Пока Элен ломала голову над тем, как разжалобить врача, чтобы тот своим авторитетом уберег ее от ночного дежурства у старухи, любовный треугольник приобретал видимые очертания. Знай она об этом раньше, она бы раз и навсегда закрыла глаза на хозяйские семейные дрязги. Впервые в жизни ее подняли с насиженного места в зрительном зале и вытолкали на сцену.

Чем больше девушка думала о перспективе ночевки в Синей комнате, тем меньше ей нравилась эта затея. У нее был выбор: покориться или восстать. В последнем случае она рисковала потерять работу и жалованье. Девушка не сомневалась, что мисс Уоррен займет сторону сиделки, потому что сама Элен за короткий срок в роли сменщицы у одра зарекомендовала себя не слишком хорошо.

Положение сестры Баркер, профессиональной сиделки, было не в пример выше, чем положение рядовой служанки. Если Баркер поставит хозяевам ультиматум, Элен потерпит поражение, это как пить дать. Кроме того, врач из соображений профессиональной этики тоже мог пойти навстречу сиделке.

«Если он мне не поможет, придется стиснуть зубы и терпеть, – размышляла она. – Но сначала все же попытаюсь воззвать к его великодушию».

Хотя на первый взгляд между ее тревогами и бурей в стакане воды, разыгравшейся в гостиной, не было никакой связи, последствиям неприятной семейной сцены суждено было оказать самое прямое влияние на ее жизнь.

Кухня и гостиная, казалось, принадлежали двум разным мирам. Пока Элен молола мускатный орех, Симона кинула в камин окурок и, зевнув, встала. В тот же миг ее муж выглянул из-за книги.

– Ты куда? – спросил он.

– Пойду переоденусь. А что?

– Просто решил нарушить тишину. Так долго молчать – неприлично.

Густо накрашенные глаза Симоны вспыхнули.

– Да ты вечно меня расспрашиваешь, – накинулась она на мужа. – Бесят твои допросы! И прекрати всюду за мной таскаться!

Ньютон вынул изо рта сигарету и выпятил нижнюю губу.

– Но мне с тобой по пути, дорогая, – сказал он. – Я тоже хотел переодеться.

Симона круто развернулась и посмотрела на него.

– Слушай, – начала она, – из уважения к профессору не хочу устраивать здесь сцен. Но раз и навсегда тебя предупреждаю: брось эти шуточки.

– Я тоже хотел сделать тебе предупреждение, – завелся Ньютон. – Брось флиртовать с Райсом!

– Не валяй дурака, хватит с меня этих средневековых взглядов. Мне все равно, что ты думаешь. Я вольна поступать так, как пожелаю. Захочу – уйду от тебя, если ты и дальше будешь так же несносен. Деньги у меня есть.

– Может, именно поэтому ты мне так дорога! – парировал Ньютон. – Не забывай, в этой семье издавна ценятся только мозги.

Злость спала с лица Симоны, и в ее глазах мелькнул проблеск неподдельного интереса. Во власти чувств и желаний она намеренно пренебрегала собственным интеллектом. Она презирала умных женщин, считая, что истинной леди следует руководствоваться лишь инстинктами в таком деле, как завоевание представителей сильного пола.

Поскольку сама Симона не могла похвастаться этой гранью личности, в мужчинах она больше всего ценила именно ум. За некрасивого Ньютона она вышла ради неизведанных территорий, скрывавшихся за его покатым лбом. Она была слишком избалована вниманием, и потому ее так привлекало недоступное.

Пылкие студентики ее больше не интересовали – очень уж легко их было покорить. Ньютон сумел бы ее удержать, если бы и дальше демонстрировал полное к ней равнодушие.

Увы, из-за ревности к смазливому Стивену Райсу он упал в глазах Симоны и оказался на поле боя.

Между двумя мужчинами давно существовала взаимная неприязнь. Стивен мстил Ньютону за то, что его отчислили из Оксфорда, и потому нарочно подыгрывал Симоне – просто чтобы досадить неприятелю.

