Глава 4
Крест
Наталья ехала в Склифосовского. Настроение немного улучшилось, Мария Валентиновна жива! Но вопросов в голове становилось все больше: почему случился пожар, в каком состоянии Иван Федорович, а самое главное, как это вышло, что Мария Валентиновна, которая не дышала, вдруг жива? По дороге она купила кофе и с удовольствием глотала горячий и ароматный напиток, держа второй рукой руль. Ответ диакона о колебаниях заставил задуматься.
Она не верила в рай, ад, но верила в закон сохранения энергии. Не зря после общения с нервными и злыми людьми болит голова, а стоит чему-то плохому произойти, как вспоминаешь, что некоторое время назад об этом вскользь думала. Е равно Эм Цэ квадрат, количество потраченной энергии восполняется.
И вода везде, везде эта долбанная вода! Черт, с кем бы поделиться мыслями…Может, с Котовым, куда теперь он от нее денется. Тем более, полковник больше в курсе.
В коридоре ожогового отделения Наталья надела белый халат и бахилы. Иван Федорович еще находился в реанимации, врачи не хотели пускать девушку в палату даже после того, как показала удостоверение, пускали только близких родственников. Криминальная группа в первоначальных отчетах не нашла ничего, что могло бы говорить о поджоге, ожидали прихода священнослужителя для последней исповеди – на этом настоял сам профессор. Наталья чувствовала себя лучше, неприятные мысли отступили и дурное предчувствие больше не разрывало мозг. Она просто устала, от того и кажется, что вокруг сплошные интриги и преступления. Так и до параноика недалеко. Но с профессором надо поговорить.
Времени ждать главного врача, чтобы получить разрешение пройти к Ивану Федоровичу, катастрофически не было, а Котов не отвечал на звонки. Пришлось импровизировать. Наталья зашла в процедурную комнату, которая была напротив палаты реанимации и с силой толкнула шкафчик с медикаментами. Конечно, это самое настоящее преступление, но как еще ей удастся попасть в палату, когда вокруг столько народу. Звон бьющегося стекла отвлек персонал, и Третьякова аккуратно пробежала в палату профессора.
Мужчина был весь в бинтах и тяжело дышал. Трубки…Сплошные трубки. Но ясные серые глаза были открыты, ей даже показалось, что он улыбнулся.
– Ничего, мы вас вытащим, еще бегать будете. Мария Валентиновна передавала привет, – она подмигнула. – Как же так, Иван Федорович, совсем вас одного оставлять нельзя!
Иван Федорович глазами указал на столик у окна, на нем лежал лист назначений и ручка. Наталья поняла его без слов.
– Вам дать ручку? Вы сможете писать?
Мужчина моргнул в знак утвердительного ответа. Наталья поднесла лист и вставила между пальцев ручку, пальцы были красными и в волдырях, но профессор сумел ее зажать. Долго пытаясь приспособиться, нарисовал цифру «8» и знак плюса. Девушка с сомнением на него посмотрела – что это все может значить?
Дверь в палату открылась, Наталья успела спрятаться за ширмой. Вошли люди в белых халатах и… Павел. Надо же совпадение, подумала Наталья, вот о каких важных делах говорил диакон!
Павел аккуратно раскладывал какие-то предметы вокруг Ивана Федоровича и грустно смотрел в окно, сестра решила не мешать ему, все равно будет здесь возиться долго, а после они поговорят. Теперь у нее есть отличная возможность все вытрясти из брата – его личная переписка, которую намеренно прихватила из кабинета. Шантаж, конечно, карается по закону, но уже не до церемоний. Пора получать факты, а не строить догадки. А то уже едва ли не до паранойи себя довела со всеми этими событиями.
Третьякова аккуратно выскользнула из-за ширмы и направилась в приемный покой, чтобы навестить Марию Валентиновну. С Иваном Федоровичем вопросов не возникало, но почему она-то в Склифосовского, приказ свыше? Возле ее палаты также дежурил наряд полиции, через него Наталья прошла без проблем, показа служебное удостоверение.
Мобильный зазвонил, Котов поинтересовался, где она.
