Книга: Цель неизвестна
Назад: Глава 14. Ловить удачу
Дальше: Глава 16. Духовный пастырь

Глава 15. Соблазнение на пользу

— Тарас Петрович!
Он оглянулся, близоруко прищурившись.
— А, Михаил. Вознамерился вернуться в родные стены Спасской школы?
Я здесь уже больше года не бывал и, откровенно говоря, не пылаю желанием нарваться на ректора. Не боюсь, однако выслушивать упреки не особо приятно. А они в определенном смысле справедливы. Именно благодаря академии сумел так недурно зацепиться и пошел вверх. Да и дала она мне определенно многое. Не знания — ничего особо ценного из преподавания не вынес. Возможность получить передышку и вжиться в общество.
Очень разные вещи — смотреть на общество со стороны или изнутри. К примеру, я четко усвоил, насколько бесправным бывает человек. Не в том дело, что могут выпороть за нерадение в учебе. Ты обязан находиться в рамках предписанного сословного поведения. Шаг влево или вправо без связей и знакомств карается жесточайшим образом. И это касается абсолютно всех.
Недавно случайно своими глазами видел среди деловых бумаг в присутственном месте прошение не кого-нибудь, а генерала и кавалера многих орденов Апраксина. Еще петровских времен. Писано начало так: «Раб твой государской, пав на землю, челом бьет». Хорошо еще просто раб, а не холоп Ивашка.
Теперь у нас заметный прогресс наметился в бумагах. Положена более либеральная формулировка: «Всенижайше, рабски припадая к стопам Вашего Императорского Величества…» Именно положено. Не унижение, а нормальный шаблон.
Нет в России реально свободных. Любой может без вины угодить на плаху. И счастье мое, что не занесло в крепостного. Уж там бы всерьез наплакался. Вывод простейший. От добра добра не ищут, и выпавший шанс надо использовать полностью. И если кругом существуют кланы, важно создавать свой, раз уж не имеешь серьезной поддержки за спиной. Ты людям поможешь — они тебе поспособствуют.
Ничего нового здесь не придумаешь. Любой начальник, поднимаясь наверх, тянет за собой длинный хвост доверенных помощников. Беда, что я сильно хорошо принялся делать карьеру. Никого почти не знаю, а тормозить и отказываться поздно.
— Нехорошие у вас шутки, Тарас Петрович.
— А что так?
— В моем возрасте и при звании камер-юнкера да с мальчишками на одну скамью…
— Растешь, Михаил, — сказал Постников с неопределенной интонацией. — Такими темпами на будущий год в генералы пролезешь.
— А вот этого не надо! Я по военной части ничего не соображаю и отвечать за жизни солдат не хочу. Их смерти на моей душе останутся.
— Хорошо, что такие вещи понимаешь.
Да уж, не дурак. Некоторым все дается легко, а иные крупно расплачиваются за самоуверенность. Никогда не рвался в первые ряды. В середине безопаснее. И от пуль, и от излишнего внимания.
— И очень ясно вижу вашу правоту, — слегка польстить никогда не вредно. — Потому и пришел. Вы должны меня спасти.
— Не понял. Я? Отчего?
— Неудобно долго говорить на холодном ветру прямо на улице, — постаравшись не пялиться выразительно на его потрепанные одежды, говорю. — Пойдемте в нормальной обстановке побеседуем.
— Я не при деньгах, — сконфуженно признался Тарас Петрович после заминки.
— Да кто приглашает в трактир? — крайне удивляюсь.
Положительно он чрезвычайно, свыше всякой меры щепетилен. Не удивительно, что с его образованием не поднялся выше преподавателя младших классов. Или просто не хочет чувствовать себя обязанным.
— Идемте до моего флигеля. Там никто не помещает, а разговор действительно серьезный. Я бы сказал, круче некуда.
— Все со словами играете?
Нет, в очередной раз ляпнул лишнее. Хорошо не часто со мной случается, однако иногда вгоняю в ступор собеседников. Они мучаются, пытаясь вычислить, кальку из какого языка я использовал. Особенно когда треплемся с иностранцем или не на русском.
