Глава 11

Областной центр. Спальный район. Ночью в одной из квартир многоэтажного дома раздается глухой звук выстрела. Его мало кто слышит, а кто слышит – не обращает внимания.

Утро застает одного из обитателей квартиры – четырнадцатилетнего Никиту – за довольно странным делом. Он разбирает свой компьютер. Вынимает жесткий диск, добавляет к нему свой мобильный и планшет – и опускает все это в заранее приготовленную кювету с кислотой. Потом проходит в комнату, берет гитарный кофр и направляется к выходу. Проходя мимо спальни отца, бросает туда один взгляд. Кровавое пятно под кроватью, появившееся ночью, стало заметнее.

Он заранее решил, что придет в школу после звонка. Но нетерпение гонит его вперед, и он приходит раньше, когда через школьный двор потоком идут ученики. Ничего, он не торопится. Никита дожидается, когда прозвенит звонок и двор опустеет, и лишь тогда открывает дверь школы.

В вестибюле его встречает охранник.

– Опаздываешь, – строго говорит он. – Урок уже начался.

– Гитара тяжелая, я из-за нее, – объясняет Никита.

– Открывай, показывай, – командует охранник, кивнув на футляр.

– Зачем? Я и так опаздываю.

– Порядок такой, давай.

Никита кладет футляр на стол, поднимает крышку – так, что она закрывает от чоповца содержимое футляра – и, погрузив руки в футляр, проделывает какую-то операцию. Раздается металлическое клацанье. Мужчина не успевает ничего предпринять – мальчик вынимает из футляра короткоствольный винчестер и всаживает разряд дроби прямо в грудь охраннику. Затем не спеша, деловито направляется в глубь школы.

Выстрел, конечно, услышали. Дверь одного из кабинетов открывается; из нее выглядывает молодая учительница. Узнав школьника, зовет:

– Никита! Что…

Договорить не успевает: Никита, не останавливаясь, стреляет в нее. И идет дальше.

Теперь уже несколько дверей распахнуты, в школе поднялась суматоха, но Никита уже у цели. Вот он, нужный кабинет. Никита открывает дверь и с порога выпускает оставшиеся три пули…

Спустя несколько минут здание школы оцепила полиция, из него стали спешно выводить детей. Группа спецназовцев приблизилась к классу, где засел убийца, и командир группы заглянул внутрь.

Никита сидел, поджав ноги, на учительском столе, держа винчестер на коленях. Перепуганные дети тихо сидели за партами. У доски, раскинув руки, лежал мертвый учитель.

Командир, держа Никиту на мушке, вошел в класс, скомандовал:

– На пол, быстро! Руки за голову!

Никита не спеша отложил карабин, слез со стола и лег на пол.

– Взял! – победно крикнул командир своим товарищам.

Остальные спецназовцы вошли в класс, начали выводить детей. И тогда Никита громко и четко произнес:

– Я буду говорить только с майором Меглиным.

– Вы бы назвали Меглина азартным?

– Вы что – думаете, он с ним играл?

В помещении ОВД Меглин и Есеня наблюдали через затемненное стекло за Никитой, сидящим в комнате для допросов. Местный следователь рассказывал:

– Парень наблюдался у психолога. Мать умерла, когда ему было девять лет. Жил с отцом. Его в квартире нашли… Одноклассники сказали, у парня конфликт был с физиком. За четверть тройка выходила.

– Вот он и положил троих, – заметил Меглин.

– Он все время твердит, что будет говорить только с Меглиным.

– Что ж, не буду заставлять парня ждать, – сказал сыщик и вошел в комнату.

– Здравствуйте, – сказал ему Никита. – Боялся, что вы не придете.

– А откуда ты знаешь, что я тот, кто тебе нужен?

– Вы Меглин. Он мне вас описал.

– Он – кто?

– Вы готовы слушать? – спросил Никита. Сыщик взглянул на него внимательнее и сказал:

– Говори.

