Книга: Цель неизвестна
Назад: Глава 15. Соблазнение на пользу
Дальше: Примечания

Глава 16. Духовный пастырь

— Входите, входите, святой отец, — вскакивая, восклицаю с радостью, абсолютно не ощутимой в душе.
Архиепископ Феофан, первенствующий член Синода Русской православной церкви и прочее и прочее, решил почтить своим посещением. Причем мне оно без надобности, и достаточно подозрительно. Пришел обучать цесаревну Закону Божьему и прочим крайне важным вещам — замечательно.
А вот в гости ко мне — уже подозрительно. Не того полета птица, чтобы внимание обращать. Да и не требуется мне его пристальное любопытство. В курсе, чем кончается. Ему донос накатать — все равно как мне таблицу умножения вспомнить.
Лик святого отца благообразен и одухотворен, да пришел наверняка не просто так, чайку попить. Тем не менее я заорал, призывая слугу, и послал того за самоваром. Реклама — двигатель торговли. Понравится — купит. Глядишь, и его гости заинтересуются новинкой.
— Нет, я ненадолго заглянул, — отвечает на мое предложение, — любопытно стало глянуть на столь молодого, но уже достаточно известного человека со столь многогранным талантом.
Это как будто час назад я не провожал его в покои цесаревны. Не заметил, ага. Гофмейстерина отвлекла своими изумительными сушеными прусскими прелестями.
— Стихи пишешь с баснями да о людях заботу проявляешь.
И глаза при том внимательно сверлят, реакцию отмечают.
— По мере возможности стараюсь, владыко.
Ой, кажется, вляпался. Это к епископу обращение. Или можно, не возмущается.
— На благо русского народа и во славу Господа нашего Иисуса Христа, — старательно крещусь, — стараюсь, ваше высокопреосвященство. Ведь что может быть приятнее ему, чем сохранение здоровья людского.
Черт, опять я вышел на очень скользкую почву. Предопределенность судьбы у протестантов, а у православных с этим как? Сказанное вполне может оказаться ересью. Никогда не мучился теологическими тонкостями и в православной церкви побывал впервые только здесь. Плохо. Надо срочно сворачивать. Не приготовился к посещению — и носом в грязь.
— На простонародном, легкодоступном любому языке стремился писать. Не токмо иностранцы и люди просвещенные, знающие языки, должны ознакомиться с литературой. Пользу всем норовил принести.
Тут вперся очень своевременно человек с самоваром, а за ним второй, с подносом. Разложили и исчезли, повинуясь жесту. Все как я люблю. И чай крепкий, и лимон, и сахар куском в отдельной мисочке. Почему нельзя сразу раздробить на мелкие или в порошок — тайна глубока и темна. Не делают, и все. А в остальном мои вкусы прислугой изучены с похвальной быстротой. И что сам по себе я предпочитаю кофе, а с гостями пью чай, уже зафиксировали.
— Басни твои, сказки, — весомо уронил поп, испытующе изучая и прихлебывая чай, от которого недавно отказался, — да и статьи. Ладно еще медицинские. Твое ли то дело о распространении школ для всех и каждого рассуждать в печати. Так ли уж полезно образование в народе, сын мой?
Опа! А Феофан действительно непрост. Глубоко копает. Умение читать и писать не всегда полезно для власти, способствуя распространению радикальных идей. Тут он в точку угодил. Не зря говорят — умнейший мужик. На десятке языков говорит и кого угодно очаровать способен умом и красивыми речами. В свое время на торжественном богослужении в Киеве по случаю Полтавской победы в присутствии Петра он произнес такую блистательную речь, что был тотчас замечен и приближен государем.
— Для государства — очень, — решительно отвечаю. — Я не знаю точного числа чиновников в империи, но их крайне мало, и те, с которыми встречался, по большей части неквалифицированны. Они не справляются с текущими проблемами, и ведь это Москва! Что говорить об окраинах или малых городах? Указы и манифесты далеко не всегда исполняются по неумению и малочисленности персонала.
