Вокруг меня бегали, суетились, спрашивали мнения, заглядывая в глаза. Приятно, черт побери! Во дворце я был один из многих не сильно важных типов, временно используемых. У себя дома — самая большая шишка. Правда, настоящих личных хором с хозяйством так и нет, обретаюсь во флигеле госпиталя с разрешения начальства, сиречь лично доктора Бидлоо. Пока чумы в Москве не наблюдается, пользуемся. Выгнать в теории может в любой момент.

Тем не менее теперь не в углу у добрых знакомых сплю, а имею собственные апартаменты из одной комнаты.

Так, а это что за иностранные морды по мою душу заявились не ко времени?

— Вот, — без особой радости объясняет мой верный заместитель, — господин…

— Антонио Рибейро Санхец, — представляется тот нетерпеливо. Эдакий живчик лет под тридцать, со смуглым лицом и носом, на который с завистью покосится самый уважающий себя орел.

Испанец, что ли? Кого только не заносит на нашу благословенную землю. Правда, католики редко попадаются. В основном протестанты самых разных мастей.

— Иоганн Лесток, — барственно ставит меня в известность более старший с виду.

Безусловно, слышал данное имя, и недавно. Вообще-то все хорошие врачи наперечет, и где-то в разговоре с Бидлоо должно было мелькнуть. Он всех знает, а я не стесняюсь советоваться. Оно и полезно. Все-таки мы по-прежнему числимся филиалом госпиталя, и разборки с подчинением мне не нужны. Проще проявлять уважение. Он в мои дела не лезет, а ему все нужное и так покажу и расскажу.

— Михаил Васильевич Ломоносов, — не особо стараясь подражать безупречным манерам, снимаю шляпу и кланяюсь.

— Недавно прибыл в Московию, — говорит по-немецки Санхец, но с каким-то непонятным акцентом, — и назначен «физикусом» при медицинской канцелярии в Москве.

На слух человека двадцать первого века звучит дико, ну да я привычный. К той физике его должность отношения не имеет. Речь идет о физическом теле.

— В мои обязанности входит подготовка фельдшеров, повитух и аптекарских фармацевтов, однако слухи о вашей деятельности крайне заинтересовали. Особенно о замечательном уменьшении смертности от горячки среди рожениц при вашем методе.

— Я не врач, — честно отвечаю тоже по-немецки, — поэтому метод сей должен по справедливости именоваться по имени доктора Бидлоо, впервые применившего его на практике. А я что, всего лишь пристальный наблюдатель за природой и теоретик.

Лесток почти незаметно ухмыльнулся. И при том я уверен: постарался, чтобы я заметил. Типа от скромности не умрешь. Учиться мне еще и учиться такие вещи изображать. Сразу виден долгий опыт интриганства.

— Простите великодушно, — продолжаю, — я отсутствовал почти месяц…

— С ее высочеством все в порядке? — вклинивается Лесток.

— О да! Бодра, весела и здорова. Именно поэтому я смог вернуться к своим прежним обязанностям. — Он прищурился, явно обнаружив нечто глубинное в словах и моем поведении, чего абсолютно не вкладывал. — Поэтому вас проводит и все подробно расскажет мой друг и помощник Павел Федорыч Иванов.

Тот посмотрел на меня обреченно.

Не любил он подобных мероприятий, и обычно я ему старался не вешать на шею посетителей с докторскими дипломами. От их высокоучености и авторитета он частенько терялся. Чрезмерное уважение розгами вбили навечно.

— А у меня дела, заботы. — Я постарался улыбнуться пошире, на американский манер. — Часа через два разберусь с накопившимися делами — и к вашим услугам. Хорошо? Акулина Ивановна, — приказал, не дожидаясь подтверждения, — за мной!

Мы проследовали в так называемый кабинет. За ^{неимением} нужного количества комнат я отвел себе бывшую хозяйственную пристройку, где помимо тюфяка присутствовал стол с двумя табуретками, а все остальное место занимали сложенные стопками книги и всевозможные бумаги.

Книги требовались для образования, и с появлением наличности я принялся жадно приобретать, тщательно отбраковывая старые трактаты и отдавая предпочтение новым. С древними римлянами и греками я уже достаточно знаком и не испытывал потребности углубляться во взаимоотношения цезарей. На самом деле предпочел бы пусть выжимки, но последовательно излагающие хотя бы последние лет сто российской истории. Ничего подобного мне предложить не смогли даже продавцы в книжных лавках.

