Глава четырнадцатая
Когда мы сели в мой джип, Зебровски рядом со мной, Брайс на заднем сиденье, я сказала:
– Я, конечно, польщена твоим выступлением в мою защиту, но что случилось, Брайс?
– Спасибо, Блейк и Зебровски, что не сказали, дескать, понятия не имеете, что он там несет, и не собирались никуда с ним обедать.
Зебровски повернулся, насколько позволял страховочный ремень:
– Всегда пожалуйста. После того, как ты поставил на место Киркланда, ты желанный гость в нашей компании, но почему тебе так нужно было ехать обедать именно с нами? В смысле, я понимаю, что мы жуть до чего обаятельны, но при всех этих приглашениях, которые ты получил на ужин и не только, почему именно мы?
Я глянула в полутьму салона, успела заметить, что Брайс улыбается. Он наклонился в пространство между сиденьями, и я поняла, что он не пристегнут.
– Пристегнись, – сказала я.
– Чего?
– Ремень застегни. Я в этом смысле фанатик.
– Отсюда трудно разговаривать.
– Могу сейчас развернуть машину.
– Она не шутит? – спросил Брайс.
– Нет, – ответил Зебровски.
Брайс поморщился, но сдвинулся назад и пристегнулся ремнем.
– Так лучше?
– Я тоже предпочла бы видеть твое лицо при разговоре, но моя мать погибла в автокатастрофе, и мне со страховочными ремнями лучше.
– Сочувствую.
– Это было давно, – ответила я, вливаясь в поток.
– Это не значит, что горе перестало быть горем.
Я посмотрела на него в зеркало заднего вида и встретила его взгляд, будто он знал, что я посмотрю. Я снова стала глядеть на дорогу.
– У тебя кто-то умер?
– Да.
Он ответил тихо, и интонация не предполагала развития темы.
Я тоже не стала, но поняла, что его утрата гораздо более свежая. Через десять-двадцать лет о ней говорить намного проще.
– Так как получилось, что ты именно нас выбрал пообедать вместе? – спросил Зебровски.
Мужские правила: мы перешли к обсуждению чего-то менее болезненного. У девушек правила иные: там продолжают ковырять больное место. У парней не так.
– Ну, прежде всего, то, что я сказал. Даже те, кто не одобряют твой стиль жизни, взяли бы в помощь тебя, а не Киркланда или кого-нибудь другого. Между собой они говорят, что ты плохо делаешь, когда трахаешься с вампирами и леопардами, но в бою твоя любящая кровососов и мохнато-траханная тушка лучше кого угодно другого.
– Так и сказали – «мохнато-траханная»?
Он рассмеялся:
– Не совсем так.
– Значит, ты хочешь научиться у Аниты путям силы? – спросил Зебровски.
– Вроде того.
– У тебя в еде есть предпочтения?
– Я восемь лет на этой работе.
– В смысле, рад любой возможности сесть и поесть горячее, что бы ни дали?
– Так точно, мэм.
Я беглым взглядом отметила его кривую ухмылку в зеркале и снова стала смотреть на дорогу.
– Поехали к «Джимми», – предложил Зебровски.
– Вполне, – кивнула я.
На следующем светофоре я свернула, и мы оказались на месте. Найдя, куда приткнуться, я припарковалась, выключила мотор и расстегнула ремень. Остальные последовали моему примеру.
– Можем минутку поговорить в машине? – спросил Брайс.
Мы с Зебровски переглянулись, кивнули и повернулись на сиденье, чтобы лучше его видеть. Я подумала, что сейчас мы узнаем, как оказались спутниками Брайса на ужине.
– Я действительно хочу обучиться у тебя, а не у Киркланда, но я не ожидал, что детектив Арнет будет так… настойчива в своих попытках…
– Закадрить тебя, – подсказала я.
Он кивнул.
– Так не только она, – сказала я. – Ты – предмет соревнования у всех сотрудниц «кто первый закадрит нового парня».
– Это я сообразил, – сказал он, но смотрел при этом себе на руки. Пальцы переплелись тесно, почти сцепились. Мы подходили к чему-то, что ему не нравилось.
– Пока тебя не было, Смит думал, что это он – горячая новая штучка, – сказал Зебровски.
– Но у него же есть серьезные отношения? – спросил Брайс.
– Да, – ответила я, – но некоторым женщинам это не мешает.
