Книга: Гниль
Назад: ГЛАВА 5
Дальше: ГЛАВА 7

ГЛАВА 6

Ребята сразу все поняли, хотя он не сказал и слова — замолчали, притихли, даже громко рассказывающий что-то Лалин вдруг замолк на полуслове, устремив на Маана вопросительный взгляд. Свора хорошо натасканных псов всегда ощущает близость скорой охоты. Особенный запах. Будоражащий кровь.
— Началось, — сказал Маан негромко, однако не сомневаясь, что каждый из присутствующих сейчас обратился во слух, — Мунн дал команду. Выдвигаемся.
Ребята заворчали, заворочались. Они ждали этого момента, ждали целый день, но сейчас, когда протрубил охотничий рог, старались выразить недовольство.
— Весь вечер загубил, — сказал, поднимаясь Мвези, — Я как чувствовал. Кто ж ночью «гнездо» берет?
— Ночью самое верное время, — ответил Хольд, который, в противоположность ему, выглядел собранным и деловито поправлял кобуру с револьвером, — Ночью многие Гнильцы размякают. Сам знаю.
— Но при этом и не видно не зги! Даже с фонарями и «римскими свечами» будем слепы как новорожденные крысы!
— Гнильцы тоже далеко не все видят в темноте, — поспешил сказать Маан, — По статистике, подобная перестройка сетчатки… Забыл. Да и без разницы! Все готовы?
Маан оглядел своих людей, на каждом останавливая взгляд. Нет, опасения были напрасны. Все здесь, и все готовы выполнить свой долг. Он боялся, что кого-то развезет от джина, но ни малейших признаков хмеля в глазах Маан не заметил. Инспектора были возбуждены, но отнюдь не алкоголем. Геалах, Хольд, Тай-йин, Месчината, Лалин, Мвези — все молча ждали его приказа. И Маан не собирался заставлять их ждать слишком долго.
— Я поеду на «Кайре» с Геалахом, для вас уже вызваны фургоны, будут здесь через две минуты. Выдвигаемся немедленно. Инструкции на месте.
— Ясно, — кивнул Тай-йин. Он не добавил «шеф» и не пошутил. Шутки закончились. Начиналась работа.
Минуту спустя Маан с Геалахом уже сидели в мягко ворчащей двигателем «Кайре». Над их головами сменяли друг друга тусклые лиловые виноградины осветительных сфер. В их призрачном свете лицо Геалаха казалось восковым слепком, черты заострились. Маан подумал, что и сам сейчас должен выглядеть похоже.
— Ребята в норме? — спросил он, просто чтобы нарушить тишину.
— Абсолютно, — кратко ответил Геалах, не отвлекаясь от дороги, — Ни один не пьян.
— Будем надеяться. Пожалуй, даже хорошо, что это случилось сегодня.
— Пропал вечер в «Атриуме». В следующий раз мы туда сможем попасть не скоро.
— Я не заметил действительно недовольных.
Геалах помолчал, потом сказал:
— Ребята застоялись. «Гнездо» — отличный способ встряхнуть их. И они сами давно этого ждали. Я думаю, мы отлично сработаем.
— Мы давно не работали по «гнездам», Гэйн. Все-таки не наш профиль.
— Тем лучше. Я давненько не участвовал в большой охоте, — Геалах привычно подмигнул ему, — Иногда для нервов это лучше хорошего вечера за бокалом джина. Черт возьми, если я не привезу сегодня Мунну хотя бы одного скальпа, пусть понизит меня в классе на десять позиций!
Это возбуждение было не наигранным, Маан знал Геалаха достаточно хорошо чтобы понять, сейчас тот и в самом деле предвкушает развлечение. Маан прислушался к собственным чувствам, но ничего особенного не заметил. Грядущая охота не вызывала в нем того всплеска адреналина, как ранее, скорее даже он ощущал легкую, тянущуюся как ноющая зубная боль, апатию.
— Мунн предлагал мне не участвовать, — сказал он Геалаху зачем-то, — Сдать группу тебе.
— Отчего это?
— Боится за мое здоровье. Мы, старики, хрупкий народ.
Но Геалах не свел все к шутке. Он мельком взглянул на Маана, и в его взгляде мелькнуло что-то, что можно было принять за тревогу. Но в таком освещении Маан за это не поручился бы.
— Если об этом говорит Мунн…
— К черту Мунна. Он уже относится ко мне так, точно я почетный инспектор, годный только на то чтоб приходить к школьникам на открытый урок и звенеть медалями.
— Он не предложил бы это, если бы не имел причины. Серьезной причины.
— Я уже не тот, что раньше, Гэйн. И это самая серьезная причина для меня последние несколько лет.
— Оставайся сверху, — неожиданно сказал Геалах, — Я поведу группу. У меня получится, ты знаешь. Я ребят чувствую.
Он мог бы — понял Маан. У Геалаха действительно хорошая репутация в отделе, и из него получится отличный лидер, что в бою, что в рутинной работе. Парни его любят, даже Месчината. У него врожденное умение вести за собой, подчинять своей воле, отличный командирский задаток.
Маан вдруг понял причину своей странной апатии, и даже удивился, до чего она проста. Геалах действительно был бы хорошим командиром. Возможно, более хорошим, чем он, Маан, даже в свои лучшие времена.
— Чего улыбаешься?
— Да так, подумалось… Нет, я поведу группу, Гэйн, все в порядке.
— Настаивать не буду, — Геалаху удалось пожать плечами, не отрывая руки от руля, — Знаю, ты упрям, как черт. Может, «микстуру» примешь?
— Зачем? Я давно не использовал эту дрянь.
— Почему дрянь? Неплохая штука. Заряд адреналина — и в то же время спокоен, как скала. Я сам иногда перед сложным делом вкалываю. Хочешь? У меня как раз пара доз осталась.
Геалах запустил руку куда-то во внутреннее отделение на приборной панели, а когда вынул, на узкой ладони едва заметно блестели две капсулы с шариками авто-инъекторов. Небольшие, меньше пистолетного патрона, с коротким номером на боку. Жидкости внутри видно не было, но Маан знал, что она там есть — кажущаяся вязкой и густой капля чайного цвета.
Он не любил «микстуру», хотя в прошлом изредка и принимал. Ничего страшного она в себе не таила, обычный инъекционный стимулятор, употребляемый и Кулаками и инспекторами на службе. Щелчок, в твою кровь падает застывшая коричневая капля, а потом твое тело делается легким, послушным, гибким — и очень опасным. Правда, через несколько часов «микстура» одарит тебя уже совсем другими ощущениями вроде раскалывающейся звенящей головы, боли в мышцах и головокружения.
Маан заколебался. Он уже боялся доверять своему телу, зная, насколько оно уязвимо. «Микстура» позволит ему быть эффективнее, пусть и не надолго. Что ж, по крайней мере он не будет выглядеть дряхлой развалиной перед своим отрядом.
— Я тоже возьму, — сказал Геалах, расценивший, видимо, его задумчивость как нерешительность.
И, подтверждая свои слова, взял одну из капсул и небрежно коснулся ее торцом внутренней части собственного предплечья.
— Давай сюда эту гадость. Но, клянусь, я использую ее в последний раз.
— Разумеется, старик.
Капсула на ощупь была холодной, Маан машинально растер руку в месте инъекции и, оттянув манжету рубашки, вонзил скрытую иглу. Боли не было, только короткий укол в мышцу, почти сразу сменившийся легким покалыванием. Не больнее, чем коснуться канцелярской кнопки.
Через несколько секунд начался эффект. Сперва мир перед глазами стал немного более мутным, но это почти сразу прошло. Зазвенело в ушах. Стало жарко, точно тело вдруг стало выделять гораздо больше тепла и это тепло, не успевая излучаться в воздух, стекало по его рукам и концентрировалось в пальцах. Первичный эффект «микстуры» был отчасти схож с алкогольным опьянением, но быстро проходил, оставляя после себя немного искаженное восприятие окружающих цветов.
— Порядок? — Геалах почему-то внимательно вглядывался в его лицо.
— Да, — через силу отозвался Маан, растирая ладони, — Давно не употреблял эту дрянь. Теперь я половину ночи не буду спать из-за проклятой мигрени.
— Зато у тебя будет, чему болеть, — отозвался Геалах, снова переключаясь на дорогу, — Да и мне будет спокойнее, если я доставлю тебя Кло с головой на плечах. Она ведь может заметить разницу.
Маан собирался парировать шутку, но войс-терминал опять завибрировал. Еще непослушными после «микстуры» пальцами Маан щелкнул кнопкой, принимая вызов.
— Маан! Это Мунн. Как у вас там?
Мунн редко позволял себе задавать подобные вопросы, лишенные конкретики, но сейчас и он был напряжен, Маан понял это по голосу.
— Все в порядке, группа выдвинулась. Расчетное время прибытия — плюс шесть минут. Дороги свободны, ехать не далеко.
— Хорошо. Отряд Кулаков уже на месте. Оцепили здание, ждут вас. Действовать придется практически сразу же.
В желудке неприятно похолодело.
— Без подготовки?
— Да. С ходу. Нет времени на подготовку, Маан.
