Глава 17
Урал. Леон
Сквозь дым и туман все напоминает горы весной;
после дождя все напоминает ясный день.
Что-то не удается разглядеть даже в ясную погоду.
Ямомото Цунэтомо, самурай
Как-то незаметно для окружающих и даже для себя самого Вова Суриков переместился из небольшого кабинетика в одном из автосалонов в большой кабинет, оборудованный специально для него в клубе «Матросская тишина» на том же этаже, где располагался и кабинет шефа. Вова расценил это как повышение, тем более что и зарплату ему существенно увеличили, и машину дали новую, с водителем, и в кабинет к Воронцову он теперь входил сразу, а не ждал в приемной. Единственный, кто никак не отреагировал на появление Вовы рядом с шефом, оказался одноглазый Леон. Вова долго не мог понять, кем же именно является здесь этот странный молчаливый мужик с изуродованным лицом и в вечных перчатках. Он был единственным, кто оставался в кабинете с шефом один на один, без свидетелей, тогда как даже главный бухгалтер всегда отчитывалась в присутствии этого самого Леона, не говоря уже об остальных. Леон приезжал отдельно, на своей машине, уезжал то вместе с хозяином, то один, и постоянно взбадривал охрану и ее начальника Марата. Вова удивлялся, как Марат терпит начальственный тон этого инвалида и почему позволяет тому говорить с собой свысока.
Пообвыкнув в новом кабинете и немного ближе сойдясь с обитателями «Матросской тишины», Вова узнал некоторые подробности прошлой жизни Леона и понял, что на всякий случай от него стоит держаться подальше и в открытые конфликты не вступать – контуженный взрывом человек непредсказуем. Однако Вова все чаще ловил на себе цепкий взгляд единственного глаза, и от этого взгляда ему почему-то всегда становилось не по себе – как будто он пудель, которого застали в хозяйской постели, куда ему категорически нельзя.
– Он только на меня так пялится, как будто у него вместо второго глаза рентген? – спросил Вова однажды у Марата, когда они в обеденный перерыв спустились в клуб, чтобы поесть.
Меланхоличный Марат пожал плечами:
– Не грузись, Вовчик. Леон мужик правильный, он по-пустому базар не затеет, так что расслабься. Он нас не трогает – мы его не трогаем, у каждого своя работа.
– Какой из него работник с одним глазом и без пальцев?
– Не советую проверять, – так же меланхолично ответил Марат, сосредотачиваясь на содержимом подноса с тарелками, вынесенного официанткой, – он и без пальцев может ухайдокать – не дай бог. Чечню прошел и школу телохранителей, рукопашным боем владеет, да и вообще… Потому его хозяин и не списал после ранения.
Вова размешал сметану в борще и снова аккуратно спросил:
– А скажи, Марат, Леон давно работает у Михал Георгиевича?
– Давно, – буркнул Марат не совсем довольно – он привык есть молча, а Вова то и дело вынуждал его нарушать это правило, – я пришел – он уже был. И это, Вовчик… давай поедим сперва, а потом в вопросы поиграем, хорошо?
Вова согласно кивнул и больше не посмел отвлекать Марата от трапезы. Закончив обед, они вышли на крыльцо покурить, и Вова решился на повторный штурм:
– Так, говоришь, давно Леон работает?
Марат затянулся дымом и кивнул:
– Сказал же – давно. До него другой кто-то был, но полег в разборках. Ты местный вообще?
– Местный.
– Наверное, тоже малой совсем был, когда тут дела творились.
– Так Леон вроде не намного нас с тобой старше.
– Да при чем Леон тут… Он в то время еще тоже под стол пешком бегал. А мне дядька рассказывал.
– А кто твой дядька?
– Торговый центр «Ритм» знаешь? На северной окраине, – спросил Марат, аккуратно стряхивая пепел в урну, и, когда Вова кивнул, продолжил: – Ну, теперь он дяде моему принадлежит, как раз в ходе тех разборок и отмутил он его на пару с корешем. От дел отошел давно, теперь честный бизнесмен, налоги платит, пятое-десятое… но в общак все равно отстегивает, хоть пока и некому.
Вова потряс головой, словно утрамбовывая полученную информацию:
– Погоди, Марат… я запутался совсем – дядя, «Ритм», общак, разборки… Такое ощущение, что я в девяностые попал.
