Глава 12. Иностранный доктор
— Это Московский госпиталь? — невольно восхищаюсь размерами расположенного напротив немецкой слободы у Яузы нового на вид каменного здания.
— Недавно построен, — буркнул Тарас Петрович без особой радости.
— А это чего? — вертя головой, спрашиваю по поводу явно хозяйственной пристройки. Уж больно запашок ядреный. Только не покойниками пахнет. Совсем другое. Да и зима все ж. Так вонять не может.
— Пивоварня.
В больнице варят собственное пиво или это на продажу? Забавно.
— Там аптека, бурсы для учеников, мертвецкая, баня и караульная, — не дожидаясь очередного вопроса, показывает рукой.
Бурса это видимо для жилья. Слово кажись украинское. А вот караульная наводит на мысли, как и солдат в воротах. Сторожат от набегов снаружи или побегов изнутри?
По дороге на попытку выяснить, что за птица человек со странной фамилией Бидлоо, Тарас Петрович мне изложил не особо большое количество подробностей. Однако основное достаточно интересно. Данный господин из Голландии и шесть лет провел в качестве личного медика Петра Лексеевича за номером первым, того что проходит в антихристах. Пришлось таскаться за ним постоянно на войну или по делам. Сидеть нормально на месте самодержец не имел, родившись с булавкой в заднице.
О! Безопасная булавка! Это ведь вещь сегодня неизвестная, а для портных крайне удобная. И ничего сложного не представляет. А… пустой номер. Патентов на изобретения не выдают и в случае пойдет, начнут клепать кому не лень, показав мне кукиш вместо гонорара. Даже славы не получу.
Вобщем не выдержал дипломированный лекарь Бидлоо бесконечных скачек за здоровьем царя и попросился в отставку. А тот, как водится в России, показал предмет из трех волосатых пальцев. Предложил вместо отъезда на родину заняться обучением медикусов в Москве. За каждого выпускника пообещал по сто рублей.
Тут я естественно сделал стойку. Получать в десять раз больше нынешнего — очень даже недурно. На этой почве можно забыть про мою нелюбовь к ковырянию в кишках и прочих гадостях. То есть крови я не боюсь и от уколов сроду не прятался. Даже в детстве ходил к зубному спокойно. Но есть существенная разница при случае видеть или профессионально кромсать людей, а для учебы трупы. Бррр. Не по мне это.
Так что услышав, что сотня обещанная не жалованье, а лично воспитателю в карман, почти облегчение испытал. Платили ученикам в Московском госпитале примерно так же, как в академии (рубль в месяц), но на казенном коште и с казенным жильем. Проблема в том, поведал мне Тарас Петрович, что люди со средствами продолжают предпочитать немецких специалистов. Кто по привычке, а кто считая тамошние университеты более продвинутыми. И после здешнего заведения не так просто устроиться даже на должность младшего лекаря или помощника врача.
Поскольку без латыни в сем ответственном деле никак, курс состоял практически целиком из студентов Славяно-Греко-Латинской Академии мало-мальски разумеющих данное наречие. Причем всех подряд не брали, проверяя словарный запас и безжалостно изгоняя негодных. Многие не желающие идти по духовной части дезертировали из нашего заведения сознательно, перебираясь к врачам под крыло.
На этой почве начальство вечно переругивалось. Если уж деваться неуда норовили сбыть наиболее никчемных, буйных и сомнительных по личным качествам. Бидлоо в свою очередь строчил жалобы на недопустимое отношение со стороны ректора академии. Тут любовью и дружбой не пахло абсолютно. Вести меня в госпиталь, независимо от причины, преподавателю младших классов, означало нарываться на неприятности.
Я еще больше зауважал Посникова. Неизвестно сам способен ли на подвиг. А он, презрев всякие последствия, токмо о пользе печется. Не знаю, правда чей. Моей или Отечества, но практически без разницы. Все равно характер!
Мы пробежались по коридорам, получив изрядную порцию негатива. Атмосфера в больницах редко бывает приятной, но здесь все много хуже. Я ж не в Швейцарии 21 века нахожусь. Темно, душно, куча неприятных запахов. Карболки я до сих пор не нюхал, однако приблизительно так смердело в общественном туалете в Крыму в раннем детстве. Позже я столь изумительных впечатлений уже не испытывал.
Где-то по соседству кричит от боли человек. Может операция, а может просто ему отвратно. Помолчит и снова заводится. На нервы эти периодические вопли всерьез действуют. Потом мимо проволокли в ведре человеческую ногу в запекшейся крови. Осколки кости торчат из-под кожи. Хорошо, что я крови не боюсь и в обморок не падаю.