Вроде бы в монастырях и у богатых аристократов могли быть в наличии самые разные списки и летописи, помимо всем известного обхаянного в будущем Нестора, однако мне туда доступа пока не имелось. Купцы, с которыми я в основном дело имел по части вакцинации, даже при очень приличных доходах не заморачивались такими сложностями. Кроме всевозможных Житий святых у них надыбать ничего не удалось.

Интернета под рукой не имеется, а временами требовалась точная цитата или сослаться на нужное место. Да и некоторые вещи реально важны. Сложно назвать себя образованным человеком и спорить на равных, не представляя, кто такие Самуил Пуффендорф и Гуго Гроций, или не прочитав «Истинного способа укрепления городов» Вобана, а также «Земноводного круга краткого описания».

От иных писаний я весело смеялся, в других (юридических) тонул, настолько сложным и высокопарным языком изложены. И бесконечно конспектировал заинтересовавшие места, перемежая собственными записями из воспоминаний. Обходились книги в немалые суммы, отчего по-прежнему при достаточно солидных доходах мало чего имел в карманах. Приходило и тут же исчезало на самые разные потребности и покрытие очередного долга или выплату пашущим на меня людям жалованья.

Акулина Ивановна в моей личной табели о рангах проходила в должности заместителя по хозяйственной части. Андрюха не иначе пошел в нее. Пронырливостью и всезнайством. Как-то незаметно персонал разрастался, и всех положено кормить. А я еще пытался, и неплохо, чтобы были заинтересованы не уходить. Учишь, учишь иного, объясняешь, почему так, а не иначе, и для чего я требую чистоты, включая телесную, а он, скотина, раз — и запьет. Потом приползает весь в слезах и соплях и просится назад.

После второго случая я это дело отсек. Никаких санитаров или помощников дополнительно. Бабы все лучше сделают и клиенток с уважением обиходят. И иметь с ними дело приятнее и легче. Мужику без причины не перечат и высокую плату за труд ценят. Среди них тоже попадаются любящие заложить за воротник, но меня пока бог миловал.

— Вот, у меня все записано, — сказала она, примостившись на краешке стула и выкладывая на столешницу бумагу.

Садилась она в моем присутствии исключительно по прямому указанию. И это оказалось отнюдь не из большого уважения. Такое поведение чуть не с грудного возраста впитывалось, и каждый прекрасно знал, кто выше по положению и перед кем шапку ломать положено. Я бы точно влетел в первые же дни в неприятности, не работай у меня Михайловы рефлексы. Потом привык и усвоил этикет. Теперь уж и не различаю, когда подсознание срабатывает, а когда сам. Иногда, правда, как во дворце, приходится импровизировать.

— И вот. — Она полезла за пазуху и извлекла оттуда узелок.

— Акулина Ивановна! Вы не способны пришить карман?

— Так спокойнее, — ответила она знакомо. Не переучить уже. Так и будет прятать в дальнейшем.

Высыпала на стол кучу мелочи.

— Девять рублей четырнадцать копеек.

— Авдотья? — спросил чисто для проформы, изучая каракули, и получил кивок в подтверждение.

Женщина была неграмотной и приспособила для ведения бухгалтерии Татьяну. Теперь, когда я ее отобрал и сплавил в услужение царевне, пришлось среднюю сажать за писанину. Все же от Андрюхи польза в доме имелась — больше некому было девчонок учить. Со счетами Акулина Ивановна управлялась лихо, а с записями начинались проблемы.

Фактически совсем не так сложно. Две колонки. Слева расходы, справа поступления. В конце дня (месяца), в зависимости от оборота, подбивается итог, одно минусуется от другого — и дело в шляпе. Когда имеется парочка компаньонов или хозяин, крайне удобно для разбора. Чеков в восемнадцатом веке не выбивают, зато запись, у кого купила и за сколько, элементарно проверяется. Конечно, если не пучок морковки на базаре. Вот на таких мелочах умные люди как раз и набивают карманы. За медный грош редко всерьез попеняют, да покупка не одна и каждый день.

