Глава 13. Реализация проектов
— Где ты пропадаешь? — недовольно вскричал Андрюха, когда я уже под вечер добрел до дома. — Я тебя жду, жду!
Это тот самый пацан, отловленный мной по прибытии в Москву у врат учености. Видимо я поразил его в самое сердце своими познаниями в иностранных ругательствах, потому что на второй день, когда я уже считался официально зачисленным, подвалил с невинной просьбой поделиться столь необходимыми вещами.
«Es stultior asino» — ты глупее осла или «Vacca stulta» — тупая корова, его категорически не удовлетворяли. Делиться более ядреными выражениями не очень хотелось. Он же наверняка продемонстрирует свои новые глубокие познания на уроке и совсем не долго на меня выйти. А здесь все-таки будущих священников готовят. Они правда не чураются и выпить, и еще кой чего, но дело это отнюдь не похвальное. Тем более в столь юном возрасте. Еле отбрыкался обещанием в будущем поделиться.
— А чего случилось?
— Ты ж сам просил мастера найти!
Гнать не стал и правильно сделал. Такого изумительного гида по Москве и за деньги не приобрести. Он знал все закоулки и улицы. Мог рассказать любопытные вещи о многих людях. Уже через пару дней я уловил, что он подворовывает и достаточно удачно. Причем никогда у своих. В академии на данный счет существовал свой неписанный кодекс чести и насчет него просветили меня практически сразу.
Закладывать учителям независимо от проступка или крысятничать запрещалось категорически. На все остальное смотрели сквозь пальцы. Дрались, списывали и одновременно помогали друг другу. Ничего нового. Причем у нас с Андрюхой очень скоро создался занятный симбиоз. Он делился где достать вещь дешевле и сведениями об учениках и преподавателях, а я его прикрывал, выступив в качестве эдакого покровителя. Не давал одноклассникам его трогать без причины. Точнее хватило одного раза. В крупных размерах имеются свои немалые преимущества. Мальки усвоили сразу.
— А! — вспоминаю. — Я ж не просил прямо сразу.
— Да что ты понимаешь! — и глазенки хитрые блестят. — Такого подходящего случая может больше и не представится!
— Какого такого?
— Выгнал его хозяин.
— За что?
— А вот узнаешь! — заявил торжествующе Андрюха и замахал, подзывая мающегося неподалеку молодого парня с солидным мешком.
— Михаил, — сказал, протягивая руку.
— Лехтонен Йоэль, — ответно представляется.
— Как? — изумляюсь невольно.
Ничего специфически-северного в нем не наблюдалось. Такой весь из себя чернявый украинский порубок. С буйным чубом из-под войлочного колпака. Или то донским казакам положено? А, какая разница.
И характерный акцент тоже отсутствует. Обычный акающий московский говорок. И рука твердая. Не люблю потные ладони. Предубеждение какое-то, может человек не виноват, а неприятно.
— Чухонец он, — нетерпеливо докладывает Андрюха.
Я молча надвинул ему шапку на нос, затыкая. Парень понимающе улыбнулся. Не удивлюсь, если достал Андрюха в кратчайшие сроки. У него всегда вопросов полный мешок и крайне мало почтения к старшим.
— По папе, — объяснил трудно выговариваемый. — Он из Ливонии происходил. А матушка из Малороссии.
Ну, да. Знакомое дело. Папа молдаван, мама казашка, сам православный и русский. Империя! Всех переваривает.
— Он говорит, — кивая на пацана, — дело тонкое, не всякий возьмется. А толком не объясняет.
— А он и сам не в курсе подробностей, — не обращая внимания на обиженную физиономию Андрюхи, подтверждаю. — Знаешь, а пойдем в трактир нормально посидим, поговорим.
Вид у Лехтонена откровенно голодный, но тащить его к себе домой не очень хочется. Я и сам на птичьих правах обретаюсь. Никто не обрадуется, приведи к столу еще один посторонний рот. Прямо не скажут, да надо ж совесть иметь. Денег жалко, но любопытство заело.
Заведение было не из лучших, туда моих капиталов все одно не хватит. Здесь собирался самый разный народ, вплоть до нищих. Как сказано в древнем анекдоте, лучше не спрашивать насколько все свежее. Официант за чаевые посоветуют уходить и не портить желудок. Разносолов не принесут. Вместо мяса требуха и неизвестно где добытая. Не удивлюсь, коли и павших лошадей разделывают.
Щи да каша, иногда горох и сушеная репа. Вот последнюю я скоро видеть уже не смогу. Надоела. Дешево, невкусно и малокалорийно. Зато в желудке лежит и вызывает ощущение сытости. Лучше бы нормальную картошку давали. Хотя сюда все больше не наесться, а напиться приходят. Выжрут сивухи и драться принимаются. Вроде ж не ковбои из американской киношки, но каждый вечер. Зато дешево и пока не отравился. Малец плохого места не посоветует.
