Глава 19
Лари, специалист по погружениям

Мы быстро и без происшествий долетели до намеченного пункта – Опушки Сбора. Уже через пару часов наша дружная компания ввалилась в палатку, где всё было по-старому, как и двое суток назад.

Неутомимый Дормидорф отправился получать новое задание. Впрочем, новым его назвать было трудно, ибо все мы прекрасно знали, что именно и где нам предстояло делать в ближайшее время. Пока Дормидорф отсутствовал, мы, по его просьбе, должны были вызвать духа-исполнителя.

Так мы и сделали, а когда он появился, начали объяснять ему суть дела. Воин-исполнитель должен был явиться в Подземный город к тамошнему весьма заслуженному воеводе Сергаю, которого знает буквально каждая собака в городе, как он сам нам не раз говаривал или к его другу детства и соратнику, знаменитому сказочнику и баснописцу Якобу Великолепному. Но это в крайнем случае. Естественно, Якоба тоже знают все собаки, но найти его бывает крайне затруднительно, ибо он ловко маскируется. Как он сам хвастался, пройдёшь совсем рядом с ним и в упор не заметишь, а он прикинется кустиком или деревцем, пристроится в самое тёпленькое местечко и знай себе преспокойненько делает своё обычное непростое дело. Возникает закономерный вопрос: какое такое обычное непростое дело? Про тёпленькое-то местечко всё и так понятно. Да мало ли у него может быть всевозможных дел, он и сам порой этого толком не знает. Якоб довольно примечательный человек, которого можно легко отличить от других по красивым ленточкам, вплетённым в длинные волнистые чёрные волосы и кольцу, вдетому в отверстие кожи левой руки, чуть ниже локтевого сгиба. А ещё по полосатой рубахе без ворота с длинными рукавами, которую тот всегда носил навыпуск. И радостному выражению на красном, лоснящемся в блаженной улыбке лице.

Юриник бесцеремонно перебил нас и потребовал, чтобы девушкам герониткам обязательно передали огромный привет от него лично и от всех нас, и ещё самые наилучшие пожелания тётушке Румц от Дорокорна, который тут же смущённо покраснел, а так же непременно сообщили им о нашем скором прибытии.

Теперь, наконец, и мы получили возможность рассказать духу, что от него требовалось. В связи с большой вероятностью того, что Томарана затеяла все эти школьные дела с целью проникновения в Подземный город, геронитам, а так же лесным людям, необходимо тщательно обыскать всё, что только можно. Осмотреть каждый камушек, каждую ямку, нет ли где чего нового, непонятного, неизвестно кем сдвинутого или взятого, а, может быть, и наоборот, положенного! Не появлялись ли незнакомые люди, в общем, всё мало-мальски значимое должно быть сообщено нам по прибытии.

Если же они не захотят этого сделать, то мы с удовольствием подождём на поверхности, пока всё разрешится само по себе, времени у нас много. А у них будет много неприятностей, если Томарана успеет сделать своё чёрное дело, о котором мы пока, кстати, до сих пор не имеем совершенно никакого представления. И это самое представление нам необходимо было поиметь в самые короткие сроки. Вот что воину-исполнителю надлежало сообщить геронитам и лесным людям. Только, естественно, в более мягкой форме, чтобы ни в коем случае не задеть больное самолюбие их верховного воеводы Сергая, с которым легко можно иметь дело, коли удастся расположить его к себе, впрочем, как и со многими из нас. Кстати, и Парамон, скромный предводитель отряда лесных людей, фрукт ещё тот! Скромный-то он скромный, но уж коли упрётся в чём, растопырится, так его и лосем не сдвинешь с места и даже стадом лосей. Это тоже надо учитывать.

Только мы успели всё объяснить исполнителю, и тот отправился выполнять ответственное задание к окрестностям Подземного города, как возвратился Дормидорф. Он вернулся не один, а с новым членом нашей экспедиции, весьма удивительным человеком по имени Лари.