– Меглин, ты думаешь, что все можешь, – ровно и четко начал Никита. – Но ты не можешь ничего. Ты думаешь, что все контролируешь. Но контролирую здесь я. Вместо того чтобы смотреть в себя, ты раз за разом делал не те ходы. Ты себя предал. Я хочу показать, как жалок и беспомощен мир, который ты создал. Чего стоит твой порядок. Завтра я ударю ближе к тебе. И ты ничего не сможешь сделать. Не сможешь мне помешать. Ты меня не поймаешь.

Меглин подождал, не будет ли продолжения, потом спросил:

– Всё?

– Да.

– Страшно. Ну а тебя он на чем развел?

Никита посмотрел на него изучающе, потом сказал:

– Странно. Он говорил, что вы умнее. Что вы понимаете.

– Понимаю – что?

– Нас. Он открыл мне глаза. Я всю жизнь жил в страхе, а он помог мне его победить. Мы живем в ложном мире, законы которого я отвергаю. Я должен был это сделать, чтобы заявить о себе. Я есть. И теперь меня никто не тронет. Потому что я могу убить. Он меня научил, как сделать, чтобы не ты боялся, а тебя. Я никого не боюсь.

Меглин молча встал и вышел. В коридоре взял у Есени телефон, набрал номер Глухого. Некоторое время слушал, что тот рассказывает, потом вернул телефон, и они с Есеней двинулись к выходу. На крыльце остановились. Меглин закурил, сказал:

– Никита свою технику в кислоте утопил, но Глухой его в Сети все же нашел. Он с Ты-Меня-Не-Поймаешь тоже в Сети познакомился. Никита оставил комментарий под манифестом Субботника. Ну, Федора. Написал: «Парень правильно сделал». А наш ему ответил: «А тебе кто мешает?»

– Ты считаешь реальной его угрозу? – спросила Есеня.

– Он долго готовился. Все продумал. Уверен, что его не взять. Да, я думаю, она охрененно реальна.

Мимо них конвой провел закованного в наручники Никиту, усадил его в полицейский «уазик».

– Он сказал: «Ближе к тебе», – напомнила Есеня. – Что это значит?

– Не буквально, конечно, – ответил Меглин. – Ближе – значит больнее.

Он смотрел на лицо подростка за стеклом «уазика». И ему вспомнился такой же «уазик» и другой мальчик на заднем сиденье. Это были далекие, очень далекие и больные воспоминания, к которым он почти никогда не возвращался…

…Воспоминания потекли дальше, и сыщик вспомнил старый особняк на холме с видом на море…

…Меглин и Есеня без стука прошли через приемную в кабинет Стеклова. Хозяина они застали у телевизора: в новостях репортер сообщал, что, согласно полученным данным, сообщник убийцы остался на свободе, поэтому во всех школах установлен усиленный режим охраны.

Выключив телевизор, прокурор повернулся к Меглину.

– Ну, я думаю, я тебе секрет не открою, если сообщу: второй такой расстрел – и тебя прикроют.

– Ну, значит, мне повезло, что его не будет, – ответил Меглин.

– Почему так уверен?

– Он игрок. Ходы каждый раз будет делать новые. Не станет повторяться.

– Со своей стороны мы меры приняли, – сказал прокурор. – В школах усилена охрана, полиция дополнительно патрулирует, всех, кого могли, отправили в усиление. Есть мысли, как его ловить?

Ответить отцу решила Есеня.

– Мы считаем, что школы в безопасности. Он знает об усилении и вряд ли пойдет на такой риск.

– Что вы собираетесь делать?

– Ничего, – ответил Меглин. – Подождать надо.

– Чего? Как долго?

– Ну, до завтра. Пока он опять не проявится.

– Ты имеешь в виду – убьет? Ты в своем уме?

– Бергича спроси, – посоветовал Меглин.

– Родион, хватит! – прокурор едва сдерживался. – Скажи, что ты собираешься делать?