– А ты думал, что в сказку, мальчик? – раздался сзади голос Ворона, и Вова едва не откусил кончик языка, захлопнув рот на полуслове. – Что за собеседование? А ты какого… ботало свое развязал? – грозно глянув на начальника охраны, спросил Мишка. – Тебя Леон для чего главным поставил? Чтобы ты с кем ни попадя откровения разводил? То, что он бумажки подмахивает, еще не сделало его своим, ты понял?
Марат склонил бритую голову и кивнул:
– Извините, Михал Георгиевич…
– «Извините»! – передразнил хозяин, впрочем, беззлобно. – С Леоном будешь разбираться. А ты, – обернулся он к Вове, – захочешь чего спросить – тоже к Леону, он ответит. И не вздумай мне тут шнырять, еще раз услышу, пеняй на себя.
– Я понял, Михал Георгиевич, не повторится больше…
Вова спешно ретировался в кабинет и засел там за бумаги, решив, что нужно быть аккуратнее в своем любопытстве, а Марат, проводив Ворона до машины, вернулся в клуб и вынул мобильный:
– Алло, Леон? Ты просил говорить, если что-то странное замечу. Так это… юрист наш вопросов многовато задает. Нет, не о хозяине пока. О тебе. Да. Ну, как какие? Кто, что, давно ли работаешь. Да. Хозяин спалил нас за беседой, был недоволен. Только то, что ты разрешил. Да, я понял. Хорошо, я попробую. А ты подъедешь? А-а… лады. До встречи.
Убрав мобильный в карман, Марат размял плечи и пошел с обходом. Эту процедуру по настоянию Леона он проделывал теперь каждые два часа – обходил все помещения, заглядывал в разные углы и присматривался к персоналу клуба. Сперва эта новая обязанность казалась ему ненужной и глупой, но после того, как Леон разогнал охрану, сунув под днище машины консервную банку, Марат понял, что в почасовых обходах есть смысл. Леону он доверял, именно он настоял на том, чтобы из рядовых охранников его перевели в начальники – это совсем не то, что мотаться на машине по городу, сопровождая хозяина. Да и дядя в приватной беседе обмолвился, что Леон надежный и умный, к нему стоит прислушиваться, а мнение дяди для Марата было превыше всего. Он рано остался сиротой, попал в детдом, а спустя год приехал дядя Мирза и забрал его в свою семью, воспитывал наравне со своими детьми. Учиться Марат не захотел, пошел в армию, а когда вернулся, дядя пристроил его в охрану Воронцова, и вот теперь он – начальник этой охраны. Местом Марат дорожил, а потому решил для себя, что нужно держаться поближе к Леону.
После звонка Марата Леон долго бродил по комнатам своей холостяцкой двушки и думал. Вова Суриков ему не понравился сразу, но объяснить возникшую неприязнь он ничем не мог. Судя по рассказам работавших с ним людей, Вова был хорошим юристом, очень быстро разбирался в бумагах, а статьи законов мог шпарить наизусть даже спросонок. Пару раз Ворон для проверки доверил ему крупные суммы денег, и оттуда не пропало даже десяти копеек, что позволяло думать о Вове как о честном человеке. Но у Леона было правило – никому никогда не верить до конца.
Сегодня у него был выходной, предстояла встреча с Хохлом и Мариной, время обеденное, а никаких звонков пока не было. «Спят, наверное», – подумал Леон, укладываясь на диван – от жары болела голова, давала знать себя контузия. В такие моменты Леон принимал горизонтальное положение и, уложив на лоб пузырь со льдом, старался отключиться от звуков внешнего мира, но сегодня это никак не удавалось. Беспокоило, что не звонит Хохол – не случилось ли у них чего непредвиденного. Беспокоил звонок Марата – что-то в нем не понравилось Леону, насторожило. «Надо проверить этого Сурикова еще раз, – подумал Леон, закрывая глаза и мучаясь от сдавившей виски боли. – Не могу вспомнить, откуда он вообще у нас взялся».
Кое-как дотянувшись до тумбочки, он нашарил упаковку таблеток и выдавил две прямо в рот, проглотил, не разжевывая и не чувствуя горького привкуса. Через двадцать минут стало полегче, кожа на лбу онемела от пузыря со льдом. «Уже можно жить», – привычно подумал Леон, поправляя сползающий резиновый круг, и тут зазвонил мобильник.
Но это оказался не Хохол, а Лиза. Сердце Леона гулко бухнуло – она сама позвонила.
– Здравствуйте, Леня. Я вас не отрываю? – полился из трубки ее мелодичный голос.