Про себя я добавила: «Как не помешало Арнет гоняться за Натэниелом», но вслух говорить не стала. Это прозвучало бы мелко, если сказать вслух, а про себя произнести – в самый раз.
– Не мешает, – согласился Брайс, все так же глядя на руки, лежащие на штанинах джинсов.
– Ты женат? – спросил Зебровски.
Он покачал головой, поднял глаза, и лицо у него было серьезное и не слишком счастливое.
– В чем дело, Брайс? – спросила я.
– Ходят слухи, что среди твоих бойфрендов есть бисексуалы?
Я посмотрела на него не совсем дружелюбно.
– Пара есть, но остальные просто гетерофлексы.
– Гетерофлексы? – переспросил он.
Я пожала плечами:
– Мне Натэниел объяснил этот термин. Он один из моих бойфрендов. Объяснил, что это означает человека в основном гетеросексуального, но он делает исключения для одного-двух одного с ним пола, или иногда переступает черту – на вечеринке, например.
– Никогда такого термина не слышал, – сказал Брайс.
Я снова пожала плечами:
– Я же говорю, мне его объяснил мой бойфренд.
Чего я не стала оглашать вслух, так это что новый ярлык подходил теперь и мне – среди всех моих мальчиков появилась девочка. Ее зовут Нефрит, и мы ее спасли из рук садиста, мастера-вампира, который мучил ее веками. Она была тигром его зова, а теперь моего – мой черный тигр, Черный Нефрит – так переводится ее китайское имя. Я вот честно стараюсь обо всем этом много не думать. Когда я с ней, я чувствую себя защитницей, и видит бог, как она ранима после нескольких сот лет пребывания униженной женой вампира, который был ее мастером. Но сказать, что присутствие в моей постели женщины вызывает у меня некоторый дискомфорт – значит допустить гигантское преуменьшение.
– Многие думают, что бисексуальность – это облегченный вариант гомосексуальности, но гетерофлексы…
Он покачал головой, улыбнулся.
– Я не говорю, что среди мужчин моей жизни нет бисексуалов, но их не так много, как я думала. Скажем так: мое внимание обратили на тот факт, что в связи с моим нежеланием иметь в постели женщин они не делали таких предложений.
– То есть они бы хотели добавить еще женщин, если бы ты согласилась? – спросил он.
– Да… – начала я, но остановилась и сказала: – Знаешь, мы куда сильнее углубились в мою личную жизнь, чем тебе это по окладу положено.
– А я в восторге, – заявил Зебровски. – Куда больше, чем ты мне обычно рассказываешь.
Я посмотрела на него мрачно. Он взметнул руки, будто говоря: «Не стреляй!»
– Да я же ничего не сказал такого.
– Положить девушку в середину, и уже вы не геи, так? – спросил Брайс, но голос прозвучал с большей желчностью, чем приличествует теоретической дискуссии.
– Какие-то у тебя вышли конфликты из-за отношений с какой-то парой? – спросила я.
Он снова стал глядеть на свои большие руки.
– Можно и так сказать.
Зебровски тихо хмыкнул. Я посмотрела на него сердито.
– Да скажи уж, а то лопнешь.
Он осклабился:
– Да просто представил себе всех вас гетерофлексами.
Он бы меня задразнил беспощадно, если б узнал про Нефрит, но я покачала головой.
– Ты не всерьез. Ты обо мне много лет так не думал, если вообще такое было. Ты один из самых счастливо женатых мужчин в этом мире – из тех, кого я знаю.
– Анита, не ломай мой образ. Я же офисный распутник.
Брайс засмеялся, и нам пришлось обоим к нему обернуться.
– Я подумал, что если тебя не напрягает домашний уклад Аниты, то не будет напрягать и мой, и решил, что Аните просто наплевать.
– А что у тебя за домашний уклад? – спросил Зебровски. – Тебя тоже гарем симпатяшек дома ждет?
– Хотел бы я, – потупился Брайс.
– Иметь больше одного партнера труднее, чем ты думаешь, – сказала я.
– Хлопоты в раю? – спросил Зебровски.
Я нахмурилась, вздохнула:
– Скажем так: начинаю задумываться, не бывает ли все-таки хорошего слишком много.
Подождала очередной шуточки Зебровски, но он промолчал. Я посмотрела на него: он был серьезен, такое для него необычно.
