Глава 3. Непредвиденное знакомство
Опять я шел в сопровождении слуг по запутанным коридорам, даже не пытаясь запомнить дорогу. В наличии услужливых проводников есть немалая прелесть. Покажут, посветят, постучат и доложат. Остается лишь войти. Почтительно кланяюсь толстой бабе — матери царевны, о статусе женщины мне нашептал лакей еще за дверью, и прохожу мимо, не задерживаясь. Ноги у нее страшные, отечные, но это не по адресу. Водянку я не лечу и вообще она признак болезни, а не сама болезнь. Уж на таком уровне разбираюсь.
Парочка не то горничных, не то служанок тем более не интересны. Сейчас главное — наладить отношения с пациенткой. Она сидит на роскошной постели, с тревогой глядя на меня. Несчастный нескладный подросток, внезапно оказавшийся предметом внимания малознакомой тетки.
Хотя и достаточно высокая, но, видимо, я опять с датой лажанулся. Не может ей оказаться пятнадцать. Грудь даже не проклюнулась. Со спины запросто за мальчишку примешь. Волосы темные, глаза внимательные, личико овальное, с бледной кожей. На воздухе редко бывает или под зонтиком шествует, как принято у высокородных. Загорелость в среде аристократок не приветствуется.
— Меня прислала государыня, ваше высочество, — с подобающим глубоким поклоном говорю.
— Я знаю. Ты Михаил Ломоносов, специально заразивший себя оспой. — И в голосе ужас пополам с изумлением.
Ну хоть с визгом не шарахается — и то хлеб.
— Не совсем так, я вовсе не собирался болеть. Проверял правильность предположений о пользе вакцинации.
— Но ведь мог и ошибиться?
— Поэтому я не стал искать другого добровольца. Каждый отвечает перед Богом за свое деяние. Искать заместителя в таком деле… подло.
— Покажи! — требовательно сказала она.
Я молча скинул кафтан, стянул через голову рубаху. Мать встревоженно шевельнулась — наверное, этикет топчу сразу всеми копытами, не вытирая подков о коврик.
Девочка внимательно осмотрела руку и потрогала пальчиком шрамы.
— И у меня тоже так будет?
— Это гораздо лучше, чем то, что присутствует на лице всемилостивейшей государыни, — сказал я очень тихо в маленькое розовое ушко.
Надеюсь, она не возмутится вслух и меня не поволокут моментально в ближайший застенок пытать за оскорбление величия. Лучшего способа приободрить просто в голову не пришло. Она же хоть и маленькая, но особа женского пола. Не может не задумываться о подобных вещах.
Девочка несмело улыбнулась.
— На сегодняшний день через процедуру прошло шесть с половиной сотен человек, — сообщаю, натягивая вновь рубаху. — Ни один не умер.
Определенная доля лукавства в словах присутствует. Подавляющая часть моих клиентов перенесла вакцинацию достаточно легко. Но не все. К сожалению, нет. И все же умерших за моей спиной не имелось. А по статистике, упорно собираемой в течение года, каждый седьмой ребенок из заболевших оспой умирал.
— Быть уверенным в невозможности заразиться натуральной оспой можно исключительно после прохождения человеком полного цикла коровьей. Именно поэтому я настаиваю на изоляции до полного выздоровления, — и обернулся на мамашу. — Не входить, не выходить из покоев.
Она только руками всплеснула.
— Вы же можете найти парочку служанок, переболевших оспой? Ну вот и замечательно, — провозгласил, не дожидаясь ответа. — Конечно, у меня было бы не столь удобно, но я могу найти опытных девочек, неоднократно ухаживавших за больными.
— Мама?
— Да, да, деточка, — со слезами в дрожащем голосе пообещала мать. — Пусть присылает.
— Ну вот и замечательно, — бодро говорю. Самое время перевести все на деловую почву. Многих подобное отношение успокаивает. — Бумага тут имеется с чернилами? Я ведь не зря рассказываю о количестве, — продолжаю, обращаясь к девочке и игнорируя торчащих за спиной, — каждый мой пациент отвечает на несколько важных вопросов, и в дальнейшем я записываю все о течении процедуры. Итак, — получив затребованное, — Елизавета-Екатерина-Христина, сколько вам полных лет?
— Двенадцать, — влезла мамаша.