Заставлял я ее заниматься бухгалтерией не зря. Мой папаша, съевший огромную свору собак на всевозможных махинациях, когда я летом приезжал на месяц-другой в гости, искренне радовался и проявлял заботу в своем понимании. В частности, она означала попытки научить уму-разуму. Все эти монологи с поучениями не представляли интереса, но когда по пятому разу одно и то же талдычат, невольно кое-что откладывается. Оказалось, многое из сказанного им тогда имеет глубокий смысл. Нет, я не про сентенции из боевиков: «Держи друга рядом, а врага еще ближе». Таких глупостей он не произносил. Зато подробно излагал свое кредо про подчиненных. Ты можешь доверять им сколько угодно, тем не менее каждого необходимо время от времени проверять. И уж документацию они обязаны вести и предъявлять по первому требованию. Никаких «ты меня уважаешь» или «мы знакомы с детства». Деньги имеют неприятную особенность портить людей. И чем больше их проходит через руки, тем чаще они прилипают.

Воруют все и всегда, убежденно говорил папаша. Если нет, значит, боятся, но, увидев беспечность, не преминут запустить руку в хозяйский карман. В каком-то смысле даже полезно. Иметь крючок на человека и получить возможность надавить на него при определенных обстоятельствах — прекрасно. Поэтому на мелкие делишки можно иногда и закрыть глаза.

Другое дело, когда речь о серьезных кражах. Тут надо быть безжалостным, наказывать жестко, и даже жестоко, и не обращать внимания на причины, чтобы другим неповадно было. Болен ребенок? Приди и попроси. А лезть к чужому вредно.

Заместитель по хозчасти — это не просто так. Множество дел по покупке необходимых материалов, и еще у меня своя сыроварня появилась, опять с ней на паях. Двужильная и своего не упустит. Теперь понимаю, как на одних бабах в Отечественную деревня выжила, да еще и город накормила, пока мужики воевали.

— За портрет…

— Да?

— Ну, ежели как вы желаете, с рамкой золоченой и под стеклом, так просят два рубля и шестьдесят четыре копейки. Не решилась на такую трату. Разрешение надобно.

— Возьми, — показывая на мелочь на столе, разрешаю. — Только стекло действительно прозрачное и не искажает?

— За такие рубли он сам у меня прозрачный станет, — пообещала сердито.

Пельмени на продажу продолжает делать целая компания девчонок, пусть я теперь знаю, что существуют какие-то «ушки», отличающиеся только рубленым мясом внутри. Еще и коровник на ней, включая зараженных телят, откуда я беру материал для вакцинации. Она пашет не хуже папы Карло, а я владелец стада. Оба вполне довольны результатом. Мне потребовалось всего лишь дать деньги и указать направление, а все остальное она взяла на себя. От сена на корма до продажи излишков.

Еще и экспериментирует с моей наводки. Сыры — они же разные бывают. Можно солить, коптить, сдабривать специями. Тут важно не бояться получить неудачный продукт. Я прямо пообещал часть молока под новые сорта выделять и за ошибки не ругать сильно. На сегодня два новых вида с удовольствием берут. В перспективе еще два одобренных мной после снятия пробы. Девять рублей с копейками — это итог за месяц с наших совместных гешефтов. Фактически мое заведение самоокупается без платы за вакцинации. Совсем недурно.

— О! — сказал я обрадованно, обнаружив соответствующую запись, помимо обычных: стирка, жалованье, фураж, продукты, телят с коровами и куда пошли суммы за проданное молоко и молочные продукты. — Достала!

— У голландцкого гостя картупеля нашла, — поджав губы, ответила она.

Чуть не единственный раз, когда посмела возмутиться и принялась возражать с пылом. Откуда это суеверие про отраву от черта, я так и не добился. Типа если в Библии упоминание картошки отсутствует — так от дьявола, не иначе.

— На кухню пошли, — ощущая, как течет слюна, потребовал. — Заодно и мои банки откроем-посмотрим. Полгода прошло, даже свыше — пора.

Поварня у меня работала в лучшем виде. Не все клиентки предпочитали сидеть дома взаперти, многие переезжали во флигель. Здесь в обслуге люди переболевшие, а заодно и можно повидаться с соседкой, потрепаться о делах девичьих и послушать последние сплетни от моих санитарок. А раз такое дело, и кормить нужно. Кого под заказ, кого и без меню.

Естественно, попадались предпочитающие домашнее, но большинство прекрасно обходилось приготовленным на месте за отдельную невысокую плату. Попутно и обслуга со мной во главе себя не забывала. Ведь где варится на два десятка, еще полтора не особо напрягают.

Чуть ли не главным продуктом питания считался ржаной хлеб. Пшеничный редкость и малоупотребим. Ели мясо жареным и тушеным, мясные щи, суп, похлебку, яичницу на сале, молоко, масло, сметану, творог, простоквашу. В постные дни пироги с луком, грибами, морковью, иногда с рыбой, лепешки с ягодами и овощными начинками.