Лари был долговязым и рыжеволосым типом с небольшим пивным животиком и с лицом, усыпанным веснушками-конопушками, ну, прямо живого места не было. Правда, я не знаю, чем одни отличаются от других. Лично я просто назвал бы его рябым до невозможности и дело с концом, коротко и ясно. Так говорили и Дорокорн с Юриником, обсуждая достоинства Лари. А этих достоинств у него, оказывается, было просто-таки завались! Он был главным специалистом по всевозможным и зачастую опасным погружениям, непререкаемым и опытнейшим авторитетом в этой малоизученной области. Лари любил и прекрасно умел это делать с раннего и голопузого детства, его хлебом не корми, а дай только погрузиться куда-нибудь. Он погружался везде, где только мог: в болоте, в реке, в луже во дворе, главное, чтобы позволяла глубина и присутствовало желание, а желание у него было всегда. Если даже не удавалось окунуться всему, то Лари обязательно совершал смелую попытку окунуться частично, погрузить хотя бы частицу себя, скажем, рыжую голову, не взирая ни на что. Одновременно с этим он всегда смеялся или загадочно улыбался лучезарной заразительной улыбкой.

Рыжий Лари был настойчив и упрям, если не сказать больше, в достижении своей, порой весьма изощрённой цели, ибо простых целей он перед собой никогда не ставил, очень уж страстно любил трудности и загадки. Кстати, ещё одна его отличительная особенность: радостно улыбаясь, он вполне мог сотворить и что-нибудь похлеще, чем нежно погладить по головке. Да, затейник он знатный.

Вот такого неунывающего и несгибаемого члена экспедиции нам как раз и не доставало для полного увесистого счастья. Юриник с Дорокорном, как оказалось, его давно знали. Лари слыл душой общества и ведал о многих интересных вещах. Он, говорят, когда был в ударе, то мог часами, как заведённый, травить разные весёлые истории или просто что-то говорить, не умолкать ни на минуту и ни разу при этом не повториться. Одновременно с этим ему каким-то непостижимым образом удавалось вовсе не быть болтуном, он умел хранить тайны, зачастую был скрытен и временами загадочен, и говорят, очень нравился женщинам, чем умело и пользовался.

Так что это было очень ценное приобретение для нашей разношёрстной компании. Радовало и то, что теперь нашему карманному домовому будет с кем скоротать вечерок. Зато меньше будет приставать к нам, а то Юриника с Коршаном Моксе надолго не хватит и, боюсь, он вполне может вновь переключиться на меня. Да и с баснописцем Якобом из Подземного города рыжий Лари с лёгкостью найдёт общий язык, они даже чем-то похожи, есть у них что-то общее, а посему они обязательно должны были сойтись, ведь рыбак рыбака видит издалека!

Однако Юриник говорил, что рыжему Лари лучше палец в рот не класть, ибо его причудливое остроумие, бьющее порой через край могучей фонтанирующей струёй, могло запросто забрызгать не только окружающих, но и самого хозяина. Это как раз и было особенно примечательно – рыжий Лари, словно скорпион, жалящий сам себя, мог с лёгкостью рассказать и про себя что-нибудь эдакое, где он выглядел весьма в неприглядном свете, и при этом ещё и смеяться над собой громче всех.

Мы все искренне обрадовались ему, как хорошему старому знакомому. Теперь с завидным постоянством из нашей палатки раздавались взрывы раскатистого смеха, на фоне которого отчётливо выделялся своеобразный гогот рыжего Лари. Он умудрялся менять тембр и тональность голоса самым невообразимым причудливым образом.

Дормидорф, кстати, сообщил нам, что эту ночь мы проведём в лагере, а утром отправимся на поиски Томараны, сначала в Подземный город, а там видно будет – куда случай занесёт. Оказывается, за время нашего отсутствия так и не пришло известий от отряда, отправленного к водному народу в океанскую пучину, выходит, нам предстояло побывать ещё и там, отсюда и возникла необходимость в специалисте по погружениям.

Пока у нас никаких особых дел не было, и потому мы единогласно решили пойти прогуляться по лагерю. Тем более нам сообщили, что на игровом поле скоро состоится несколько любопытных игр. Пока мы шли туда, Дорокорн с Юриником и Лари объясняли мне правила, образно, в красках, смешно подпрыгивая и перебивая друг друга.