– Я в Склифосовского. Да, все по тому же делу. Профессор в критическом состоянии. Ой, не нуди, помоги лучше, тебе о чем говорит цифра восемь? Мне профессор перед смертью нарисовал восьмерку и плюс, странно, да? Давай через час, здесь есть кафе. Котов, вот откуда я знаю, какое, просто жрачкой воняло и все, значит, какое то кафе есть! Я навещу Марию Валентиновну и через час буду там. Она тоже здесь, да. Все, в четыре так в четыре.
Мария Валентиновна дремала в своей палате. Третьякова присела на кровать и взяла в руки ее маленькую ладошку, ладонь была красная и распухшая, взгляд девушки скользнул к ногам Величкиной – ее передернуло, такое ощущение, будто у женщины началась подагра. Мария Валентиновна открыла глаза и радостно улыбнулась.
– Наташенька, дорогая! Как давно я тебя не видела, деточка! А я вот здесь…Ты кого-то пришла проведать?
Наталья нахмурилась, бабушка Сони явно не помнит их последней встречи. И конечности в таком ужасном состоянии… Теперь в действии какого то препарата Наталья не сомневалась. Что то во всей этой истории не чисто. И рано она себя успокоила, вполне возможно, что и пожар в лаборатории вовсе не случайность.
– Что с вами случилось?
Женщина задумалась.
– Я не знаю, очнулась здесь, сказали, что инфаркт, но чувствую себя замечательно! Ах, как жаль, что Сонечки нет, она бы забрала меня отсюда! Ты же знаешь, что моя Софочка приезжает на днях погостить?
Наталья кивнула и осторожно сформулировала вопрос.
– Мария Валентиновна, сегодня утром…У вас были гости?
Женщина не ответила, продолжая улыбаться. Да уж, дела! Что же такое вкололи за ухо, что женщина так странно себя ведет! Но она не собиралась сдаваться. Третьякова аккуратно дотронулась до щеки женщины и развернула ее кругленькое личико к себе, посмотрела ей прямо в глаза. Обратила внимание на то, что зрачки были сильно сужены.
– Мария Валентиновна, какой сейчас год?
Женщина снова не ответила на вопрос и продолжила весело настукивать пальцами мелодию. Наталья прислушалась, но никак не могла угадать мотив.
– Что вы наигрываете, Мария Валентиновна?
– О, я не знаю, знакомая мелодия прицепилась ко мне, а я все стучу пальцами мотив и не могу остановиться! Попробуйте вы угадать, Наташенька?
Наталья прислушалась.
– Это же Леннон, «Имаджин».
Мария Валентиновна улыбнулась. Судя по всему, ей было далеко без разницы, что это за мелодия. Мобильный Натальи глухо зазвенел. Полифонический звук явно проигрывает Леннону по мелодичности…
При звуке мобильного телефона лицо Марии Валентиновны исказилось гримасой сильной боли, она схватилась за голову и закричала, Наталья перепугано нажала кнопку отмены и ее рука потянулась к рычагу экстренного вызова сестры над изголовьем женщины. Но дальше произошло что то странное, Мария Валентиновна вздохнула и продолжила набивать мотив мелодии распухшими пальчиками, будто только что ничего не произошло.
– Я сбиваюсь… – озадаченно сказала Мария Валентиновна. – Не помню, как там, напойте мне, деточка?
Осознавая всю нелепость догадки, Наталья все же влезла в меню телефона и набрала рингтон на режиме воспроизведения. Как она и ожидала, женщина вновь скорчилась от боли и схватилась за голову, ей было безумно жаль видеть мучения пожилого человека, но рука поднесла мобильник к уху. Мария Валентиновна потеряла сознание.
На стене висела табличка с предупреждением, что пользоваться средствами связи в палате нельзя для обеспечения полного (подчеркнуто) покоя. Третьякова грустно улыбнулась, знали бы доктора, какие в жизни происходят события…иногда это просто необходимо… Она сидела на кровати, и держала руку Марии Валентиновны в своей, считая пульс. Он сильно бился, но спустя пару минут начал принимать нормальную амплитуду колебаний, Мария Валентиновна открыла глаза и огляделась.
– Наташенька…
В эту секунду дверь в палату отворилась, и рыжая высокая медсестра вкатила столик, на котором лежало два шприца, несколько пластиковых контейнеров для капельниц и прозрачная склянка с жидкостью. Она удивленно вскрикнула.
– Вам нельзя здесь быть!