— Постой здесь, — приказал Тарас Петрович и сунулся в очередную дверь, постучав.
Я присмотрелся к привалившемуся к стенке молодому человеку с шикарной трубкой в зубах, временами окутывающемуся дымом и решил познакомиться поближе.
— Из Спасской школы? — спросил он покровительственно на мой маневр сближения.
— Ага.
— Почему не помню?
— Я недавно учусь.
— Такой детина и недавно?
— Ну так уж вышло, — развожу руками.
— Правильно надумал, — кивает снисходительно, — харчи помимо рубля в месяц, жилье дают, от схоластики бессмысленной избавляешься навечно. — А люди в нас всегда нуждаться будут. Без места не остаешься.
Я непринужденно пощупал полу его одежды.
— Сукно выдают на кафтан, камзол и штаны из расчета на два года.
Видимо на моем лице нечто отразилось и он принял это за восхищение.
— Ну да, недурно живем.
На самом деле я не очень понял как можно восхищаться подобным подарком. Даже в армии раз в год гимнастерку меняли. Правда это было много позже. Никак я не привыкну к здешней убогости и нищете. Мне от подобных вещей плакать хочется, а они гордятся.
Дверь за спиной оказалась неплотно закрытой и оттуда вдруг вырвался вопль:
— Да я тебя скотину в солдаты сдам!
— Он может? — спрашиваю с опаской, обнаружив очередную неизвестную ранее грань общения вышестоящих с подчиненными. Это ведь не российский ВУЗ для не сдавших сессию студентов. Тут на всю жизнь забривают.
— Он все может, — на глазах поскучнев, признает мой собеседник. — На карцер с хлебом и водой, бить плетьми. В рекруты — это уж редко. Разве пьешь без просыха и пользы никакой. Он действительно учит на совесть, да притом зверь. Только это на пользу, — добавил после паузы. — Всему свое время. Гулянию и делу.
— Зверь в хорошем смысле слова.
Он подумал и усмехнулся, кивая. Тут дверь без предупреждения резко распахнулась и оттуда пробкой вылетел красный как помидор парень. Видимо это и был проштрафившийся. Мой собеседник вздохнул тяжко и принялся выбивать трубку. Ага, смекаю. Он следующий на очереди по разносу. Не зря дожидается.
— Заходи Михайло, — похвал Посняковский голос вне очереди.
Доктор Бидлоо читал мое произведение за столом. Он оказался худым и уже пожилым человеком в дурацком парике. До меня так и не дошел смысл их ношения, тем более в основном использовали люди статусом повыше круга моего общения. Остальные вполне обходились без страной причуды. Хуже всего вечно пробивало на смех при виде солдат. Эти изумительные букли, локоны и мука на голове вместо пудры! Интересно, сколько они в караул собираются, часа два? А косметичка важнейшее из оружия.
— Очень занятно, — произнес наконец доктор с отчетливым немецким акцентом, поднимая голову от моих записей и глядя на меня пронзительными глазами, выглядывающими из-под седых мохнатых бровей. — Вы сами додумались до сего молодой человек или пользовались некими известиями?
— Кто ж мне про коров и болезни расскажет? — удивляюсь. — Аристотель?
Тарас Петрович дернулся. Видимо я с иронией перегнул палку. Древний грек до Парацельса был у медиков в большом почете. А годы жизни последнего мне как всегда неизвестны. Может до сих пор молятся на эллинские идеи двухтысячелетней давности. Надо смягчать.
— Самому приходилось видеть, — переходя на немецкий, говорю. Пан или пропал, мысленно крещусь в ответ на расширившиеся глаза доктора. — Все написанное не родилось на пустом месте. Давно обдумывал способ избежать ужасных эпидемий. Это ж на самом деле напрашивается — использовать ослабленный яд для профилактики. Еще царь Понтийский Митридат пил яды малыми дозами, а когда пришел его срок не смог отравиться. Пришлось на меч бросаться.
— Действительно очень образованный молодой человек, — сказал доктор Тарасу Петровичу. И ведь к месту употребляет. Как и латынь. А слов не хватает, прямо на ходу изобретает. Инокуляция, вариоляция.
— Прививка, сиречь инокуляция, производится с целью облегчения организму борьбы с заболеванием. Для этого и берется материал от практически выздоровевшего, переборовшего недомогание.
