Глава 31 
     Урал. Марина 
    
         Человек может думать обо всем, но делать должен то, в чем он уверен.
     Хань Сян-цзы, китайский философ
    
    За завтраком ее мутило – сказывалась многодневная жара, которую Марина не выносила совершенно. С отвращением отодвинув от себя тарелку с овсянкой, она выпила сок и взялась за чашку кофе, но Женька неодобрительно глянул исподлобья:
    – Третья. Прекрати.
    Она убрала пальцы с блюдца и жалобно посмотрела на мужа:
    – Жень…
    – Не дави на гниль. Ты плохо выглядишь и плохо спишь.
    – Бронебойный, – едва слышно произнесла она, вставая из-за стола.
    – Я слышал, – невозмутимо сообщил муж, доедая кашу. – За тобой Мишка заедет?
    – Нет, его водитель. Решили, что так лучше будет.
    – Ты это… – оборачиваясь и ловя Марину за край халата уже на выходе из кухни, сказал Женька, – посмотри там аккуратно, чем дышит юноша по имени Вова Суриков. Он юристом у Мишки работает. А сосватала его бывшая Мишкина пассия Ксюша. Так вот Леон сказал, что парняга странные вопросы задает Марату и окружающим. Вроде как ничего особенного, но все-таки.
    – Я поняла, – чуть улыбнулась она, – пусти.
    – Так и уйдешь?
    Она взяла его лицо в ладони и долго целовала в губы, не торопясь отрываться.
    – Люблю тебя, – промычал Хохол, сгребая ее сзади за волосы и выворачивая шею так, что стало больно.
    – Осторожнее – у меня же любовник ревнивый, – захохотала Марина, почувствовав, как губы Хохла впиваются в кожу на шее, и он, оторвавшись на мгновение, шутливо зарычал:
    – Я тебе башку сверну сейчас!
    – Вообще не сомневаюсь, – заверила она, ловко выворачиваясь из его рук, – хватит, Женя, ну, в самом деле, синяк же будет.
    – Иди-иди, собирайся. И смотри там… ну, аккуратнее, в смысле… А я к вечеру заеду. Заодно и тачку заберем.
     
    Сидя в кабинете Ворона на диване в самом углу, Марина делала вид, что увлеченно читает какой-то подвернувшийся под руку глянцевый журнал, но при этом успевала зорко следить за теми, кто входил и выходил. Мишка решал какие-то вопросы по переоборудованию одного из автоцентров, долго ругался по телефону с подрядчиком, потом обсуждал покупку оборудования для мойки, потом еще что-то в этом же духе. Ничего интересного не происходило. Коваль встала, чтобы размять затекшие ноги, прошлась по кабинету, не обращая внимания на то, что компаньон откровенно рассматривает ее фигуру, обтянутую бежевым платьем.
    – Кофе хочешь? – спросил Ворон и, не дожидаясь ответа, нажал кнопку звонка.
    Вошла секретарша, покосилась на Марину и выслушала короткое приказание шефа насчет кофе и того, как именно его сварить:
    – И не сама бурду свою делай, спустись в бар, пусть Игорь сварит. Корицу не забудь.
    Утратив интерес к секретарше, Ворон переключился на Марину, подошедшую к столу и присевшую на край:
    – Ты чего сегодня такая?
    – Какая? – покручивая стакан с ручками, спросила она.
    – Спокойная.
    – Не нравится? – сощурилась она. – А я ведь жду, Мишаня, когда ты мне расскажешь, что решил. Ты подумал о нашем вчерашнем разговоре? Так и будешь ствол за пазухой держать?
    Ворон вздохнул и отбросил ручку, которой собирался что-то подписать:
    – Ну чего ты взъелась-то на меня? Если бы я чего хотел, так давно бы уж сказал. Но мы с тобой друг друга в деле не раз проверили, Маринка.
    – Тогда какого же черта ты юлишь?
    – Да где?! Я весь как на ладони – вот, гляди, весь перед тобой, делай что хочешь! – рванув галстук и рубаху на груди, громыхнул Ворон. Пуговицы не выдержали и отвалились, поскакали по полу, а в появившейся прорехе обнажилась синяя татуировка в виде ворона, сидящего на ветке дерева.