– Что такое? – спросила я, и сама услышала интонацию подозрительности.
– Никогда не видел тебя такой счастливой, как последние года два, Анита. Видно, то, что ты делаешь, тебе подходит. Дает тебе счастье.
– И что?
– И мне неприятно слышать, как ты в этом ковыряешься, Анита.
– Я не ковыряюсь, Зебровски. Просто только что один из самых новых впал в дикую панику, увидев по телевизору тела. Как будто до сих пор не понимал, насколько опасна моя работа.
– Я об этом не подумал – что тебе приходится объяснять насчет своей работы каждому бойфренду. У меня от одной мысли об этом голова раскалывается, мне с одной Кэти и то хватает.
Он снял очки, протер глаза. Вокруг них были тонкие морщинки, которых за очками я не замечала.
– Вот просто в ужасе, что придется снова говорить с этим новеньким, – сказала я.
– Вполне понятно, – отозвался Брайс.
Мы оба оглянулись на него, будто как-то забыли, что он с нами в машине. На нас такое не похоже.
– С чего это мы стали перед тобой такие теплые и пушистые, Брайс?
– Не знаю, – сказал он, – но спасибо.
– За что?
– Что взяли меня в компанию, наверное.
– Чего ты хочешь? – спросил Зебровски, надевая очки.
Надави на копа – и в конце концов он опять станет циником.
Брайс улыбнулся:
– Я – гей, и не объявлялся.
Зебровски фыркнул, потом не выдержал и захохотал. Мы оба на него уставились – не так чтобы дружелюбными взглядами.
– Ох ты, вот это умора! Арнет разве что трусы ему в руку не сует, Милли из техслужбы тысячу причин находит быть там, где он, все местные бабы за ним гоняются, а он гей. Умора.
– Не все, – сказал он и посмотрел на меня.
– Брайс, ничего личного, но моя бальная карточка более чем переполнена.
Он улыбнулся:
– Если хоть половина того, что пишут о тебе репортеры, правда, то у тебя свой гарем, или как его там называть. Но дело не только в этом: тебя ко мне не тянет.
Я пожала плечами:
– Ну, извини.
– Да нет, это не плохо, это хорошо.
– Постой, – вступил в разговор Зебровски, – ты хотел поехать ужинать с единственной во всем департаменте женщиной, которую к тебе не тянет?
Брайс кивнул.
Зебровски нахмурился, потом усмехнулся.
– Извини, Брайс, ты, конечно, куколка и лапочка, но меня к тебе тоже не тянет.
Брайс улыбнулся, потом тихо засмеялся.
– Полезно знать.
– Твоя сексуальная ориентация к работе ни малейшего отношения не имеет, – сказала я.
– Не имеет. Но если обнаружится, что я гей, так будет иметь.
– Может быть, – согласилась я.
– Я просто хочу открыться, когда захочу, а не чтобы меня открыли, вот и все.
Вот если бы не было Нефрит в моей жизни, я бы не так хорошо его понимала? Может быть. Но она есть, и я ее пока не обнародовала. Отчасти потому, что не люблю я ни шопинга, ни прочих девчачьих занятий, которыми она хочет меня увлечь.
– Твой выбор, – сказала я.
– Поскольку ни к кому из нас тебя не влечет, это несущественно, – сказал Зебровски.
– Спасибо, – тихо ответил Брайс.
– Так что дальше? – спросила я. – Не для того же ты хотел с нами ехать в ресторан, чтобы поделиться своей великой тайной.
– Я ищу совета, как мне обходиться с женщинами на работе, чтобы они на меня не злились. Детектив Арнет особенно настойчива.
Я вздохнула:
– Если обсуждать девушек, то мне надо поесть.
– Что это значит? – улыбнулся Брайс.
– Это значит, что у меня были с Арнет проблемы. Она хотела закрутить роман с одним моим бойфрендом, и перед тем, как в это вдаваться, я хочу поесть.
– Согласен, – сказал Брайс.
Зебровски просто взялся за ручку двери.
Мы вышли и направились к освещенным окнам ресторана. Гей, натурал, девушка – все это без разницы. Мы все – копы, собравшиеся поесть и убить время, пока ждем. Я выдам Брайсу сокращенную версию, как Арнет висла на Натэниеле, а дальше будем убивать время, рассуждая о личной жизни Брайса. Меня более чем устраивает: это куда лучше, чем обсуждать мою.