— Но так нельзя… — Маан растерялся, — Мои люди не в курсе ситуации. Нужны карты, нужны проработанные маршруты, нужно взаимо…
— Не тот случай, — коротко отрубил Мунн, сухой и необычно раздражительный, — Мы думали, у нас есть в запасе дня два. Или сутки. Но наблюдатели замечают активность в «гнезде». Понимаешь? Активность. Это значит, что ублюдки готовы сменить логово. Мы не можем этого допустить. Действовать будете по обстоятельствам.
— И всего один отряд Кулаков?
— Это мобильный резерв, я поднял его по тревоге. Остальные будут у вас не раньше, чем через час. Нельзя терять это время.
Маан скрипнул зубами. Превосходно. Разведка боем — достойное завершение приятного вечера. Если можно назвать разведкой попытку самому залезть Гнильцу в глотку.
— Может, этого и хватит, зависит от того, что мы встретим там.
— Деталей не знаю, спросишь у Кулаков по прибытии. Кажется, там не больше трех-четырех Гнильцов. Вас семеро, да десять Кулаков — не самый скверный расклад, а?
— И не в таком работали… — пробормотал Маан, — На подкрепление рассчитывать можно?
— Не сегодня, Маан. Гнильцы уже готовы смыться. Вы должны сделать все сами. Все в порядке?
— Да. Я думаю, да.
— Помни, Геалах может сменить тебя. Если… — голос Мунна в войс-терминале сделался тише, — Если хочешь, я сам прикажу ему. Это нормально. В данной ситуации.
— Нет, — твердо ответил Маан, — Уже решено. Я сам поведу группу.
— Хорошо. Сообщи мне, как только будете начинать.
— Я сообщу.
Мунн отключился внезапно, не сказав «Отбой!». Войс-терминал, несколько секунд назад издававший человеческий голос, вновь оказался обычной плоской коробочкой из пластика и металла. Маан глядел на нее некоторое время, словно в ней было сокрыто что-то важное, что не сказал сам Мунн.
— Действуем с разбега, — сказал он Геалаху, — Мунн так решил. Десяток Кулаков и все. Говорит, мало времени.
Во рту было необычно сухо, фразы получались короткими, рубленными.
— Добро. Старая добрая разведка боем?
— Угу.
По мере того, как дьявольская «микстура» рассасывалась в крови, проникая в каждую клетку, Маан начинал ощущать прилив сил и желание немедленно действовать. Гладкий металл спрятанного в кобуре пистолета сейчас казался ему манящим, он едва удерживался от того чтобы вытащить бесполезное пока оружие. В бой. В схватку. Даже глаза пришлось прикрыть, мир запестрил оранжевыми и синими точками. Это ощущение было ему не внове. Разве что необычно долго кружилась голова, но Маан списал это на естественную реакцию организма, отвыкшего от подобных химических допингов. Черт возьми, в последнее время он даже кофе старался много не пить…
К месту они подъехали не через шесть минут, а через четыре с небольшим — Геалах гнал свою «Кайру», превышая установленные лимиты скорости. Сперва Маану показалось, что они остановились на пустыре. Тишина — первое, что он отметил, выбравшись из автомобиля. Это была окраина жилого блока, погруженная во тьму, здесь не было ни светящихся окон, ни вывесок, ни даже указателей. Полоса мертвой земли, пустая и единообразная, лишь изредка нарушаемая изломанными и проржавевшими каркасами пришедших в негодность домов. Маан не любил такие места. Это было даже хуже окраинных трущоб. Полное отсутствие человека. Полная тишина. Лишь мертвый камень и обнаженные ломкие скелеты ржавой арматуры.
— Кажется, нам сюда, — сказал Маан, указывая на один из каменных остовов, сохранивших форму наподобие окружности, — Мунн говорил про стадион.
Сейчас, конечно, это мало напоминало стадион, скорее пустой, изъеденный насекомыми череп, зияющий многочисленными провалами. Покосившийся корпус когда-то белоснежного здания выглядел ветхим, едва удерживающимся на поверхности, даже жалким. Как выглядит всякое сооружение человеческих рук, заброшенное, абсолютно ненужное, растратившее свою полезность и забытое. Глядя на причудливый остов, Маан даже испытал что-то похожее на сочувствие.
«Это все „микстура“, — подумал он, пытаясь отыскать хоть одну живую душу вокруг, — Зря согласился».
— Приятное местечко, — сказал Геалах, закуривая, — И подходящее для «гнезда» во всех смыслах. Заброшено, темно, тесно, наверно и сырость…
— Гнильцы любят подобные места.
— А это сошло бы у них за настоящий дворец! Хорошо, что большая его часть уже обрушилась. Иначе бы нам пришлось здесь гулять неделю.
Геалах был прав, от стадиона сохранилась едва ли треть, да и та не выглядела надежной. Уровня четыре, не больше, прикинул Маан. Семнадцать человек… Пожалуй, за час можно управиться. Хорошо, если так, ребят можно будет отпустить пораньше.
Рядом с «Кайрой» остановились два белых фургона Контроля. На этом неосвещенном пустыре они выглядели откровенно неуместно. Их маскировка, рассчитанная на жилые блоки, тут была бесполезна, но Маан подумал, что время прятаться уже прошло. Как сказал Геалах? Разведка боем? Пусть будет так.
Кулаки появились точно из-под земли. Вероятно, ждали, окружив здание, невидимые в своих черных панцирях. Маан не без труда отыскал главного, с ромбовидным шевроном унтер-офицера.
— Вы Маан? — спросил тот не очень приветливо. Впрочем, сложно судить об эмоциях человека, чье лицо наглухо закутано черной тканью. Видны были лишь глаза — внимательные, быстрые, прищуренные.
— Я Маан. Со мной семеро людей.
— Не много.
— Приказ Мунна, — веско сказал Маан, — Будем действовать в этом составе. Что известно?
— Кажется, пятеро. Большая часть — «тройки». Возможно, пара «двоек». Ваши ребята не могли подобраться ближе, чем на двадцать метров, боялись, что их почуют эти…
Унтер-офицер говорил быстро и по существу, опуская все второстепенные детали. Почти профессиональный сленг Кулаков. Над этим даже не подшучивали — всем было известно, что Кулаки работают не языками.
Маан не выразил неудовольствия. Когда-то, до того как стать инспектором, он сам работал в наблюдении, и знал, насколько это сложная, неприятная и утомительная работа. Не считая того, что иногда приходится часами сидеть на одном месте, часто к этому не приспособленном, всегда есть вероятность того, что наблюдатель откроет себя и тем самым спугнет Гнильцов. Человек, имеющий купированную нулевую стадию Синдрома Лунарэ, может почувствовать Гнильца на расстоянии до пятидесяти метров. Но и Гнилец, особенно после первой стадии, с его обострившимися чувствами, способен ощутить чужое присутствие, и иногда даже на большем расстоянии.
«Мы как полу-волки, — подумал Маан, разглядывая темный силуэт здания, — Но от волков у нас только нюх. А у них — еще клыки и когти. И звериная ярость, затмевающая такую человеческую малость, как инстинкт самосохранения».
— Плохо, — сказал Маан, — Не думал, что придется иметь дело с «тройками».
— Это еще не все. Одна из «троек», судя по всему, матерая.
— Вот как?
— Так говорит наблюдение. Месяца два или три.
— Значит, этот Гнилец опасней всех прочих вместе взятых, — пробормотал Маан, — Самое паршивое, что можно придумать. Старые «тройки» всегда сильны, потому что их тело успело развиться почти по максимальной, заложенной Гнилью, программе. И почти всегда умны — иначе не прожили бы столько. Мне бы еще человек десять…
— Будем ждать? — деловито осведомился унтер.
— Нет. Приказ Мунна — брать сразу. Ах черт… План помещений есть?
— Только это, — ответил унтер, раскладывая на капоте автомобиля мятые бумажные листки, — Архитектурные чертежи. Так это выглядело двадцать лет назад.
Геалах негромко выругался.
— Полагаю, за это время там многое изменилось, — кисло заметил Маан, разглядывая строгие линии.
— Более чем. Многие лестницы обвалились, внутренние перекрытия и стены тоже. Мы не были внутри, но проводили визуальную разведку.
— Выходы?
— Три основных и запасной, не считая еще трех проломов. Человек в них не пролезет, но…
— Итого семь.
— Сейчас их блокируют мои люди. Но они понадобятся мне внутри.
— Оставьте снаружи троих. Я дам еще четверых инспекторов.
— Не много? — Геалах нахмурился.
— Много, — признал Маан, — Но наша первостепенная задача — не допустить бегства Гнильцов из логова, когда там станет жарко…
— Там станет, — пообещал унтер, механическим жестом коснувшись автомата на боку.
— Нам нужен надежный периметр. Если какая-то сволочь решит сбежать, я хочу быть уверенным, что ее перехватят. Мвези! Месчината! Тай-йин! Хольд!
Все они были тут, все ждали его команды. Молчаливые, спокойные, готовые выполнить свою задачу.
— Вы блокируете периметр. Держать все выходы под наблюдением и помогать друг другу перекрестным огнем при необходимости. Лалин и Геалах идут со мной и Кулаками внутрь.