Меглин решил, что пора объясниться.

– Он это планировал не одну неделю. Он сел играть с козырями, а мне ходить не с чего. Пусть сбросит, тогда посмотрим.

Когда они возвращались к машине, Есеня спросила:

– А на самом деле – какой у нас план?

– Я уже сказал, кажется, – ответил Меглин.

– Но мы же не можем сидеть и ждать, пока он…

– Что ты видишь? – прерывая ее, задал Меглин свой коронный вопрос.

– То есть? – она опешила.

– Что. Ты. Видишь?!

Теперь она поняла. Припоминая все обстоятельства школьного расстрела, забормотала:

– Сейчас… Погоди минуту…

Но он не стал ее мучить, остановил:

– Ничего! Он не оставляет следов, ничего не делает сам. Как ты его будешь ловить? Езжай к своим друзьям, опаздываешь.

– Откуда ты знаешь? эсэсэски мои читаешь?

– Уже бросил, ничего интересного. Езжай.

У Есени действительно была запланирована встреча с Женей и Сашей, причем не в кафе, а в модном ресторане, где столики надо было заказывать заранее. Когда все собрались, Женя раздраженно заявил:

– Трудно поверить, но пить я сегодня не буду.

– Действительно трудно, – согласился Саша. – Что так?

– Завтра на работу в семь. Сейчас так всех построили из-за этих расстрелов – завтра в патруль идем, как обычные менты.

Однако, когда они расселись за столиком и Саша разлил вино себе и Есене, Женя махнул рукой:

– А, фиг с ним, давай и мне тоже.

– Уверен? – спросил Саша.

– Один бокал.

Они выпили, и Женя спросил:

– Слушай, а правда этот, кто на свободе остался, послания Меглину оставляет?

Есеня кивнула. Саша тут же заинтересовался:

– А запись можно послушать?

– Нет, ты что! Это материалы следствия.

– Ну и что? – настаивал Саша. – Я им занимаюсь. Может, я смогу что-то подсказать. Ты пойми – мы имеем дело с очень интересной личностью. Он хороший психолог, умеет внушать людям свои мысли…

– И что?

– Он работает со словом как с оружием. В том, что он говорит, наверняка есть какой-то подтекст.

– Типа шифра, что ли? – уточнил Женя.

– Если совсем вульгарно – да.

– А знаешь, он прав, – сказал Женя, повернувшись к Есене. – Ты знаешь, я его обычно не поддерживаю, но сейчас… Этот чувак Аню убил! В такой ситуации нужно малейшую возможность использовать. Тем более вы явно не знаете, что делать.

– С чего ты взял? – возмутилась Есеня.

– А чего б ты тогда здесь сидела? – рассмеялся Женя.

…Приехав к себе в ангар, Меглин первым делом налил полный стакан вина, а затем нашел старенький диктофон и поставил диск с «посланием». Прослушал его раз, два. Потом стал повторять, фразу за фразой:

– Жизнь – цепочка ходов…

– Ты раз за разом делал не те…

– Ты себя предал… предал…

Он допил бутылку. Взглянул на свои руки – и вдруг явственно увидел на них засохшую кровь. Но это была уже не кровь его матери. Он погрузился в новый пласт воспоминаний…

…Меглина разбудил звук отпираемой двери, а затем упавший из нее свет. Оказывается, уже давно наступило утро. Оказывается, он спал в кресле, не раздеваясь. Оказывается, это пришла Есеня. Причем не одна – с Сашей. Меглин по привычке потянулся к бутылке, но Есеня убрала ее. Вместо этого набрала стакан воды и вылила сыщику на голову. Потом велела Саше:

– Говори.

Тихонов выступил вперед, словно собирался делать доклад, и начал:

– Я провел лингвистический анализ текста, и…

– Чего провел? – хрипло спросил Меглин.

