все…
Сегодня в «Олимпийском» концерт Сиглесиаса, Павел понятия не имел о ком идет речь, но во внутреннем кармане джинсов лежал билет на концерт, купленный еще два месяца назад. Третьяков улыбался проходившим мимо людям и праздно ежился от морозного утра. Он доставит образец на Багамы. Все идет очень хорошо!