– Почему?
Медсестра застыла как вкопанная, будто думая над ответом. Наталье она показалась странной и чем то знакомой, не взирая на то, что ее лицо было прикрыто защитной маской.
– Мне надо поговорить с врачом, что назначили Марии Валентиновне?
Она взяла в руки склянку с прозрачной жидкостью, не дожидаясь ответа и повертела перед носом. Странно, но на склянке не было никаких опознавательных этикеток. Наталья вытащила пробку и собиралась понюхать, как медсестра выдернула пузырек из рук.
– Вам нельзя трогать медикаменты, и все назначения обсуждаются с лечащим врачом! Я его позову.
Она убрала склянку в карман и спешно вышла. Это показалось Наталье очень подозрительным и она вышла вслед за женщиной в коридор.
Голова немного кружилась, этот въедливый больничный запах и атмосфера какой то унылости плохо действовала на итак расшатанные нервы.
Мимо нее на каталке провезли Ивана Федоровича, глаза профессора были закрыты, а руки сложены на груди крестом. Наталья едва не расплакалась. Профессор умер… В это с трудом верилось, будто только что пила с ним кофе из белоснежных фарфоровых чашечек…
В кармане куртки что то зашевелилось и Третьякова едва не закричала от ужаса. Возникло ощущение, что она сходит с ума, не даром уже мерещатся всякие движения и звуки. Рука потянулась в карман и девушка облегченно вздохнула. Мобильный Павла, который она случайно прихватила из кабинета! На зеленом экране вспыхнул флажок сообщения и появился текст «16.00». Она взглянула на часы, время без четверти три, надо не забыть брату об этом сообщить, вдруг это что-то важное. А объяснения, как телефон оказался оказался у нее, она придумает «по ходу пьесы».
Вслед за каталкой из палаты Ивана Федоровича вышел высокий мужчина в белом халате, Наталья решила, что это доктор и схватила его под руку.
– От чего был пожар выяснили?
Доктор ответил с некоторой паузой:
– Выясняем. Третьякова.
Девушку передернуло. Голос…Она подняла глаза и застыла на месте, «нос с горбинкой»! И он здесь! Мужчина крепко схватил ее за руку.
– Третьякова, везде куда мы не придем в своих расследованиях, везде вы, это уже порядком поднадоело!
– А везде, где появляетесь вы, везде трупы!
Он силой тащил ее по коридору. Наталья никак не могла унять фонтан мыслей в голове, если задача секретной службы поддерживать мир во всем мире и заботится о благополучии населения, для чего они убирают ни в чем неповинных людей? Что плохого могли сделать профессор и пожилая женщина? Мысли о собственной паранойе отступили и теперь она не сомневалась, что все произошедшее есть результат тщательно спланированного заговора или террора… Мария Валентиновна и Иван Федорович обладали ценной информацией, более того, делились с ней своими соображениями и помогали с выводами… Но откуда эти «люди икс» могли знать о чем они говорили? Наталья покрылась испариной. Адовцев не врал насчет слежки…Они прослушивали и следили за каждым ее шагом. Это она втянула профессора и бабушку Сони в страшный кошмар, стоивший профессору жизни…
Только почему она сама до сих пор жива и никаких покушений не было? Зачем они за ней следили? Неужели все от того, что оказалась в морге в то злосчастное Крещение?
Мужчина остановился и ослабил хватку. Он смотрел на Третьякову долгим ясным взглядом. Переломанный нос немного портил общий вид его образа, без этой огрехи мужчину вполне можно было назвать приятным на вид. Он был высокого роста и очень хорошо подготовленным физически.
– Третьякова, почему вы ослушались моего приказа?
Наталья не собиралась отвечать на глупые вопросы, ее начало тошнить от омерзительного чувства вины, неужели профессор так нелепо умер по ее вине?
– А почему Вы избавились от Ивана Федоровича, профессор слишком много знал, да?
Агент нахмурился, он считал Третьякову слишком взбалмошной и непоследовательной. Но при это профессионалом своего дела, она везде опережала их на один шаг. Это даже немного обидно…Учитывая его профессиональный опыт и квалификацию. Но ее вопросы ставили в тупик.
– Не понимаю о чем вы.
– Все вы понимаете, убрали его, потому что он разгадал вашу головоломку?