— Все это я читал буквально минуту назад, — брюзгливо отмахнулся он, барабаня пальцами по столешнице.
Повисло молчание. Как продолжать убеждать я не представлял. Не начинать же снова излагать прежние аргументы из статьи.
— Variola — это оспа, — подал голос Посников.
— Вы это мне объясняете? — изумился Бидлоо. — Это моя профессия! — он почти прогремел в негодовании. — Передача болезней через животных людям — это неслыханно!
— Заболеваемость оспой в кавалерии всегда меньше, чем в пехоте, — пытаюсь вклиниться. — Выходит есть некая связь.
— И кто вам молодой человек об этом поведал? — вкрадчиво спрашивает доктор.
Ну не скажешь же, в Интернете прочитал. Тем более про доказательства изменения вирусов я никогда не уточнял. Это ж любой знает. Птичий грипп, свиной, коровье бешенство. Но это тогда, в будущем для каждого аксиома. Здесь про такую вещь, как вирус вообще не подозревают. Они и про Левенгука с микроскопом не все слышали. А что я могу реально сказать?
— Я разговаривал с солдатами, — обреченно выдаю, прекрасно сознавая какая последует реакция.
— О, да! — с огромным ехидством в голосе, обрадовался он. — Как много проводили опросы и число для сравнения?
— Человек окружен животными, — говорю без особой надежды, — корова, свинья, овца, и лошадь — все они, постоянно касаются людей и общаются с ним. Верно и обратное. Не разумно ли будет предположить, что источник оспы есть заразительная материя особого рода, произошедшая от болезни животного. Случайные обстоятельства изменили эту болезнь и она обрела ту заразную и злокачественную форму, которую мы обычно видим сейчас? Ведь в Библии нет упоминаний об оспе. И в античности тоже.
— По описанию эпидемий в Египте во время исхода, под Иерусалимом или в Афинах не понять чем именно болели люди, — отмел доктор с порога попытку вывернуться. — Это все слова ничем не подкрепленные.
Мне оставалось только пялиться в пол. Вылез называется на свет с гениальной идеей. Помнится в каком-то в очередном забытом году 18-го века Лондонское научное общество признало все это простой случайностью и совпадением, не заслуживающим дальнейших исследований. История просто обязана повториться, только мне от того не проще.
— Лет десять назад, — сказал старик тоном ниже, — нечто подобное, вернувшись из Турции, пыталась пропагандировать леди Мэри Монтегю. Немного оспенного гноя из созревшей пустулы больного натуральной оспой, вносили в руку здорового человека. Это приводило к заболеванию оспой в лёгкой форме. При этом она ссылалась на некие практики восточных знахарок. К сожалению, дело не двинулось. Насколько мне известно, — после паузы закончил. — Про результаты опытов самое разное говорили.
— Так значит, в этой идее есть нечто! — возбужденно выдохнул Тарас Петрович.
— Ей надо было предложить метод дамам. Для сбережения красоты в раннем возрасте попробовать.
Они оба уставились на меня.
— Гладкая кожа многих привлечет. Это ж ужас, на кого иные женщины похожи. Тонна пудры не спасет и не замаскирует недостатки внешности.
— Всем известно, — пробурчал Бидлоо, непроизвольно кивая, на мои речи, — что переболевший оспой вторично не имеет нужды опасаться болезни. А она бывает в двух видах — легкая и тяжелая, причем последняя почти всегда со смертельным исходом. От нее умирает по моим подсчетам 1/6 — 1/8 часть всех заболевших, а у маленьких детей смертность достигает трети. Смерти от оспы достигают трети от общего количества, не считая войн.
А выжившие становятся рябыми и неприятными на вид. Вся кожа в глубоких воронках и ямах. Не зря говорят: «на лице черти ночью горох молотили». Это осталось непроизнесенным, но как раз в тему дамочек. У меня эти сведенья не с потолка взялись. Многие отказывались прививки детям делать и шуму до небес по этому поводу в газетах. Кой чего и почитал по поводу. Удачно вышло.
— А это означает что? — потребовал Николас Бидлоо.
Я почувствовал себя на экзамене, с билетом в руках и полной пустотой в голове. Ответа не имею.
— Ну?
Еще немного и начну мычать на манер Иванова. Не вижу я, чего он добивается. С одной стороны мои слова и ничего больше, с другой имелась некая леди в Англии и выходит идея не так уж глупа. Дальше чего?