Никто не возразил. Маан, хоть и был уверен в том, что возражений не последует, все равно вздохнул с облегчением.
— Внутри двигаемся тремя группами. Первую ведет Лалин. Ему нужны будут еще трое Кулаков, распорядитесь… Занять позицию тут, — Маан повел пальцем по схеме, — проверить все помещения этой секции. Держать под наблюдением лестницу — если она еще цела. Далеко не углубляться, быть готовыми выдвинуться дальше по команде. Доложить!
— Понял! — кратко ответил Лалин. Сейчас он даже выглядел старше своих лет. Должно быть, что-то переменилось в лице.
— Геалах, ведешь вторую. Тоже три Кулака. Осмотреть всю эту часть, проверить оба южных коридора к трибунам. Второй ярус — здесь и здесь. После того, как закончите маршрут, расположиться здесь и ждать дальнейших инструкций.
Геалах молча кивнул. Но Маану не требовалось подтверждения того, что тот понял свою часть работы. Геалах мог выглядеть легкомысленным, к тому же не всегда считал нужным соблюдать показную субординацию, но Маан не сомневался, что тот уже вызубрил схему наизусть. Он поведет своих людей точно и осторожно, с максимальной скоростью и минимальным риском. Это хорошо, вторая группа должна быть готовой придти на помощь в любой момент, первая будет слишком далеко.
«Из него выйдет командир», — подумал Маан, глядя на Геалаха, спокойно регулирующего ремни кобуры.
— Третью веду я. Поднимаемся на второй ярус, осматриваем помещения в этом порядке… — он показал, — потом ждем вторую группу и продолжаем движение здесь… Внимание обращать сюда и сюда. Судя по всему, там будет много завалов и строительного хлама, Гнильцы часто используют их в роли укрытий. Огонь открывать без команды, целиться в торс, стрельба — в автоматическом режиме.
Маан подумал, сумеют ли они распознать, где у Гнильца торс, когда увидят его?.. Но сам же отмел сомнения — ни малейшего основания не доверять Кулакам у него не было, а эти ребята, пожалуй, выглядели специалистами в своем деле. Правда, без инспектора под боком они все равно что слепые механизмы, годные лишь разрушать. Их зрение и слух — ничто без чутья настоящего охотника. Они могут пройти в шаге от Гнильца и не заметить его.
— Выкладка? — коротко спросил Лалин.
— Стандартная. Всем надеть бронежилеты. И… пожалуй, прихватите каждый по «ключу» из фургона. Я не знаю, сколько там внутри запертых дверей и успели ли они рассыпаться окончательно. Гранаты и тяжелое оружие оставьте. Там, судя по всему, чертовски тесно, а мы не на войне. Микрофоны — в режим двусторонней связи.
Предупредительный Геалах уже раскладывал на капоте все необходимое. В каждом фургоне Контроля был наготове стандартный набор экипировки на нескольких человек. Маан, ежась от неприятного холодного прикосновения пластика, натянул на себя бронежилет. Тяжелые пластины уперлись под ребра, мешая дышать полной грудью, пришлось повозиться, регулируя неудобные ремни-фиксаторы. «Ключ» был увесистый, неудобный, Маан покрутил его в руках, колеблясь. Он был почти уверен, что необходимости в этом неуклюжем инструменте не возникнет, тем более, что с ним будут Кулаки с унтер-офицером, но, отдав приказ инспекторам, не мог позволить самому себе послабления и, беззвучно выругавшись, приладил массивный цилиндр к бедру.
Остальные справились быстрее него. Облаченные в тяжелые штурмовые бронежилеты вместо штатских пиджаков, инспектора выглядели куда внушительнее, хотя по грозности вида вряд ли смогли бы тягаться с Кулаками. Маан оглядел свой небольшой отряд и остался доволен.
— Связь, связь… — сказал он шепотом в бусину микрофона, висевшую под ухом.
— Порядок, — отозвался Хольд, — Помехи незначительны.
— Хорошо.
Унтер-офицер ожидал его слов, и Маан не собирался заставлять его долго ждать.
— Начали, — приказал он.
И они начали.
К зданию подходили выключив для маскировки свет, но Маан, даже не видя своих людей, знал, что сейчас они, развернувшись цепью, перебегают от одного укрытия к другому, прикрывая и страхуя друг друга. Достигнув осевших от времени ступеней, они разобьются на несколько групп и блокируют все выходы.
— Первый и второй взяли, — доложил Тай-йин.
Спустя несколько секунд в эфире послышался голос Хольда:
— Пятый наш.
Осталось четыре. Конечно, у Кулаков должны были быть группы внешнего наблюдения, играющие роль еще одного кордона, ограждающего объект, но Маан знал, что надежда на них не очень высока. Он почувствует себя гораздо увереннее, когда каждая щель будет перекрыта инспекторами Контроля.
— Мвези запаздывает… — пробормотал Геалах, прикрыв ладонью ком-терминал.
— У него самая неудобная позиция. Но он справится. Что-то чувствуешь?
— Ничего. У окон они явно не торчат.
Мвези доложил через минуту.
— Шестой и седьмой под контролем.
— Отлично. Месчината?
— Двигаемся, — отозвался тот, — Возникла задержка. Много обломков. Плюс двадцать секунд.
Месчината был точен во всем и мог дать фору любому хронометру, когда в динамике вновь раздался его тихий голос, Маан мог поклясться, что прошло как раз двадцать секунд.
— Третий и четвертый блокированы.
Маан сдержал вздох облегчения. Самая сложная часть работы была выполнена. Подготовка к штурму и выход на позиции — нервное дело. Никогда не поручишься, что какой-нибудь Гнилец, обладающий острый нюхом и еще сохранивший подобие разума в голове, не поднимет тревогу, всполошив все «гнездо». Такие случаи бывали неоднократно. Именно поэтому каждое «гнездо» обычно обкладывалось и бралось под внешний контроль с соблюдением максимальной предосторожности и подчас это напоминало осаду какой-нибудь древней крепости, да и длиться могло не одну неделю. Но сегодня ситуация была особенная, действовать приходилось в спешке, на импровизации, надеясь лишь на профессионализм инспекторов и поддержки. Но Маан знал, что никто его не подведет.
У самых ступеней их пути с Геалахом расходились — тот на прощанье хлопнул по плечу и бесшумно нырнул в темноту в сопровождении трех теней, через мгновенье став неотличимым от них, а через два — полностью растворившись. С Мааном остались четверо — три Кулака и их офицер. Конечно, он мог бы доверить вести ударную группу Геалаху… Маан стиснул зубы. Нет, не мог. И глупо пытаться убедить в этом себя.
— Снаружи «ключи» не понадобятся, — сообщил по общей связи кто-то из Кулаков, — Визуальный контроль утверждает, что все двери открыты.
— Но что внутри — не берется утверждать ни один черт, — сказал невидимый Тай-йин, — Что ж, я всегда любил сюрпризы.
— Мы могли провести направленную акустическую проверку, — сказал унтер, судя по тону, несколько задетый, — Но сочли это нерациональным.
— И совершенно верно, — сказал ему Маан, — У некоторых Гнильцов слух получше, чем у летучей мыши, ваши волны подняли бы их живее, чем побудка армейского горна.
Унтер пожал плечами, не желая вдаваться в спор, да и вряд ли он относился к тому типу людей, которые часто спорят.
— Вход — плюс тридцать секунд, — сказал Маан, — Быть в готовности.
Мертвая холодная громада здания, возвышавшаяся над головой, давила, путала мысли. Она не вызывала страха, но было в ней что-то угрожающее нечеловеческой природы, что-то угрюмое, скованное временем, высушенное. Чтобы побороть неприятное чувство Маан положил руку на камень. Просто твердая неровная поверхность, ледяная как могильная плита. За ней — темнота, еще более густая, чем здесь, и смертоносное разложение Гнили. Не ощущаемая снаружи вонь нечеловеческой плоти. На несколько секунд опять вернулось головокружение, такое сильное, что Маану пришлось вцепиться в камень чтоб не упасть. На лбу выступил холодный пот, сердце заколотилось.
Проклятая «микстура»!
Маан заставил себя дышать размеренно, ритмично. Помогло — противные ощущение отступили, лишь в затылке немного гудело, как после удара. Когда тебе за пятьдесят, неразумно использовать стимуляторы. Нервная система отвыкла от таких встрясок. Маану оставалось надеяться, что подобный приступ не повторится там, внутри.
— Готовность плюс три, — сказал он громко и отчетливо в микрофон, — Начинаем. Три. Два. Один. Вперед!
Кулаки действовали без промедления. Как машины, накопившие необходимый заряд энергии, придя в действие, они уже не останавливались. Распахнули с негромким треском дверь и устремились внутрь, прикрывая друг друга. Маан не раз видел Кулаков за работой и успел проникнуться к ним уважением. Они не были мастерами поиска и были беспомощны вне сферы своей компетенции, но они тоже были инструментами Контроля, предназначенными для иной, определенной, работы.
— Пусто.
— Холл — пусто.
— Контакта нет.
— Подтверждаю.
— Два право.
— Вижу. Алый.
Они обменивались короткими репликами, имевшими для них какой-то свой смысл. Но раздумывать об этом было некогда, Маан, перехватив пистолет, бросился за ними в темное непроглядное отверстие, на ходу включая фонарь.