Агент подтолкнул девушку к двери пожарного выхода и они оказались на холодной серой лестнице. Там и поджидали двое мужчин в длинных пальто, друзья «носа с горбинкой». Третьякова усмехнулась, на этот раз она точно влипла…
– Значит, даже объяснений никаких не дадите, люди умирают, а вам все равно?
– Еще раз повторяю, я не понимаю о чем вы! К сожалению, Иван Федорович умер, не успев прийти в себя и никакую информацию от него получить не удалось, мы не успели. А вы поедете в свое родное отделение и просидите там несколько суток, чтобы не мешать работать!
– Да бросьте, вот так взяла и поверила. И в аэропорте не вы мне встречу назначали, хотите сказать?
Мужчина не удостоил ее ответом, только подозрительно посмотрел. Ее вопросы все более странные, пора серьезно поговорить с Котовым.
– В участок. – Мужчина устало передал Третьякову коллегам.
Они подхватили Наталью под руки и повели из здания. Бежать у Третьяковой мыслей не было, мозг занимало другое, получается, эти ребята действительно из правительства, и они на самом деле ведут расследование, раз ее до сих пор не убрали. Ей единственной удалось поговорить с профессором перед смертью и получить от него странное послание…
И следили за ней не они…Кто тогда эти «они», о которых говорил Адовцев? И какую роль во всем этом играет он, на самом деле, она ни разу не видела их вместе – этого с горбинкой и Адовцева…Одно из двух: либо Адовцев ведет собственную игру, либо… Либо он как то замешан во всех этих страшных преступлениях! Наталью снова начало тошнить.
На улице их ожидала черная машина, девушка усмехнулась, точно «люди икс»… Даже транспорт не потрудились себе другой взять. И почему агенты всех секретных подразделений так нелепо одеваются и ездят на таком нелепом транспорте?
Среди десятка припаркованных рядом иномарок она увидела машину Павла, Епископ сидел с включенным двигателем и выжидающе смотрел по сторонам, будто знал, что Наталью выведут с запасного выхода. Он встретился с сестрой взглядом и тихонько кивнул. Третьякова кивнула в ответ, локтем ударила в солнечное сплетение одного из мужчин, отшвырнула от себя второго, и бросилась к машине брата.
Павел открыл дверь на ходу.
– Как же ты вовремя, брат!
Епископ мрачно на нее посмотрел.
– Сестра, ты ломаешь дров столько, что просто уму непостижимо, куда тебя подвезти?
Действительно, куда. Сама хотела бы знать.
– А ты куда?
– Мне надо в Храм.
– Подожди. Сворачивай, переждем здесь.
Машина свернула в подворотню за два квартала от больницы, так близко их искать не будут, какое-то время, а там подоспеет Котов и придумает, как быть дальше, в отделение он ее точно не позволит упечь. Как хорошо, что Павел оказался в нужное время в нужном месте!
– Скоро приедет Котов, так что подожди со мной здесь.
Павел покачал головой.
– Нет, сказал же, мне надо в Храм.
– За своими секретными любовными письмами под креслом?
Павел стал белее снега. От Натальи не ускользнула перемена в его настроении. Конечно, не следовало копаться в чужих вещах, а тем более, брать их с собой, но брат сам виноват. В чем, правда, она никак не могла придумать. Но было необходимо как то оправдать свой поступок, в первую очередь, перед самой собой. Голос Павла стал сиплым.
– Ты о чем?
Наталья рассмеялась:
– Не прикидывайся, надо же, какие страсти в Храме кипят! Помнишь, как у Дюма, любовная переписка священника и королевы, с кем мутишь, Епископ?
Павел серьезно на нее посмотрел и тихо спросил:
– Ты взяла мои бумаги?
– Да, и я их не читала, не волнуйся.
– Но…как?
– Да случайно это вышло, я упала и увидела этот чертов тайник, сама не понимаю, зачем в него полезла, не читала я ничего, правда! И в кабинет твой зашла телефон зарядить просто…
Наталья была похожа на маленькую девочку, которая пытается доказать, что последнюю конфету съела не она. Ее лицо покраснело, а голос задрожал, будто она сейчас заплачет. Епископ облегченно вздохнул. Значит, не читала… Слава Господу! Как ей вообще в голову пришло брать личные вещи из тайника? Наталья не понимает, что сделала и какими будут последствия…
– Отдай их мне.