Неужели не поймет? Человек, во многом руками которого была проведена синодальная реформа Русской православной церкви, окончательно превратившая ее в контору духовных дел, послушную царскую служанку, очень хорошо умел ловить правильный ветер, причем не просто так, а с пользой лично для себя.
Феофан мог подвести под заказ сверху что угодно. Понадобилось обоснование самодержавия — пожалуйста! Подобрал множество примеров, доказав, как благотворна для страны, народа единодержавная, никому не подчиненная сильная власть.
Когда потребовалось доказать вред безраздельной власти патриарха в церковном управлении, он и это сделал так же блестяще. Куча примеров из истории и изумительный вывод: «Лучшаго к тому способа, паче Соборного правительства, понеже в единой персоне не без страсти бывает». Кто сказал, что двойные стандарты появились в двадцатом веке? Вам с Феофаном побеседовать надо.
— Мне приходилось слышать, когда приказных забирали из одного места и направляли в другое, где нужда возникла срочная. И не всегда новый человек разбирался в новых проблемах, что создавало очередные трудности. Главное, он грамотен и расторопен! Но это же не выход! Очень нужны дополнительные люди. Здесь не поможет гнев сверху. Ведь низший и средний состав надо откуда-то брать. А для нормального управления страной необходимо много больше канцелярских работников. Значит, требуются школы и училища для податного населения. Возможность для них подняться прилежным трудом. А не запрещать, на манер спасских классов, прием мечтающих учиться недворянского происхождения.
Он сидит и слушает, не пытаясь перебивать.
— Нет на самом деле выбора! Для дворян приготовлено иное поприще — военное в основном. А кто в присутствии сидеть станет? Ведь лучше на пустом месте можно не ждать. Народ размножается, бумаг повсеместно становится больше. Так надо создавать сознательно нужных людей. России предназначено величие в грядущих веках, и наше дело — обеспечить его!
— Горячо, искренне и толково, — задумчиво протянул Феофан. — Обычно не стоит судить людей по тому, что они говорят, но вижу, невзирая на резкость слов, боль за землю нашу.
Он еще позабыл сказать про веру православную. Что учился в Германии и Ватикане — мелочи жизни. Ходят слухи, в униатство переходил и у иезуитов в колледже образование получил. Правда, его оттуда выгнали, но за что — толком никто не в курсе. Плечами пожимают и одни предположения. То ли в морду кому дал, то ли бабу обрюхатил. Однако добежал из Рима аж до Киева и стал профессором в аналоге моей грекославянской академии на Украине. Пронырливый и скользкий, никакого мыла не надобно. И так в любую дырку пролезет.
— Токмо не надо преувеличивать характер людской в положительную сторону. Получение образования не сулит улучшения нравов. Конечно, и среди наших чиновников есть заслуженные и ревностные служители, однако каждый второй «в канцелярских делах знание и искусство имеет, токмо пьянствует» или «всегда от порученных ему дел отлучался и пьянствовал, от которого не воздержался, хотя ему и довольно времени к тому дано».
— Русская болезнь.
— Не без этого, — признал без улыбки. — Два из пяти канцеляристов не просыхают, а двое не токмо гуляют — еще и писать плохо умеют.
— Появятся новые — проще станет избавиться от негодных.
— Да разве же в одном пьянстве дело? Оплата труда работника канцелярии составляет от семидесяти до ста двадцати рублей в год. Разброс в жалованье самой массовой категории, копиистов — от девяноста до пятнадцати рублей. Низшая граница — это заработок не особо умелого ремесленника. Так на что пьют?
— Взятки, — заинтересованный разговором с умным оппонентом, отвечаю. Всегда полезно отточить аргументы для будущих споров на соображающем. Чужим глазом недостатки теории вскрываются быстрее и удачнее.
— Берут, — соглашается. — Жить надо? При Петре Алексеевиче, случалось, годами не платили. Сейчас до такого не доходит, ан задержки постоянно. Нет денег! А ты мечтаешь еще толпу получающих добавить.