До него правда не доходит, с чего я кривлюсь на плохо вымытые глиняные кружки. Нормальному человеку, в его разумении, без разницы из какой посуды хлебать хмельное. Вкус одинаков. Наливай больше и пей.
Я ему на это рассказал старую байку. Как-то мудрец говорит жене:
— Пойди и принеси немного сыра. Он укрепляет желудок и возбуждает аппетит.
— У нас дома нет сыра, — ответила жена.
— Вот и хорошо, сыр расстраивает желудок и расслабляет дёсны. А чего так странно смотришь: есть в доме сыр, значит он полезен. Отсутствует, выходит вреден.
Андрей долго думал, потом заявил, что я чересчур умный. Жить надо проще и не копать глубоко. Все равно никто не знает что на роду написано. Бери что можно и живи. Где-то я уже слышал подобную философию, насчет одного дня и потом хоть потоп. Видать родственники во Франции проживали.
Заказал на всех троих, мысленно рыдая над каждой копейкой. Андрюхе гонорар за труды по поиску нужного умельца, себе ужин, чухонцу аванс.
— Запойный? — неторопливо ковыряя кашу и глядя как, Йоэль энергично наворачивает, копая ложкой не хуже экскаватора, интересуюсь.
— Нет, — отрицательно замотал тот нечесаной башкой.
— А чего хозяин выгнал? — не дождавшись продолжения, нажимаю.
— До девок шибко я бойкий, — без всякого смущения доложил, — дочку хозяйскую помял. А он не ко времени и заявись.
— Жениться отказался? — дошло до меня.
— Так порченая она была еще до меня. Я ли не разбираюсь, — и сказано уверено, без малейших колебаний и сомнений. — Грех свой на меня списать захотела и родители ее в том участвовали. Не случайно пришел и не вдруг случилось остальное. Не, за свои дела я ответчик — чужого ребятенка мне не надобно.
— Взбесился, что не вышло и выкинул за двери, — понятливо киваю.
— Сам ушел! — гордо отвечает.
«Жизнь на свете хороша, коль душа свободна, а свободная душа господу угодна…», — декламирую очень к месту.
— Поэт Михайло, — с одобрением сообщил Андрюха. — Вечно виршами к месту и нет кидается.
Лехтонен подумал и кивнул. Вряд ли особо сейчас задумывается над такими вещами. Аж видно, насколько выговориться охота. Еще немного и пар из ушей пойдет.
— Токмо он гад злопамятный. Инструмент я отбил, — он показал на свой мешок у ног, — а хозяин лжу разнес, что нечист я на руку.
На мой взгляд, автоматически перекрестился.
— Святой истинный крест, — сроду чужого не брал. И инструменты сам приобретал. Токмо он мастер и человек известный, а я кто? Ему верят. А не верят, так боятся. Он злопамятный и подлость учинить всегда готов. Не в свободе дело, в правде!
Есть такая притча, когда волк видит откормленную собаку на цепи и думает: «Лучше голодать, чем в рабском ошейнике ходить». Человек не волк, да характер иметь обязан. Иначе об него ноги все подряд вытрут. Будем считать собеседование почти прошел. Хотя…
— А сам работать можешь, никто не потащит в суд? — на западе цех бы в жизни не допустил подмастерье без сдачи специальных экзаменов.
— Отчего нет? Материал отсутствует, а сделаю я что угодно. Часы чинил, изготавливал всевозможные украшения. Проволоку вил на кольца да серьги…
А вот это уже интересно. Не в уши женские вставлять, а именно проволока.
— … зернь, скань, чернь, финифть, шлифовка, янтарь, перламутр, жемчуг, литье, чеканка, гравировка, золото и серебро, оклады для икон. Любой заказ на ваш вкус и с вашим материалом.
— А сталь?
Он посмотрел подозрительно. Еще немного и встанет. Это ж натурально оскорбление, ювелиру предложить подработать кузнецом.
Я извлек из кармана свои наброски, протер рукавом стол от крошек и выложил для обозрения листок. Во всех ракурсах, даже изнутри в разрезе и указанием масштаба. Тут правда пришлось обойтись фалангой мизинца, для чего ее пририсовал рядом. Очень приблизительно выйдет образец, но мне ж до микрона и не требуется. Эталона в виде линейки до сих пор не видел.
Между прочим, здравствуй очередная сомнительная мыслишка. Почему до сих пор никто не догадался? В лавках имеются для измерения тканей большого размера. Гири тоже проверяют. Может меньше аршина и не нужно? Такие тонкости никого не интересуют? А как же взаимозаменямость деталей? Стандарты вроде метра с сантиметром придумали в Париже после революции и это не скоро. Но всякие футы и дюймы ведь существуют.