Внутри было сыро, это первое, что он заметил. Даже не заметил, сознание в эту краткую размывшуюся секунду было занято другими, более важными, делами, это просто отметило его тело. Сыро, как под землей. Наверно, тут много лет подряд скапливалась и конденсировалась влага — из пробитых водяных танков, из протекающего водопровода… Влага проникла под панцирь бронежилета, тяжелые пластины не были ей преградой, пропитала одежду и тело под ней. Захотелось передернуть плечами. Наверно, так ощущаешь себя в земных джунглях. Душно, сыро, темно. Лучи фонарей рассекали темноту на лоскуты, но света было слишком мало чтобы увидеть все помещение целиком или хотя бы обозначить его границы. Маан видел лишь его куски, появляющиеся в пятнах синеватого света, разбросанные элементы, которые невозможно было собрать в одну целостную для восприятия картину. Иззубренные каменные углы, груды мусора, похожие на испражнения каких-то доисторических ящеров, бесформенные проломы, короста отслоившейся краски, потерявшие цвет остатки колон. Когда-то все это, должно быть, стоило огромных денег, прикинул Маан, здесь же сотни тонн натурального камня…
— Порядок, — доложил Лалин, — Вошли без проблем, но пришлось повозиться с дверью. Проржавела насквозь. Контакта нет. Ничего не чувствую.
— Геалах?
— Норма. Заканчиваем осмотр. Контакта нет, подтверждаю.
— Запах?..
— Кажется, что-то улавливаю. Судя по всему, второй уровень.
— Ясно. Наружные отряды?
— Периметр держим под контролем. Никаких изменений.
— Хорошо. Продолжать движение. О любом контакте или запахе сразу сообщать мне.
— Запах ощущаю, — буркнул Геалах, — Только не Гнильца. А может и Гнильца, если у него пищеварительный тракт не очень отличен от человеческого…
Кто-то хмыкнул, в напряженной атмосфере желания смеяться не возникло ни у кого. Маан подумал, не одернуть ли Геалаха, но решил не обращать внимания. Небольшая разрядка нужна сейчас всем.
— Продолжаем маршрут, — сказал он унтеру, — Группа, вперед.
Кулакам было удобнее — их панцири имели специальное крепление на плече для мощного фонаря, поэтому в любой момент в их распоряжении была хотя бы одна свободная рука, не держащая автомат. Маан такой возможности был лишен — в одной руке у него был фонарь, в другой — снятый с предохранителя пистолет. В глаза сыпалась труха с потревоженных стен, на лицо липли клочья паутины, но ничего поделать с этим он не мог, поэтому старался лишь не отставать от своей группы. Это было нелегко — Кулаки никого не ждали, они передвигались быстрыми перебежками, от одного укрытия к другому, всякий раз занимая подходящую позицию для того чтобы контролировать как можно большую площадь. Они действовали слаженно и организованно, как шестерни в каком-нибудь приборе. Ни малейшей ошибки, ни единой осечки. Лучи фонарей казались лезвиями гигантских шпаг, фехтующих в темноте друг с другом, и от полной бесшумности этой картины возникало ощущение нереальности происходящего, разгоняемое только равномерными скрипом подошв по засыпанному полу. Кулаки двигались быстро и Маан, стараясь угнаться за ними, быстро почувствовал под ребрами знакомую пульсирующую боль. Но отставать он не имел права. Даже высококлассные Кулаки, лишенные его нюха, могут угодить в засаду — и тогда их не спасет ни выучка, ни опыт, ни самое лучшее оружие.
Однажды такое уже случалось, на его памяти. Отделение Кулаков оцепило здание, из которого поступил срочный вызов — кто-то из жильцов сообщал о Гнильце, причем, судя по всему, о «тройке». Мунн приказал блокировать периметр и ждать инспекторов. Офицер не выполнил приказа, и после того, как все закончилось, никто уже не мог сказать, почему. Возможно, крики людей из дома заставили его забыть о субординации и приступить к действиям. А может, просто не выдержали нервы. Сам он уже никому ничего не мог объяснить. Кулаки пошли на штурм — все десять человек, без инспектора. Гнилец действительно был только один, но, к несчастью штурмующих, он представлял собой самый неприятный из возможных вариант — его трансформирующееся тело было готово действовать, а разум еще не уснул окончательно. И когда начался штурм, он, понимая, что бежать некуда, просто сделал то, что сумел.
Офицер погиб первым, когда огромный зазубренный коготь проломил его каску и разделил надвое черепную коробку одним ударом. Гнилец просто свалился им на головы, как рысь на зазевавшегося охотника, только ни у одной рыси не было такого богатого арсенала изогнутых когтей, крючьев и шипов. Потом ребята Мунна утверждали, что все эти уродливые и бритвенно-острые наросты — мутировавший затвердевший эпидермис, но это не имело никакого значения, и уж конечно это не имело значения для тех людей, которые оказались в засаде в тесном коридоре. Ознакомление с рапортом об этой операции давно стало обязательным в Контроле, и Маан не мог не изучить его. Итогом стали четыре смерти, а также трое искалеченных, списанных после этого на пенсию с понижением в социальном классе, и еще трое — просто тяжело раненных. В тесном пространстве Гнилец собирал свой урожай как комбайн, работающий на пшеничном поле, а стрелявшие в панике Кулаки попадали в своих же товарищей. К приезду инспекторов Гнилец уже был мертв — как и многие из тех, кто не послушал приказа.
Маан задыхался, стараясь держать темп, но не отдавал группе приказа идти медленнее. При включенном на общую волну микрофоне его приказ услышали бы все остальные. А это значило — расписаться в собственной беспомощности. И Маан, тяжело дыша, пытался не отстать. Это было нелегко — его собственный фонарь был достаточно мощным, но все же не приспособленным для подобного, пол же практически повсеместно представлял собой изломанную поверхность, передвижение по которой давалось непросто. Старые плиты где-то вставали дыбом, образуя настоящие эскарпы, а остатки стальных каркасов обратились подобием колючей проволоки, безжалостно цепляющей своими ледяными когтями за ноги и плечи. Подчас приходилось протискиваться в узкие щели или переступать зияющие в полу отверстия. Не удивительно — здесь долго не было человека.
Еще сложнее было ориентироваться. То, что раньше было ровными линиями на бумаге, теперь предстало перед ними бесформенными нагромождениями, имеющими мало общего с инженерной схемой. Там, где когда-то располагались небольшие служебные коридорчики, ведущие ко внутренним помещениям, теперь находилось грубое подобие тоннеля — камень местами обрушился, открыв, точно застарелые язвы, пятна сгнившей проводки, стенные панели рассыпались в мелкую труху, ступени стали грудами булыжника. Маан представлял себе примерное месторасположение группы и надеялся, что в своих расчетах не сильно ошибается. Стоит неправильно проложить маршрут — и они могут добрых несколько часов плутать в каменном лабиринте, оставаясь от Гнильцов так же далеко, как находясь за стенами здания. Ошибки быть не должно. Впрочем, Кулаки, кажется, сами неплохо ориентировались тут, они двигались вперед, не задерживаясь чтобы уточнить направление.
Внезапно Маан расслышал приглушенные быстрые хлопки, искаженные неверным эхом и несущиеся откуда-то издалека. Как будто кто-то бил в ладоши — сильно и вместе с тем негромко. Но Маан узнал в них выстрелы.
— Периметр! — рявкнул он в микрофон, забыв о тишине.
Ответил Месчината.
— Все в норме. Уже обезврежен.
— Что случилось?
— Пытался прорваться через четвертый выход. «Двойка». Мы заметили его, подпустили поближе и открыли огонь. Уже мертв.
— Один?
— Так точно. Других рядом не чувствую.
— Хорошо. Продолжать наблюдение. Мвези, убедись, что твои ребята смогут быстро придти на помощь Месчината. Гнильцы могут попробовать пройти тем же путем. По крайней мере, я надеюсь, что они достаточно глупы для этого.
— Есть! — одновременно ответили Мвези и Месчината.
Унтер, остановившийся, когда началась стрельба, довольно кивнул:
— Одним меньше.
— Ничего хорошего, — сказал Маан, — Но теперь вы, по крайней мере, понимаете, почему мы оставили стольких людей снаружи.
— Но они ведь убили его!
— Разумеется, убили. Только учтите, что Гнильцы просто так не бегут из «гнезда», тем более по одному. Если кто-то пытался отсюда вырваться, это значит только одно — они уже знают о том, что мы здесь.
Унтер выругался.
— Нас почуяли?
— Да, кого-то из инспекторов. Кто-то из здешних выродков обладает отличным нюхом…
— Это не поможет ему, когда мы встретимся.
— Да, конечно. Всем группам, продолжать движение. Быть предельно осторожными — Гнильцы знают, что мы тут. Огонь открывать без колебаний, о малейшей подозрительной детали докладывать. Все!
Кулаки вновь двинулись вперед, но Маан заметил, что уже не так быстро — они то и дело бросали в его сторону быстрые взгляды, точно он сам был датчиком опасности, с которым можно свериться. Впрочем, так оно на самом деле и было. Даже уповающие на свое мастерство Кулаки не хотели подвергнуться внезапному нападению. И Маану оставалось лишь надеяться, что собственное чутье его не подведет в нужный момент.