— Денег нет никогда. Их всегда не хватает государству. И все же мы должны думать о будущем. Не враз же появятся новые канцелярские работники и сразу станут получать солидные суммы. Первые выпуски через два-три года, и поступать в гимназии, — есть уже одна в Санкт-Петербурге, точно выяснил, не новая идея, — должны уже имеющие начальное образование. Затем и школы нужны. А брать в них любых желающих за малую плату или способных очень. Определенный процент на кошт казенный для… — я запнулся: «социальный лифт» прозвучит неуместно, — годных по уму, а не знатности, — закончил неловко.
Это он должен понять. Сам с подозрительным происхождением, и не могли не тыкать в свое время снисходительно и неприятно. Да и я не из Рюриковичей. Неужели не клюнет?
Взять школы под церковный патронаж — это неплохой кусок бюджетного пирога.
А расходы откуда? — потребовал внутренний голос. А учителя те же попы, и лишние труды их не обрадуют. Жалобы на кого посыплются? Да смогут ли они чему научить?
— Экзамены сдают — дальше переводят, — отодвигая несвоевременные заботы, продолжаю гнуть свое. Останавливаться поздно. — Нет — нечего казенные средства тратить. И не учить философии и прочим высоким наукам. России нужны не заумники, а знающие бухгалтерию, скоропись да законы.
— Практично, — признал, определенно с оттенком уважения. — Да несвоевременно. Сиди! — резко приказал, когда я вскинулся. — Не за тем пришел, хоть и разговор любопытный вышел. Просила меня государыня всемилостивейшая Анна Иоанновна высказать мнение о баснях твоих и сказках.
Это до назначения к Лизе секретарем или после?
— Молчишь? — Феофан усмехнулся. — Язык внезапно проглотил? Нелояльности не узрел, однако некий оттенок вольнодумства определенно присутствует.
Ну просто соломоново решение. С одной стороны, с другой. А вы поступайте как знаете. И в глазах Анны Иоанновны не опозорился, и с Лизой не стал ссориться. Я тут пешка и для него пустое место.
— Хороший у тебя вышел самовар, — вдруг говорит арихиепископ, вне всякой связи с происходящим. — По твоим наметкам изготовили?
— Скажите, какие сценки на нем изобразить, — и вам доставят в ближайшее время.
Опять придется за свой счет, но токмо куда деваться.
— Не думаю, что удобно изображать монахов, — произносит со смешком. — Ты уж сам придумай чего занимательного.
Судя по разговорам, Феофан любил красивую жизнь и роскошные вещи. Совершенно нет желания еще и ему вручать бесплатно, да деваться некуда.
— Так о чем это я? С раскольниками встречался? — потребовал, будто выстрелил.
Шантажист паршивый. Все время то подследственный, на которого непрерывно доносили, то доносчик, сообщающий на других. Предыдущего главу Синода архиепископа Феодосия Яновского утопил, дав показания, о чем все знают и помнят. А мой уровень много ниже. Положено сидеть и не кукарекать.
— Доводилось, владыко, — честно покаялся. Не поверит ведь, начни отпираться. Мог и справки навести. — На Севере их много.
— А на исповеди когда был?
— Давно, — не менее искренне отвечаю.
Второй раз данный вопрос уже не пугает. Тоже вариант, и не такой и паршивый. Мне совершенно не нужно, чтобы косились, а здесь нормальная подсказка навязаться в духовные дети. Придется хорошо фильтровать базар, ну да не в первый раз лапшу на уши вешать.
— Дозвольте к вам обратиться за нуждой той. Духовником своим назвать.
— Ну что ж, заходи, — благодушно разрешил. — Заодно и «Русскую грамматику» обсудим.
А там что не так? Переспрашивать не хотелось.
— Раз уж пишешь много, сделай любезность о пользе церковных книг для словесности трактат создай, — и ласково улыбнулся на манер волка, показав острейшие клыки.
Меня припахивают, и очень неясно — к лучшему или к худшему. Типа дает шанс реабилитироваться, но сочинения на заданную тему мне никогда не были по душе.