– Мы думаем, что следы – это отпечатки рук, ног, ДНК… Но человек оставляет след словом, поступком, даже своим присутствием. Короче, я проанализировал каждое слово, его манеру речи, фразеологию, композицию фраз. Я составил предпортрет. Он одержим властью. Настолько, что бросает вызов самому себе. Ему недостаточно просто убивать. Он должен ощущать, что на голову опережает самого талантливого из преследователей…

…От подъезда элитного дома отъезжает служебная машина. Впереди – водитель, выполнявший также функции охранника, на заднем сиденье – генерал Григорьев. Машина покидает охраняемую территорию, проезжает сотню метров и останавливается – впереди на асфальте лежит человек.

…Тот, кто скрывается под кличкой Ты-Меня-Не-Поймаешь, сидит в салоне своей машины (на ее лобовом стекле висит освежитель в виде символа инь-ян), припаркованной в двухстах метрах, и наблюдает за происходящим. Ему интересно…

– Я думаю, этим нарочитым подчеркиванием своей власти он компенсирует подчиненное положение в обычной жизни, – продолжал Саша. – На службе, в семье. Возможно, у него деспотичные родители или начальник. При этом он прекрасно социально адаптирован. Он обаятелен, умеет внушить свою точку зрения и манипулировать людьми. Но главное для него – это ощущение власти и превосходства. Я делаю из этого два вывода. Первый: в своем послании он зашифровал будущую цель. Он не откажет себе в возможности сказать потом: «У тебя же все было! Что ж ты меня не ловил?» Это его способ подчеркнуть превосходство. Его наркотик. То, ради чего он все делает.

– А второй вывод? – спросил Меглин.

Теперь он был собран и деловит.

– Он достаточно молод, это по фразам чувствуется. Он знает вас довольно близко. В его словах – затаенная зависть и ревность. И он выберет работу, которая дает власть. Я думаю, он – младший офицер полиции.

– Неужели ты думаешь, я этого не знал? – спросил Меглин. – Но что это дает? Прямо сейчас?

Затем выражение его лица смягчилось, и он добавил:

– За старание четверка. Молодец.

В это время у Есени зазвонил телефон. Она включила прием и узнала, что…

…Водитель служебной машины выходит, приближается к лежащему. Наклоняется, трогает пульс на шее. Пассажир на заднем сиденье не следит за этим – он углубился в изучение документов.

В этот момент лежащий наносит резкий удар в шею водителя. Тот падает, а лежавший встает и быстро идет к машине. Распахивает дверь. И тогда генерал Григорьев видит лицо мужчины лет сорока с глубоким шрамом от лба до подбородка. Лицо своего убийцы…

…Когда Меглин и Есеня приехали на место убийства, там уже работали эксперты, а молодой следователь спрашивал у полицейских из наряда:

– Родственников оповестили?

– Не было у него родственников, – поправил Меглин. – Один жил.

Снова зазвонил телефон Есени. В трубке прозвучал измененный компьютерной программой голос:

– Дай мне Меглина…

Сыщик взял трубку:

– Слушаю.

– Ты даже не попытался ничего сделать, Меглин, – сказал Ты-Меня-Не-Поймаешь. – Я был о тебе лучшего мнения.

– Жаль тебя разочаровывать, – ответил сыщик.

– Теперь ты стал понимать картину в целом?

– Нет, поясни.

– А как же интрига? Вот что, давай-ка ее подстегнем. Человек с твоим умом на основании моих поступков легко вычислит новую цель. Поэтому в следующий раз я ударю… скажем, через три часа. Твой ход, Меглин.

И он отключился.

Меглин вернул телефон Есене, снова подошел к машине, чтобы посмотреть на Григорьева.

– Кто он? – спросила Есеня, кивнув на убитого.

– Мой начальник, – ответил Меглин. – Мой…

…Он вспомнил еще один эпизод.