    – Ну и к чему ты мне тут картинки демонстрируешь? – насмешливо поинтересовалась Коваль, перекидывая ногу на ногу и устраиваясь на столе поудобнее. – Я еще не такое видела, если знаешь. Скажи лучше, что делать будем. Генерал-то наш с Виолой снова схлестнулся. – Сказав это, Марина прикусила язык, поняв, что словом «снова» могла запросто выдать то, что знакома с Ковалем лучше, чем хотела показать Ворону, но тот, разгоряченный попыткой доказать свою честность, не обратил на это никакого внимания.
    – В смысле с Виолой? Как это? – заморгал Мишка, которого эта информация, похоже, повергла в легкий шок.
    – А вот так. Вчера охранник твой позвонил Леону. Генерал снял квартиру в доме на набережной, потом отбыл куда-то и вернулся уже в сопровождении дамы, которая по описанию ну просто одно лицо с женой вашего якобы покойного мэра. Сечешь?
    – Ах ты ж, сука какая… – протянул Ворон тихо, и было непонятно, кого именно он имеет в виду – Ветку или же генерала.
    – Ты сильно выражениями-то не раскидывайся, дорогой, – насмешливо посоветовала Марина, – нам как раз это все только на руку – будет чем генерала твоего повязать по рукам и ногам.
    – Если Бес раньше не успеет.
    – Ты издеваешься? – изогнула бровь Коваль. – Да Ветка под пытками не признается, что спала с ментом, ты что?! И сделает так, что Бес ни за что об этой связи не узнает.
    – Ты не больно скрывала в свое время, а была покруче Ветки твоей.
    – Я никогда ничего не скрывала, если помнишь. Но тут другое… Бес крепко держит Виолу сыном – прямо намертво, и она никак не может с этим ничего поделать. Он ее шантажирует, впрямую говорит – только дернись, и пацана больше не увидишь. А она мальчика любит, я это видела. И вот на этом, как мне ни противно, я тоже сыграю – в конце концов, кто, как не Ветка, сдал меня тебе, а? – Сказав это, Марина в упор уставилась в глаза Ворона, и тот дрогнул, отвел взгляд:
    – Ладно тебе – «сдала».
    – Ну, по-другому назови, – пожала плечами Марина, – мне все равно. Я никогда ее ничем не прижимала, ничем не обижала – наоборот. Но Ветка тоже из тех, кто не особенно помнит добро, когда их самих припирает к стене. Так почему я должна изображать всепрощение, да? Будет нужно – и я намекну, что могу поделиться кое-какой информацией с Бесом, а ей это хуже ножа – Гришка сразу же ее из дома выкинет и сына так спрячет, что она остаток жизни проведет в поисках и все равно не найдет.
    Ворон внимательно наблюдал за тем, как меняется выражение ее лица, и ему вдруг стало не по себе. Если так легко она говорит о том, что сольет лучшую подругу, любовницу, то что же будет с ним, если что-то пойдет не так?
    – А ты об этом не думай, спокойнее спать будешь, – по-прежнему насмешливо посоветовала Марина. – Я же вижу, что в твоей голове творится, Мишка. И запомни, я никогда подобных вещей не проворачивала, мне это противно, но если будет нужно и ничего другого под рукой не окажется, я думать долго не стану. В конце концов, кто и когда думал обо мне? Ты, Ветка – кто? Да вот Хохол только, потому что ему, кроме меня самой, ничего в жизни не нужно. И смысла нет ему меня кому-то продавать. А вот вы не задумаетесь. Ну, так будем играть по вашим правилам или по моим все-таки, а?
    Ворон встал из кресла, отбросил на пол сорванный с шеи галстук и налил в стакан минералку. Выпив залпом, вытер ладонью рот и повернулся к сидевшей на столе Марине:
    – Ох, и сука ты все-таки, Наковальня. Схватишь за причинное место и жмешь что есть дури.
