Глава 9

Прокурор Стеклов не любил откладывать нужные дела. Тем более он не откладывал угрозы. Уже на следующее утро после разговора с Меглиным он встретился на служебной автостоянке с высокопоставленным сотрудником Следственного комитета (по иронии судьбы, спустя несколько месяцев этот же сотрудник будет допрашивать Есеню относительно ее стажировки у Меглина, и она мысленно даст ему кличку Седой).

– Мы условились терпеть его, пока негативный эффект уравновешивался пользой, которую он приносит, – сказал прокурор. – Сейчас весы качнулись. Мы с самого начала знали, что это не навсегда, и не будет пенсии по выслуге лет…

– А почему ты решил, что уже пора? – спросил Седой.

– Я его друг, как ни странно это звучит, – объяснил Стеклов. – Хочу его вытащить, пока не поздно. Для него и для нас. Он выходит из-под контроля.

– Твоя дочь тоже так считает? – усмехнулся Седой.

– Да, – твердо заявил Стеклов.

– Хорошо, я подумаю, – пообещал его собеседник.

Однако эта формулировка прокурора не устраивала, ему хотелось чего-то более определенного.

– Когда он с катушек слетит, представляешь, что может начаться? – сказал он. – Мы готовы рисковать?

Седой ничего не ответил; на том их беседа и закончилась.

Позже, уже в машине, Седой взял телефон и отдал команду одному из своих подчиненных:

– Надо проконтролировать Меглина на предмет профессиональной и личной адекватности.

…Есеня проснулась от собственного крика. Ей снилось поле, Андриевич, зажимающий ладонями окровавленные глазницы, и карандаш в собственной руке.

Девушка огляделась. Она сидела на диване в жилище Меглина, и в руке у нее был зажат карандаш…

…Не обнаружив хозяина нигде в доме, Есеня выглянула за дверь. И увидела Меглина: он раз за разом кидал нож в подвешенную на стене колоду. Не оборачиваясь, сыщик спросил:

– Тебе понравилось?

– Ты о чем?

– Ты знаешь.

– Спрашиваешь, садистка ли я?

– Только честно. Если не боишься.

Есеня подумала и честно ответила:

– Где-то в глубине – да, мне понравилось. И меня это пугает.

– Почему?

– Но это ведь… ужасно?

– Ты меня спрашиваешь? – рассмеялся Меглин. – Как это было?

– Меня как током ударило, – призналась Есеня. – Это было как… секс. Только круче.

Меглин покачал головой:

– Бедная, что ж тебе за мужики попадались…

Потом счел нужным успокоить ее:

– Я же тебе говорил – это весы. Ты не просто человека ударила. Ты его будущих жертв спасла.

– Но мне это понравилось!

– А что плохого в том, чтобы работу свою любить? Главное, чтобы для тебя процесс не стал важнее результата.

Позже, уже в доме, копируя дело Берестовой, Есеня спросила:

– Ты сказал, у Берестовой с отцом появилась тайна. Он что, отдавал ей приказы?

– Она приказы сама себе отдавала, – ответил Меглин.

– А в чем тогда его вина?

– А почему ты думаешь, что он виноват?

– Потому что я уже научилась понимать оттенки твоего молчания. Он что, тоже кого-то убил?

– Хуже. Полюбил.

– Бедный, – сказала Есеня с притворным сочувствием, – что же за бабы тебе попадались, что для тебя любовь хуже убийства!

Однако Меглин не принял шутки.

– Убийство – короткий честный акт, – заявил он. – И ты это теперь понимаешь. А любовь – долгое изнурительное рабство и пытка. Любовь хуже убийства.

…В подвале жилого дома лежала мертвая девочка примерно девяти лет. Лежала лицом вниз, с руками, вытянутыми вдоль тела. Рядом валялся раскрытый ранец, тетрадки и учебники были разбросаны по полу.

– Задушена, – сказала женщина-эксперт, обращаясь к Меглину. – Следов сексуального насилия нет.

Сыщик, слушая, глядел в сторону; спросил, ни к кому не обращаясь:

– Интересно, он учебник читал до или после того, как убил?

Есеня проследила за его взглядом и увидела учебник литературы, лежавший отдельно, на трубе.