На самом деле питание самого простого человека достаточно сытно. Всевозможные блюда из крупы, репы, капусты, огурцов, рыбы свежей или соленой. Та частенько откровенно пованивала, и люди меня не понимали, когда отказывался. Нормально шла практически у всех. Я подозреваю, просто из-за неумения хранить привыкли.

Хуже постоянный чесночный и луковый запах. Как говорится, «лук от семи недуг». И употребляли его много и часто. Практически от всех изо рта несло. В первое время отвратно, потом привыкаешь. Я ко многому приспособился и перестал замечать. Даже иногда тараканов, считающихся признаком зажиточности, вшей непременных у знатных господ и блох с клопами.

Что толку от посещения бани, если ты после нее натягиваешь старые одежды, где в швах тебя с нетерпением дожидаются. Или твой знакомый при посещении стрясет в доме. А выводить их очень тяжело. Прожарка, устроенная по моим указаниям, портит вещи, и всяческими правдами и неправдами норовят ее избегать.

— Самый простой способ, — объяснял на манер артиста, проводя демонстрацию, — тщательно моешь кожуру, чтобы ни кусочка грязи. Внимательно смотришь. Если цвет зеленоватый, лучше не есть, горький на вкус. Но у нас хороший. — Я показываю всей гоп-компании, от поварят до выздоравливающих, набившейся в кухню в ожидании, когда я начну в очередной раз травиться без ущерба для жизни. Все изначально абсолютно уверены, что мне ничего не будет. Но вот им…

— Чистый картофель режем пополам поперек. А потом каждую половинку нарежьте на четыре — шесть частей. Все зависит от размера. Авдотья, а ну иди сюда.

Та подходит с непередаваемым выражением на личике: то ли радоваться привлечению к действию на публике — доверие и уважение, — то ли шугаться. А пойди че не так, с кого спрос?

— Теперь выкладываем на противень, поливаем жиром, — мне моментально сунули в руку горшок, — и в печь. На четверть часа.

М-да, с часами здесь напряженка. Право же, я не повар и не так часто этим занимался и в детстве. Но что может быть проще картошки? В любом виде и без особых изысков. Вкусно, сытно и никогда не надоедает. Главное — добавить маслица, соли и для особых гурманов — специи. Ну тут я уже пас. Какие и сколько — это по вкусу. Перец нормально, да в нынешние годы недешев. Перебьются.

— Пока не подрумянится, — поправляюсь. — Это называется «запеченная картошка». Теперь вареная. Гораздо проще. Вода кипит? Картошка помыта хорошо?

— Да, Михаил Васильевич, — пискнула девочка.

— Кладем тихонько в кастрюлю и оставляем вариться.

— До каких пор? — деловито потребовала внимательно наблюдающая за моими манипуляциями кухарка.

— Пока нож не будет легко входить. Ткни чуток сейчас. Ага, видела? Твердо. А в вареную без усилий войдет. Будет вам еще и жареная, а пока волоките мои сосуды.

Это очередной проект с дальним прицелом. Как обычно, вышло не очень. В мое время вообще и в нашем доме в частности прекрасно обходились без огорода и закатывания овощей на зиму. Уж что-что, а папаша при желании мог выписать и устриц из какой-нибудь Ниццы. А если они там по каким причинам не водятся — и с Тихого океана.

Честно сказать, он нас не особо баловал разносолами, оставшись верным вкусам своей пролетарской молодости. Селедочка, огурчики, картошечка. Конечно, мы посещали рестораны, изредка заказывали на дом, и я знаком с самыми разными кухнями. Но именно хорошо знакомый советскому человеку набор продуктов, ах да, еще салат оливье и котлеты, — это то, в чем трогательно сходились вкусы бабушки и папаши. И, естественно, к чему приучили меня вопреки стараниям муттер, выписавшей из самого города Парижу французского повара и заботящейся о правильном здоровом питании.

Суть в том, что я в очередной раз никогда не видел, не делал и представляю очень приблизительно технологический процесс консервирования. Зато прекрасно помню про длительность хранения. Несколько месяцев назад, когда дело вакцинации вошло в стабильное русло и превратилось в однообразную рутину, я на эту тему всерьез задумался. Зимой вечно не хватает овощей и фруктов. Летом, впрочем, тоже не особо хранятся за неимением холодильников. Консервы — очень даже подходящее направление.