Мастер с высокой квалификацией, но без диплома вытер руки о себя и наклонился вперед, изучая картинку.
— Я собираюсь спасать гусей от печальной участи вырывания из них перьев, — сообщаю, щелкая Андрюху, решившего тоже изучить мое творение, по носу.
Тот хмыкнул и снова полез. Любопытство не порок. Не бить же его всерьез, тем паче жирные руки не тянет.
— Вот эта прорезь, — тыкая в чертеж, потребовал странный чухонец, ничуть не стопорясь от новой информации. Похоже он схватил суть на лету, — обязательно такую форму должна иметь?
— Это для хода чернил к кончику пера.
— Я понял, — нетерпеливо спрашивает, морщась, — форма не должна быть вот такой? — и он рисует нечто вроде трапеции. — Изнутри больше.
Я попытался вспомнить, но раньше как-то не задумывался о подобных тонкостях. Пожал плечами в недоумении.
— Так выйдет лучше, — с непробиваемой уверенностью заявляет.
Помнится первые нарезы в стволах делали самой разной конфигурации. В Лувре хранят мушкет одного из Людовиков, так внутри в виде лилии — герба высверлено. Но я точно помню прорезь имелась — так должно быть. При штамповке лишние детали не клепают.
— Отсюда и вот сюда, — черкает он ногтем. — Хвостовик надевается на палочку, — бормочет себе под нос, не дожидаясь пояснений. Сразу ухватил. Продолжая изучение поводил пальцем по линиям и поднял глаза на меня. — А она может быть самой разной. От дерева до золота или изукрашенной. Цена разная.
— Сначала сделай перо, — почти повторяю доктора, — чтоб работало. Потом держалку обсудим.
Он криво усмехнулся. И так ясно, если затея не выйдет придется ему их квалифицированных ювелиров перейти в категорию чернорабочих. Жить уже не на что, разве молоточки с тисочками и резцами распродавать. А без них он никто.
— А почему вот здесь, — он показывает на чертеж, где я изобразил несколько вариантов, — отверстие разной формы? Зачем вообще нужно.
Да чтоб я знал! Оно точно имеется и я видел квадратное, прямоугольное и круглое неоднократно. А зачем никогда не задумывался. Не верю, что для красоты. Какой в том смысл мне просто доложить забыли.
— Так по расчетам выходит, — говорю туманно. — Иначе писать не станет. А форма… Какую тебе удобней, ту и пробивай.
— Светлой памяти ампиратора Петра Алексеевича! — вопит в дупель пьяный тип в форме.
Люди нестройно поддержали, я тоже демонстративно поднял кружку. Один Йоэль излишне увлекшись ничего вокруг не замечает, продолжая мерить на чертеже только ему понятное.
— А он? — с вечной алкашной настойчивостью, требует солдат. — Имеет чего против?
— Выпей, — говорю сквозь зубы.
— А? — не понимает чухонец, оторванный от дела.
— За упокой души Петра II залпом! Быстро!
Он вроде чего-то догадался и вскочив выпил. Рожи сидящих по соседству мне категорически не понравились. Зимой в Москву стягивались толпы беглых и не особо стесняющихся в поведении людей и людишек. Грабежи и мордобой как бы нормальное явление становилось. Естественно и ошивались все эти ошметки рода человеческого не в дорогих ресторанах.
— Уходим, — сгребая чертеж и махая половому, шиплю.
Торопливо сунул ему копейки уже на ходу, почти таща за собой Андрюху. Финский уроженец по папе уже не тормозя устремился за мной к двери. Когда на дороге встал очередной поддатый я не стал разбираться случайно он здесь оказался или нет и двинул в ухо со всей дури, отшвыривая назад. Это только в глупом кино столы при подобном ломаются запросто. Здесь к таким вещам привычные и подготовлены. На века делают мебель. Ее немного, но которая имеется не разломается даже от тарана римских воинов.
Зал взвыл обрадовано при виде разлетающейся от падения тела посуды. Начинается потеха. Только мне это не требуется и отпихнув с пути еще одного вылетаем за дверь, поспешно захлопывая ее за собой. О дубовую плаху что-то бухнуло изнутри. Может очередное тело, а может швырнули чем. Кружкой или тарелкой. Скамейку не удастся. Они тяжеленные, из дубовых плах. Одному не поднять, пупок развяжется.
Я бы справился, да ведь попадешь в кого и на каторгу за убийство. И вообще я в принципе человек мирный и стараюсь зря не конфликтовать. Это у меня сохранилось от прежних времен в полной мере.
— Фу, — говорю, — что за люди, вечно лезут и мешают. Мы их трогали? Ладно. Сделаешь?