Меглин присел возле тела, прошептал: «Прости, милая», – и перевернул убитую. Посмотрел на лицо, на руки. Осторожно разжал одну ладошку. В руке девочка держала дешевое пластмассовое колечко.

– Что видишь? – задал сыщик уже знакомый Есене вопрос.

На этот раз ответ у нее уже был готов.

– Кольцо в руке, а не на пальце. Это он ей дал. Он так ее заманил.

Меглин кивнул, сказал:

– Еще?

– Нет следов борьбы, одежда не порвана, – перечисляла Есеня, – она пришла сюда с ним сама. Не сопротивлялась. Почему? Знакомый?

Меглин, не ответив, направился к выходу. Возле двери задержался, осмотрел замок. Распорядился:

– Выясни: на предыдущем убийстве дверь в подвал тоже была открыта?

…В кабинете местного ОВД сыщики допрашивали слесаря лет пятидесяти. Говорил Меглин.

– Смотри, что получается, Ген. В подвалах найдены убитыми две девочки. А замки на дверях целые. Ключи только у слесаря. У тебя, Ген. Получается, ты у нас педофил?

– Да вы чё! – возмутился Гена. – Чтоб я дитё тронул?! Да я родился на этой улице, вырос!

– Ну родился, вырос, и что? – возразил Меглин. – Ты лучше расскажи, Гена, как девчонок в подвал заманивал. Колечками? И что у тебя в сумке клофелин делает? Третьеклашкам в мороженое кладешь?

– У меня мать на руках, неходячая! – вскричал слесарь. – Это ей врач, по рецепту!

– Проверим, – пообещал сыщик.

Посмотрел на Гену, на его помятое лицо, заношенную одежду, сделал вывод.

– Бухаешь, Ген?

– Ну, бывает… – признался слесарь.

– А так, чтоб до беспамятства? Бывает так, Ген?

Слесарь нехотя кивнул.

– Ключи от подвалов кому по пьянке давал? – продолжал допрашивать Меглин. – Вспоминай!

– Никому не давал! Я их дома храню!

– Так, может, домой приводил кого?

– Да вы что! У меня мать, мы в однокомнатной! Говорю вам, это не я! Чем угодно клянусь!

В это время у Есени зазвонил телефон. Она выслушала сообщение и сказала:

– В этом же районе подозрение еще на одну серию. Просят проконсультировать.

– Осень в этом году урожайная, – заметил Меглин. – От дождей, что ли? Скажи, сейчас приедем.

…Дверь им открыл сержант полиции. Сообщил:

– Следователь отъехал машину помыть, сейчас будет.

– Куда-куда отъехал? – удивился Меглин.

Потом махнул рукой и стал осматривать квартиру. Здесь стены были увешаны цирковыми плакатами: иллюзионист и его ассистентка – красивая женщина в роскошном платье.

– Она помощницей была у фокусника, – рассказывал сержант. – Жила одна, родственников нет. Пару дней лежала, пока соседский мальчишка полицию не вызвал. Он ей продукты покупал.

Неожиданно за спиной у сыщиков раздался громкий скрип. Меглин обернулся и увидел клетку с большим черным попугаем. В следующую секунду попугай издал такой громкий крик, что все закрыли уши.

– Жан!! Жан!! – кричал попугай.

– Он так каждые полчаса орет, – сообщил сержант.

– Это черный какаду, – показала свои знания Есеня. – Очень редкий и дорогой вид, их контрабандой из Австралии вывозят.

– Ну а где сама хозяйка? – спросил Меглин у сержанта.

– В ванной…

Хлопнула входная дверь, и в квартиру вошел… Женя Осмыловский.

– Так это ты нас вызвал? – спросила Есеня. – Могла бы догадаться…

– Ну да, – ответил Женя. – Второй случай. Пожилые женщины без признаков насильственной смерти, обе одинокие. Я связал в серию…

– Что ты сделал? – с удивлением спросила Есеня.

Затем, спохватившись, представила:

– Это Женя, мой однокурсник. А это майор Меглин.

– Очень приятно, – сказал Женя. – Большая честь, много о вас слышал. Я подавал заявление на стажировку к вам, но Есеня опередила…

В ванную отправились уже втроем. Там под слоем воды лежала мертвая женщина – хозяйка квартиры. Меглин повернулся к следователю:

– Ну что, Евгений, давай тебя проверим. Что видишь?