– Нет, я пока не занят.
– А… я просто так позвонила. У меня сегодня выходной, я думала, может, на кладбище поедем?
«Черт, ну, почему именно сейчас? Сейчас – когда я встать не могу, и звонков жду, и планы были на вечер?»
Он бросил взгляд на настенные часы, прикидывая, как совместить все дела в один список.
– Я могу перезвонить тебе через десять минут?
– Да, конечно. Я дома.
– Тогда через десять минут, – повторил он и сбросил звонок.
Придется звонить Хохлу. Женька ответил не сразу, голос был каким-то мрачным:
– Да, слушаю.
– Джек, это Леон.
– Я понял. Только я не Джек, я Серега, – поправил Хохол, и Леон вспомнил, что на это имя брал машину в прокате. Там работал знакомый парень, который отдал тачку по ксерокопии паспорта, без предъявления оригинала.
– Да, извини, Серега. Как дела?
– У прокурора, – дежурно отозвался Хохол, – у нас тут лазарет, извини.
– Случилось что-то?
– Ну, ты ж вчера нас в аэропорту видел? Так на том не кончилось. Мы гулять поперлись, а когда вернулись, она твой подарочек освоила почти весь в одно лицо. Ну, это для нее, в принципе, нормально – и больше может. Но тут перелет, жара, нервы… Короче, лежит пластом.
– Понятно. Значит, я сегодня не нужен?
– Извини, братан, сегодня не получится. Давай завтра? Или тебе в рабочий день оторваться сложно?
– Нет, я же не привязан теперь. Скажу – надо уехать, и уеду. Там без меня охраны хватает.
– Боится, значит, Мишаня… – протянул Хохол задумчиво, – ну-ну… Давай тогда завтра, Леон, а то мадам не в форме совсем.
– Хорошо. Тогда я сегодня свои дела решу, какие накопились.
Распрощавшись, Леон снова позвонил Лизе и спросил, куда за ней заехать. Та назвала адрес – это оказался новый жилой комплекс в самом центре, половина квартир в котором продавалась в собственность, а вторая половина сдавалась в аренду.
– Я понял, – записав адрес, сказал Леон, – будь готова через час.
– Хорошо.
За час Леон надеялся при помощи укола и банки энергетика прийти в относительно нормальное физическое состояние, чтобы появилась возможность сесть за руль. Как назло, навалилась слабость, хотелось лежать на диване и никуда не ехать, но он пообещал, значит, должен выполнить.
Лиза ждала на выезде из двора – в светло-голубых джинсах, в простой розовой маечке и с небрежно перекинутым на одно плечо большим золотистым рюкзаком. Леон критически оглядел ее белые кеды:
– Не боишься на кладбище вымазать? Там асфальт только на центральной аллее, дальше – земля.
– Ничего, постираю, – отмахнулась она, садясь в машину. – У вас точно все в порядке, Леня? Что-то вы бледный.
– Ерунда, – Леон опустил темные очки со лба на лицо и спросил:
– Ну, готова? Поехали?
– Цветов бы купить, – озабоченно сказала Лиза, пристегиваясь ремнем.
– Это прямо там сделаем.
– Тогда поехали.
До выезда из города Лиза молчала, как-то рассеянно глядя из окна машины, и уже на трассе вдруг проговорила:
– Надо же… здесь все настолько изменилось, я почти ничего не узнаю. За две недели, что я здесь, почти ничего не успела посмотреть, только район, где жили. А тут, оказывается, везде все по-другому.
– Ну, жизнь-то идет, – неопределенно отозвался Леон.
– Надеюсь, что скоро я сюда совсем переберусь, – мечтательно сказала Лиза, – надоела мне Москва, хочу покоя. От суеты устаю очень.
– И что должно произойти, чтобы ты осталась?
– Если мой кандидат выиграет выборы, я останусь здесь.
– Разве твоя работа не будет закончена? Ведь ты пресс-атташе, – удивился Леон.
– Не каждая кампания заканчивается в какой-то определенный срок, – загадочно ответила Лиза. – Леня, я все хочу спросить, но как-то неловко…
– Спрашивай.
– А… почему вы не женились?
– На ком?
– Ну, как… не знаю, на девушке какой-нибудь.
Леон стянул очки и повернул к Лизе обезображенное ожогом и отсутствием глаза лицо:
– Все видишь? Теперь представь, каково просыпаться утром с такой рожей рядом? Много желающих найдется?