— Мне и так частенько пеняют за простонародные выражения в стихах, но вы-то должны меня понимать, — говорю уже по дороге. Не стал упрямиться, пошел. Любопытство великая вещь. — Высокопарность, изысканность, следование схемам латинского или польского языков не позволяет правильно раскрыть красоту нашего. Он ничуть не уступает по выразительности, живости и богатству выражений…
Постников усмехнулся. Прозвучало несколько двусмысленно.
— …Ни одному из европейских. Мне иногда просто не хватает словарного запаса для нужной рифмы. Приходится подбирать наиболее подходящее по смыслу.
— Ты понимаешь, что закладываешь некие новые стихотворные нормы?
— Право, не сознательно. Так доходчивее. Даже дворянство еще не настолько объевропеизировалось, чтобы успеть забыть исконную речь, полученную от мамок и нянек.
Он остро глянул. Ну об этом несколько позже в частном порядке, не на улице.
— А это и нормально. Язык — он живой. Любой. Достаточно сравнить классическую латынь, более позднюю вульгарную и произошедшие от нее итальянский, испанский, португальский, французский, И наш русский ничем в этом смысле не отличается. Развивается, впитывает в себя чужие выражения, для которых не существует нормальных аналогов. И я не про камергеров разных. Это преходяще. Есть масса вошедших в речь и никем не воспринимаемых на манер чуждых. Из церковно-славянского, то бишь скорее староболгарского, татарских языков и теперь уже европейских, в основном немецких.
— Ты пишешь новую работу?
— Почему? А. — Он, видимо, решил, что обкатываю на нем тезисы. — Нет, Тарас Петрович. Здесь огромное поле для знатоков языка. Я же в татарских ничего не понимаю. Некоторые можно определить без труда. Лошадь, артель, колчан, орда, богатырь, караул, барыш, харч. У любого есть русский стародавний аналог. Но когда и как их переняли — дело огромной сложности. Я подозреваю, существует определенная закономерность, характерная для любого языка, и она определяется математически. Только и в ней недостаточно силен.
И ведь действительно так. В высшей я ни в зуб ногой, синусы, логарифмы и им подобные все больше по формулам определял. Которые благополучно испарились, стоило выйти за порог класса. Поэтому блистать еще и на данном поприще не придется. Ну а что способен изобразить таблицу умножения и объяснить на пальцах смысл, а не заучивать долбежкой, — не удивительно. Меня учили иначе. Достаточно отложилось.
Нормальный человек в здешней школе зазубривает такое: «Умножить два числа вместе значит: дабы сыскать третие число, которое содержит в себе столько единиц из двух чисел, данных для умножения, как и другое от сих двух чисел содержит единицу».
На этом фоне простейшее определение, созданное на месте, а не выученное: «Умножение — это математическая операция, которая заключается в сложении одинаковых слагаемых определенное количество раз», — звучит нехилым откровением. И главное, натурально проще и легче запоминается учениками. Заодно и мозги не застаиваются от бесконечного повтора заумных определений.
— Попробуйте еще и это, — суетилась вокруг кухарка, предлагая созданную по моему приказу котлету с картофельным пюре.
Как обычно, я всего лишь изложил общие принципы. Все остальное она создала сама. Наверное, не очень сложно, однако без знания рецепта я бы получил нечто крайне сомнительное. Кто бы мог подумать, что в перемолотое на моей личной мясорубке в фарш мясо важно добавлять хлеб, да еще и размоченный в молоке. Удивительно напоминает домашние, от бабушки. Я много лет такого не пробовал. Вечно или подогреть в микроволновке полуфабрикат, или в ресторане по-киевски. Еще случалось бифштекс или бефсторганов. Тут я полностью пас. Про соусы не имею понятия.
— Что это? — удивился Постников, распробовав.
— Картопля.
Упорство, с каким она не желала произнести «ф» в слове, вызывало невольное уважение.
— Вкусно, — признал он удивленно.