Она было протянула руку за бумагами, как о чем то подумала и отрицательно покачала головой.
– Ну, уж нет, сначала расскажешь о том, что меня интересует!
– Наташа, перестань впадать в детство, что за нелепый шантаж!
– Сказала не отдам, пока не услышу ответы.
Епископ тяжело вздохнул, не силой же отбирать документ.
– Хорошо, только позже. Сегодня прилетает папа Римский, я уполномочен вручить ему подарок от Московской Православной церкви, бревиарий, тесненный телячьей кожей с элементами драгоценных камней. А после заеду к тебе.
– Бреви…чего?
– Римский молитвенник.
– Дорогая вещица?
– Даже не спрашивай!
– И когда прилетает твой папа?
Павел полез в карман куртки и тихонько вскрикнул, его лицо выражало недоумение, где телефон?
– А…вот он… – Наталья смущенно протянула брату мобильник. Сейчас ей точно достанется как следует… Она все не могла найти достойного объяснения тому, что основательно покопалась в личных вещах брата, мало того, прихватила некоторые из них с собой. – Там пришло сообщение «16–00», только не ори, я случайно его взяла, и в нем не рылась, клянусь! И в кабинете у тебя я больше ничего не трогала…
Они сидели в машине и молчали, на языке у девушки вертелись вопросы, которые она жаждала задать священнику уже пару суток, но чувствовала досаду и злость брата. Через четверть часа Наталья не выдержала:
– Как все прошло, на этот раз ты провел свой обряд до конца?
Павел удивленно смотрел на сестру.
– Я видела тебя у Ивана Федоровича, просто времени не было поговорить.
– А ты успела с ним повидаться? Что профессор тебе рассказал?
– Ничего, он медленно и мучительно умирал, жаль его. А с Марией Валентиновной такие странности творились.
Павел снова побелел.
– Ты о чем? Она разве не… умерла? – . Как ему не нравились события прошедших дней.
– Нет, она жива и здорова, пока жива и здорова. Знать бы кто мутит всю воду…
– В смысле мутит, ты о тех ребятах из правительства?
Наталья достала сигарету.
– Нет, я о ком то еще, и те ребята из правительства не такие и «Люди икс», как я думала, есть еще один большой икс среди нулей, и я его, мать его, достану!
Павел нервно сглотнул. Да, до возвращения к привычной жизни еще очень далеко.
По лобовому стеклу «Форда» постучала девушка. Она была маленькая и худенькая, с прозрачной кожей и большими глазами, очень сильно походила на блаженную…Наталья со скрипом спустила стекло. Девочка испуганно смотрела на Павла.
– Владыко, надо с Вами поговорить…
– Здесь, что ли? – Наталья вскрикнула. Вот охреневшие подростки, сначала натворят грехов, а потом исповедоваться им надо, о чем еще можно было говорить со священником, ей в голову не приходило.
Павел озадаченно смотрел на девчушку.
– Наташ, можно попросить тебя…
– Ты в машине будешь исповедь проводить? – она громко рассмеялась. – А, делай что хочешь. Жди здесь, я к Котову, только никуда, мать твою не уезжай, у нас с ним встреча в четыре в кафе у Склифа, так что не высовывайся, пока не вернусь, слышишь?
Павел кивнул.
– Нет, я серьезно, брат…Просто сиди здесь. Мне надо с тобой поговорить, а потом я верну твои драгоценные письма.
Девушка смотрела на нее во все глаза, Наталья прошла мимо со словами:
– Да, вот такая я хреновая Магдалена!
Котов сидел в кафе и нервно мял салфетку, внутри стоял густой аромат жареных блинчиков и пива. Наталья бросила взгляд на большие пластиковые часы при входе, стрелки приближались к цифре «4», она радостно обняла мужчину.
– Привет, полковник, хвост есть?
– Это уже не важно, за тобой просили присмотреть меня, так что сядь и сиди на своей заднице ровно. С трупами разобрались, Адовцев твой не причастен, я его тоже пробил. Подожди…
Котов ответил на звонок. Наталья схватила его бокал с холодным пивом и с наслаждением осушила половину. Эта новость порадовала, к внутреннему удивлению, даже слишком, словно увидела рождественский член Санта-Клауса. Адовцев не гад, как ей начало казаться, и это, бесспорно, следует отметить!