Первая игра имела символичное название репей. Её правила заключались в следующем: в кругу диаметром около сотни метров, выложенном по краю здоровенными валунами, игроки, числом не менее двух, кидали друг в друга цепляющийся за всё подряд тонюсенькими, но цепкими шипами плод, очень смахивающий на колючку от репейника или дикий огурец, только размером с крупное яблоко. Можно убегать, уворачиваться, но нельзя отбивать летящий снаряд. Играют как каждый за себя, так и командами, в специальных одеждах, к которым хорошо липнет цепкий мячик. Задача: избавиться от репейника, прицепив его к противнику. Выигрывал тот, у кого по прошествии раунда, который длился по предварительной договорённости от двух минут и более, не окажется репейника, а если репей на земле, то проигрывает тот, у которого он был в последний раз. А, соответственно, и команда, к которой принадлежит данный счастливец. Количество раундов не ограничено. Но ведётся счёт победам и проигрышам. Можно играть и на страусах, на чём хотите, но условия у всех должны быть равные.

Вторая игра была, на мой взгляд, более серьёзная и носила название квач. Играли в квача на прямоугольном поле пятьсот на триста метров две команды на специально обученных страусах. Можно было бегать и пешком, разрешалось и летать, всё это на усмотрение игрока. Каждая из команд должна была охранять одну из коротких сторон поля. Задача: забросить за линию стороны соперника что-то вроде мяча, смахивающего на мяч для игры в регби, только несколько легче, а то с их-то скоростями можно было серьёзно покалечиться.

Мы до самого вечера ходили от одного поля к другому и с живым интересом наблюдали за играми, с наслаждением грызли семечки и орешки, которыми снабжал нас старина Дормидорф. Насмотревшись, сыграли в репей, а Дорокорн с Юриником ещё и в квача, причём в одной команде. Они играли чётко и слаженно, было сразу видно – друзья часто практиковались в подобных играх. Особенно хорошо удавалась им атака противника с воздуха. Несколько чётких передач, и мяч неминуемо пересекал линию, несмотря на отчаянную защиту соперников. Команда, в которой играли Дорокорн с Юриником, уверенно выиграла с большим перевесом. Уставшие и разгорячённые, мы, наконец, отправились в свою палатку ужинать и готовиться к намеченному на завтра путешествию.

Было совсем темно, когда, усевшись возле костра, мы завели разговоры, разбившись на группы. Дорокорн увлечённо беседовал с Коршаном и Лари, Юриник с Корнезаром и домовым оживлённо спорили, я же тихо расспрашивал Дормидорфа.

Я задавал ему интересующие меня вопросы, а он охотно отвечал, что случалось с ним довольно редко. Например, я заметил, что в этом мире никто почему-то не сквернословит.

Он объяснил:

– Это же пустая трата эмоций, сил и времени, не приносящая никому пользы, а только вред один. У нас это дурной тон. Плохо и тем, кто слушает, и тем, кто говорит. Лучше ничего не делать, чем делать ничего. Совсем другое дело скверномыслие и сквернодумие, это такая зараза, от которой просто так трудно избавиться, и начнёт она точить человека изнутри, словно червь, пока не сожрёт окончательно, коли вовремя не остановиться. Ведь если для того, чтобы прекратить сквернословие, достаточно просто закрыть рот, то для того, чтобы остановить скверномыслие, нужно заставить себя не думать гадостно, не жаждать зла, не гневаться. Что гораздо труднее, нежели первое, а особенно, если тебя кто-то или что-то вывело из равновесия и старательно продолжает это делать.

Да я и по себе отлично знаю, иногда выйдешь из себя и хочешь остановиться, а не можешь, при этом прекрасно понимаешь, что так нельзя, но полыхающий внутри гнев трудно унять. Некоторые и вовсе постоянно пребывают в таком состоянии и уже не борются, оно победило, а они даже не придают этому значения, так и существуют, исходит из них скверна, льётся всякая гадость, заражая других.

Поведал мне Дормидорф и о том, кто такие духи или воины-исполнители. Оказывается, это сущность людей, сотворивших при жизни незначительные гадости, которые возможно искупить. Эти злодеяния тяготят их и тянут вниз, не дают возможность распоряжаться собой в полной мере по своему желанию и усмотрению.

Рассказал и про каверзу, посоветовав посмотреть на своё отражение, а затем перевести взгляд на неё, что я, естественно, сразу и предпринял. С горящей смолистой веткой в одной руке и каверзой в другой я подошёл к бочке с водой. Посмотрел, перевёл взгляд, начал гнуть, в голове что-то щёлкнуло и пребольно кольнуло. Я зашатался, пришлось даже опереться на бочку, чтобы устоять на ногах. Но ничего, через пару минут отпустило. И сразу после этого в мыслях прояснилось, появилась парадоксальная уверенность, что я имею возможность понять желаемое, нужно лишь действительно разрешить захотеть выявить сокровенное в себе.