    Она захохотала, легко спрыгнула на пол и подошла к нему вплотную, положила холодную ладонь на обнаженную разорванной рубашкой грудь и прошептала, глядя в глаза:
    – Вот и не рыпайся, Мишаня, а то ведь и оторву ненароком…
    Ворон почувствовал, как по спине поползла противная струйка пота – он отлично знал, что шутить эта женщина не будет. Он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут дверь кабинета неожиданно распахнулась, и на пороге появился генерал Коваль собственной персоной. Сцену нужно было доигрывать до конца, Марина это почувствовала всей кожей, а потому медленно убрала руку с груди Ворона, провела пальцем по его щеке, будто лаская, и, очаровательно улыбнувшись, повернулась к двери:
    – Ой, Дмитрий Викторович… добрый день. Извините, мы, кажется, дверь запереть забыли.
    Ворону показалось даже, что на ее щеках выступил легкий румянец смущения – настолько натурально она разыграла удивление и неловкость. «Ну, сука! – восхищенно подумал он, поправляя рубаху. – Как и впрямь собиралась тут со мной на стол лечь…»
    Генерал только хмыкнул, оценив мизансцену и решив, что сорвал своему спонсору любовные игры на рабочем месте. Марина же, одернув чуть задравшееся платье, спокойно вернулась на диван, перекинула ногу на ногу и снова погрузилась в чтение журнала.
    – Может, кофе? – предложил Ворон, вспомнив, что секретарша так и не принесла Марине заказанный много раньше напиток.
    – Да, можно… – садясь в кресло у журнального столика, проговорил и Дмитрий. – Что-то чувствую себя не очень… не выспался, видно.
    «Ну, еще бы! – фыркнула про себя Марина. – Знаю я Ветку… разумеется, ты не выспался – ты вообще не спал, вон под глазами-то все синее, не мальчик же, поберегся бы».
    Когда кофе вместо секретарши в кабинет внес молодой человек в костюме и белоснежной рубашке, у Марины противно кольнуло в груди. Парня этого она видела впервые, но, судя по всему, и Ворон, и Дмитрий его знали. «Интересно, кто это», – подумала она, наблюдая за тем, как он расставляет чашки на столе. Вроде ничего необычного, но ощущение холода и еще то, что Ворону он поставил чашку, стоявшую на подносе дальше всего. «Как-то нелогично – бери ближайшую к клиенту, чтоб не расплескать», – думала Коваль, наблюдая за тем, как рука парня чуть дрогнула, когда он ставил чашку перед Мишкой. Закончив расставлять, парень выпрямился и, держа поднос, ожидал указаний, а Марина все никак не могла отвести взгляд от чашки, стоявшей перед Вороном.
    Почему-то, глядя на нее и особенно на дрожащий в руках парня поднос, Марина вдруг испытала странное чувство, приходившее только в момент опасности. Все тот же могильный холод, как будто прикосновение руки к лицу – мертвой руки. Вздрогнув всем телом, она переменила позу и коленом толкнула стол. Чашка не удержалась на блюдце и упала, разлетевшись на осколки при ударе о кафельную плитку – пижонский кабинет Ворона был оборудован таким образом, чтобы под столиком, на котором сервировали кофе или легкий ужин, можно было легко убирать.
    Парень растерянно смотрел на осколки чашки, и Марина, внимательно наблюдавшая за ним, вдруг заметила, как в его глазах промелькнуло выражение крайнего ужаса. «Странно. С чего бы ему так расстраиваться? Мишка вычитает из зарплаты за бой посуды?»
    – Ну что ты замер? – недовольно поморщился Ворон. – Зови уборщицу.
    – А не надо, – сказала Марина и встала, – я сама уберу. Вы свободны, молодой человек.
    Тот слегка попятился к двери, но не вышел, ожидая указаний все-таки от шефа. Генерал Коваль вообще ничего не понимал – у него была бессонная ночь, и чашка кофе сейчас – это все, чего он хотел, а теперь криворукий парень отодвинул эти мечты еще минут на двадцать. Ворон тоже не мог уловить, к чему клонит Наковальня и с чего ради вдруг решила убираться в кабинете собственноручно, но, помня о том, что эта женщина ничего просто так не делает, решил на всякий случай подыграть:
    – Иди, Вова, мы тут сами. И пришли все-таки официантку.