– Ну я же говорю – второй случай, – ответил Женя. – Пожилые женщины. В ванной. Живут одни…

– И что? Мылись, уснули, захлебнулись… Я спрашиваю не что ты думаешь, а что видишь?

Женя уставился на тело под водой, но родить ничего не смог. Меглин повернулся к Есене:

– Ты давай…

– Она лежит головой у крана, – сказала девушка. – Почему? Неудобно же. Она бы сама так не легла. И тапочки…

– Здесь тапочек нет, – заявил Женя.

– Вот именно. Они у кровати. Почему она в ванную без тапочек пришла? – спросила Есеня. И сама же ответила:

– Она не пришла. Ее принесли.

– Вот, вырастил смену, – сказал Меглин, обращаясь к Жене. – Передам знамя с легкой душой. Из натруженных рук ветерана.

Помедлил немного и продолжил:

– Хотя все еще проще. Краны открой.

Есеня открыла оба крана, попробовала.

– Вода холодная, – сообщила. – Она не мылась.

– Там объявление у подъезда, – сказал Меглин. – «Извиняемся, на недельку всего, вы уж как-нибудь…»

Однако наглядная демонстрация превосходства Есени как следователя Женю нисколько не смутила.

– То есть я прав! – торжествующе объявил он. – Если их утопили, это же серия!

Меглин его не слушал. Он смотрел на Есеню – видимо, ждал дальнейших выводов. Еще раз осмотревшись, девушка заметила совершенно новое полотенце.

– Полотенце новое… И блюдечко у кровати.

– Это что значит? – спросил Женя.

– В день смерти к ней врач приходил, – ответил Меглин. – Блюдечко для ампул, полотенце свежее. Ты его найди и побеседуй. Он мог что-то заметить.

– Сначала проверь, не приходил ли тот же самый врач к первой старушке, – уточнила Есеня. – И мне понадобятся материалы первого дела.

Женя наклонился к ней и тихо спросил:

– Ты мне что – приказываешь?

– Да, – просто ответила девушка. – Прямо сейчас займись.

– Так сексуально… – усмехнулся Осмыловский. – Слушаюсь, босс!

Пока они беседовали, Меглин с трудом снял тяжелую клетку с попугаем с крючка.

– Только не ори, как человека прошу! – уговаривал он птицу.

– Ты что, его себе возьмешь? – удивилась Есеня. – Он не кактус, его кормить надо.

– Ну подарю кому-нибудь, – ответил сыщик. – Заслуживающему доверия.

Они вернулись к делу убитой девочки. К этому времени ее мать, Свету, вывели из запоя, и с ней стало возможно беседовать. Света оказалась женщиной лет тридцати, лицо которой еще хранило тень былой красоты. В квартире царил беспорядок, как обычно бывает у пьющих, но следы прежней, нормальной жизни были пока различимы. Света не горела желанием беседовать с сыщиками.

– Я полиции уже все рассказала, – заявила она. – Не знаю, что вам еще надо.

– Какой она девочкой была? – спросил Меглин.

– Обычной… А какая разница?

– Совсем обычной? Или что-то ее отличало от других?

Этот вопрос немного разбудил Свету, она задумалась.

– Ну, со здоровьем у нее проблемы были. С психикой. По ночам вставала, гуляла с открытыми глазами. Замок даже открывала, я один раз ее на улице поймала. Врач сказал, что это лунатизм, что перерастет. Таблетки прописал… Ее за это в школе дразнили дурочкой, но она внимания не обращала. Она вообще тихоня была. Придет, сядет у себя в углу и читает. Не видно ее, не слышно…

– Во сколько она из школы приходила?

Этот вопрос смутил Свету.

– Ну, после уроков… – пробормотала она.

– Других детей нет? – спросил сыщик, вставая.

– Нет, Настюша единственная была…

– Слава богу… – сквозь зубы произнес сыщик.

…Квартира родителей другой девочки, ставшей первой жертвой, сильно отличалась от квартиры Светы. Здесь сыщиков встретила мать погибшей – она была на пятом месяце беременности – и муж, который трогательно оберегал жену.