— Сама по себе, — назидательно говорит, — самая талантливая догадка без практических опытов ничего не стоит. Можно обладать энциклопедическими знаниями, огромной любознательностью и выдавать на гора кучу изумительных мыслей, но если за ними не стоит тяжелая работа и систематические эксперименты — грош цена такому человеку!
Он опять гремел, лязгая железом и грохоча танковыми гусеницами. Не удивительно, что ученики его боятся. Растопчет, раздавит, но ведь добьется своего беспременно.
— Вывод? — потребовал с нажимом.
— Вы поможете мне доказать теорию при помощи экспериментов, — нагло заявляю.
— Нет! — провозглашает, ввергая меня в серьезнейшее разочарование. Неужели ничего не понял и просто отправит восвояси? — Ты сам проведешь все необходимые опыты!
— Я? Когда? Я учусь в Академии и вынужден зарабатывать на проживание. Здесь нужно время и деньги.
— Время я понимаю, — говорит с ехидной ухмылкой. — А деньги на покупку коровы?
«Чую с гибельным восторгом — пропадаю!». Статейкой не отделаешься, придется доказывать.
— Не обязательно, но желательно. И не меньше трех для чистоты опыта.
— Ты найди сначала.
Так, первый барьер взят. Как ставить опыты имею самые общие представления, но ведь никто не обещал, что будет легко?
— И человека, готового рискнуть.
Это действительно много труднее. Кому охота подцепить оспу? Предложишь такое, недолго и быть прибитым. И очень важно чтоб не болел другими гадостями, сбивает диагностику и желательно достаточно крепкого. А то сдохнет от недокормленности, попробуй убеди, что я не причем.
Если я правильно помню интернет-статьи, вариоляция дает около двух процентов смертности. Почему и бесятся противники прививок. Каждая смерть — это страх и ужас. А про разницу с обычной оспой в десять с лишним раз вспоминать не хотят. До всеобщих прививок умирали не единицы. Десятки и сотни.
Только помри кто при моей помощи не посмотрят ведь на доли процентов. Бить станут по морде, а не по оптимистическим записям. И очень больно. Как бы не насмерть.
— А преступников использовать в обмен на свободу?
— Желаю тебе решпект выразить, — сказал доктор после длинного молчания. С Остерманом надо побеседовать. Глядишь позволит по старой памяти. Только не сейчас. Не ко времени. Впрочем есть тебе чем и без того заняться. — Кажется выйдет из отрока толк, — это уже Посникову. — Два дня тебе…
— Михаил Ломоносов, — подсказываю.
— Два дня тебе представить мне план в подробностях. Что, как зачем и в какие сроки. Любой шаг со мной согласовывать. Языком зря не болтать!
Ага, мысленно соглашаюсь. Еще не хватает, чтобы слухи пошли насчет «доктора норовят пустить эпидемию». Недолго и красного петуха дождаться.
— В пьяном виде не шляться!
Будто уже ловили. Кстати не мешает поверить устойчивость моего нового организма к алкоголю. В старом теле я свою дозу нащупал. Точно соображал когда хватит и ни разу не вляпался в действительно серьезные неприятности. Но там я был хиляк и заранее старался не переходить границу. Сейчас не стоит излишне верить в непрошибаемость и не пытаться всех перепить. Здесь он прав. Количество алкоголя, принимаемое мной на грудь без сомнения другое. Но не сейчас ставить эксперименты на себе и обижаться глупо.
— Ежели выйдет у тебя, народ памятник золотой, в полный рост обязан поставить.
— Я предпочитаю монетами и конечно же не забуду поделиться с научным руководителем, — автоматически выдаю.
— Ты как скотина со мной смеешь разговаривать? — орет он так, что стекло в окне жалобно дребезжит. — Молокосос! Пшел отсюдова вон и не вздумай возвращаться без подробнейшего плана работы! Не будет этого, не будет тебе ничего. Ни денег, ни славы, ни моего уважения!
И что я такого сказал? С удовольствием возьму в научные руководители и имя рядом на обложке диссертации напишу. Он ведь прав. Слова ничего не значат. Теорию, стоит пустить текст в печать, докажут другие. А мне требуется самому сделать нечто. Я ведь уже сейчас вижу несколько направлений экспериментов.
В конце концов, разве все изобретения в мире не стоят на плечах предшественников? Я имею лишь общие представления о методике, принципах и самих болезнях. На нормальную вакцину лучше до поры до времени не замахиваться. Придется хорошо поработать мозгами и руками. Главное получить результат. Это шанс выдвинуться и на реальном полезном для всех материале, а не краденых стишатах!