Полковник закончил разговор и пояснил:
– Отправляю дочь на Багамы, пусть побудет подальше от всего этого, пока все не успокоится.
– Ого, Котов, да ты богатенький Буратино!
– Прекрати, Рудольф мой старый друг и должник, уже забронировал Марине отель.
– Ладно, давай к делу, если Адовцев не виноват, кто тогда?
– Выясняют. А ты им мешаешь.
Наталья усмехнулась. Скорее, опережает. И им это прекрасно известно.
– Ты принес, что я просила?
Наталья вытащила из кармана рисунок профессора и развернула его перед Котовым.
– Видишь, почему я спрашивала про восьмерку? Это Иван Федорович нарисовал перед смертью… Только мне не понять, для чего этот плюс?
Котов глубоко вздохнул. Ему предстоял не легкий разговор с Третьяковой и он не знал с чего начать. Но затягивать больше нельзя…
– Это не плюс, Третьякова, это крест. Но сначала про цифру. В общем, я погуглил по базе…
– Ты чего?
– Погуглил. Сиди и слушай, раз просила, восемь герц это частота колебаний электромагнитного поля земли, частота колебаний молитвы любой конфессии на любом языке.
– Да, это мне диакон уже рассказал, вот хрень же, да? А я вечно думаю, что они там поют себе под нос белиберду какую-то! Ты не слышал, чтобы молитву, ну, рассказывали просто по слогам?
– Нет, не слышал. Дальше давай, восемь герц частота, при которой оба полушария нашего мозга работают в полной гармонии, если перевернешь восьмерку, получишь знак бесконечности, это стилизованное обозначение мирового змея Уробороса, кусающего свой хвост. Именно так в древности обозначали бесконечность, переход конца в начало, рождение и смерть. В общем, вся жизнь на планете может быть так представлена – гармония и слияние.
– Подожди, я поняла про восьмерку, главное гармонию не нарушать, но зачем профессор ее нарисовал?
– Я полагаю, что это еще и зашифрованное обозначение…Как будто две капли смотрят друг на друга, видишь? Не зря же все места преступления связаны с водой.
Третьякова откинулась на стуле. Холодное пиво приятно ударило в голову.
– Хорошо, пусть так. Но плюс это что?
– Это отдельная история, Третьякова, – Василий Петрович закрыл блокнот.
– Что значит все, это все, что твоя база помогла нагуглить, мать твою? На кой хрен ты вообще приехал?
Котов аккуратно взял Наталью за руку и внимательно посмотрел девушке в глаза.
– Приехал сказать, что ты должна быть готова к пониманию и осознанию некоторых вещей. Те события, в эпицентр которых ты влезла, есть следствие чудовищной идеи, которую правительственные службы пытаются максимально прикрыть, чтобы избежать катастрофы. И те, кто заинтересован…
– Ты знаешь, кто мутит воду?
Котов с сожалением кивнул, Наталья не давала ему сказать:
– Сегодня приезжает папа Римский, ему наши церковники подарков приготовили. Стоимостью как квартира в Москве, черт возьми!
– Значит, ты в курсе?
– Нет, я ни хрена ни в курсе! Я успела увидеться с Иваном Федоровичем перед кончиной профессора, и это все, Котов… Думаешь, я просто так просила помочь?
– Я уже знаю, что профессор умер…жаль.
– Умер, Павел его отпевал.
– Твой брат?
– Ну да, он же типа Епископ, просто раньше я думала, что не барское это дело с такими чинами по отпеваниям ходить, хотя их не разберешь, священников этих.
Котов напрягся и оглянулся по сторонам. Что то не давало ему покоя.
– Теперь заткнись, Третьякова и слушай, я буду говорить по существу. Этот твой плюс на самом деле не плюс, а…
Наталья заметила, как в кафе вошла девчушка, которая просила аудиенции у Павла в машине. Ее большая шуба уродливо прикрывала фигуру, грязный скатавшийся мех неприятного розового цвета свисал по колени и тонкие ножки в грязных колготах торчали из-под подола длинного коричневого платья, щиколотки окутывали шерстяные носки в калошах. Девочка низко держала голову, худенькие ручки в страшных цыпках были сплетены на поясе.