– Лиза часто кричала во сне, – рассказывала Ира, мать убитой. – Врачи сказали, может, это реакция на обстановку в семье. Напряженную. У нас, конечно, бывали моменты…

И, заглядывая мужу в глаза, спросила:

– Но мы же их преодолели, да?

– Какие моменты? – спросил Меглин. – Ругались, что ли?

Ира покачала головой:

– При ней – никогда. Если была напряженность, мы просто молчали.

– И подолгу?

– День, иногда неделю… – ответил муж. – Ну, мы немного вспыльчивые оба. Лучше в себе перекипеть…

Есеня в это время смотрела на детский рисунок, прикрепленный магнитом к холодильнику.

– Лиза рисовала? – спросила.

– Да, она сутками могла, – ответила мать. – У нее подруг особенно не было, так она придет из школы – и рисует…

– Можно ее рисунки посмотреть?

– Да, конечно…

Вскоре Есеня держала в руках стопку альбомов. На одном из рисунков она надолго задержала взгляд.

– Взгляни, – сказала Меглину.

Рисунок был сделан в парке. На площадке играли дети, а со скамейки за ними наблюдал мужчина в очках, с залысинами и бородой.

– Смотри, – сказала Есеня сыщику. – Она подписывала даты, когда рисовала. Вот рисунок через две недели – опять он…

И, обернувшись к родителям девочки, сообщила:

– Мы альбомы возьмем на время.

Машину они оставили у входа в парк. В торговой палатке Меглин купил пакет с дешевыми пластмассовыми колечками, после чего напарники нашли участок парка, изображенный на рисунке, и сели на лавочку.

– Будем наблюдать… – сказал сыщик.

…В окошке мастерской Семена Аркадьевича висела табличка «Закрыто», но внутри кто-то был. Саша Тихонов постучал. Ему открыл молодой парень, который сообщил:

– У нас закрыто. Только выдаем, новое не принимаем.

– А где Семен Аркадьевич? – спросил Саша. – Мы с ним договорились встретиться.

– Пропал хозяин, – сообщил молодой часовщик. – Домой не пришел. Телефон молчит. Мы в полицию уже заявили…

…Примерно через полчаса сидения на скамейке Меглин предложил:

– А теперь выбирай.

– Кого? – не поняла Есеня.

– Кому колечко подарим.

И, видя ее тревожное недоумение, пояснил:

– Как ОН выбирает. Как охотник. Выбирай жертву.

Есеня присмотрелась к играющим детям. Выделила девочку, которая в стороне от других играла с куклой. Показала Меглину. Он кивнул:

– Все дети группами. А эта неприкаянная, одинокая. Подруг нет. Домой не хочет идти. Ты спрашивала, как жертвой не стать? В стае держаться.

Неподалеку на лавочке сыщики заметили еще одного человека, наблюдающего за детьми. Это был мужчина спортивного сложения с электронной «читалкой». Когда выбранная Есеней девочка поднялась и пошла к выходу из парка, сыщики двинулись за ней, а мужчина с ридером – за ними, в некотором отдалении. Пока шли, Меглин размышлял:

– Он убивает днем. Они с ним в подвал идут. Не поднимают шума. Верят ему.

– Они его знают?

– Скорее, он их.

– Что ты имеешь в виду?

Меглин, не отвечая, нагнал девочку, сказал:

– Привет! Колечко не ты потеряла?

– Где? – заинтересовалась девочка.

Меглин потянулся к ее уху, а потом раскрыл ладонь – получилось, из-за уха достал:

– Да вот оно!

– Спасибо… – девочка засмеялась.

– А маме хочешь такое же подарить?

– Да…

– Ты в каком доме живешь, в девятом?

– В четырнадцатом…

– Ну, это совсем рядом. А зовут тебя?

– Лера…

– Валерия, значит, – сказал Меглин уже другим, учительским тоном. – А тебя учили, Валерия, что на улице с незнакомцами разговаривать нельзя? Тебя этому учили?

– Да… А что? – испуганно ответила Лера.

– Так ты слушай, когда тебя учат, – сказал Меглин. И, обернувшись к кустам, где прятался человек с читалкой, позвал:

– Эй, дядя Степа! Вылезай!

Мужчина вышел из кустов и, в свою очередь, строго спросил сыщиков:

– Это ваш ребенок?