Я выразительно посмотрел на девочку.
— Двенадцать, — подтвердила та. Все-таки я в очередной раз с датами напутал. Почему-то не задерживаются в памяти, в отличие от разных фактов. — И зовите меня просто Лизой.
— Доченька! — возглас с явным неодобрением.
— Когда ко мне обращаются сразу с несколькими именами, всегда хочется обернуться и посмотреть, сколько нас.
Я рассмеялся. Она шутит, и это замечательно. Приходилось мне уже иметь дело с замыкающимися или орущими в ужасе. А эта ничего, нормально себя ведет. И спеси особой не заметно.
Дальше пошло проще. Стандартный вопросник мы одолели легко. Хоть у нее в дедушках числится слабоумный Иван, ничего такого не заметно. Наверное, не зря свистят про «много лет не рожала бабуля, и вдруг понеслось». Вслух это, безусловно, произносить не стоит. А в целом ничего страшного в простейших вещах, как то: прежние заболевания, характер питания, жалобы, наличие бессонницы или отсутствие запоров или поноса. Думаю, и врач нечто подобное обязан узнать до кровопускания. Хотя девочка слабенькая, вечно болячки цепляются, но вроде ничего опасного.
— Перо у вас какое, — сказала она с восхищением, когда я закончил свой труд. — Никогда не видела металлических.
— Есть один хороший мастер, — говорю, мысленно потирая руки. Вот это реклама так реклама! Глядишь, и царица увидит, а там найдется кому подражать. Аристократы люди не бедные, надо подсказать, чтобы цену взвинтили раза в три. — Может на заказ сделать. Моя простая, а есть изумительной красоты. Я оставлю на столе — пользуйтесь.
— Уже уходишь? — спрашивает с оттенком сожаления в голосе.
— Ну, сделать я сейчас ничего не могу, под рукой отсутствует нужное. Меня… хм… пригласили несколько неожиданно.
— Но это же ты написал те басни?
— Я, — пытаюсь рассмотреть обложку книги, на которую раньше не обращал внимания, лежащей у подушки.
Лиза у нас, оказывается, читательница. Интересно, там про очередную девицу и принца на белом коне? Хочется верить, не новомодный перевод с французского господином Тредиаковским «Езда на остров любви». Для меня это выглядело нудотой и юмором, но для восемнадцатого столетия ужасно прогрессивно. Эротика и все такое. Единственное, это нужно читать все же ребятишкам постарше. Хотя и я норовил в свое время залезть в запрещаемое и рассмотреть откровенные картинки.
— Расскажи что-нибудь! — потребовала с горящими глазами. Даже темперамент вдруг проявился. Между прочим, за ручку могла бы и «спасибо» сказать.
— Лизхен! — возмущенно вскричала мамаша. — Как ты можешь. — Дальше пошло откровенное кудахтанье.
— При условии, — демонстративно не замечая родительницы, говорю, — что станете слушаться, ваше высочество, и выполнять указания.
— Обещаю!
Что же ей подойдет? «Спят усталые игрушки» уже переросла. И кроме того, мне с ней общаться достаточно долго. Требуется нечто с продолжениями, и немалого объема. Сидеть рядом долго. «И на следующий вечер Шахерезада продолжила дозволенные речи».
Хм… только не «Алису». Сюжет для наркоманов и с английскими намеками. Все эти бармаглоты и королева с придурью звучат не вполне адекватно в русском дворце при наличии на троне правящей тетушки. Собственно, если по справедливости, то ее мамаша должна на троне сидеть. Тогда Лиза автоматически становится наследницей.
О! Король Матиуш Первый! То, что надо! Самолеты переделаем в драконов, а что я дословно не помню — пустяки, дело житейское. Лакуны заполним самостоятельно. Главное — сюжетную линию сохранить, а ее я неплохо помню. Сиротка, ищущий свой путь. Должно понравиться.
— Завтра начнем. Обещаю. А сейчас важно хорошо подготовиться к процедуре.
Уф, мысленно выдохнул, когда дверь за спиной захлопнулась. Кажется, все идет удачно, и про создание изолятора договорился. Какая ни есть клуша несостоявшаяся царица Екатерина, однако когда речь идет о конкретных вещах, все нормально соображает. Лучше было бы проделать это при больнице в моем флигеле, но невозможно получить все.