Она начала вглядываться в лица посетителей и остановила взгляд на Наталье. Третьякова весело помахала в ответ, и на лице девочки засияла улыбка, очень искренняя и счастливая, словно увидела перед собой ангела. Она расцепила ручки, запустила правую ладошку в карман и… Наталья дернулась и с криком «Всем лечь!» перевернула стол, оттолкнув от себя ногой стул Котова.
Кафе окутал мощный взрыв. Из окон вылетели стекла, по помещению разлетелись мелкие металлические предметы, которые больно впивались в кожу людей, отражаясь страшными криками о помощи. Наталья стянула куртку, и бросилась к выходу, накрывшись с головой. У кафе собралась большая толпа мужчин и женщин, которые оказывали пострадавшим первую помощь и пытались вытащить из здания искалеченных людей. Девушка упала на грязный лед, ее трясло и почти не хватало кислорода. Она едва справилась с дрожью, что черт возьми, это было? Эта маленькая белокурая мразь чертова смертница?
У нее начала кружиться голова и болеть в области сердца, она металась взглядом по людям у кафе, но никак не могла найти Котова! Третьякова тяжело поднялась и вернулась в черное помещение, перед глазами будто проплывала черная пелена неприятного тумана, от которого сильно закладывало нос и щипало в глазах, в нескольких метрах от себя она увидела Котова. Полковник лежал на животе, широко раскинув ноги.
– Черт, нет, нет!
Она вытащила мужчину на улицу, едва сдерживая крик. Вдалеке послышались сирены пожарной машины и скорой помощи.
Котов дернулся, начал судорожно глотать синими губами воздух и сильно закашлялся, легкие будто выворачивались наизнанку. Его лицо было в рваных ранах, местами висели куски кожи. Но он дышал! «Слава Богу!» – прошептала Наталья, сняла с шеи шарф с червяками и обмотала руку Котова, вот шарфик, и в хвост и в гриву получился.
В руке Василия Петровича был зажат блокнот, Наталья аккуратно расцепила пальцы и вытащила блокнот, переложила в карман своей куртки. Полковник тяжело дышал, но пульс был в норме, а это главное. Лицо Котова лежало на ее коленях, она гладила мужчину по волосам и тихо рыдала.
– Держись, Котов. Только не умирай, мать твою! Котов!!!
Третьякова думала, что может заставить подростка устроить теракт и где девочка взяла взрывчатые вещества, как к ней подбежал Павел. Он был без куртки, в своем сером тонком поло и накинутым на голову капюшоне, глаза были закрыты солнцезащитными очками.
– Павел! Девушка заплакала в голос, когда увидела брата. Третьяков облегченно вздохнул и бросился обнимать сестру.
– Сестра, Бог мой! Это просто ужасно, это чудовищно…Я… – Павлу стало плохо и вырвало на снег, он долго кашлял от того, что надышался гарью. – Я понял, что девочка не в себе, а потом взрыв и бросился за тобой, а тебя нет…Она слышала, что ты тут… – его голос срывался. Епископ набрал снег в ладони и приложил к лицу, он плакал.
Наталья аккуратно сняла куртку, положила на нее голову Котова и легла рядом, вытянув ноги в грязный сугроб. Она вспомнила блуждающий пустой взгляд голубых глаз и свою улыбку, когда их глаза встретились, стало жутко. Выходит, что девочка была не случайной прохожей и теперь цель она сама, но кто ее послал? И ей ничего толком неизвестно! Выходит, она слишком близко подобралась к разгадке…
Машины спасателей прибыли на место и Третьяков ощутила некоторое облегчение. Двое молодых здоровый парней из бригады скорой помощи быстро подняли тело Котова и положили на носилки. Полковник смотрел на Наталью и хватал воздух распухшими губами, пытаясь что-то сказать. Девушка не выпускала его руку и плакала.
– Кот, если ты по дороге умрешь, я… Я клянусь, что достану тебя в аду и сама лично задушу…
Павел обнял сестру за плечи и силой отодвинул от носилок, получив благодарный кивок медицинских работников.
– Поправляйтесь, – перекрестил он Котова и сжал его руку выше кисти, мужчина скривился от боли и потерял сознание.