С этим я и вернулся к терпеливо поджидавшему Дормидорфу. Он, конечно, порадовался за меня и пообещал и впредь наставлять на путь истинный по мере необходимости и возможности.

Потом я поинтересовался, может ли Дормидорф проникать в тот мир, откуда пришёл я. Хотя на его месте я бы этого никогда не делал. Я ведь не посещаю, например, общественную уборную без особой нужды. Негромко, чтобы никто не слышал, я поинтересовался у него:

– Почему проход открылся мне, ведь я ещё не дожил до конца свою жизнь, и всему должно быть своё время, как я полагаю?

– Вот именно, ты совершенно правильно всё понимаешь, – отвечал Дормидорф, – всему своё время и каждому своё: страннику время, охотнику копьё. Проход не открылся бы, если он был бы в другой, не твой мир, и если бы не пришло время. Так уж всё удачно для тебя сложилось. Ты существо из того и из этого мира одновременно. Думаешь, тебе повезло, что ты нашёл пядь земли, где происходит смещение действительности и пространства? Везения нет, есть язык обстоятельств. Часть тебя уже давно незримо существовала здесь. Видишь ли, пока ты проживаешь свою жизнь там, здесь или в каком-нибудь ином мире зарождается и живёт своей жизнью проекция твоей истинной сущности, в которую входит то, что в тебе есть, кроме бренного тела и всего с ним связанного. Вы называете это душой, но это не совсем так. Пока душа, а точнее, сущность привязана к телу, вы имеете возможность наблюдать лишь самую верхушку айсберга, до конца не осознавая её истинного предназначения. Сущности не требуется материальных благ, власти, удовлетворения низменных инстинктов, но именно эти потребности тела физического приводят к тому, что в угоду перечисленным порокам человек взращивает в себе множество недостатков в ущерб тому, что действительно нужно совершенствовать, для чего и дана ему жизнь. Но разве это возможно кому-то объяснить так доходчиво, чтоб человек проникся и захотел изменить себя и действительность? Нет. Это все знают, но мало кому придёт в голову предпринять что-либо существенное и что-то изменить. Главное дойти самому до осознанного приятия, а просто знать недостаточно. Беда в том, что покуда травка подрастёт, лошадка с голоду помрёт.

Если тебе удаётся найти проход между мирами, то не остаётся никаких преград к тому, чтобы объединились ты и твоя проекция здесь. Ведь ты правный житель этого мира и существуешь тут с момента формирования своей личности там. Живые существа, как правило, не перемещаются по мирам по вертикали, только по горизонтали, и то, если так сложатся обстоятельства, языком которых с нами говорит тот, кого мы способны услышать – создатель. Всегда есть право выбора, благодаря которому перед нами раскрываются возможности. Кстати, перемещения по вертикали вполне возможны, и твой случай тому подтверждение.

Существа живут и развиваются каждый строго на своём определённом уровне и своим путём. Что дано им от рождения, то они и должны попытаться раскрыть и взрастить, а дано им очень много. Но если они сумеют понять то, что необходимо, и отделить зёрна от плевел, то процесс пойдёт куда быстрее. Бытует мнение, что взрастить в себе больше, чем заложено, не получится, выше головы не прыгнешь! А ты не знай этого, или представь, что не знаешь – бери и прыгай.

Коли человек по доброй воле, без принуждения и, тем более, выгоды, ухаживает за слабым и нуждающимся в его заботе живым существом, например, за пожилым человеком, взамен он получает уникальную и ценную возможность. Возможность, выражающуюся в получении определённых мыслей, своеобразных ощущений и искренних чувств. Да, всё это неминуемо посещает его во время данного процесса, и он настраивается на определённую волну, на нужный лад и получает или осознаёт нечто. Подобную редкую возможность просто невозможно получить в каком-либо другом месте и при других обстоятельствах. Помимо всего прочего это даёт некий толчок и формирует определённое мировоззрение и мышление. Только не нужно забывать, что всё хорошо в меру и ни к чему становиться помешанным на блаженном милосердии, на благотворительной идее спасения всех страждущих. Иных страждущих нужно просто оставить в покое, ибо им необходимо хорошенько подумать перед отходом в мир иной. Мы должны жить и постоянно прислушиваться к своим ощущениям и вибрациям, делать выводы, ошибаться и пытаться исправить свои оплошности, а значит, учиться реализовывать то, что заложено в нас от рождения. Совершенствование и осмысление происходит в изрядной зависимости от обстоятельств, которые можно выбирать и даже создавать.