Несколько раз ему казалось, что он что-то чувствует. Ощущение это было зыбким, летучим, как едва ощутимый сквозняк, Маан старался сконцентрироваться, но тщетно — ощущение быстро пропадало. Возможно, на самой периферии его чутья сейчас действительно есть Гнилец. Отгороженный многими метрами камня и бетона, он терпеливо ждет, затаившись в непроглядной темноте.
Или же — Маан старался не замечать этого варианта — он сам теряет чутье…
Вот! От неожиданности он дернулся, точно в судороге, едва не оступился.
Оно.
Тот самый запах, который ни с чем не спутаешь. Ощущение навалилось на него, из-за неожиданности став еще острее, ярче. Присутствие чего-то чужого рядом. Сам воздух вдруг стал плотным, густым, вязким. На коже выступил пот, каждая капля которого жалила как кислота.
Гнилец.
Нечто совершенно чуждое, рядом с чем невозможно дышать.
Воплощение скверны.
Сама смерть.
И Маан в ту крошечную частичку времени, что меньше самой крохотной доли секунды, в ту частичку времени, которая потребовалась его разуму чтоб осознать то, что он почувствовал, ощутил прилив радости, почти эйфории. Он больше не чувствовал ноющую печень. Пропала теребящая боль в колене. Он снова был орудием Контроля, беспощадным, точным, прекрасным в своем совершенстве. Он снова был главным псом в своре — и инстинкт, внедренный в его тело, инстинкт нечеловеческий, но дремлющий в нем, скомандовал — вперед!
— Здесь! — хрипло крикнул Маан, указывая на пролом в стене, один из многих в темном коридоре.
Его поняли сразу. Кулаки мгновенно оказались рядом, будто соткавшись из темноты, выставили вперед куцые стволы своих автоматов, страшных в ближнем бою. Они действовали молча, без команды, но слаженно, как единый организм, разделенный на несколько независимых отростков.
Маан хотел сообщить в эфир о контакте и предупредить остальные группы, но не успел — лишь почувствовал, что присутствие Гнильца стало ощущаться сильнее, а значит, он стал ближе. Чутье безошибочно подсказывало ему, что это «тройка». Молодая, едва оформившаяся. А потом он увидел самого Гнильца.
Гнилец появился из пролома внезапно, Маан не сразу понял, почему луч его фонаря упирается во что-то пористое, желтоватое, кажущееся в неверном электрическом освещении влажным пятном мха. Потом он увидел появляющиеся из темноты отростки, тонкие, узловатые, неуклюже цепляющиеся за края пролома. Они двигались как-то механически, неуклюже, точно их обладатель еще плохо научился владеть собственным телом.
Когда фонари Кулаков скрестились в одном месте, Гнилец стал виден целиком. Он сохранил значительное сходство с человеком. Пожалуй, его можно было бы даже принять за человека на некотором удалении или в более зыбком свете. Он был необычайно худ, но это худоба казалась не болезненной, а какой-то другой, пугающей, уродливой. Гнилец был так худ, что казалось странным, как он может удерживать вертикально свое тело, не ломаясь пополам. В том месте, где когда-то была талия, его, казалось, можно было обхватить двумя ладонями. Грудь тоже стала уже, стала похожей на вытянутый бочонок, и по тому, как топорщились складки желтой рыхлой кожи на ней, было видно, что ребра Гнильца претерпели много трансформаций, каждая из которых делала их менее похожими на человеческие. Но отвратительнее всего были руки. Они были длинными, невероятно длинными, вытянутыми, и тоже очень тощими. Словно весь запас энергии, полученной из переваренных человеческих тканей, ушел в этот бесполезный рост, превратив конечности в неуклюжие закостеневшие щупальца. Голова, как ни странно, мало изменилась, лишь выпали волосы, а кожа стала такой же отталкивающе рыхлой и желтоватой, как на всем теле.
Гнилец пытался пропихнуть в отверстие свое неловкое тело, и не сразу заметил света фонарей. Может, он был частично слеп, но в этом Маан не был уверен — в глазах выродка, прозрачных и ясных, как у человека, он увидел страх. Настоящий, почти человеческий. Гнилец слабо вскрикнул и попытался отскочить от пролома. Крик был тонкий, какой-то птичий, беспомощный. Конечно, далеко уйти он не успел.
Не дожидаясь его приказа, унтер крикнул:
— Огонь!
Автоматы зарокотали в несколько голосов. Выстрелы были негромкие, ухающие, как будто рядом заработал многоцилиндровый большой двигатель. Маан видел, как Гнильца впечатало в камень и его желтая обвисшая плоть, это жалкое подобие человеческой кожи, стала рваться в клочья, обнажая алое рыхлое мясо под ней и ломкие белые осколки костей. Через две или три секунды все было уже закончено. То, что когда-то было Гнильцом, лежало бесформенным ворохом, из которого выделялись лишь эти бесполезные огромные руки, и Маан только сейчас разглядел, что заканчиваются они не пальцами, а какими-то губчатыми присосками. На всякий случай Маан прицелился и выпустил три пули, целясь в голову. С неприятным влажным хлопком та раскололась на несколько частей.
— Всегда надо… быть уверенным, — сказал он, почему-то оправдывающимся тоном, словно Кулаки могли обидится на него за то, что он сделал их работу, — У некоторых, знаете ли… Очень сильная регенерация.
Унтер понимающе кивнул, опуская автомат. Руки у него не дрожали.
— Я в курсе. Поэтому мы обычно сжигаем все трупы после операции, если от ребят Мунна нет особых указаний…
Он не договорил, по лицу Маана видимо обо всем догадавшись.
— Еще один?
— Да, — выдавил Маан, — По ту сторону… Где-то рядом.
Ощущение присутствия чего-то постороннего не пропало, а значит, Гнилец был не один. Но запах почти тот час стал слабеть.
— Он уходит!
— За ним! — скомандовал унтер.
Все четверо нырнули в пролом, беззвучно, как кошки. Свет фонариков заплясал на стенах, все дальше и дальше. Маан устремился за ними, но отверстие оказалось мало для него, и прошло добрых полминуты, прежде чем он перевалился по другую сторону. К этому моменту Кулаки уже исчезли в мешанине камня и стали, Маан лишь смутно слышал эхо их шагов.
— Ждите меня! — приказал он в микрофон, понимая, однако, что в горячке преследования его могут просто не услышать.
Он побежал следом, сжимая в одной руке пистолет, а в другой — выставленный перед собой фонарь. Пятно света плясало на стенах, едва освещая путь, перед ним вырастали фантастические фигуры, похожие на гротескные, высеченные сумасшедшим скульптором, статуи. В глухом каменном лабиринте чувство направления быстро отказывалось служить, несколько поворотов спустя Маан уже не чувствовал уверенности, что движется в нужную сторону. Спрашивать совета в эфире он не стал, никто из инспекторов не мог ему ничем помочь, даже Геалах с его фотографической памятью.
Ему стало страшно. Сжатый со всех сторон камнем, Маан ощутил себя в огромной западне. Так иногда бывает с излишне самоуверенными охотниками.
— Господин инспектор! — раздался в динамике знакомый голос унтера, — Где вы?
— Хотел бы я знать, — отозвался Маан, бессмысленно водя лучом фонаря по глухой стене, — Я отошел метров на сто, вряд ли больше.
Собственный голос звучал уверенно, и это помогало. Он не один, группа рядом. И его инспектора, и Кулаки, все здесь, готовые придти на помощь. Да и в помощи необходимости пока никакой не было.
— Не видим вас.
— Я отстал от группы, — неохотно сказал Маан в эфир, — Не паникуйте. Попытаюсь выйти сам. Что с Гнильцом?
— Готов. Нагнали его у лестницы.
— Мертв?
— Так точно. Очень верткий, но умер сразу. Как гусеница.
— Гусеница?
— Или змея… — унтер замешкался, — Сложно сказать. Такой бугристый, почти без ног.
— Значит, осталось двое?
— Скорее всего. Из них одна старая «тройка». Это может быть опасно. Возвращайтесь к тому месту, где отстали от нас, господин инспектор. Мы не сможем найти вас в этой дыре без хорошей карты.
— Я постараюсь, — пообещал Маан, — Просто пойду обратно.
— Вы помните, как шли?
— Да, вроде бы. Не заблужусь же я в этих трущобах…
— Мы ждем вас на месте.
Маан отключил связь. Хорошее дело. Ребята, конечно, в эфире ничего не скажут, но повод позубоскалить за его спиной появился хороший. Пошел во главе ударной группы и отстал на пятой минуте! Руководитель операции!
«Хорошо бы Мунн не узнал, — подумал Маан, разворачиваясь, — Иначе совсем позор».
Мунн, конечно, тоже ничего не скажет. Он не говорит даже тогда, когда есть, что сказать, такой уж он, Мунн. Он просто посмотрит на Маана и по его взгляду все будет понятно и без слов. «Я же предлагал вам, Маан, — скажет его взгляд, — Я намекал, что вы уже стары для этого. Вы не послушались — что ж…».