В ответ Есеня показала удостоверение, а Меглин спросил:

– Давно здесь сидишь?

– После первой девочки месяца два сидели, – негромко, чтобы не слышал ребенок, ответил оперативник. – И сейчас опять…

– Ладно, проводи Леру домой, – распорядился Меглин.

Позже, сидя в машине, Есеня вновь рассматривала фотографии погибших девочек. Спросила:

– Ты сказал, он их знает. А они его – нет?

– Он не дурак, – ответил Меглин. – Не станет рисковать со знакомыми.

– Значит, он следит за ними, собирает информацию…

– Да проще все. «Настя, кошмары тебя мучают? Мне Виталий Васильич рассказал». «Леночка, ты по ночам не спишь, ходишь? Во дворе тебя дурочкой называют? Да они сами дураки! А ты умная девочка. Пойдем, я тебе помогу».

– Хочешь сказать, что он врач?! – Есеня не верила своим ушам.

Меглин кивнул:

– Из поликлиники в парк обедать ходит. С бутербродами и йогуртом. Сидит, смотрит, как опера его ищут.

– Поэтому такой большой перерыв между первым и вторым убийством…

– Не только, – уточнил Меглин. – Он умеет себя сдерживать. Не дает силе прорваться. Терпит. Но нападает снова.

И подытожил:

– Он не хотел убивать девочек. Просто убирал. Потому что они были не той, которую он ищет.

Выйдя из здания ОВД, Есеня увидела новенькую «ауди» Жени Осмыловского. Подошла, спросила:

– Ты что-то выяснил?

– Да. Я проверил: врач к убитым не приходил. Но что интересно…

Женя сделал выжидательную паузу. К беседующим подошел Меглин. Женя протянул ему фото:

– Вот снимки квартиры первой жертвы. Видите, на тумбочке блюдечко? Обе жертвы – и Графко, и Солнцева – состояли на учете в Третьей городской…

– Которая возле парка… – продолжил Меглин. – Стой! Когда был сделан снимок?

– Девятого… А что?

– Оставлю его пока у себя, – заявил Меглин.

– Конечно, я для вас копию сделал. А что вы там увидели? Вы мне-то скажите!

Но Меглин, согласно своему обычаю, ничего не ответил. Они с Есеней сели в машину и уехали, а Женя смотрел им вслед с обиженным выражением.

Пока ехали, Есеня сказала:

– Почему ты про дату спросил?

– Даю минуту, чтобы сама поняла, – ответил сыщик.

Есеня стала листать материалы дел. Вслух размышляла:

– Фотография сделана девятого, через день после первого убийства… А перерыв между убийствами почти месяц…

– Какой перерыв?! – закричал на нее Меглин. – Думай!

– Стой, ты хочешь сказать…

– Он убивает девочек на следующий день после старух, – кивнул Меглин. – ЭТО ОДИН И ТОТ ЖЕ!

…В тот вечер Есеня договорилась встретиться с Сашей Тихоновым – он накануне звонил, сказал, что есть новости. Меглин высадил ее возле старенькой сашиной «шкоды». Они зашли в кафе, сели за столик, и Саша рассказал о том, как вышел на старого часовщика Семена Аркадьевича, как он рассказал о неком молодом человеке, знакомом «праздничного убийцы», и как после этого загадочным образом исчез.

– Я ничего не утверждаю, – закончил Саша свой рассказ, – но мне кажется странным, что он исчез через день после того, как пообещал мне нарисовать человека, который приходил к Праздничному.

– Ты хочешь сказать, это он его? – спросила Есеня и крест-накрест перечеркнула воздух перед собой.

– Скажем, я это допускаю, – ответил Саша.

– В любом случае, если этот твой часовщик не найдется, единственная ниточка оборвалась.

– Нет, – твердо заявил Саша. – Я абсолютно убежден: большинство так называемых висяков – результат нехватки времени или же лени и некомпетентности. Нераскрываемых преступлений нет! И теперь я уверен, что «Ты меня не поймаешь» существует. Он запаниковал. И я его найду.

– Кто запаниковал, кого ты найдешь? – спросила Есеня, которая продолжала воспринимать Сашу не слишком всерьез.