Очередной слуга появился моментально, будто ждал. Не удивлюсь, коли реально так и было. Поклон. «Вас ожидает карета», — и, освещая мне путь, ненавязчиво двинулся вперед. Жуть какая, сколько при дворце должно народу кормиться. Одних печек несчетное количество. А убирать все это!
У выхода меня поджидал все тот же «черный ворон» с кучером. Правда, сопровождающих в кирасах и с оружием осталось всего двое, и поручик отсутствует. Но тоже недурно. Я уж опасался, придется пехом нестись.
— А ты откуда взялся? — оторопев, спрашиваю выныривающего из темного угла Андрюху. Не успел сесть в карету, а он туточки.
— Да рази же можно без меня, — плачущим голосом сказал тот, — Михаил Васильевич. Куда же я без вас?
— Ты, отрок, не придуривайся, — твердо говорю. — Я сам так умею. Передо мной хвостом махать не требуется и елеем глаза замазывать тоже. Отвечать прямо, лаконично и по делу.
— Как прикажете, Михаил Васильевич.
Он распахнул дверцу и, дождавшись, пока поднимусь, нырнул следом. Щелкнул кнут, и мы тронулись.
— И?
— Ну узнал я про измайловцев, взял из конюшни кобылу и следом пошел. А когда выяснил, зачем покликали…
— Откуда?
— Слуги все знают, — с непрошибаемой уверенностью снисходительно объяснил. — Надо лишь с уважением подкатиться. Без гонора и крика.
Это я и так в курсе. Не в первый раз он справки наводит. Прежде — по просьбе, сейчас — сам решил.
— Тогда и стал поджидать.
— Ну а ежели бы не в покои царицыны с уважением, а в тюрьму, что бы сделал? Нетто на штурм пошел?
— Охрана тоже люди, — с усмешкой возражает. — Повернуться разно может. Побег устроить аль весточку передать. Пусть и просто питание приличное. Вы думаете, кормят там?
— Пошто я тебе?
— Вы, Михаил Васильевич, мой случай, — сказал Андрей очень серьезно после секундного молчания.
Здесь под случаем подразумевалась удача.
— Как встретил, так жизнь переменилась кардинально.
Как многие недоучившиеся, но свысока относящиеся к остальным, не понюхавшим наук и прикладываемым к ним розог, он обожал вставлять «умные» словечки в речь. Не самая худшая слабость.
— Бывает, фортуна пройдет рядом, а ты испугался пойти за ней. Я такой ошибки не совершу! В общем, вы мой, семейства тоже благодетель, и я для вас что угодно сделаю. Скажете — украду или убью, чтобы мне с места не сойти и печенки сгнили внутри, коли лжу произношу. — И он перекрестился.
Вот так? Что угодно?
— Ты, часом, в Меншиковы не метишь?
— Нет, тот плохо кончил. Занесся чересчур. А другие денщики Петра Великого — Бутурлин Александр Борисович, Василий Иванович Суворов, Ягужинский Павел Иванович — ничуть не хуже карьеру сделали. И главное, сидят сейчас крепко, не в опале пребывают. Большие должности занимают.
Мне стало смешно. Нет, я понимаю мечты, однако это нечто изумительное. Прилично жить, обеспечив себя, оставить о себе хорошую память, попасть в дворяне — это все нормально. Каждый не прочь подняться. Но такое!
— Ты за кого меня принимаешь? За Петра Великого? Я Михаил Ломоносов — помор из деревни Мишанинская на Курострове.
— А говорят, очень вы похожи на почившего императора Петра Алексеевича, — поблескивая в полутьме глазами, сказал Андрюха. — Внешне будто копия. И ведете себя иной раз как он. Наорете — да быстро отходите.
Я среагировал с заметной задержкой. Уж очень странная идейка. Потом рука сама потянулась и взяла пацана за горло. Давно со мной такого не случалось, мы с телом нормально сосуществуем и очень неплохо притерпелись друг к другу. Уже не промахиваюсь, не спотыкаюсь на бегу и не нуждаюсь в отвлечении, чтобы дрова рубить.
— Ты на что, гадский выкормыш, намекаешь? — прошипел в испуганное лицо. — Мать мою шлюхой величать вздумал? — При каждой фразе встряхивал не особо тяжелое тельце мальчишки не хуже терьера, ухватившего крысу.