    «О, так это, похоже, и есть юрист Вова Суриков, о котором мне Женька утром говорил», – смекнула Марина, когда парень кивнул и вышел, плотно закрыв за собой дверь.
    – Дай мне пакетик какой-нибудь, – попросила она у оторопевшего Ворона и краем глаза заметила, как напряглось при этих словах лицо брата.
    – Зачем? – не понял Мишка, но встал и направился к стенному шкафу. – Нет у меня пакетов, вот разве что отсюда вытряхнуть… – Он взял с полки подарочный пакет от одного из автосалонов, выбросил из него содержимое и протянул Марине.
    Та аккуратно, при помощи салфетки, сложила в него осколки чашки, стараясь зацепить немного кофейной гущи, свернула пакет и положила на стол:
    – Ну что вы на меня вылупились оба?
    – Ты чего… чего сказать-то хочешь? – моргал глазами Ворон.
    – Ничего. Эксперта найди какого-нибудь и придумай повод, по которому тебе нужно эту чашку проверить на содержимое.
    – Ты совсем головой поехала?! Это же Вовка, юрист мой! Он давно у меня работает, ты что?! – заблажил Ворон, но Марина прижала палец к губам:
    – Тсс! Орать перестань. Если Вова твой чист, то все в порядке, правда?
    – Погодите… – вклинился в беседу генерал, – а что, собственно, происходит?
    – Угадайте, Дмитрий Викторович, вы же тут у нас милиционер бывший, – бросила Марина, не поворачиваясь.
    – Ну, я так понял, вы хотите чашку на экспертизу отдать? А с какой целью?
    – А вкус кофе мне не понравился! – отрезала она. – Считайте это бабской блажью, хорошо?
    – Я все равно не понимаю…
    – Ну и к лучшему. Не надо вам в этом ничего понимать. Избирайтесь на свой мэрский пост дальше и в наши внутренние дела не лезьте, так всем будет проще. Миша, я, пожалуй, поеду сама к экспертам, – сказала она, беря пакет и незаметно давая Ворону понять, чтобы вышел с ней на площадку. – Всего доброго, господин генерал.
    Когда они оказались на площадке, Ворон, изо всех сил прижав Марину спиной к стене, зашипел ей в лицо:
    – Ты чего творишь-то?!
    – Руки убрал, – негромко, но властно приказала она, и Ворон слегка обмяк, отступил на два шага. – Вот так. Я сейчас эту посудину Леону твоему отвезу, пусть он сам все проверит. Сурикову ни слова не говори – это понятно? Продержись два дня и не подавай вида, что заподозрил его в чем-то, это важно. Генералу сейчас нажуй что хочешь, но пусть он про чашку забудет, понял? Плети все, что в голову взбредет, но он не должен больше про эту чашку ничего знать. А я отвезу ее Леону и вернусь. Да, скажи Марату, пусть лично проверит мою машину, она всю ночь здесь простояла, мало ли…
    Ворон вытер вспотевший лоб и нахмурился:
    – Ты что же, всерьез это… про Вовку-то?
    – Сказала же – пока не знаю. Все, гони Марата к тачке, я покурю пока.
    Она вынула из сумки пачку сигарет и зажигалку и спустилась во внутренний двор. У мусорных баков курили официант и бармен Игорь, увидели ее и приветливо заулыбались. Игорь споро подскочил и щелкнул своей зажигалкой, поднося ее к кончику сигареты, небрежно вставленной Мариной в уголок губ.
    – Спасибо, – выпустив струйку дыма, произнесла она.
    Игорь улыбнулся в ответ:
    – Не за что, Марья Андреевна, – и Коваль отметила про себя, что Леон на пару с Маратом уже успели «легализовать» ее присутствие возле Ворона – вон, даже бармен имя-отчество выучил.
    Марат заехал во двор на ее машине, выпрыгнул с водительского места:
    – В порядке все, Марья Андреевна, можете ехать. У вас бензина маловато, давайте я залью? У нас в канистре всегда есть.
    – Не надо, я по дороге на заправку заеду, – отказалась она и села за руль, выбросив недокуренную сигарету.