– Убийцу Анюли. Настоящего. Я тебе докажу. Я его поймаю. Может, ты все-таки поешь? Тут вкусно готовят…

Так они сидели у освещенного окна кафе и разговаривали. А из темноты за ними кто-то наблюдал…

Спустя некоторое время они вышли из кафе, и Саша распахнул перед Есеней дверцу своей машины:

– Нет, одну я тебя не отпущу! Не «БМВ», конечно, но лучше, чем в метро.

Есеня села, Саша включил зажигание, обернулся, чтобы сдать назад – и тут заметил стоящий на заднем сиденье предмет, накрытый черной тряпкой.

– Что это? – насторожился Саша и протянул руку к тряпке…

В следующую секунду из машины раздались сразу несколько воплей: пронзительный крик попугая «Жан!! Жан!!» и столь же пронзительные крики Саши и Есени.

– Твою мать! – кричал Саша. – Что это?!

– Жан… – ответила Есеня, начиная смеяться.

– Ты его знаешь?

…На следующее утро, встретившись с Меглиным, Есеня сердито попрекнула его тем, что он подбросил попугая Саше.

– Не подбросил, а отдал, – отвечал сыщик.

– Ты что, за мной подсматриваешь?

– Не за тобой, а за твоим Сашей. Должен же я убедиться, что отдаю тебя в хорошие руки!

Вся эта пикировка произошла по дороге на место нового убийства. Жертва – снова пожилая женщина, снова тело обнаружили в ванной. Встретивший напарников полицейский доложил:

– Следов взлома, борьбы, ограбления нет. Так что зря вас вызвали, она явно сама, по неосторожности. Соседка рассказала, что сама она не ходила, ей по хозяйству помогала женщина из собеса.

Меглин осмотрел дверной замок и сказал Есене:

– Да, замок целый. Я вот думаю: если старушка не ходила, как она ему открыть могла?

Обернувшись к полицейскому, спросил:

– Время смерти установили?

– Эксперты сказали, вроде вчера умерла…

– Если вчера, значит, сегодня будет девочка? – тихо спросила Есеня.

Из дома убитой Меглин направился по знакомому адресу – к слесарю Гене. На этот раз он решил побеседовать не с самим Геной, а с его мамой.

Сидя у постели больной женщины и допивая предложенный чай, сыщик заметил:

– Повезло вам с сыном, ухаживает. А то сейчас молодежь пошла неблагодарная… Значит, когда сын на природу с подругой поехал, вы, говорите, испугались?

– А как ты думал, сынок? – отвечала женщина. – Так прихватило – думаю, всё. Я на всякий случай «Скорую» вызвала. Ну, сто рублей, конечно, дала врачу… Он укол мне сделал. Отпустило, заснула даже…

– Скажите, а врача как звали? – спросила Есеня. – Имя или фамилию запомнили?

Женщина покачала головой:

– Памяти нет… Но он мне рецепт выписал…

В прихожей Меглин остановился у вешалки, на которой в ряд висели связки ключей.

– Скажи, Ген, у тебя здесь только от подвалов?

– Нет, эти от подвалов, а эти вот – жильцов, – объяснил слесарь. – Которые сами просят. Пожилые особенно. Мало ли что…

…Приехав в поликлинику – ту, что возле парка, – сыщики показали полученный от гениной мамы рецепт дежурной в регистратуре. Женщина подтвердила, что рецепт выписывал их сотрудник, и стала взахлеб рассказывать про врача:

– Он когда в отпуск уходил, так без него все бабушки наши плакали. Внимательный! В кабинете минуту лишнюю не посидит…

– Не для денег работает, для души, – поддакнул Меглин. – И по бабушкам успевает, и по обезьянкам!

– Как вы узнали? – удивилась дежурная.

– Так тут подпись его, как на рецепте, – сказал сыщик и ткнул пальцем в стену за спиной дежурной.

Там была выложена мозаика: в окружении обезьянок с градусниками под мышкой сидел доктор Айболит. Внизу изображена медицинская эмблема – змея над чашей – и стояла подпись: «Грач».

– Скажите, как бы нам с ним поговорить? – спросил Меглин.

– У него выходной сегодня, – объяснила дежурная. – Он сутки через трое работает.

– Адрес его можно? – спросила Есеня.

Из поликлиники сыщики вышли почти бегом. Однако по адресу Грача ехать не пришлось: зазвонил телефон, и Есене сообщили, что пропала еще одна девочка.