Маан попытался вспомнить, как он шел, и это далось ему с трудом. Каждый поворот был похож на предыдущий, к тому же, когда он бежал, пытаясь нагнать Кулаков, он не особо глядел по сторонам. Сворачивал ли он тут?.. Или прошел прямо? Он не мог этого сказать. Оставалось лишь надеяться, что он случайно выйдет в нужное место или, на худой конец, столкнется с группой Геалаха или Лалина.
— Группам продолжать движение, — приказал он, — Главное — найдите мне ту старую «тройку». Она не должна уйти.
— Понял.
— Судя по всему, это чертовски неприятная «тройка». Мне кажется, именно этот Гнилец заметил нас еще на подходе. В любом случае надо держать ухо востро. Нам не нужны сюрпризы. Будете начеку. Особенно ты, Лалин. Не спешите, проверяйте каждое помещение.
— Мы двигаемся. Пока контакта нет.
Отключив микрофон, Маан почувствовал стыд — ни к чему было пенять Лалину, тот и так был отличным специалистом, и уж конечно никогда не повода для подобных замечаний.
Машинально сказал. От злости.
Впрочем, извиняться по общей связи было бы еще глупее.
Маан продолжил идти, освещая путь узким лучом фонаря. Иногда ему казалось, что он узнает дорогу, и в такие моменты сердце начинало биться радостнее и чаще, но еще один поворот или коридор с обвалившимися плитами оставался за спиной, а он так и не замечал человеческого присутствия. Скверно выходит. Пожалуй, придется в итоге обращаться к тем, кто караулит снаружи — разбившись на небольшие, по два-три человека, группы, они быстро прочешут весь первый уровень и вытащат его. Конечно, не сейчас, только после того, как последние два Гнильца будут нейтрализованы. До тех пор придется рассчитывать на собственные силы.
Пистолет лишал его свободной руки, но Маан не спешил убирать оружие в кобуру. Когда ты на территории Гнильцов, в их «гнезде» и один, без того, кто прикроет тебе спину, мысль спрятать оружие может стать самой глупой мыслью в твоей жизни. И, скорее всего, самой последней.
Быстрее бы отсюда выбраться. Проклятый разрушенный стадион напоминал ему подземный склеп, а воздух из-за вечной сырости не столько насыщал, сколько создавал дискомфорт, высасывал из тела тепло. После этого даже ночной воздух города покажется свежим и кондиционированным. Пожалуй, как только это закончится, стоит вернуться в «Атриум» и пропустить еще пару порций хорошего джина. Он определенно это заслужил, да и ребята работают вовсю. Если бы еще у них не было такого бестолкового руководителя…
Маан замер. Запах вновь пришел так неожиданно, что он спросил себя, не кажется ли ему это. Но такие вещи не могут просто казаться.
— У меня контакт, — сказал он, помедлив.
Ком-терминал мгновенно ожил. Несколько человек не могли говорить одновременно в пределах одного канала связи, поэтому Маан слышал лишь обрывки.
— Оставайтесь на месте, мы уже ищем вас, — унтер.
— …знал, что он его найдет. Маан, я веду группу в твою сторону, — Геалах.
— … мы движемся по… сообщите… — кажется, Лалин.
Маан постарался чтобы его голос звучал спокойно.
— Ничего, это всего лишь «двойка». Геалах, Лалин, продолжайте движение по своим маршрутам. Я справлюсь.
— Это «двойка»? Ты уверен?
— Да. Она не представляет серьезной опасности. Даже если я ее встречу, в чем я очень не уверен. Двигайтесь дальше.
— Маан, будь осторожен! Один, в темноте…
— Я не стажер, Геалах, — отрубил Маан, — И у меня опыта больше, чем у любого из вас. Если этот Гнилец захочет меня сожрать, этот ужин станет самым острым блюдом в его жизни.
— Я понял тебя. Продолжаю движение.
— Отлично.
Некоторое время Маан стоял на месте. Возможно, он простоял так минуту, а может и несколько — время здесь, в толще каменного лабиринта, текло иначе. Запах не ослабевал, его источник был где-то близко. Возможно, метров двадцать. Удивительно сильный запах, по позвоночнику от него пробегала юркая ледяная струйка. Маан переложил пистолет в правую руку, фонарь взял левой.
Лучше всего поступить так, как подсказывает разум и опыт. Не двигаться, не идти в сторону источника, дожидаться помощи. Группы Лалина и Геалаха скоро закончат свой маршрут и смогут начать его поиски. Людей в здании достаточно, это займет считанные минуты. К тому же его собственная группа, лишившись инспектора, лихорадочно разыскивает его…
Его, конечно, найдут. Если он будет ждать как послушный ребенок, пока другие идут к нему на выручку. Никто не вздумает упрекнуть его за это, осторожность превыше всего, и это еще во время обучения вдалбливают каждому инспектору в голову. Никто не упрекнет его в трусости.
Но, может быть, именно это — способ очистить репутацию от сегодняшнего, пусть и небольшого, но позора? Возможно, это то, что ему нужно. Маан задумался. Ликвидируй он самолично Гнильца, это было бы кстати. Ребята из отдела по крайней мере не будут держать его за незадачливого старика, которого впору водить под руку чтоб не потерялся ненароком. Что ж, он и впрямь может показать им урок. Один, без поддержки, без Кулаков, в незнакомом объекте — конечно, это не то, чем можно гордиться, да и самолюбия не потешит, но по крайней мере заставит некоторых прикусить языки. Может, Джат Маан уже не в тех годах, которые считаются пиком формы, но он — старший инспектор Контроля, и он многим горазд показать пример того, как изничтожать Гниль.
Глупо. Опасно.
Маан проверил предохранитель пистолета — рефлекторно, он и так знал, что тот снят. Нет, опасность есть всегда — всегда, когда имеешь дело с Гнильцом, но если речь идет о «двойке», она не чрезмерна. Гнилец на второй стадии внешне уже мало напоминает человека, но он редко способен на активное сопротивление. Перестраивающееся тело — не самый эффективный инструмент, особенно против того, кого всю жизнь натаскивали именно на подобную охоту. Он просто найдет этого ублюдка и пустит пулю ему в голову. Или в то, что будет похоже на голову. Вот и все.
Маан начал осторожно двигаться к источнику запаха. Пятно света, последние несколько минут упиравшееся в камень перед его лицом, вдруг пропало, узкий луч устремился вдаль, судя по всему, он вышел в какое-то подобие зала или анфилады — из-за обвалившихся во многих местах перекрытий это было сложно определить. Маан попытался вспомнить схему, ему даже показалось, что он сумел сориентироваться. Что здесь было раньше? Какой-нибудь склад спортивного инвентаря? Служебное помещение? Может, раздевалка? По правую сторону, где покосившиеся бетонные плиты напоминали готовую рухнуть древнюю крепостную стену, тянулась вереница пустых дверных проемов. Каждая из этих келий, кажется, была с единственным выходом, Маан подумал, что если где-то там и скрывается Гнилец, это очень удачно. Бежать некуда. Будь Гнилец силен и опытен, он бы, пожалуй, смог проложить себе путь сквозь обветшалую кладку, но только не «двойка».
— Кажется, у нас есть контакт, — доложил Лалин, — Точно не уверен, но ощущаю что-то похожее.
От этого неожиданного звука Маан, старавшийся двигаться бесшумно, слившийся с полной тишиной каменного склепа, вздрогнул.
— Начинайте преследование, — приказал он шепотом, — И соблюдайте полную тишину. В эфир выходить только в случае крайней необходимости.
Вопросов не последовало, да и какие вопросы на операции.
Лалин молодец, все-таки нашел эту старую хитрую «тройку». Надо будет отметить его в рапорте после окончания.
Медленно двигаясь по извилистой каменной кишке и освещая пустые комнаты, Маан подумал о том, что лучшего убежища для Гнильца, пожалуй, и не отыщешь. Хорошее место для логова. Вдалеке от шума, полная темнота, сырость, уединение. Да, кто-то старательно подбирал себе новую квартиру. В источнике он уже не сомневался, Гнилец находился где-то совсем близко. От постоянного контакта с Гнилью стал ныть затылок, точно к нему приложили сухой лед. Маана смущало лишь то, что запах был неясный, зыбкий, не поддающийся точной трактовке. Это было похоже на обычную «двойку», но в то же время запах содержал какую-то неверную нотку, какое-то странное отклонение, незнакомое ему прежде и непонятное. «Это не „тройка“, — сказал он сам себе мысленно, — „тройку“ я бы, конечно, узнал. Просто „двойка“. А запах размытый из-за возраста, должно быть. Судя по всему, совсем молодая „двойка“, вот фон и колеблется».
Молодая «двойка» — это не страшно. Такую можно брать голыми руками, они обычно беспомощны. Только странно, отчего Гнилец, совсем недавно перешедший на вторую стадию, влился в «гнездо», обычно период острой социопатии и желания скрыться от общества наступает позже.
Маан старался ступать бесшумно, но это не всегда получалось — под каблуками время от времени приглушенно скрипела кирпичная крошка или звякал металл. Неприятно, но терпимо. Будь он лет на десять моложе, Гнилец даже не понял бы, что произошло. Что ж, иногда приходится мириться с тем, что с возрастом некоторые навыки становятся менее эффективны. Зато на смену им приходят другие, не менее полезные, надо лишь раскрывать их внутренний потенциал.