– Простите, – смутилась Лиза, – я не хотела обидеть… Я, наверное, вас помню таким, как раньше, и не воспринимаю по-другому. Не обижайтесь, хорошо?
Леон вернул очки на место и, сжав зубы, молча кивнул. До ворот кладбища больше не произнесли ни слова, так же молча купили большую охапку гвоздик в ларьке, и Лиза пошла вперед, неуверенно оглядываясь по сторонам. Леон ничем ей помочь не мог – где находится могила Михаила, он не знал, а потому просто шел сзади. Внезапно Лиза остановилась, и Леон, задумавшись, едва не снес ее:
– Что? Нашла?
– Нет. Я вот сюда хочу… – она сделала два шага вправо с дорожки и оказалась перед просторной оградкой, за которой возвышались две мраморные плиты.
Леон взглянул и вздрогнул – это были могилы Егора Малышева и его жены, он хорошо знал это место, несколько раз приезжал сюда с Вороном и с самой Наковальней.
– Ты знала этих людей? – как можно равнодушнее спросил он.
Лиза не ответила, как зачарованная глядя на могильную плиту Наковальни.
– Господи, как они похожи, – пробормотала она, не отрывая глаз от нанесенного на черный мрамор портрета Марины.
– Кто похож?
– Эта женщина и мой… работодатель, – чуть запнувшись, проговорила девушка.
«Не знаю, я не заметил», – чуть было не ляпнул Леон, вовремя прикусив язык, а вслух также равнодушно произнес:
– Ну, бывает, что кто-то на кого-то похож… комбинация генов…
– Вы не понимаете… Она его сестра, видите – «Коваль-Малышева» написано. Сводная сестра по отцу.
«Так, а вот это совсем фигово, что ты в курсе, детка, – напрягся Леон. – Как бы ты случайно эту информацию в эфир не расплескала раньше времени. Надо что-то делать».
– Лиза, я могу тебя попросить кое о чем? – решительно спросил он, взяв девушку за локоть и почти силой уводя от могил.
– О чем?
– Сначала скажи, откуда ты знаешь об этом родстве?
Она взглянула на него непонимающе:
– Так генерал сам сказал. У него и сын тут живет с невесткой и дочкой.
– Значит, так, Елизавета, – внушительно заговорил Леон, стараясь смотреть на нее так, чтобы держать в фокусе, – я очень тебя прошу, никому больше этого не говори, поняла? Никому. Иначе твоему генералу не поздоровится, и тебе самой прилетит рикошетом. Не спрашивай ничего – просто сделай так, как я прошу. И еще. Генералу о нашем разговоре знать не нужно. Понятно? Я спросил – тебе понятно? – чуть встряхнув ее, спросил Леон.
– Д-да, – запнувшись, отозвалась Лиза, и в ее глазах Леон увидел выражение страха.
– Ты не бойся, я тебе вреда не причиню. Да и генерал твой мне поровну. Но из-за этой информации могут пострадать люди, которые мне не безразличны, понимаешь? Было бы хорошо, чтобы в присутствии спонсора твой работодатель не обмолвился о своем родстве с этой женщиной, но я пока не понимаю, как это устроить.
– Но… ведь вы работаете у Воронцова…
– Да. Но это ничего не меняет. Ты обещаешь мне, что от тебя эти сведения никуда не уйдут?
– Конечно, но… Леня, а ведь вы не водитель, да? – вдруг спросила она требовательно, стараясь поймать его взгляд.
– Это не важно, – попробовал уйти от темы Леон, но Лиза неожиданно взяла его за руку и сжала:
– Не обманывайте меня. Мне не пятнадцать, я все вижу. Вы не водитель, вы занимаетесь у Воронцова чем-то другим. В частности – вы собираете информацию. И знаете больше, чем говорите.
– Это ничего не меняет. Так ты сделаешь то, о чем я прошу?
– Я же сказала – да. Но контролировать генерала я не могу, потому что мне придется как-то ему это объяснять.
– Это я возьму на себя, если ты не против. И еще… Постарайся не слышать и не видеть некоторых вещей, хорошо? Не прислушивайся к разговорам, не всматривайся в лица – это может быть опасно для тебя. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, понимаешь? – В голосе Леона вдруг проскользнули просительные нотки, которым он и сам удивился. – Все, Лиза, идем отсюда.