Ну не только один вареный овощ. И масло, соль, перец. Опять же ее личная самодеятельность. Между прочим, с собой надо взять. Зачем искать другую, когда уже имеется и во всех отношениях устраивает. Выслушивает, делает по очень приблизительным наметкам и принимается самостоятельно улучшать. А французского повара мне не надо. Наелся в прошлом лукового супа. Лучше уж нормальный украинский борщ по ее рецепту. Такого и бабушка не варила.
— Так Михаил Васильевич все экспериментирует.
А вот это слово она столько раз слышала, что произносит правильно, без запинки.
— Ступай, — говорю, поспешно перебивая.
Всем она хороша, да вот болтать ужасно любит. Лучше не рисковать. Не для того сюда тащил своего учителя.
— За человека, благодаря которому я стал тем, кем стал, — без всякой иронии, абсолютно честно, протягивая стаканчик с прозрачной жидкостью (дополнительная фильтрация собственными руками через древесный уголь из березы: помоев и сивухи не употребляю), провозглашаю.
Постников крякнул и неторопливо зажевал соленым огурцом с тарелки. Никогда не понимал, чем отличается закуска от пищи. Видать, мал был до отъезда из РФ и не успел усвоить основной народной премудрости.
Он слегка раскраснелся и перестал вести себя скованно, хлопнув грамм двести. Что и требовалось.
— Вы понимаете, какой шанс выпал? — спрашиваю негромко, продолжая прерванный разговор. Куда и почему — уже объяснил. А вот зачем — лучше без лишних ушей высказать. — Такое бывает один раз в жизни. И дело не в ста двадцати рублях жалованья, которое выплатят без промедления. Мы получили возможность направить устремления возможной наследницы в определенное русло.
— И как вы видите это?
Похоже, специально подсунутое «мы» не прошло. Тарас Петрович достаточно умен, чтобы так просто угодить на крючок.
— Хватит заимствовать на Западе внешнее. Технологии, идеи, науку — да. Моды и людей — нет. Почему иностранным офицерам платят больше русских? Почему так много иноземцев вокруг?
— Без них, к сожалению, не обойтись, — вертя в пальцах стаканчик, отвечает. — Коммерц-коллегия нуждается в специалистах по финансам, Юстиц-коллегия — в юристах, армия и флот — в опытных вояках и судоводителях, Академия наук — в ученых, и так далее, и тому подобное.
Обычная привычная нехватка профессиональных специалистов практически в любой сфере.
— Они давно должны были подготовить новое поколение из российских уроженцев, а на деле заслоняют путь.
— Как раз с целью повысить профессиональный уровень офицерства в этом году и был основан Сухопутный шляхетский кадетский корпус. Причем по предложению Миниха — немца. Разве нет?
— Недостаточно, — рубанул я рукой. — Категорически мало. Как минимум можно отобрать в Спасской школе наиболее дельных учеников и направить для дальнейшего обучения в Санкт-Петербургскую академию наук.
А вот это зацепило. Аж подобрался.
— Пока вы забираете их в свою частную оспенную клинику.
Ну не всех же. Всего четверых, если и меня считать.
— А если я докажу, пробив назначение?
— Было бы недурно, хотя отцу Герману, — в голосе отсутствовало сожаление, — данный поворот особо не понравится.
— Значит, договорились.
— Это о чем?
— О моем предложении учить цесаревну, — с ухмылкой говорю, извлекая из сумки предписание, заверенное всевозможными подписями и печатями.
Быть вблизи власти полезно. Бирон не чувствует в данном деле, как и требовании выплатить мне за звание адъюнкта обещанных сумм, ни малейшей угрозы, а поставить в положение должника — удобный повод. А я лишний раз дал повод убедиться в своей преданности и покорности. Прямо горю мечтой освещать окружение. Предварительно поставив в известность Лизу. Не надо давать ей повода усомниться в моей верности.
Постников торопливо схватил, поднеся к глазам.