У подъезда панельного дома Есеня с Меглиным застали драматическую сцену: мать пропавшей, женщина лет тридцати пяти, билась на асфальте, крича:

– Я себя убью!! Убью!!

Пока врачи кололи ей успокаивающее, пожилой полицейский полковник рассказывал:

– Она дочку одела, вывела, оставила у подъезда. И за сыном пошла – тому два года. Ходила минуту, не больше. Спустилась – нету дочки. Мы уже подвалы всех домов, что рядом, обыскали – никого. Я приказ даю, а сам думаю: не дай бог найти…

– Не найдете, – сказал Меглин.

– Почему?

Меглин не ответил. Подошел к матери:

– Что у твоей дочки было особенное? Чем она у тебя болеет?

– Она умом слабенькая… – ответила мать. – Отсталая. Пять лет, а не говорит почти. Не понимает ничего. За что ее, кому она что плохого сделала?..

Сыщик отошел в сторону. Сказал Есене:

– Он ее не убьет. Он ее искал. Долго. Она колечко надела…

Есеня хотела что-то возразить, но осеклась: из «мерседеса», подъехавшего к дому, вышел ее отец. Необычайно твердо взглянул на дочь, скомандовал:

– Погуляй пока.

Стеклов с Меглиным отошли на детскую площадку, к качелям. Прокурор молча начал их раскачивать, все сильней и сильней. Меглин неожиданно произнес:

– Я когда маленький был, играл вот так же. Толкнул слишком сильно. А они перевернулись и меня по затылку ударили. Больно было.

– Ничему не научило? – спросил Стеклов. – Теперь так, Родион. Ты его находишь – и все. На этом твоя миссия заканчивается.

– Или?

– Или по затылку ударит…

…В квартире Грачей сыщиков встретил мужчина лет шестидесяти пяти. Сообщил:

– А сын здесь не живет. Давно уже…

Однако Меглин уходить не собирался.

– Извините, чайку у вас не найдется? – спросил он. – А то простыл что-то…

И вот они уже сидят на кухне. Меглин пил чай, Есеня рассматривала семейные фотоальбомы, а старик рассказывал:

– Вася родился маленький, меньше двух килограммов. А когда поправился, года в два, просыпаться стал ночью, по квартире ходить. Врачи сказали – лунатик. У нас был проигрыватель, и я его пластинки ставить научил. Так он ночью проснется – и поставит. Мы спим – а тут вдруг Магомаев: «Свадьба, свадьба!» Жена один раз вскочила, стала его по лицу тапкой бить. Кричит: «Лучше бы ты не родился такой!» У него после этого со зрением плохо стало, очки выписали. Я после этого, чтоб он жену не будил, будильник себе стал ставить. Сам на кухне ложился. Без пятнадцати три встану, жду, когда он проснется. На руки его возьму – и на улицу. Ходили с ним, пока не уснет. А потом мы с Улей разошлись. Она уехала, а Вася у мамы моей остался. Она тут рядом жила. Она наберет ему ванну с пеной – и он часами в ней сидит. После этого спал хорошо. Ванна у него была любимое место. В садик стал ходить. Пока обратно ко мне не переехал…

– А почему переехал? – спросил Меглин. – Если там все было хорошо?

– Да глупая история… – махнул рукой отец. – В садике девочка одна на тихом часе залезла к нему в кровать. Говорит: «Давай спать как папа с мамой». Ну, обнялись и заснули. Дети же. А воспитательница увидела, скандал подняла. Мать моя, женщина старых правил, сказала, что писюн ему отрежет за позор такой. Ну Васька и убежал. Девочке этой колечко подарил… Он и на мать мою зла не держал. Ухаживал за ней, пока не померла…

– А как она умерла? – спросила Есеня.

– Утонула, – объяснил хозяин. – В ванной. От давления. Три года назад. Васька тогда ко мне еще ходил. А потом… Я как-то болел. Говорю ему: «Может, вылечишь меня, ты же врач». Он тогда за этим вот столом сидел. Так он взял и рюмку с водкой на пол бросил. И ушел. Что я ему такого сказал? С тех пор – только на день рождения. И все. А я ведь с ним – каждую ночь…

– А где он сейчас живет?