— Я постараюсь, но практически нет свободного часа. Очень постараюсь, — поспешно говорю на взгляд из-под мохнатой брови.
Он поднялся, протягивая руку, и я почтительно приложился к перстню. Смутно помнится, нечто подобное папы римские делают. Ну вроде так правильно, а мир этот меня давно не удивляет. Уж точно не мной выдуман. Мне такого и в бреду не представилось бы — лобызать грязную мужскую лапу.
— Благословите, ваше высокопреосвященство, — потупив глазки, прошу.
Ну, кажется, на сей раз угадал, решил, получив искомое и попрощавшись елико возможно почтительно. Аж кисло во рту стало.
— Ты опять пишешь? — бесцеремонно врываясь, изумилась Лиза.
Будто под дверью дожидалась, пока он уйдет. Сразу возникла. Хотя чего это я? Достаточно послать слугу, чтобы доложил своевременно.
— Приходится, — мысленно проклиная не особо приятную ситуацию, в которую внезапно угодил, отвечаю. Рано еще, а она обязательно сунет нос в бумаги. Врать нельзя.
— И что?
Она с интересом огляделась в кабинете. В будущем я собираюсь найти приличного мастера (плотник или столяр нужен?) и объяснить ему принцип выдвижных ящиков и раздвигающихся шкафов. Нечто подобное давно существует в письменных столах, и ничего сложного. Просто перенести на высокий удобный шкаф. И в обязательном порядке с хорошими замками.
А пока приходится обходиться обычной коробкой. Та еще проблема оказалась найти подходящую. Закончилось указаниями Андрюхе. Где он дощечки надыбал с гвоздями, я узнавать не пытался. Тем более что сколотил шустряк вполне прилично.
Культура упаковки в многочисленные обертки, коробочки, баночки в восемнадцатом веке отсутствует полностью. Надо — заказывай. На мусорках такие полезные вещи не валяются, даже если бы те уже существовали. Любую дребедень тщательно хранят на будущее. Вдруг пригодится.
— Понимаете, ваше высочество, я человек во дворце новый, многого не знаю.
— И что?
— Не люблю попадать впросак. Поэтому на каждого нового знакомого завожу карточку. Имя, отчество, фамилия, дата рождения, жена, дети, награды, титулы, чем известен.
— Я и так помню.
— Это и вам может оказаться полезно. Кто-то просится на прием — быстро глянуть и спросить про детей с упоминанием имен. Человеку такие вещи приятны.
— Обман получается? — с сомнением. И уже увереннее: — Лукавство.
— Почему, все честно. Разве всех в государстве упомнишь, а чем старше становитесь, тем больше людей станет искать ваших милостей и общества. Неплохо бы заранее в таких случаях представлять, с кем имеешь дело.
— Про каждого? — с ужасом переспросила.
— Ну на то и существует секретарь, чтобы заглянуть в карточку и на ухо подсказать. Этот военный, трижды раненный, храбр и верен, да не поднялся.
Вручить иному майору из дальнего гарнизона лично в руки подарок, да про жену вспомнить — и твой навеки. Команду преданную нужно создавать загодя, и по возможности не из гвардейцев. Анна Иоанновна не зря два дополнительных полка организовала. Только ничем они не отличаются от Преображенского и Семеновского. Быстро нравы переняли. Гораздо важнее ключевые фигуры контролировать. Говорить про такое не к сроку: каждому овощу свой сезон.
— Ага, — сказала Лиза с заметным облегчением. — Когда еще будет. Но занятно. Только ведь всегда можно и спросить по ведомству.
— Так там только про службу расскажут, а нам обязательно положительные и отрицательные качества. Пьет, к примеру, сильно и положиться нельзя либо подлость делал. Данный казус записать важно особенно, а то через пару лет подробности забудутся.
— Ты умный и непростой хороший человек, — пробурчала она задумчиво, без стеснения изучая мои записи. Приятного там про святого отца мало. Феофана очень многие откровенно ненавидят. Но и он спуску врагам не дает, не гнушаясь наветами.