Выходя из гостиной, Симона обернулась к мужу и заявила:

– Я иду наверх. Одна.

Ньютон понуро опустился обратно в кресло, но через минуту захлопнул книгу и пошел к лестнице. Беззвучно поднявшись на второй этаж, он остановился и прислушался.

Симона поднялась на третий, однако в Красную комнату не вошла. Вместо этого она поскреблась в дверь комнаты Стивена.

– Стив! – позвала она.

Стивен Райс лежал в кровати и курил. Щенок устроился рядом, положив голову на грудь хозяину. Услышав голос Симоны, Стивен строго посмотрел на овчарку, чтобы та не вздумала поднимать лай. Пес вывернул уши и закатил глаза. Симона постучалась громче и дернула дверную ручку.

– Не входи! – крикнул студент. – Я одеваюсь.

– Поторопись. Я хочу с тобой поговорить.

Симона отправилась в Красную комнату, где ее уже поджидал муж.

– Не повезло? – беззаботно спросил он, снимая пиджак.

– Я же сказала – не ходи за мной! – огрызнулась она.

– Да я и не ходил за тобой. Просто двигался, повинуясь законам природы. Даже ледники не стоят на месте, хотя мы этого не замечаем.

– Вот бы и ты передвигался с их скоростью!..

Симона подошла к гардеробу и достала черное бархатное платье, которое надевала почти каждый вечер с тех пор, как приехала в «Вершину». Затем она передумала и стала натягивать бледно-розовое платье с глубоким вырезом на спине.

– Отличный выбор для ужина в кругу семьи, – язвительно заметил Ньютон.

Симона бросила на него гневный взгляд.

– А я наряжаюсь не для твоих родных, – с вызовом ответила она.

Пока Симона пудрилась, Ньютон не спускал с нее глаз.

– Капельку духов за мочку уха, и ни один мужчина не устоит, – посоветовал он.

– Спасибо, что напомнил.

Симона завершила туалет и с горящими глазами вышла, сознательно оставив дверь Красной комнаты открытой: пусть муж слышит, что она направляется в холостяцкую каморку.

– Стив! – позвала она. – Мне нужно с тобой поговорить.

– Ладно, сейчас.

Стивен вышел заспанный и растрепанный.

– Какой ты лохматый, – сказала Симона, приглаживая его кудри.

– Не надо! – Стивен брезгливо мотнул головой. – Терпеть не могу, когда трогают мои волосы.

– А мне нравится.

Стивен услышал шаги в коридоре и перестал сопротивляться.

– Тогда не отказывай себе в удовольствии, дорогая.

Он поднял глаза на Ньютона и злорадно улыбнулся.

– Радуйтесь, Уоррен, вам повезет больше, – сказал он. – На мне она только тренируется.

Симона обняла его за шею – у Ньютона на висках вздулись вены, – захохотала, взлохматила Стивену волосы и довольно объявила:

– Ну вот, готово!

Вид взъерошенного неприятеля развеселил Ньютона.

– Похож на Харпо Маркса, – обронил он. – Надеюсь, жена и впредь будет использовать вас в качестве манекена, лишь бы оставила меня в покое.

Симона посмотрела на непокорную шевелюру мужа.

– Тебе это не поможет! – отрезала она. – Стивен, ты не оценил мое новое платье.

Хотя юноша даже не заметил ее наряда, он нарочно выразил восхищение, чтобы позлить Ньютона:

– Сногсшибательно. Я сражен. Великолепный наряд и, главное, очень откровенный. Теперь я точно знаю, что ты не монашка.

Ньютон поджал губы; выпуклые стекла очков усиливали бешеный блеск в его глазах. Стивен с самодовольным и жестоким выражением лица любовался безупречной спиной Симоны, красоту которой подчеркивал глубокий вырез платья.