— Василий Лебедев, Яков Несмеянов, Александр Чадов, Иван Голубцов, Прокофий Шишкарев, Симеон Старков, Алексей Барсов, Михайло Коврин, — зачитал вслух имена. — Они все мальчишки.
— Зато способные. — Тут я четко навел справки. Отбирал реально лучших по рекомендациям и подсказкам Андрюхи и наших бывших соучеников. — Пусть приносят пользу отечеству, а не пытают философию с риторикой.
И шестнадцать — по здешним понятиям совсем не детский возраст. Случается, женаты в эти годы. Хотя он это знает не хуже меня. И если пойдет не так, всегда можно переиграть, взяв к себе под крыло. Мне полезные и благодарные нужны не меньше, чем России.
— Она любознательный и смышленый ребенок. Нельзя упускать. С детства важно научить делать «как надо», а не сообразуясь с собственными настроениями и хотениями. И пример для подражания, ну, скажем, французский король Генрих Четвертый. Тут вам и карты в руки. Вы знаете историю досконально, во Франции учились и можете объяснять с полным знанием.
Постников явно удивился.
— Почему не Петр Великий?
— Генрих создал сильное королевство, с которого и началась эпоха доминирования Франции в Западной Европе. Сила и справедливость были его девизом. Петр… его лучше обсудить как-нибудь в другой обстановке и подробно.
— И все же?
— Наряду с явно положительными реформами и изменениями император серьезно ограничил личную свободу основной массы населения, укрепив принципы крепостничества, — без особой охоты высказал я вывод, следующий из многих разговоров с самыми разными людьми. — Нельзя на заводах держать работников прикрепленных. Это мешает расширению и развитию. Да и множественные чрезвычайные налоги и повинности наряду с рекрутчиной изнуряли и так полунищее сельское население. Неудивительно, что во множестве ответили на его начинания единственно возможным способом — бегством на Дон, в Сибирь, даже за границу.
— Так говорят поморы? — подался вперед заинтересованно Постников.
— Так очень многие простые люди думают. А говорить вряд ли станут.
— Сидя в деревне и не видя дальше околицы, немного увидишь.
Ну это типа камень в мой огород. Много понимаешь, необходимо обладать широким кругозором и прочие бла-бла.
— Я не пытаюсь отрицать заслуги Петра в начале модернизации России. Только вот нам с вами выпала возможность продолжить ее. Не гордиться чьими-то заслугами, а добиться продвижения державы нашей на пути к величию самостоятельно.
— Ты так серьезно настроен?
— Человек формируется в юности, и некий мудрец советовал приступать к воспитанию прямо в момент рождения. Это явное преувеличение, но время продолжает неумолимо течь. И все же упустить такой шанс, — я невольно развел руками, — это больше чем ошибка. Это — преступление.
Ну если и сейчас не смог убедить, видать, сдохло окончательно честолюбие. А такие люди бесполезны. Привыкли к своему шестку и боятся любых изменений. И я крупно пролетел со своей уверенностью в наличии прекрасного учителя и возможного помощника.
— Близ власти — что близ огня, — произнес Тарас Петрович после долгого молчания. — Но ведь действительно интересно и перспективно. Вот тебе, Михаил, моя рука.
Спасибо, господибожемой, счастливо вскричал мысленно. Теперь добавим — и завтра уволоку его прямо отсюда, не позволив зайти в школу. Мне проблемы с ректором, уговорами и совестью не нужны, имущество недолго и задним числом забрать.
В этом смысле все вышло удачно. Обычай обмыть новое дело как бы не во времена Владимира Крестителя родился. Не зря у Нестора поминается. Господин Постников слегка разомлел и был устроен на ночлег, как планировалось. Я находился на первой стадии, когда жизнь кажется прекрасной и удивительной. Не с Разумовским в самом деле приложился к бутылке, совсем другая доза. Поправил одеяло на закемарившем учителе и вышел из кухни.