Она кивнула и пошла вперед, долго блуждала по дорожке, отыскивая какие-то одной ей известные приметы могилы брата, и наконец уткнулась прямо в ее оградку:
– Вот. Надо же, нашла…
Леон бросил взгляд на заложенную брусчаткой площадку внутри ограды, на добротный памятник из светлого мрамора, на высеченную на нем снайперскую винтовку, перекрещенную двумя гвоздиками, на даты рождения и смерти. Вот и все, что осталось от Мишки Локтева – ограда три на три и кусок мрамора.
Лиза вынула из рюкзака перчатки, тряпку и бутылку с водой, вошла в оградку и принялась мыть пыльный мрамор памятника. Леон, постояв пару минут, положил цветы на скамейку и начал выпалывать растущую вокруг траву – высокие кусты полыни, осот и одуванчики. Работали молча, каждый думал о чем-то своем, а Леон почему-то внутренне был рад тому, что на памятнике нет фотографии Михаила – как будто не хотел, чтобы друг увидел его рядом с сестрой и таким, каким он стал.
– Может, отдохнем? – спросила Лиза, вытирая тыльной стороной перчатки пот со лба.
Леон кивнул, чувствуя, что отдых ему необходим – кружилась голова, снова подступила тошнота. Но показывать Лизе слабость тоже не хотелось. Он сел на скамейку и закрыл глаза. Девушка пристроилась рядом, достала из рюкзака термос:
– Хотите чаю зеленого? Он холодный.
Леон взял протянутую чашечку и выпил мутноватую жидкость, слегка отдававшую мятой. Стало немного легче. Такие дни, как сегодня, он ненавидел и боялся их приближения – собственная слабость раздражала, но избежать подобных приступов было практически невозможно.
Лиза тоже пила чай, то и дело отмахиваясь от назойливого шмеля, кружившего у ее головы.
– Здесь так тихо… – проговорила она, глядя на памятник.
– Кому тут кричать? Клиенты спокойные.
Он почувствовал, как девушка вздрогнула всем телом, и, повинуясь профессиональному инстинкту, обнял ее за плечи рукой и прижал к себе, но тут же испугался собственного жеста и убрал руку.
– Зачем? – спокойно спросила Лиза.
– Что зачем?
– Зачем ты убрал руку? Мне с тобой спокойно, я ничего не боюсь, – не заметив, что перешла на «ты», сказала она.
– Я не хотел пугать тебя.
– Тогда верни руку на место, и я перестану бояться. Мне всегда не по себе на кладбищах…
Леон повиновался, не понимая, почему делает это, а Лиза прижалась к нему и засопела как ребенок. Они просидели так довольно долго, рука у Леона затекла, но он боялся пошевелиться, чтобы не разрушать возникшее между ними ощущение близости.
– Надо заканчивать уборку и домой ехать, – пробормотала Лиза, – а то я, наверное, тебя оторвала от чего-то.
– Нет. У меня выходной сегодня.
– Но все равно нужно доделать, пока есть силы, а то сейчас совсем развезет на жаре, и ничего не захочется. Ты посиди, я быстро, – вывернувшись из-под его руки, Лиза встала и снова вернулась к памятнику.
Смыв последние разводы с мрамора, она аккуратно сложила в пакет тряпку, перчатки и пустую бутылку, заперла дверку и вопросительно посмотрела на Леона:
– Ну что, идем?
Он послушно поднялся, сгреб в охапку сорванную траву и пошел в сторону большой ямы, предназначенной для мусора. Лиза, разложив на могиле гвоздики, двинулась следом. От Леона не укрылось, что, когда они проходили мимо памятника Наковальне, Лиза чуть замедлила шаг и снова бросила взгляд на фотографию. «Зачем она ее так разглядывает? Как будто проверяет что-то», – подумал Леон, направляясь к машине.
Забравшись на переднее сиденье, Лиза кинула назад рюкзак и серьезно посмотрела на Леона, запускавшего двигатель:
– Лень, спасибо тебе. Я бы одна ни за что…
– Это пустяки. Он мой друг, а я даже не знал, где он похоронен.
– Все равно спасибо.
Он довез ее до дома, высадил и не уезжал до тех пор, пока девушка не скрылась в подъезде, и только после этого увидел припаркованную прямо напротив «БМВ», принадлежавшую Ворону, – эту машину он временно предоставил генералу вместе с водителем. Это Леона насторожило – какого черта делает здесь генерал, если у его сотрудницы выходной? И где он сам, если в машине только водитель? Ответ напрашивался сам собой и очень не понравился Леону.