Если же по какой-либо причине не получается реализоваться там, то завершать начатое нам предстоит здесь. Но предела самосовершенствования ещё никто не видел, ибо можно расти не только вверх, но и в стороны. Люди сами создают себя и тем самым предопределяют своё грядущее, выбирая иные потусторонние миры. Всё в наших руках!

Отпечаток сущности возникает здесь, как правило, ни когда человек там ещё ребёнок, хотя бывает и такое, а когда он становится уже сформировавшейся личностью, созревает, ему же нужен какой-то период времени, чтобы выбрать и занять в будущих мирах своё место. Это место не купишь, не забронируешь и по блату не получишь, так же, как и по наследству не передашь. Но, как ты понимаешь, человек не в силах выбрать его сам в прямом смысле этого слова, он просто получает заслуженное, исходя из того, что представляет собой. Коли заслужил, придётся расхлёбывать, ничего не попишешь. Вот тебе, батенька, и страшный суд, где ничего не утаишь.

– Значит, я всё равно рано или поздно появился бы здесь или в каком-нибудь ином мире, в зависимости от того, какова моя собственная сущность, которая, в свою очередь, зависит напрямую от того, как я проживаю свою земную жизнь! Я почему-то приблизительно так всегда и думал. Иных миров наверняка целое множество?

Дормидорф отвечал:

– Когда понимаешь очевидную истину, слышишь прекрасную музыку или дивные стихи, то это всегда кажется очень знакомым, думается, что знал об этом давно или, по крайней мере, о чём-то таком догадывался. И заметь, так не только с музыкой, истиной и стихами! Что тебе приходится по нраву, то сразу кажется своим и родным. Теперь на счёт миров: ты интересуешься, сколько их? Кто же их считал-то? Наверняка этого не знает никто, знаю только, что они есть. Экскурсий ведь не устраивают, да мне и не интересно смотреть, как там, в других мирах. Зачем лишний раз расстраиваться, меня и мой любимый мир очень даже устраивает. Ну, вот увидишь ты, к примеру, как люди мучаются, плавая в нефти, газе или ещё в чём-нибудь эдаком, чего они достойны и заслужили всей своей жизнью. Давятся и едят эту гадость, пьют её ртом и всеми остальными частями тела или того, что им будет дано вместо него, допустим, всей своей оголённой сущностью хлебают до одурения! Ну, увидишь ты это зрелище, расстроишься, и что толку-то? К чему это всё?

А на счёт той твоей земной жизни, так эта жизнь не менее земная, ты же не на Луне сейчас находишься, всё взаимосвязано: та жизнь и эта, одна следует и вытекает из другой, а конечного результата и цели всех этих жизней мы не знаем. Как и не знаем многого другого. Мы можем лишь ставить перед собой небольшие задачи на будущее и стремиться достигнуть их в надежде, что тогда нам откроются новые знания и возможности, навыки и умения. И всякая жизнь прекрасна, нужно только уметь найти в ней истинную прелесть, но многим в твоём мире даже это не под силу, они останавливаются в пути и катятся назад, ну, в лучшем случае топчутся на месте, безвозвратно упуская отпущенное им драгоценное время.

– Получается, что я могу здесь встретить тех, кого знавал в той своей жизни или даже специально найти их, если хорошенько поискать?

– Теоретически можешь, конечно, коли они находятся в этом мире, но практически шансов очень мало. В твоём мире жизнь разводит всех со временем, – Дормидорф таинственно улыбнулся, – но не время с жизнью, времени не существует, что уж говорить о жизнях в иных мирах… вне времени. Ты прав, и в других жизнях некоторые встречаются, но это большая редкость – миров-то множество, есть среди них и очень похожие. Мы не знаем, чем они отличаются, не имеем представления, куда деваемся после конца пути в этом мире, можем только догадываться. В нашей памяти остаётся лишь то, что было до того, как мы оказались здесь, и что мы прожили в этом мире, а то, что будет после, мы обязательно узнаем, когда жизненный путь здесь будет пройден до конца.