     
    Выехав на главную улицу, она набрала номер Леона. Тот не отвечал, и Марина перезвонила еще раз.
    – Простите, не услышал звонка, я за рулем, – услышала она через несколько секунд и напряглась:
    – Ты куда-то собрался?
    – По делу.
    – По какому? – не отставала Марина, предчувствуя недоброе.
    – По личному.
    – Леон, не ври мне. Я не просто так звоню, ты мне срочно нужен.
    – Что-то случилось? – обеспокоенным тоном спросил Леон, и тут же в трубке раздался голос Хохла:
    – Что у тебя там?
    – О, ну, я так и знала, – удовлетворенно сказала Коваль, останавливаясь на светофоре, – я ж тебя просила не ездить к Касперу.
    – Успокойся, мы еще не доехали. Ты где и что у тебя случилось?
    – Я еду от «Матросской тишины» в сторону дома Леона.
    – Паркуйся у здания МБК и жди, мы будем через три минуты, – решительно велел муж и бросил трубку.
    Пришлось подчиниться, хотя парковка у офисного здания корпорации, принадлежавшей когда-то Малышу, была не самым приятным местом. Это забранное темно-синим стеклом восьмиэтажное строение вызывало у Марины такую острую боль в сердце, что становилось невозможно дышать. Сколько раз она взлетала по этим ступеням одна и с охранниками, сколько раз выходила из этого здания под руку с любимым мужем… именно здесь она впервые убедила Егора в том, что он никогда не сможет жить с кем-то, кроме нее, здесь обдумала и осуществила жестокий, но необходимый план по вызволению Малышева от похитителей, здесь потеряла его и вернула…
    Припарковав машину у самого выезда, чтобы не приближаться к крыльцу и не делать себе еще больнее, чем уже есть, Марина закурила и с тоской посмотрела на поблескивающее на солнце синее стекло фасада.
    – Егор-Егор, сколько же всего… – прошептала она, слизывая с губ слезу, стремительно выкатившуюся из правого глаза. – И я еще не была у тебя на могиле… ты перестал звать меня, любимый…
    – О, твою мать, ну, так и знал – ревет! – Дверь пассажирского места распахнулась, и в салон ввалился Хохол в белой майке и голубых джинсах.
    Марина спешно отвернулась, пряча лицо, но он быстро поймал ее за подбородок и развернул к себе:
    – Ну, прости… это было первое, что мне в голову пришло из близко расположенного. Прости, котенок, я не хотел… – он легко перекинул ее с сиденья на колени и прижал к груди, поглаживая по волосам: – Не плачь, моя девочка.
    Она как-то беспомощно всхлипнула, вжавшись лицом в его грудь:
    – Так больно, Женька… до сих пор…
    – Ну, прости, родная… я действительно не подумал, прости.
    Она вытерла глаза и пробормотала:
    – Я знаю… ты тут совсем ни при чем, правда. Это как с пружиной – ее можно сжимать только до определенного предела, а потом она вдруг развернется и тебя же по морде треснет. Так и с памятью… Все, я успокоилась.
    – Точно? – подозрительно спросил Женька, заглядывая ей в лицо, но у него на коленях уже сидела прежняя Коваль – собранная, жесткая и сосредоточенная. Он всегда удивлялся этому умению жены так быстро перевоплощаться и брать себя в руки, маскируя секундную слабость ледяным спокойствием.
    – Да. Леон где?
    – В машине сидит. Я так и понял, что ты… ну, в общем, не надо ему видеть, да?
    Она благодарно улыбнулась и поцеловала его в губы:
    – Да, родной. Ты молодец, спасибо тебе. Идем, у меня есть дело и разговор.
    Они перебрались в машину Леона, и Женька отметил, что Марина села так, чтобы не видеть здания МБК.
    – Короче, парни, – сказала она, вынимая из сумки пакет с логотипом автосалона, – вот тут чашка с остатками кофе, который сегодня этот ваш Вова Суриков пытался подать Мишке. Я не уверена, что права, но очень уж он нервничал – аж ручонки тряслись, когда чашки по столу расставлял. А эта на подносе особнячком стояла, отдельно. И закралось мне в голову нехорошее подозрение… – Она многозначительно посмотрела на мужа и Леона. – В общем, чашку я на пол смахнула, и Вова еще сильнее задергался. Так давайте же проверим, что в ней было, а?