Сцена, по сути, была обыкновенным проявлением стадного инстинкта, усугубленного задетым чувством собственности. Тем не менее каждый из присутствующих стал источником мощного потока страстей человеческих, которые затем объединились в приливную волну, сбили Элен с ног и помчали ее прочь, как щепку.

Ньютон пожал плечами и отвернулся.

– Боюсь, платья жены для меня не такая новость, как для вас, – проговорил он. – Кстати, Райс, куда вы подевали пса?

– Он у меня в комнате, – мгновенно ответил Стивен.

– В комнате? Ну, это уже слишком. Крайне неуважительно по отношению к хозяйке дома. Хотите совет? Отведите его на ночь в гараж.

– Мне от вас ничего не нужно, – огрызнулся Стивен.

– Даже моя жена? Премного благодарен!

Насвистывая и тщетно делая вид, что ему все равно, Ньютон пошел вниз по лестнице.

Стивен невольно ощетинился, хотя в глубине души понимал: у Ньютона есть основания негодовать.

– Еще не хватало оставлять щенка в этой промозглой дыре! – зарычал он. – Пес будет спать здесь, или я уйду вместе с ним.

– Далась тебе эта собака! – воскликнула Симона. – Скажи, тебе в самом деле нравится мое платье?

– Далось мне твое платье, – фыркнул Стивен, вновь становясь самим собой. – Мне нравится смотреть на спину боксера, за которого я болею, а вне ринга голые спины меня не занимают.

– Грубиян! – крикнула Симона. – Я надела его для тебя. Хотела, чтобы ты запомнил наш последний вечер. И меня.

– Ничего не выйдет, – небрежно ответил Стивен. – После ужина я иду в «Быка».

В глазах Симоны вспыхнула ревность.

– Ты променяешь меня на эту белобрысую официантку?

– Да, на белокурую барышню и пиво.

– Останься. Ты первый мужчина, которого мне приходится об этом просить.

Стивен выпятил губу, как избалованный ребенок. Он мечтал о вечере в мужской компании, о свободе и приятных собутыльниках в местном трактире. Белокурая дочка хозяина подвернулась ему случайно – она всего лишь разливала пиво. Стивен не подозревал, что отделаться от Симоны очень просто: достаточно проявить покорность или повышенный интерес к ее персоне. Отвернувшись от нее, он, сам того не ведая, подверг Элен еще большей опасности.

Стивен влетел в комнату, захлопнул за собой дверь и рухнул на кровать.

– Что за наказание эти женщины! – в сердцах сказал он овчарке. – Никогда не женись, приятель!

Симона в гневе побежала вниз по лестнице. На втором этаже она столкнулась с миссис Оутс, которая показывала сестре Баркер комнату больной. При виде безобразной сиделки лицо Симоны слегка разгладилось: в таком приступе ревности привлекательная медсестра взбесила бы ее еще больше.

– Это миссис Уоррен, жена профессорского сына, – шепнула кухарка, постучав в дверь Синей комнаты.

Сестра Баркер мгновенно поставила Симоне диагноз.

– Нимфоманка, – проворчала она.

– Да нет, она нормальная, – вступилась миссис Оутс. – Просто взбалмошная.

Мисс Уоррен открыла дверь: ее бледные глаза были подернуты пленкой облегчения.

– Как хорошо, что вы приехали, сестра, – сказала она.

– Представляю, как вам не терпится уступить мне место, – заметила сестра Баркер. – Где моя подопечная?

Вслед за мисс Уоррен она прошла в Синюю комнату и встала у кровати, где, свернувшись клубком, лежала леди Уоррен. Веки цвета глины были плотно сомкнуты.

– Надеюсь, вы ей понравитесь, – произнесла мисс Уоррен.

– Не беспокойтесь, мы скоро подружимся, – заверила ее сестра Баркер. – Я знаю подход к пожилым людям. С ними надо быть доброй, но твердой. Как с детьми, ей-богу.