Как и планировалось, к этому часу вся приглашенная код-ла оказалась в наличии. Андрюха поручение выполнил. Все мои ответственные товарищи. Иванов с Акулиной Ивановной по флигелю, Демид и Козьма по металлическим изделиям, Лехтонен ювелирные изделия, Фома со стекольного заводика.
Есть еще парочка полезных человек, вроде ударно трудящегося на мои нужды аптекаря госпиталя или кухарки, да Керим с Андрюхой, однако их данный разговор не касается. Эти со мной на паях в налаженных предприятиях, те — на жалованье. Разница существенная.
— Слушайте, господа, внимательно, — даже не подумав извиняться за задержку, приступаю. Начальство, всем известно, не опаздывает. — Государыня Анна Иоанновна вместе со двором и родственниками собирается вскорости в Санкт-Петербург перебираться.
Ну, это новость не великая, слухи не первую неделю ходят. И подготовки при таком количестве народу, включая армейские полки, не заметить нельзя. Да и разговоров надолго хватит. Уходит множество людей, и в первом приближении такой зигзаг означает серьезное снижение оборотов торговли. Мало того что покупать меньше станут, так еще и основная масса клиентов с деньгами потянется за царицей, лишив здешних купцов серьезных доходов.
— Я тоже переезжаю. И это означает любопытный поворот в наших с вами отношениях. Есть три варианта. Первый — вы перебираетесь со мной. Чем смогу, на месте помогу. Как проделать и в какие сроки — вам лучше знать. Срываться вдруг и непременно завтра не требуется.
Демид принялся задумчиво поглаживать бороду, оглядываясь на брата. Конечно, легко мне говорить, у них хозяйство. Не чухонец с тисочками и лупой да пятеркой помощников. Тут на сотни пудов оборудования и железа, десятки людей. Причем самовары идут на удивление бойко, он с братом всерьез рассчитывал расширяться. Но ведь игрушка для богатых и что станется, когда дворяне потянутся из Москвы?
— Второй — все идет как прежде, договоренности остаются в силе. Вы в конце года высылаете в столицу мой процент, прикладывая необходимые для проверки записи. Я в любой момент приеду с ревизией или пришлю своего человека.
Фома отчетливо кивнул, наверное сам не замечая. Он на моих банках и бутылках да пробирках немалые деньги сумел поднять. И прекрасно знает, что без меня заказ для армии уплывет к другому. А именно на нем он делает капитал со страшной скоростью. Казна не скупится, пока Бирон поощряет сделку. Не особо красиво выходит, но я беру сверх себестоимости всего четверть, и приходится делиться с несколькими заинтересованными лицами.
Он уж точняк не внакладе. Это мне пришлось организовывать закатку и поставку. Точнее, несравненной по хозяйственной хватке Акулине Ивановне. Я ей отрезал аккуратный процентик в качестве компаньона, и она по-настоящему довольна. Нельзя быть жадным в отношениях с работающими на тебя. Иначе кинут в момент.
— И есть третий вариант, — делая многозначительную паузу, провозглашаю. — Кто хочет выкупить мою долю и работать сам на себя — не держу.
Тут уж насторожились все.
— Будете самостоятельно устанавливать правила, цены и вообще творить что угодно. При одном условии. Берете сумму за последний год, что мне причитается, увеличиваете в пять раз — и деньги ко мне в кабинет. Я у вас на глазах прежний договор рву или сжигаю. Как пожелаете.
Денежные дела на слово честное купеческое ведут частенько. Да вот я не честной торговый гость. Сама сделка четко оформлена на бумаге, под залог имущества и при свидетелях подписи. Кому сколько и за что причитается. Мне чужого не надо, но и своего отдавать не собираюсь. Знаю я этих гавриков. Пока раскрутка идет, они спонсора облизывают. А потом делают удивленный вид и разводят руками. Мы и без тебя справимся. Вот отдадите треть заводика — и справляйтесь.
— Почему в пять? — озабоченно потребовал Фома.
Он из компании самый дотошный. От слова «тошнить». Каждую фразу обсосет и при малейшей не там поставленной запятой потребует объяснений и исправлений.