— Нет на свете просто хороших или плохих, — говорю убежденно. — Все кругом в полосочку. Иной на пули грудью пойдет, а в обычной жизни жену лупит смертным боем. Другой деток обожает, а работа у него палаческая. И выполняет ее не по злобе, а за жалованье. Потому и приходится собирать информацию о людях.
— Как о нем? — спрашивает, махнув моей писаниной с упоминанием доносов.
— А он тоже не полностью черный. В пятнышках.
— Гадкий утенок. Вырастет — лебедем станет.
Ну куда деваться бедному, если настойчиво просят чего занимательного изложить, а главное, чтобы никому не известное. И ведь не помню абсолютно, зато мультфильм смотрел. Еще старый, советский.
Ничуть не хуже вышло. Сказка ложь, да в ней намек сознательный. Вырасти и стать другой птицей, на которую станут смотреть снизу вверх. Думаю, Андерсен не узнал бы своего произведения в моем исполнении. Шекспира с Толстым из меня не выйдет, мораль на поверхности, но я и не претендую.
— Да, боится за насиженное возле трона место и готов на все ради сохранения его. Так это же прекрасно! Для сидящего на престоле! Одобрить любое злодеяние, отпустить сильнейшему любой смертный грех. Беспринципность, готовность совершить бесстыдство ради сохранения поста — разве есть нечто более выгодное для царицы?
Уж яснее сказать нельзя. Иные слова и в пустой комнате опасны. Не для нее — Елизаветы-Екатерины-Христины стараться станет. Для ее тетки.
— Зато сегодня он может быть опасен, — правильно поняла она.
— Вот и учитесь у него прилежно. Не задавайте лишних вопросов и принимайте с благодарностью все сказанное. В конце концов выяснить о православии все нужно вам самой. А Феофан действительно ума палата и много знает.
— Государыня его не любит, — сказала она после долгого молчания. Нет, не заторможенность. Она всегда тщательно обдумывает чужие слова и раскладывает по полочкам. Все же папа немец, дает себя знать любовь к порядку. — Варлааму больше верит. У тебя и про него есть?
— Архимандрит Варлаам, — довольный возможностью блеснуть, принялся излагать не так давно сделанную запись, — в миру Василий Антипеев. Одно время занимал должность священника церкви Рождества Богородицы в Кремле. Это особая придворная, «женская» церковь в допетровские времена. Для цариц и царевен. В семисотом году отец Василий постригся в монахи Борисоглебского монастыря под Переславлем-Залесским под именем Варлаама и впоследствии стал его настоятелем. Екатерина Первая перевела архимандритом Троице-Сергиева монастыря. С восшествием на престол Анны Иоанновны Варлаам стал вновь ее духовником, присутствовал при ее коронации в Кремле.
— Замена грядет?
Недурно. Умеет делать выводы.
— Может быть. Феофан ориентируется на протестантский тип отношения государства и Церкви, Варлаам считается сторонником старомосковского благочестия. Самое правильное — держать на высоких должностях обоих. Чтобы следили друг за другом и докладывали.
— Ты хитрый.
— Я пытаюсь найти оптимальный путь. Противовесы, удерживающие равновесие, чтобы воры не давали друг другу спуску, а искали арбитража у высокого начальства.
— Доверять нельзя никому? — подумав, потребовала Лиза.
— Сегодня для вас все люди у власти сомнительны. Они ищут милостей Анны Иоанновны.
Тут уж продолжать не стоит.
— И прислуга может наушничать. Не сами — так спросят.
— И что делать?
— А ничего. Быстро только сказка сказывается. Впереди еще несколько лет.
Тут я сам затрудняюсь уточнить, до какого конкретно момента. Смерти Анны Иоанновны, совершеннолетия, замужества, объявления официальной наследницей. Вариантов море. В любом случае не завтра.
— Жить спокойно, учиться и пытаться разбираться в людях. Привлекать их к себе. Создавать собственную команду. Эта игра интереснее любого романа.

notes

Назад: Глава 15. Соблазнение на пользу
Дальше: Примечания