– Там же, у матери. Она ему квартиру завещала.

Вся лестница в подъезде пятиэтажки была забита спецназом. Командир отряда подошел к Меглину, сообщил:

– Дверь китайская, две секунды займет.

– Только у него ребенок там, отечественный, – ответил сыщик. – Так что идите отсюда.

– Если б не на операции, я б тебе… – угрожающе произнес командир.

– Там, за дверью, – псих, – ответил Меглин. – У него девочка. Терять ему нечего. Так что давай, уводи своих черепашек-ниндзя.

Грохоча ботинками, спецназовцы покинули подъезд. Меглин закурил, уселся возле двери (Есене дал знак, чтобы села на лестнице) и позвал:

– Вась! Ну что, начнем, что ли?

Ответом ему было молчание. Но Меглин и не ожидал ответа. Он продолжил:

– Когда мы маленькие были, не ждали с тобой, что когда-нибудь посидим вот так. Мы ж одногодки, Вась, ровесники. Только у меня бабушки не было. Повезло тебе! Ванна с пеной, варенье малиновое… А аминазин ты, Вась, еще в институте придумал? Потом отработал на бабушке. Ее первую в ванну уложил… Я тебя не сужу, Вась. Я ж не судья. Потом ты ходил по вызовам. И думал. Святые создания – бабушки. А не живут, только мучаются. Ну по мере сил ты и избавлял от мучений. «Укольчик поставлю?» – «Ой, спасибо, сыночек, от давления мучаюсь, дай тебе Бог здоровья…» А теперь, бабушка, перейдем к водным процедурам. Кто копаться станет? Утонула и утонула. Сердце, давление. Всем только легче. А бабушка умерла – о себе подумать можно. Тебе стала сниться та, из детства. Думал: если бы ту девчонку найти… Все бы отдал, чтоб найти! Ты даже в школу ездил. Да, Вась? Ездил, я знаю. Не нашел. Тогда ты на улицах стал ее искать… Вот это не могу простить тебе, Вась. Ты же врач, ты понял, что болеешь. Колол себе аминазин – отпускало на время. А однажды ты подумал: «А чего это я больной? Это они все больные!» Понимаю, Вась. У самого такие мысли бывали. Но не про детей, Вась. Они же не успели еще… А ты по подвалам их… Это нельзя, Вась. Понимаешь, никак нельзя.

Меглин сделал паузу и закончил:

– Простить тебя не могу. Но могу пообещать. Отдашь ее – я тебе помогу. Увидишь, как маленький был. Жил у бабушки, в ванне сидел. Все впереди было. Все – впереди…

Наступила тишина. Вдруг раздался звук открывающегося замка, дверь приоткрылась, и в щели показалось испуганное лицо шестилетней девочки. Меглин быстро встал, обнял девочку, подтолкнул к Есене. Сам вошел внутрь и закрыл за собой дверь.

Есеня вынесла малышку из дома, держа ее на руках. Девочка перебирала ее волосы, заплетая их в косичку. На пальце виднелось дешевое пластмассовое колечко…

Спецназ ринулся на штурм квартиры. Дверь слетела с петель, бойцы ворвались внутрь. Ворвались – и застыли, пораженные открывшейся картиной.

Все стены и полы в квартире были выложены белой плиткой, словно в операционной. Посередине стояла большая чугунная ванна. Краны были открыты, вода, переливаясь через край, стекала на пол. В ванне лицом вниз лежал хозяин квартиры. Руки у него были связаны за спиной жгутом для уколов. На углу ванны виднелся пустой шприц и несколько вскрытых ампул аминазина. Меглин, не обращая внимания на спецназовцев, стоял у стены, разглядывая мозаичную картину – змея над чашей…

– Давайте уточним, – нахмурился Худой. – Вы хотите сказать, что он намеренно пошел и убил Грача, нарушив четкий приказ руководства? И при этом подал это как некий акт странного снисхождения к маньяку?

…Когда они возвращались, Есеня спросила:

– Скажи, кого полюбил мой отец – маму?

– И ее, и Берестову, – ответил Меглин. – Он любил обеих.

– А этот человек, к которому мы ходили, Огнарев… Кто он? Какая у него роль?

– Роль… – усмехнулся Меглин.

И больше ничего не сказал до самого дома.