Не думаю, что с них реально больше снять. Контролировать издалека сложно и неудобно. Заводов они не перетащат. Лехтонен переедет. Он хорошо учуял, где бутерброд маслом намазан. Если кому во дворце его изделия впарю, заказчиков появится много. А Акулину Ивановну пора пускать на вольные хлеба. Она всерьез заматерела, если так можно сказать о женщине, и без присмотра не пропадет.
— Я мог бы сказать и в десять, затем поторговались бы до семи. Хочешь?
— He-а, — отрицательно помотал Фома кудлатой головой.
— Я так сказал, и думаю, цена справедливая. Не хочешь — как хочешь. Короче, сроку вам до завтра. Как решите, так и будет. Все. Андрюха, зайди, поручение имеется.
— А нет таких денег? — касаясь моего плеча, тихонько спрашивает Павел.
— Потом зайдешь, договоримся.
Он довольно улыбнулся. Ну да, давно мне на темечко капает с горячей мечтой снизить стоимость вакцинации и расшириться всерьез. Сам же подал идею об увеличении оборотов. Иногда проще взять с десяти по рублю, чем с одного десять. Забот добавится, но теперь, когда благодаря его опытам появилась возможность хранить вакцину, уже не требуется очередной теленок и можно поставить прием на поток. Пусть пробует. Мне не жалко. Свободному кораблю свободное плаванье. Тем более что самые сливки я снял. Теперь работы станет много, навара кот наплакал.
— Неправильно это, — приземляясь на табуретку, надул губы Андрей.
— Чего?
— Да мало вы с них взять хотите, Михаил Васильевич.
Какое мало! Год проработал с большинством. Самый смак сейчас пошел. А прошу за пять вперед. Я все прежде обдумал. Даже реально под торговлю люфт оставил.
— Между прочим, с «них» — это и с твоей матери с сестрами.
— Так я же за вас душой болею, — ничуть не смущаясь, возражает.
— И очень хорошо, — говорю довольно. — Выходит, правильный выбор сделал. Станешь беречь мои интересы.
— В смысле — следить за ними?
— В смысле — поехать к самому морю.
— Все шутите!
— Сейчас я полностью серьезен. Завтра в Колмогоры идет обоз, возвращаясь. Рыбу сгрузили, гостинцев приобрели, пора назад. Я с ними насчет тебя договорился. Вот здесь, — я выложил на стол тяжелый пояс с зашитыми внутри собственноручно золотыми монетами и два мешочка, большой и малый, — триста рублей. Навестишь моего родителя, отдашь ему двести, — толкнул пояс к нему. — На дорогу тебе, как и на расходы всякие, пятьдесят рубликов серебром. Не жмись, если расходы непредвиденные. Я верну, случись по делу.
Молодец Андрюха. С недоуменными вопросами не встревает, внимательно слушает.
— Понятно?
— А это? — Он показал на маленький мешочек.
— Была там в моих родных краях вдова Иринья… Начнешь ухмыляться — зубы выбью.
— Да вы что, Михаил Васильевич, нормальное дело.
— Помалкивай, мальчишка.
Он изобразил многозначительную физиономию. Типа видали мы всяких в голом виде. Может, и правда. Проверять не собираюсь.
— Посмотришь, что к чему. Не надо ли женщине помощи какой. Скажешь, деньги от меня. Не для успокоения совести, а в память. Подарка так и не сделал, так пусть купит чего захочет.
Честно говоря, давно надо было и про отца, и про нее задуматься. Не кидать письма в мусор после беглого просмотра. Возвращаться не собираюсь, и уговоры все равно не действуют. Ну не привык я просто так заботу проявлять. До попадания сюда в основном обо мне беспокоились. Конечно, не сильно здорово после смерти бабушки, но мне бы и не стукнуло в голову посылать подарки. Не нуждаются. А здесь вдруг подумал — больше никого у меня нет. Пусть не родные реально, а все же. Почему не сделать хорошее дело!
Назад: Глава 14. Ловить удачу
Дальше: Глава 16. Духовный пастырь