…Все это Меглин пересказал Есене, пока они сидели в машине недалеко от места убийства Григорьева. Когда он закончил, Есеня сказала:

– Кажется, я понимаю, что хотел сказать… этот. Никита убил классного руководителя. Григорьев был твоим начальником. Он убивает…

– Вышестоящих, да, – закончил Меглин. – Логическая ловушка. Он со мной работает.

– Как?

– Как с остальными. Пытается перетянуть. «Это не ты виноват, Меглин. Это тебя сделали таким. Видишь – это же не Никита убил, а я». Подружиться хочет!

И он невесело рассмеялся.

– После того как ушел Григорьев, кто стал твоим начальником? – спросила Есеня. – Он – следующая жертва.

Меглин молчал, глядя на нее, – ждал, пока она сама поймет ответ на собственный вопрос…

…Прокурор Стеклов вначале не мог поверить в то, что они ему рассказали.

– Бред, – заявил он. – Он не посмеет.

– Сам – нет, конечно, – ответил Меглин. – А чужими руками – запросто. Григорьева убил бывший военный. Как знать, может, он сейчас в тебя целится?

Поразмыслив, Стеклов осознал серьезность угрозы.

– Убийцу опознали? – спросил он.

– Александр Рубель, чеченский ветеран, – ответила Есеня. – Два года провел в плену. Посттравматический психоз, два раза лежал у Бергича. Слышит голоса, галлюцинирует.

И заключила:

– Тебе нужно спрятаться на время.

– Нет, зачем? – покачал головой прокурор. – Мне кажется, у нас есть прекрасная возможность взять этого Рубеля – а через него и главного.

– Ты имеешь в виду… – произнесла Есеня, по-новому глядя на отца.

– Да! Сколько у нас времени осталось?

– Полтора часа, – сказал Меглин.

– Значит, не так долго ждать, – заключил прокурор. – Я сейчас не прятаться – наоборот, светиться должен.

И, обращаясь к Меглину, предложил:

– Прогуляемся? Тысячу лет пешком не ходил.

Меглин кивнул и скомандовал:

– Есеня, езжай к Бергичу.

– Зачем?

– Изучи дело Рубеля, может, что полезное найдешь.

– Я поняла. Ты меня отправить хочешь, да?

– Мне плевать, поняла ты или нет, это приказ, – жестко сказал Меглин.

Есеня почувствовала, что проиграла.

…Войдя в кабинет Бергича, она увидела, что врач не один. Кроме него, в кабинете находились конвоир и мальчик Никита – закованный в наручники, он сидел напротив врача.

– Я сейчас занят, видишь, – сказал Бергич, подойдя к Есене. – Иди в архив, тебе все покажут.

– Что он здесь делает? – спросила девушка, кивнув в сторону Никиты.

– Проходит освидетельствование. Мы скоро закончим, я к тебе подойду.

Есеня вышла, а врач вернулся к столу. Сел, произнес спокойно:

– Продолжим. Скажи, а ты сам боишься смерти?

– У нас нет смертной казни, – быстро ответил Никита.

– Я не об этом. Вообще – случайной смерти?

– Если люди исчезнут, будет только лучше. В том числе и я. Вы поймите: для меня убийство было единственным способом обрести себя. Я лучше здесь, у вас буду, чем там всю жизнь притворяться, что я нормальный. Я ненормальный. И я не хочу быть нормальным!

– Насколько ты считаешь это решение своим, – спросил Бергич, – и насколько тебя, скажем, подтолкнули?

– Он не подталкивал, – объяснил мальчик. – Просто научил – как. Я ходил в темноте. А он мне свет зажег. Я сейчас становлюсь тем, кем должен быть.

– Но еще не стал?

– Скоро. Извините, я могу в туалет сходить?

– Да, конечно.

Конвоир завел Никиту в туалет. Осмотрел кабинку – ничего подозрительного. Расстегнул наручники, одно кольцо оставил на руке подростка, второе надел на свою. Затем запустил Никиту в кабину.

…Стеклов и Меглин неторопливо шли по набережной.