Здесь. Маан почувствовал, как сердце допустило один неровный, выбивающийся из общего ритма, удар. Он почти подошел к последнему проему в длинном ряду. Запах здесь был силен как нигде. Значит, тут. Никакой ошибки. Маан не светил в проем фонарем, напротив, приглушил его свет, прижав к бедру. Незачем пугать ублюдка раньше времени.
Маан сделал несколько глубоких вдохов и подошел почти вплотную, оперевшись правым плечом о стену. Оставалось немного. Одно резкое движение, быстрый поворот — и рука, упруго дрогнув, привычно поведет ствол в нужном направлении. Небольшое усилие указательного пальца заставит темноту на долю секунды расступиться, высвободив небольшой оранжевый цветок, который отпечатается на сетчатке глаза и будет виден еще некоторое время.
Маан разрешил своему телу простоять несколько секунд в полном бездействии. Расслабил мышцы, даже прикрыл глаза. Он всегда так делал перед тем, как предстояла работа. Даже такая несложная, как в этот раз.
«Начали!» — сказал он сам себе мысленно.
И рванул свое тело вперед.
Один стремительный шаг, больше похожий на прыжок, левое плечо с силой впечатывается в противоположную сторону дверного проема, в лицо сыпется что-то соленое, сухое, видимо штукатурка. Еще один шаг — внутрь комнаты, фонарь вскинуть, рука с пистолетом уже поднята, немного согнута в локте чтоб упруго отразить мощный клевок отдачи, который последует через секунду. Пятно света заскользило по стенам, выхватывая бесформенные пятна, дыры и скрюченный остов арматуры. Но еще прежде, чем луч нащупал Гнильца, Маан почувствовал его — уже не нюхом охотника, а своими обычными, человеческими, органами восприятия. В правом углу что-то завозилось. Он услышал шорох, ворочание чего-то большого, тяжелого и живого. Чего-то чужого.
— Взяли! — радостный голос Лалина ворвался в тишину и распорол ее в лоскуты, — «Двойка»! Маан, докладываю, Гнилец нейтрализован. Расстреляли в упор. Еще одна старая «тройка» и…
Лалин говорил что-то еще, но Маан его уже не слышал. Его рука машинально продолжила движение, направив фонарь в тот угол, из которого доносились звуки. И Маан увидел его.
Гнилец был большим. Таким большим, что возвышался над ним на добрую голову, и оттого Маану сперва показалось, что это какой-то каменный остов, привалившийся к стене. Но камень, даже покрытый плесенью, не может принимать такого цвета — грязно-янтарного, приятного и в то же время отталкивающего. Это было похоже на дерево. На огромный скрюченный ствол, набухший в одном месте и разросшийся, только подобие коры было живым — поверхность ритмично двигалась, поднимаясь и опадая.
Рука с пистолетом пришла в движение и сердце Маана, замершее между ударами, настолько вдруг растянулось время, протянуло сквозь все тело сладкую длящуюся ноту — он понял, что успеет. В прорези целика мелькнула раздувшаяся лоснящаяся туша, Маан вовремя остановил движение и, немного подняв пистолет, надавил на спуск.
Он все сделал быстро, настолько быстро и четко, насколько это было возможно. Слаженно и привычно, как и много лет назад.
Возможно, ему не хватило совсем немного.
Ощущения отставали от происходящего, словно мозг запаздывал с передачей сигналов. Лишь ощутив страшный удар, смявший правую сторону лица, от которого хрустнула челюсть, Маан понял, что лежит на полу. Он почувствовал подбородком прикосновение холодного камня, зубы скрипели, и во рту было полно кислого острого песка, царапающего язык. Тело, еще недавно бывшее ему послушным и беспрекословно исполнявшее его приказы, вдруг оказалось чужим, каким-то скомканным, смятым, распластанным, точно принадлежало уже не ему, а было лишь грудой костной и мышечной ткани. Он почти ничего не видел, перед глазами мелькали пятна. Кажется, он слышал звон, перед которым все погасло, возможно это фонарик разбился о стену. Маан с трудом понимал положение своего тела в пространстве, но руку, сжимавшую оружие, он ощущал и, мотнув головой, он попытался поднять пистолет и направить его куда-то, даже не видя толком цели.
Ему показалось, что что-то, свистнувшее в воздухе, переломило его предплечье пополам. Как будто он сунул руку под фрезу пилы, разделившую кость на две части. Боль, как расплавленный свинец, заключенный в ломкую оболочку его костей вместо костного мозга, хлынула выше, пожирая локоть, плечо, бок… Кажется, он закричал.
Боли оказалось так много, что единственное, что он мог делать — с хрипом выпускать из легких воздух, прижавшись губами к камню. Перед глазами звенели россыпи серебристых звезд. Кажется, проломлена голова… Он попытался ощупать ее пальцами, но это не удалось — пальцы тоже были чужими, непослушными, твердыми. У него ушло много времени, прежде чем он смог перевернуться на бок, упершись в пол локтем. Правая рука свисала мертвой плетью, безжизненным щупальцем.
Хуже боли было только осознание того, что его тело, этот инструмент, о котором он заботился столько лет, изувечено и беспомощно. Каждый нерв скулил, требуя пощады, посылая в мозг жалящие искры.
Маан попытался позвать на помощь, но изо рта вырвался лишь клекочущий, рвущий легкие, кашель. От вкуса крови во рту мутило, желудок несколько раз сжало тяжелым спазмом.
— Лалин… Геалах!
Никакого ответа. Должно быть, микрофон слетел с него, когда он падал.
Видимо, череп все-таки цел. Иначе он вряд ли оставался в сознании до сих пор. Маан попытался сесть, но его так сильно мутило, а тело было так слабо, что он застонал от этого усилия. Он был раздавлен, выпотрошен, уничтожен. Он, инспектор Джат Маан, сейчас был лишь сломанной куклой, небрежно отброшенной в сторону. Лежащей в углу в ожидании своей участи.
А потом вдруг оказалось, что темнота вокруг него не полная, а может, это вернулось зрение. Часть комнаты была залита рассеянным синеватым светом — фонарик, уцелевший после удара о стену, лежал неподалеку от него. Сейчас он был бесполезен так же, как и сам Маан. Тени внезапно исказились, поплыли, Маану показалось, что у него кружится голова, но зрение его не подводило, это у дальней стены шевельнулось что-то большое.
Гнилец.
Он подошел к Маану медленно, и каждый его шаг порождал небольшое эхо. Маан облизнул бесформенные лопнувшие губы. Мир, каким он его воспринимал, все еще звенел и был полон острых изломанных углов, вместо мыслей он слышал лишь шепот незнакомых голосов.
Гнилец и в самом деле был очень велик. А может, ему так показалось потому, что он сам лежал на полу. Огромное мясистое тело было согнуто, скрючено, отчего на спине образовался большой горб, размером с бочку. Но оно не выглядело неуклюжим, хоть и было очень массивным. Наверно, в его движениях присутствовала даже некоторая грация — нечеловеческая, отвратительная, плавная. Гнилец остановился возле Маана и посмотрел на него. Голова его была изуродована не меньше чем тело, но в ней еще можно было угадать отдаленное сходство с человеческой. Когда-то она видимо начала зарастать чешуей, но этот процесс по каким-то причинам не закончился, а может, преображение еще не было завершено — вместо кожи она была покрыта отвратительной на вид бугристой массой, придававшей ей сходство с вытянутой еловой шишкой. Маан увидел глаза, их было два — заросшие клочьями багрового мяса отверстия, в которых различался стеклянный бесцветный блеск роговицы и неровные выщербленные сферы мутных зрачков. Эти глаза смотрели на Маана, но они так давно принадлежали человеку, что ни малейшего чувства в них нельзя было прочесть. Они были пусты, как забранная тонким льдом поверхность неглубокой лужи.
— Самоуверенный. Глупый. Самоуверенный.
Сперва Маан решил, что ему это мерещится, но нет — на отвратительной морде открылся рот. Он был скошен набок и походил на глубокую застарелую рану, открывавшуюся в такт словам и скрывавшую внутри что-то липкое и матово-блестящее. От этого голоса Маана замутило.
— Пришел сюда. Хотел меня убить? Контроль. Пришел… Пришел сам, — Гнилец бормотал это как бы в забытьи, уставившись неподвижным взглядом на Маана, — Старый, медленный. Слишком самоуверенный.
У Гнильца осталось подобие волос, правда, теперь они казались более похожими на гибкие и длинные дикообразьи иглы. В другой момент это могло показаться Маану интересным. Но сейчас он мог лишь заставлять свое тело находиться в сознании.
Пистолета рядом не было. Возможно, он сможет дотянуться до маленькой кобуры на лодыжке. Там специальный замок, открывающийся одним нажатием пальца. Его левая рука пусть и плохо, но подчиняется. У него должно хватить сил вытащить запасной пистолет. Это не должно быть сложно. Просто опустить руку и коснуться металла. Потом поднять пистолет и выстрелить.
Изо рта на пол капала кровь, Маан сплевывал ее, но это помогало мало.