Естественно, все, как обычно, оказалось непросто. Крышек герметичных из будущего пока не завезли. Жесть подходящая тоже в наличии отсутствия. Точнее, она имелась. В Германии, Австрии и Англии. Как ни удивительно, Москва находится в России, и здесь пока не научились делать подходящее для моих целей по цене и толщине. Выходил жутко тяжелый предмет, который вскрывать приходилось топором. Нож не брал. Я даже засомневался — жесть это или мне подсунули чистое железо. Ко всему еще банку запаивали свинцовым припоем, а я помню про отравление тяжелыми металлами древних римлян, пошедшее от свинцовых труб.

Отодвинул первоначальную многообещающую идею как не реализуемую на данном этапе и занялся стеклянными банками. Что, я не видел в магазинах банок и бутылок разных объемов и размеров? Нарисовать — плевое дело. А сделать — как раз нет. То есть по твоему капризу любой вид, но стекольных заводов в окрестностях Москвы я обнаружил целых три. Причем один из них находился в том самом Измайлове и работал на царское семейство, не беря заказов. И надо было видеть эти предприятия под гордым названием «завод»! Кустарные мастерские — вот для них самое лучшее наименование.

Короче, сделал Фома мне нужное. Он способен выдуть и изобразить из стекла хоть андроидный коллайдер, что бы это ни означало, нарисуй ты его и заплати. За такие деньги, что лучше бы не пытался.

А потом я еще два месяца занимался поиском правильной температуры при стерилизации (лопаются), длительности прогрева с содержимым внутри (опять лопаются). Сегодня полгода как последнюю партию закупорил. Пришло время окончательной проверки. Проделал дырку и понюхал. Кажись, нормально пахнет. Я, правда, не дегустатор. Сунул под нос первой попавшейся бабе, смотрит коровьими глазами и мычит.

— Шавку нашу сторожевую покличьте, — велю, — будем ее угощать. Ну чего стоите? Марш!

Теперь с места сорвались аж три. В глазах остальных разочарование. Не стану я жрать сразу мясное. Ну его. На то существуют другие подопытные животные.

— Акулина Ивановна, проследите.

Она молча вышла.

— Картошка уже спеклась, — говорю между тем, дирижируя кухаркой, — вынимаем, даем слегка остыть. Горячую в рот не суем. — Это скорее для проформы, никто и не рвется. — Теперь в одну руку соленый огурчик из бочки…

Огурцы, как и грибы, здесь жутко дешевы. Их при покупке считали чуть не возами. Зато соль для многих дорога. Поэтому и рассол не так распространен после пьянок, как мне прежде представлялось.

— …В другую картошку — и едим. Угощайтесь!

Количество зрителей неуловимым образом стремительно уменьшилось.

Из всех взяла одна кухарка. Она уже привыкла к моим пищевым выкрутасам и даже начала находить в них вкус. Все же не каждый может правильно сготовить и угодить.

— А ничего, — сказала с оттенком удивления, проглотив. — Скусно.

Авдотья, а за ней еще парочка девочек потянулись за угощением. Я с интересом ждал реплик. Жевали они — как я в свое время кальмара. С глубоким подозрением и сдерживая позыв на рвоту. Принуждать не собираюсь. Мне больше останется.

Хотя нет. Глупо съесть столь полезную жратву. Надо посадить хотя бы один мешок. Неизвестно откуда есть ощущение, что не обязательно целиком клубень, а можно и разрезать. Для контроля поделить огород на несколько частей и проверить. Я же и расстояние, на котором сажать положено, не представляю. Слишком близко не всегда полезно. А кто, собственно, запрещает купить еще мешок-другой?

Сзади хлопнула дверь.

— Ну как там собака?

— Не сдохла, — заверила Акулина Ивановна. — Еще просит — видать, понравилось.

— Вот и замечательно, — бодро отвечаю, — проверь, сварилась картошка?

— Ага, — потыкав в овощ тесаком, способным разрубить надвое вражеского солдата, соглашается кухарка.

Почему-то повара вечно пользуются такими большими. Я обходился всю жизнь гораздо меньшим острием. Правда, раньше редко сам готовил, и уж тем более не на ораву голодных ртов.

— Снимаем, выливаем воду, потом очищаем от кожуры — и хорошее блюдо, да еще и с подливкой, — показывая на банку, провозглашаю, имея в виду обычное пюре. У меня в качестве гарнира в банках большой набор продуктов содержится: мясо с подливкой, крепкий бульон, зеленый горошек, овощи нескольких видов. Проверять опытным путем возможность длительного хранения — так на совесть.