Йоэль, не раздумывая, кивнул. Уже хорошо.
— Сроки?
— Не могу точно ответить сейчас. Сам понимать должен, никто такого не делал. А я со сталью не работал. Подобрать правильный сорт металла, чтоб не мягкий, а гнулся и не твердый. И не широкий. Сколько стоит не представляю.
— Сколько могут попросить за вот такой, — я показал на ладони размер кусочка металла. — Да то ж обрезки, просто выкинут. Еще спасибо скажут, если заберешь.
Он посмотрел на меня странным взором. С запоздание дошло, что опять ляпнул нечто странное. Скорее всего здесь ничего не выбрасывают. Вплоть до стружки. Все в хозяйстве пригодится. Например в доме пол посыпать. Не железной конечно, от дерева.
— Хорошо. Ты мастер. Сроки?
— Не меньше недели на первый, — сказал уверенно. — Потом руку набью, проще будет. А сразу подобрать материал, да все точно изготовить не просто. А есть я должен что-то, а работа…
Я почти уверен, что лишку просит, с запасом. Нормальная ситуация. Дополнительно ни сырье, ни дни лишними не бывают.
— Значит так, — прерывая на полуслове, подвожу итог. — С тебя труд, с меня идея и продажа. Прибыль пополам. Справедливо?
— Да, — после паузы признал.
— И чтоб криво не думал — это не последняя моя идея. Есть еще в загашнике.
Конечно имеется — безопасная булавка, скрепка, кнопка, колючая проволока. Только вряд ли они так просто пойдут в продажу. Вещи достаточно специфические и предназначены для образованной публики. Перо в этом смысле намного удачнее и любой грамотей оценит. Просто надо дать понять, что держаться за меня выгоднее и впереди есть и другая работа. Нет смысла кидать, продавая налево.
— Допустим так, — наморщив лоб, признал, — а харчи и на что покупать нужное для дела?
— Копейка в день на питание и железо за мой счет. Инструменты имеются, сам поведал. Потом вычту затраты из твоей половины.
— Не пойдет.
— Я не хозяин, — почти ласково говорю, — ты не слуга, мы в данном деле партнеры. С какой стати стану разбрасываться грошами?
— На копейку не проживешь. Пятак. Потом верну.
— Алтын. Я сам на три копейки в день от академии живу. Хочешь лучше условия, иди ищи.
Я не халявщик, а партнер, пришла неведомо откуда мысль. Давно уже не различаю от кого, но Михайло таких слов знать не может, тогда почему не помню откуда?
— Алтын, — тяжко вздыхая, соглашается. — Но за материал вперед.
Я извлек из внутреннего кармана кучу мелочи. Если и есть такая вещь как прогресс, он безусловно должен начаться с этой крайне важной вещи. Носить монеты неизвестно кем лапанные за щекой, как многие здесь или в мешочке на поясе, которые так и норовят срезать воры, удовольствие сомнительное. А пришить кусок крепкой материи изнутри на одежде дело достаточно элементарное. Разглядеть и спереть содержимое практически невозможно. Не здешним умельцам. Не доросли.
Очень старательно пересчитал на показ и реально для себя, чтоб представлять на каком свете обретаюсь. Расходов предстоит много, а навар неизвестно когда ожидать. Да и не хотелось излишне баловать чухонца. Еще решит, что у меня горшок с золотом имеется и начнет клянчить дополнительно без нужды. Убрал лишнее назад и высыпал остальное в протянутую ладонь.
— Здесь полтина. Каждый день отчет. Да, — спохватился, — ты где пристроился?
— А у меня, — подал голос на удивление долго молчащий Андрюха и очень выразительно подмигнул.
Правильно. И пригляд будет, и матери лишняя копейка за угол. Бывал я у него дома, жуткий домик. Чуть не по самые окна в землю врос. Даже у не слишком обеспеченных соседей смотрится красивее. Нищета натуральная.
После смерти отца они живут не самым лучшим образом. Три малолетние девчонки на шее. Тоже не понять каким макаром в академию умудрился пристроится. Когда сказал из ярыг я и слова такого никогда не слышал. Даже не чиновник низкого ранга, а помощник того. Уж точно не дворянин и права обучаться в столь замечательном учебном заведении вроде нашего не имеет.
Как говаривал папаша, на Руси законы суровые, да никто их не исполняет. Все не по параграфам, а понятиям себя ведут и живут. Видать с давних пор традиция тянется. Запрещено, но если очень хочется, имеешь знакомства или сумеешь показаться али разжалобить, то можно.
Кстати, не мешает пацана напрячь насчет больных коров. Я к примеру очень смутно себе представляю правильный вид гнойников на вымени. Не хотелось бы попасть впросак и стать посмешищем, ухватившись за какую ерунду, не имеющую отношения к коровьей оспе.