Внезапно леди Уоррен приоткрыла один глаз и покосилась на сиделку – взгляд оказался отнюдь не детским взглядом, разве что ребенок этот был исчадием ада.

– Новая медсестра? – спросила она.

– Да, мама.

– Пусть катится.

Мисс Уоррен беспомощно посмотрела на сиделку.

– Вот беда, – пробормотала она. – Боюсь, вы ей тоже не нравитесь.

– Пустяки, – ответила сестра Баркер. – Она просто капризничает. Скоро мы поладим.

– Пусть уходит, – повторила леди Уоррен. – Пришли мне ту девочку.

Сестра Баркер поняла, что это ее шанс снискать расположение старухи.

– Она будет ночевать у вас, не переживайте.

С этими словами она отвела в сторону мисс Уоррен.

– В комнате есть бренди? – спросила она. – Врач мне прописал на ночь выпивать рюмку чего-нибудь стимулирующего.

Мисс Уоррен встревожилась.

– Я думала, вы в курсе: здесь не подают спиртного, – сказала она. – Поэтому вам и больше платят.

– Но в комнате больной должно быть бренди, – настаивала сестра Баркер.

– Мать нуждается в кислороде, – пояснила мисс Уоррен. – Ее жизнь зависит только от этого. Но я поговорю с профессором.

Преследуемая громадной сестрой Баркер, мисс Уоррен летела по коридору, как сухой листок в порыве восточного ветра.

Профессор отозвался на стук сестры почти сразу. Кивнув сиделке, он внимательно выслушал просьбу мисс Уоррен.

– Конечно, если нужно, я сейчас же спущусь в погреб и достану для вас бутылку бренди, – ответил он.

Элен, хлопотавшая на кухне, удивленно переглянулась с миссис Оутс, когда профессор попросил кухарку взять свечу.

– Мне нужно сходить в погреб, – сообщил он. – Посветите мне.

Хотя просьба эта была жестокой по отношению к бедной женщине, та поспешила услужить хозяину. Лампочка в коридоре давала мало света, и за поворотом было очень темно. Миссис Оутс шла впереди, профессор замыкал шествие. Когда они подошли к двери погреба, кухарка подняла свечу вверх, словно паломник, достигший Мекки.

Ключ в замке повернулся, и миссис Оутс с профессором вошли в святилище. В глазах кухарки заблестели жирные пятна алчности, когда хозяин принялся выбирать бутылку.

Миссис Оутс пожирала взглядом запасы спиртного, а профессор тем временем посмотрел на висящий на стене термометр.

– Ничего не видно, – проговорил он, передавая бутылку кухарке. – Подержите-ка, я вынесу термометр на свет.

Он вскоре вернулся из коридора и запер дверь в погреб. На сей раз он шел впереди, а миссис Оутс почтительно семенила следом. Проходя через моечную, она незаметно наклонилась за раковину и тут же выпрямилась.

Профессор поставил бутылку бренди на кухонный стол и обратился к Элен:

– Пусть миссис Оутс ее откупорит, а вы отнесите в Синюю комнату.

Когда женщины остались одни, Элен выразила кухарке свое сочувствие:

– Какая несправедливость! Почему бы вам не отлить капельку и не выпить за здоровье леди Уоррен?

– Ну что ты, мне нельзя, – открестилась миссис Оутс. – Сиделка заметит и донесет на меня. А разбавлять водой такой превосходный напиток у меня рука не поднимется.

Элен мысленно восхитилась ее выдержке.

– Беги, беги, – поторопила ее кухарка. – Да смотри не разлей!

Как только миссис Оутс осталась одна, обнаружилась причина ее самоотверженности: она ввалилась в моечную и нащупала что-то под раковиной, где у нее был тайник.

Кухарке выпал шанс, и она его не упустила. Вернувшись на кухню, она ликующе осмотрела добычу и спрятала ее среди «пустышек» в шкафу.

То была вторая бутылка, которую она тайком вынесла из погреба.