И это тоже не я, подумал с оторопью. Полез наружу Михайло всерьез. С трудом разжал пальцы и швырнул его к стенке.
— Не мои слова, — держась за горло, прохрипел он. — Люди молвят.
— Какие люди? Впрочем, молчи, не говори. Пасть свою зашей толстыми нитками и не повторяй чушь. А буде вякнет при тебе кто — можешь сразу бить.
Я подумал уже трезво, выплеснувшаяся наружу ярость потихоньку ушла, и ум не туманился. Вариант реально неприятный. Не дай бог, пойдут всерьез разговоры. Надо пресечь сразу и резко болтовню. В моем окружении такое невозможно. Тут всерьез и до «Слово и дело» рукой подать. И доказывай потом, что не верблюд и тайного злоумышления не имел.
— Тебе который год?
— Шестнадцать скоро, — ответил с запинкой.
— Пора головой пользоваться и тем веществом, что внутри черепа находится, — в особенности. Не кушать в нее и не шляпу поверх носить. Думать! Пусть все так, разве это к лучшему?
— А разве нет?
— Думай! Царская кровь не водица. Кому нужон еще один претендент на трон мужского пола, да еще сомнительный? Кто за мной стоит, кто поддержит, кто испугается? Дойдут разговоры до доносчика — и всем нам на дыбе висеть. И не найдут ничего, так загонят в Сибирь аль еще дальше, дабы умов не смущал. А и отпустят потом, так шкура не казенная. Внял?
— Да, Михаил Васильевич, — покорно соглашается. — Больше не повторится.
— Вот и ладно, — вздыхаю с облегчением. — Хочешь при мне и дальше состоять — не лезь вперед батьки в пекло. Я решаю, что правильно!
— Да, Михаил Васильевич, теперь осознал. Можно меня выдрать за глупость.
Ну да. Россия вскорости погибнет, коли народец не драть. В аксиоме нет сомневающихся. И почему у меня чувство, что он соглашается, да идею про запас прячет? И не прогонишь: удобен и полезен.
— Только в остальном я ничуть не раскаиваюсь, — будто эхом мыслям, довел до меня Андрей. — Куда вы, туда и я. В лепешку разобьюсь, а исполню любое поручение.
Забавный вопрос: а что ему еще слуги поведали помимо рассказа об аудиенции? Про причину — обязательно. А происходящее внутри — шалишь: я прямиком к карете. Но это в принципе и не суть важно. Анна Иоанновна решает. Она приказала.
— А завтра кто больше предложит…
— Зря вы так, — укоризненно сказал он. — Пусть я не гений вроде вас в науках и словесности…
— Не льсти, не люблю.
— …Одно твердо знаю: единожды предавши, кто тебе поверит. Потому хозяин может быть исключительно один. Против пользы вашей никогда не пойду, честь моя хоть и невелика, но имеется. Преступить чрез нее — все одно как из рода людского низвергнуться.
Может, это ему на роду суждено было поэтом стать? Ишь, как витиевато выражается. А я все обломал, пустив по иной стезе… Теперь поздно. Все их семейство подобрал да за собой потащил. А теперь пообещал девчонок пристроить к царевне. Понравятся — останутся рядом. Там другие перспективы. И по деньгам, и по замужеству. В графья на манер родственников Екатерины Первой не попадут, но по происхождению ничуть не хуже Скавронских, Гендриковых и Симановских, вышедших из крестьян.
А я ведь об этом не подумал, рекомендуя в ближние служанки. Ему пеняю на отсутствие мозгов, а сам туда же. Без этой беседы и не допер бы. Не научился я еще по-настоящему дальше двухходовки думать. Все еще брезгаю дополнительно унижаться. Лишний раз поклониться и попросить спина не переломится. А не так я воспитан — меня, бывало, просили, сам — никогда.
Пора выбросить окончательно и бесповоротно прошлое. Возврата не будет, про миссию мне ничего не известно. Хватит надеяться на чужого дядю и спасителей, пора превращаться в аборигена.
А Андрюха молодец. Себя предложил и меня попутно повязал обещанием. Как бы не сообразительней гения Ломоносова оказался в итоге. Тем более что я-то в курсе, насколько фактически не титан мысли и практики.