    Леон взял у нее пакет и заглянул внутрь:
    – Ого, даже гущи немного есть. Это отлично. Я разберусь.
    – Только, Леон, давай так – результаты ты только мне покажешь, а Ворону пока знать не надо.
    – Я понял.
    – Ты чего задумала? – спросил Женька, отлично понимавший, что все это говорится и делается неспроста.
    – Возьму Вову вашего на понт. Если ему нечего скрывать, то и не будет ничего. А вот если есть… Женя, дай сигарету, мои кончились, – заглянув в пустую пачку, попросила Марина, и Хохол со вздохом вынул из кармана джинсов пачку тонких сигарет с ментолом:
    – Мне кажется, ты вообще забыла, что такое покупать себе сигареты самостоятельно. В день, когда я умру, ты бросишь курить.
    – Чушь не пори. С чего это я должна бросить курить?
    Леон подумал, что ослышался – вертел головой, вглядываясь в лица Хохла и Марины, но оба были совершенно серьезны.
    – Так а кто тебе за ними бегать-то будет, если меня не станет?
    – Ой, я тебя умоляю! Найдутся желающие, не переживай. – Она прикурила от протянутой мужем зажигалки и со смехом объяснила совершенно ошарашенному Леону: – Не реагируй, это у нас юмор такой. Он прекрасно знает, что без него я не только курить брошу – я жить брошу без него, – и в этой фразе Леон не уловил ни единого намека на юмор…
    Хохол безмятежно улыбался, глядя на жену с любовью. Он все про нее знал.
    – Только, Леон, попробуй поскорее с экспертизой, если это возможно, – попросила Марина, возвращаясь к тому, с чего начали, – если нужны деньги, скажи.
    – Нет, не нужны. У меня есть человек в экспертизе. К вечеру постараюсь все сделать, но только ехать нужно сейчас.
    – Так поезжай. А ты – ко мне в машину, я тебя домой завезу и вернусь в «Тишину», – сказала она, обращаясь к мужу.
    Хохол заскрипел зубами, но промолчал – если она не берет его с собой, значит, в офисе, скорее всего, генерал, а эта встреча никому не нужна.
    – Хорошо. Хоть высплюсь, – буркнул он.
    Они пересели в свою машину, Леон выехал со стоянки и свернул налево, скрылся за поворотом, а Марина, сидящая за рулем, все никак не могла повернуть ключ в замке зажигания. Хохол молчал. Он проклинал себя за то, что заставил ее заехать именно сюда, и даже не потому, что этим невольно всколыхнул воспоминания. Он до сих пор не мог смириться с тем, что, даже мертвый, Малыш в две секунды забирал у него Марину. Он понимал, что никого в своей жизни Коваль не любила, кроме Малышева, это было настоящее сильное чувство, над которым оказалось не властно даже время, даже смерть, и от этого было больно.
    На его сжатый на колене кулак легла узкая холодная ладонь.
    – Не мучайся, мой мальчик. Я же с тобой, – прозвучал чуть хрипловатый голос жены.
    – Да. Со мной, – вывернул он, отворачиваясь, – поехали.
    – Хочешь, я не буду возвращаться к Мишке? – спросила она, не убирая руки. – Побудем вдвоем.
    – Что, на кладбище поедем? – криво усмехнулся Хохол, стараясь скрыть, как недоволен и как ему больно.
    Она чуть отпрянула и внимательно посмотрела на мужа, отвернувшегося от нее:
    – Ты опять?
    Резко развернувшись, он схватил ее за плечи и встряхнул:
    – А ты думаешь, что я железный?! Сколько я могу это терпеть, скажи?!
    Не сумев совладать с собой, он выскочил из машины, хлопнул дверкой и почти бегом скрылся за ближайшим офисным зданием.
    – Истеричка, – процедила Марина, оставшись одна, – как обычно, защемило самолюбие…
    Повернув ключ, она решительно вывела машину с парковки и поехала обратно в «Матросскую тишину».