– Жалко старика, – сказал прокурор. – Ты его давно видел?

– Лет пять назад, – ответил сыщик. – Жалко. Многому научил.

Стеклов посмотрел на часы:

– Три часа прошло. Всё…

И вдруг Меглин увидел впереди идущего к ним Рубеля.

– Это он! – воскликнул сыщик.

Стеклов выхватил пистолет, скомандовал:

– На колени! Руки за голову!

Рубель с улыбкой поднял руки, завел их за затылок и опустился на колени. Когда Стеклов и Меглин подбежали, он размеренно, будто цитируя, произнес:

– Меглин, ты готов слушать? Думаешь, неплохо устроился? Ты выживаешь за счет убийства братьев. Ты лев, работающий на шакалов. Это не твоя вина. Тебя так научили – жить по их правилам. Это их вина. Они сделали тебя ручным зверьком, но я выпущу тебя на свободу. А их казню. Добро пожаловать в мой мир – мир без правил.

– Кого – «их»? – спросил Стеклов. – Родион, о чем он?

– Об учителях… – бормотал Меглин, быстро размышляя вслух. – Ты… ты ничему не учил меня… Это… это Бергич! Звони Есене!

…Оказавшись в кабине туалета, Никита сдвинул крышку бачка и достал полиэтиленовый пакет с пистолетом.

– Ну ты долго там? – спросил конвоир.

– Уже, – ответил Никита.

Раздался выстрел. Спустя несколько секунд из туалета вышел Никита, на ходу снимая наручники. В коридор выглянули санитары, он выстрелил в их сторону, продолжая быстро идти к кабинету Бергича. Сам Бергич тоже выглянул, и Никита немедленно выстрелил в него, но врач успел захлопнуть и запереть дверь.

Спустя секунду дверное полотно возле замка пробила пуля. Потом еще выстрел, еще…

Бергич, раздирая руки, спешил распахнуть окно. Но за ним – железная решетка. Деваться из кабинета было некуда.

Раздался еще один выстрел, потом удар ногой – и дверь с выломанным замком распахнулась. Никита поднял руку, целясь во врача…

…И вдруг резко повернулся в другую сторону – по коридору к нему мчалась Есеня.

Выстрел! Пуля оцарапала ей плечо, но девушка не снизила скорость. Ударила Никиту всем телом, повалила на пол и стала бить карандашом в плечо – раз, другой, третий…

Мальчишка заорал от боли, пистолет упал на пол. Есеня занесла руку, чтобы ударить врага в глаз, в горло, но ее остановил крик Бергича:

– Есеня, стой! Не надо!

Она медленно поднялась, подобрала с пола пистолет… К плачущему Никите спешили санитары.

Спустя несколько минут к клинике подъехали две полицейские машины, с ними – Меглин и Стеклов. Забинтованного и все еще рыдающего Никиту увезла «скорая». Усаживая Есеню в машину, Меглин рассказывал:

– Оружие ему оставил Рубель. Давно, еще месяц назад, когда сам лежал здесь. ОН всё заранее спланировал. Как ты?

– Увези меня отсюда, – попросила девушка.

В это время у нее зазвонил телефон. Все тот же измененный голос с неопределимого номера вещал:

– Ты ведь не думаешь, что все закончилось, правда? Это был первый кон. Я тебя обыграю. Заставлю стать тем, кто ты есть. Ты должен понять: или мы станем единомышленниками, или я тебя уничтожу. Каждый человек – трусливый маньяк. Нас, смелых, – единицы. Между мной и тобой больше общего, чем между тобой и ими. Жизнь – это хаос, Меглин. В нем нет защиты, нет любви. Я хочу показать людям жизнь. Я…

– Выключи, – попросил Меглин.

– Что? – не поняла она.

– Выключи его на хрен, надоел.

И она выключила…

– Ну я же вам об этом говорил, – усмехнулся Худой. – Почему вы не начали его разрабатывать? Сразу, тут же?