— Не я пришел к тебе. Ты пришел меня убить. И ты бы убил меня, если бы не был так стар. Медленный и старый, плохо.
Речь Гнильца казалась похожа на старческий лепет, она была монотонна и лишена всякого подобия интонации. Слова были мертвы, в них не было никаких эмоций, это был лишь набор звуков, неизвестным образом исторгаемый похожими на уродливые рубцы губами. Но эти слова пробирали до костей.
Гнилец наклонился к Маану. Он оказался так близко, что Маан ощутил исходящий от него смрадный запах, сладкий, похожий на гнилостный. Он мог рассмотреть трещины в коже, уже не бывшей человеческой, набухшие лимфатические узлы под ней, россыпи гнойных пятен, разбросанные по янтарной поверхности. Огромное гниющее заживо разумное дерево — вот что это было.
Огромная раковая опухоль, сохранившая разум.
Средоточие самой Гнили.
Маана вывернуло, задыхаясь, он исторгнул из себя зловонную горькую желчь с запахом джина. Это почти лишило его сил — мир опять потемнел, словно отступил на шаг.
— Я долго тут жил. Тихо. Я пришел сюда, когда все понял. Это был мой новый дом. Я не мог оставаться — там. Там были люди. А тут не было никого. Тут тихо. А теперь пришел ты. За мной.
Он говорил беззлобно, даже спокойно, но это было обманчивое ощущение. Маан понимал, что в любой момент Гнилец может размозжить ему голову. Одним движением руки, даже не напрягая сил. И то, что он до сих пор жив, скорее редкая, непонятная удача. Возможно, если Гнилец не наигрался с ним, у него есть шанс дотянуться до пистолета.
Маан понимал, что шанса застрелить Гнильца у него нет. Слишком быстрая тварь, слишком проворная. И еще разумная, что редкость для «тройки». Если Гнилец сумел ударить и опередить Маана тогда, когда их шансы были относительно равны, теперь нечего и думать свалить его выстрелом. Он успеет разорвать Маана на куски, прежде чем тот хотя бы достанет пистолет. Нет, Маан не надеялся на оружие. Чудес не бывает. Это просто даст ему смерть — ту смерть, которую он заслужил. Быструю — и с оружием в руках.
Ребятам не будет стыдно за своего начальника.
Гнилец рассматривал его, склонившись так низко, что протяни Маан руку, смог бы коснуться его лица. Того, что могло бы быть лицом, сохрани оно чуть больше сходства с человеческим.
— Ты пришел убить. Вы все приходите убить. Зачем?
Большая четырехпалая рука сгребла Маана за бронежилет и встряхнула, легко, как игрушку. От кожи Гнильца кроме гнили несло сильным запахом мускуса. Может, так пах его пот. Маана едва не вывернуло еще раз.
— Зачем?
Маан задыхался, в груди нестерпимо болело, кажется у него были переломаны все ребра. Но он выдавил:
— Ты Гниль. Я уничтожаю тебя. Везде… везде, где встречу. Всего лишь… порождение…
Воздух в легких иссяк, а каждый вздох требовал огромных сил. Маан малодушно пожалел о том, что остался в сознании. Так было бы гораздо проще.
— Я — Гниль… — пробормотал Гнилец и в его голосе Маану почудилась задумчивость, — Ты хочешь убить меня не за то, что я сделал. Забавно. За то, что я Гниль. Ты так ненавидишь меня?
— Да, — прохрипел Маан, — Ненавижу. Я бы вырвал вас всех… Перемолол заживо… Вы зараза. Чума. Вы болезнь…
— Болезнь, — повторил Гнилец равнодушно. Непонятно было, вкладывал ли он в это слово какой-то смысл или нет.
— И мы уничтожим вас всех. Ты убьешь меня, но за мной тысячи… — Маан поперхнулся собственной кровью, но смог продолжить, — Ты сдохнешь уже сегодня… Жаль, я этого не увижу.
— Ты действительно ненавидишь, — Гнилец осклабился, обнажив тусклые желтоватые зубы, неровные и крупные, — Забавно. Я Гниль. Ты человек. Из-за этого.
— Гниль — самое отвратительное и страшное из того, что существует. И мы уничтожим ее. Всю… Под корень. Всех вас. И тебя… Да, тебя. Я надеюсь, ты умрешь не сразу. Мои люди… Они найдут тебя. Уходить поздно… Да, они возьмут тебя живым. И отвезут в лабораторию, к ребятам Мунна… И они будут выпускать из тебя кишки пять дней подряд! — Маан скорчился от боли, — И вот тогда ты меня вспомнишь, мразь! Вспомнишь!
Но Гнилец не выразил гнева. С внешней человечностью он видимо утратил и то немногое, что оставалось внутри, когда менялось его тело. Гнильцам неизвестны чувства. Они бесстрастны, как насекомые или механизмы. Злость, обида, нежность, зависть, ревность, надежда — эти векторы не входят в ту систему измерений, в которой живет их искаженное сознание. Даже животные куда больше похожи на человека.
Но когда Гнилец засмеялся, Маан едва не лишился чувств. Возможно, это была неритмичная работа затронутых Гнилью легких или еще какой-нибудь отвратительный процесс, протекающий внутри чудовищно разросшегося тела… Но нет, Гнилец смеялся. И его смех, ужасный, искаженный, какой-то до отвращения человеческий, стегнул Маана словно литой свинцовой плетью.
— Я Гниль. Чудовище. Которое надо уничтожить, стереть. Уничтожить. Гниль.
Его манера говорить была определенно не человеческой. Используя обычные слова, Гнилец составлял фразы по одному ему понятному признаку, отчего постоянно казалось, что они несут еще один, какой-то особенный смысл. Но Маан понимал, что никакого другого смысла в них не было. Даже те Гнильцы, которые на третьей стадии сохраняют и речевой аппарат и остатки человеческого сознания, утрачивают способность ясно излагать свою мысль — следствие распадающейся нервной системы. Так инвалид, которого травма мозга превратила в ребенка, может неуклюже переставлять кубики с буквами, пытаясь собрать из них слова. Зачатки разума помогают ему, и иногда даже получаются осмысленные предложения, но это больше моторная и ассоциативная память, чем следствие настоящего разума.
— Чудовище. Прекрасно. Меня надо уничтожить. Ты пришел именно за этим, — Гнилец бессвязно бормотал, раскачиваясь из стороны в сторону, — Охотник. Слуга Контроля. Уничтожитель заразы. Ты пришел убить самое отвратительное, что только есть. Ты. Это же твоя работа. Как благородно. Ты ведь никогда не станешь таким как я. Ты всегда будешь находить и уничтожать…
Маан почувствовал, что срывается. Тело лежало в прежнем положении, но мир, окружающий его, уже начал меняться. Подернулся серым, отступил еще на шаг. Как будто на глаза его легла полоса серого шифона, делающаяся все темнее с каждой секундой. Маан понял, что умирает. Гнилец говорил, но слова его становились все менее разборчивыми. Собственные мысли Маана свились в тонкую струну, гудящую и неуправляемую.
В какой-то момент в комнате как будто стало светлее. Угасающее сознание Маана отметило это равнодушно, но вслед за этим где-то совсем рядом раздались голоса и топот множества ног.
Гнилец, чей слух не уступал человеческому, напрягся, застыл, с беспокойством поворачивая свою огромную голову, точно принюхиваясь к чему-то. Потом со скоростью, которая настолько не вязалась с его массивным неповоротливым телом, что глаз воспринимал это не как движение, а как мгновенное перетекание из одного положения в другое, метнулся к выходу, влился подобно капле чернил в темноту и пропал. Снаружи застрочили выстрелы, Маан различил быстрое басовитое тарахтение автоматов, хруст размалываемого камня, чьи-то крики и одиночные хлопки пистолетов. Он отчаянно старался удержать свое сознание на поверхности подобно тонущему, погружающемуся в стылые черные воды, но все труднее было набрать в грудь воздуха, а звон в ушах делался все громче.
Потом вокруг него появилось много людей. От множества фонарей комната оказалась залита светом, точно на потолке зажглись десятки осветительных сфер. Маан видел чьи-то лица, но ни одного не мог узнать. Все они казались похожими друг на друга. Но когда над ним склонился Геалах, Маан даже смог улыбнуться.
— Порядок, Джат. Мы успели. Не говори. Лежи, молчи. Я вызвал Мунна, сюда уже едут.
Чьи-то сильные твердые пальцы ощупывали его тело, кто-то с хрустом срезал с него липкую, почерневшую от крови ткань. Еще был треск ком-терминалов и чьи-то чужие голоса в эфире. Голоса были беспокойные, злые, но очень далекие.
Воздуха в груди оставалось мало, на один выдох. Маан не был уверен, что сможет еще раз вздохнуть, когда выпустит его из легких. Но его хватило на одно слово.
— Успели, — сказал Маан в пустоту перед собой.
А потом остатки темноты, не разогнанные мощным светом фонарей, ютившиеся в углах угольными тенями, завертелись, свились тугими лентами, заскользили перед глазами, закрутили его и смяли, не оставив после себя уже ничего.
Назад: ГЛАВА 5
Дальше: ГЛАВА 7