Возможно, и существуют похожие ситуации на более высоких уровнях, вроде той, что произошла с тобой, я имею в виду твоё перемещение в мирах по вертикали, но это всё хранится в тайне. Ты ведь тоже не станешь распространяться об этом в своём мире на каждом углу. Сам знаешь, тебе никто не поверит. Единственное, что ты сможешь себе позволить, а вернее, захочешь позволить – так это написать фантастический рассказ, который будет выглядеть, как ещё один возможный вариант жизни после смерти физического тела, вот и всё. То, что ты напишешь, будет воспринято, как плод твоей бурной, если не сказать буйной, фантазии. Ну, может быть, это заставит кого-нибудь задуматься на некоторое, весьма непродолжительное время о своих поступках, а потом всё опять встанет на круги своя. Так что не стоит даже пытаться.

– Я с этим не согласен, – несколько обижено заявил я, – то, что мы читаем и смотрим, да вообще любая поступающая в наш мозг информация обязательно оставляет свой след, большой или малый, но оставляет неминуемо. Основная масса пропустит всё это мимо ушей, но найдутся и такие, пусть их будут единицы, которым моя история, безусловно, поможет. По крайней мере, буду на это очень надеяться. Вдруг это заставит их задуматься и пробудит желание изменить в себе сначала некую малость, главное – сдвинуть пласт с мёртвой точки, а потом всё пойдёт-поедет, как по маслу. Порой человеку нужно только начать. Это ведь, как эффект лавины. А потом, этот рассказ кого-то, может быть, и просто предостережёт от нежелательных поступков, которые тот обязательно совершил бы, не задумайся вовремя. И то, я считаю, дело. А как на счёт того, чтобы взглянуть на бытиё со стороны? Тоже бывает очень полезно. Или хотя бы просто скоротать время в дороге, или отвлечься где-нибудь на ночном дежурстве.

– Ладно-ладно, убедил. Успокойся только, это я специально сказал, чтобы посмотреть на твою реакцию, а ты и рад стараться, разошёлся! А вот знаешь, почему в твоей памяти в теперешней жизни совершенно отсутствуют какие-либо воспоминания и опыт прошлого?

Я вопросительно посмотрел на Дормидорфа, а он, не дожидаясь моего ответа, продолжил:

– Да потому, что твоя духовная и физическая жизнь только недавно началась. Прошлого и не было ещё совсем, тебе помнить нечего! Как ты был эмбрионом или раннее детство? Так ты это вспомнишь, если хорошенько поднапрячься. А вот в последующих своих мирах и жизнях ты будешь помнить всё и не только помнить, а использовать и применять опыт предыдущих жизней. А иначе зачем жить, коли ничего не помнить, и постоянно наступать на одни и те же грабли? Природа мудра, а раз живой организм не может жить вечно, ведь твоё тело рано или поздно изживёт себя, и тогда ты получишь новое. И иной мир в придачу, тот самый мир, которого, естественно, достоин, с оглядкой на твою прошлую жизнь. Ну, разве не красота? Красота. Я, например, сильно сомневаюсь, что там, в нефти и ещё не знаю в чём, плавают существа в людских обличиях, зачем же это? Кому надо? Скорее всего, облик соответствует содержимому, а содержимое, в свою очередь, среде обитания. Да оно и у вас, при начальной жизни, зачастую бывает именно так. И это правильно. Ты ведь и сам это лучше меня знаешь.

Вскоре наши разговоры умолкли и мы всё реже перебрасывались сонными фразами, а немного погодя и вовсе благополучно отошли ко сну.

Ночь прошла тихо и спокойно. Забрезжил сумрачный рассвет. Утренний туман плотной пеленой лежал на полях и нежно окутывал деревья в лесу. Даже самые ранние лесные птицы ещё не думали просыпаться, а лишь лениво переговаривались, испуганно перекликаясь из разных концов леса. В это самое сонное время группа из семи человек бодрым шагом отправилась навстречу новым приключениям.

Наш небольшой отряд двигался молча и довольно быстро, зябко кутаясь в чудесные тёплые плащи. Как только мы покинули территорию лагеря, началась местная взлётно-посадочная полоса. Мы ловко оседлали поджидавших нас Агреса и птеродактилей и взмыли ввысь, разгоняя клубы густого белого тумана, тут же вновь смыкавшегося за нами. Эскадрилья взяла курс на Подземный город. Мы надеялись долететь туда быстро и без приключений, ибо нам ещё предстояло заниматься расследованием обстоятельств исчезновения нашей неповторимой учительницы – хитрой, изворотливой Томараны.