Третьякова продолжала плакать, но на душе стало гораздо спокойнее, нет, еще не время этого старого хрыча, так просто Котов не сдастся, все будет хорошо, он и не из таких передряг выходил живым!
Она обнимала брата, чувствуя, как он трясется всем телом. Павел гладил ее по голове и крепко прижимал, слава Богу – жива!
– Отвези меня домой, – Наталья перестала плакать и подняла глаза. Он в ответ отрицательно покачал головой.
– У меня дела. А ты поедешь в участок, там безопаснее.
– Не волнуйся, я скажу, чтоб приставили охрану, просто очень устала, к тебе тоже приставят патруль.
– Нет, мне не нужно, обещаю, что не буду высовываться, поживу несколько дней в своем кабинете.
Наталья хотела было оспорить, но поняла, что валится от бессилия, жутко хотелось спать.
– Павел! – она окликнула брата. Епископ испуганно обернулся.
– Куртку отдай, – усмехнулась девушка. Когда поднимали Котова, он подобрал с земли ее куртку и, видимо, не обращал внимания, что до сих пор держит в руках.
Павел виновато вернул вещь сестре и крепко обнял на прощанье.
* * *
Наталья пыталась расслабиться в пене своей старой ванной. Пузырьки ярко блестели в бликах тусклой лампочки и шумно лопались, оставляя мягкие разводы на зеленоватой воду. Ей с детства нравилось водить по глади воды руками, возникало ощущение, словно трогаешь нечто волшебное, которое существует и давит на руки, но не остается в них, нечто, что можно пощупать, но нельзя схватить. Маленькая Наташа ныряла с головой, и смотрела на свои волосы, которые в воде казались сухими, а стоило вынырнуть, слипались вокруг головы мокрыми прядями, ей представлялась, что она житель сказочной Атлантиды.
Третьякова окунулась в воспоминания детства и голова тяжело опустилась на грудь, сознание выключилось. Вкус сладковатой воды с химическим привкусом малины машинально заставил глотнуть, девушка опустилась в ванную с головой и стала захлебываться во сне, как какая-то сила ее вытащила.
Она проснулась несколько часов спустя на своем диване в пижаме, надетой на голое тело. Девушка непонимающе огляделась, в упор не помнит, как переоделась и легла в постель… И эту пижаму сто лет не надевала, она вся в глупых рюшах и детских кармашках, подарок Сони на рождество, странно, что пижама оказалась на ней. В кресле сидел молодой лейтенант и читал газету, увидев, что Третьякова проснулась, отложил «Известия» прочь.
– Я вытащил вас из ванной, вы настолько устали, что отключились прямо в ней.
Он виновато улыбнулся и вышел из комнаты, через пару секунд послышался хлопок закрывающейся двери. Черт, этот молодой кретин видел ее голой, раз она в пижаме, а и хрен с ним, главное, что вовремя вытащил. Ну и вкус у него… Наталья довольно улыбнулась и вылезла из-под тяжелого ватного одеяла, подошла к окну.
Было уже совсем темно, снег сыпал стеной, и земля покрылась большими и мягкими сугробами. Она задернула серую портьеру с желанием выпить кофе, как что-то звякнуло у колена, Наталья присела на корточки и присмотрелась. К батарее были пристегнуты наручники, одно кольцо которых свободно свисало и билось о металл коллектора. Третьякова вспомнила как Павел и Сергей сидели под окном у нее в комнате. Что то давно она не видела Адовцева…
Рация на столе заговорила.
– Наталья Антоновна, к вам женщина. Говорит, что ваша подруга.
Какая еще к лешему подруга, у нее единственная подруга была Сонька, которая сейчас за тридевять земель. Рация снова включилась.
– Представляется Софьей Величкиной и рвется к вам.
– Да! – радостно закричала Наталья в аппарат. – Пустите!
Спустя несколько минут она с удовольствием обнимала Соню у себя в коридоре. Девушка была в белой короткой шубке и стильной шляпке кремового цвета, под которой красиво лежали светлые блестящие волосы, обрамляющие «эльфийские» ушки.
– Третьякова, как же я рада тебя видеть, что у вас тут творится?
Она бросила на пол сумку, в которой что-то зазвенело. Третьякова не смогла скрыть довольной улыбки. Это именно то, что ей сейчас нужно!
