Глава седьмая,
в которой мы посещаем Ледяной дворец
«Я просто хотела сбежать, – призналась сама себе Маша. – Потому пошла в Прошлое. Потому что лишь здесь мне не страшно… Я не готова сражаться сейчас – я просто боюсь!
Завтра третий день Тьмы, Анна Темная, время, когда в народе всем беременным бабам запрещалось даже выходить без нужды из дома… из страха потерять дитя в утробе. И пусть Киевиц невозможно убить, но детей Киевиц, включая и нерожденных?
А еще в день святой Анны – матери Богородицы и бабушки Иисуса Христа, в последний день борьбы ночи и света – решалось, каким будет дитя, темным или светлым… И вдруг все, что происходит сейчас, вовсе не из-за Даши? И кто-то использует Дашу, чтоб я заглянула в колодец и, как в той сказке о Смерти, потеряла душу своего сына…»
«…ему снится, что маленький мальчик падает в колодец», – этот пугающий Машу сон Бегемоту предстояло разгадать в первую очередь.
«Именем Отца моего велю: дай то, что мне должно знать…» – мысленно попросила младшая из Киевиц у Города, перемещаясь из настоящего времени в Прошлое.
И, шагнув в двери облюбованного котом гастрономического заведения, подумала, что знаменитый дореволюционный магазин на Крещатике, столь уверенный в себе, что почитал газетную рекламу ниже собственного достоинства, считая своей главной рекламой одну-единственную торговую вывеску «Бр. Елисеевы», – привлекал с порога одним только запахом.
Сейчас, в 80-х XIX века, в магазине Братьев Елисеевых не было еще нарочито помпезных колонн, изысканных расписных стен, снегопада хрустальных люстр, ниспадающих с раззолоченных поднебесных потолков, – феерической роскоши эпохи Модерна. Но аромат редких «колониальных товаров», возвышавшиеся на отполированных деревянных прилавках пирамиды из мохнатых кокосов и заморских бананов, полки с разноцветными жестянками пряностей и ост-индского сахара, риса, кофе и чая создавали неповторимую атмосферу трепещущей, пикантной, теплой и сладкой экзотики, волшебного чудо-острова посреди суровой, холодной киевской зимы.
Маша провела равнодушным взглядом по череде разномастных бутылок из собственных складов Елисеевых в Бардо на Майорке, кокетливо ущипнула взглядом румяный персик в огромной хрустальной ладье, наполненной такими же румянобокими собратьями, и остановила свой взгляд на коллекции балыков и колбас.
– Ливерной колбасы, – обратилась она к приказчику в белом фартуке, аккуратному, как почтовая карточка.
– Не изволим иметь, – бодро ответил он и продолжил еще более оптимистично, всячески желая осчастливить ее каждым своим предложением: – Не желаете ли сардин и анчоусов? Икры отменной, из собственных цехов? Или прованского масла – последний завоз из Парижа… соблаговолите понюхать, буквально благоухает природными ароматами Франции!
Его улыбка была ярко-розовой, застывшей и сладкой – как петушок-леденец на палочке. Машин скромный платок не помешал ему разглядеть в ней опытным глазом вполне обеспеченную покупательницу – сама не желая того, за пять месяцев Киевичества бывшая мышка-ботаничка приобрела уверенную осанку и повелительный тон.
– Сейчас ведь 1889 год? – Студентка невольно взяла с прилавка забытый кем-то номер газеты «Киевское слово».
Приказчик не удивился тупому вопросу.
– Уж двадцать два дня как! – ответствовал он – …Быть может, бутылочку «Шато-икем» по случаю окончания праздников? – Под праздниками сей купидон от торговли, несомненно, понимал последние дни уже приближающихся к своему завершению велесовых Контрактов. Впрочем, последняя фраза адресовалась не ей.
Маша повернула голову и увидела рядом, на узорном полу, сразу двух Киевских Демонов – одного чуть поближе, второго – поодаль, в зеркальном отражении нарядной стеклянной двери.
Как всегда во время прогулок по Прошлому, Киевский Демон был расфранчен как истинный фат: шелковый цилиндр, синие шведские перчатки для прогулок по городу и длинная волчья шуба до пят, на миг показавшаяся ей, притаившейся за его плечами, огромной грозовой тучей.
«А что если… – сжался пружиной вопросец внутри, – Демон и есть тот самый… что мы знаем о нем? Каким языческим богом его почитали наши предки?..»
Привычным жестом Дух Города галантно приподнял цилиндр, приветствуя свою Киевицу.
– Ясная Пани Мария Владимировна… крепко рад нашей встрече! Она бы состоялась чуть раньше, но, как вам известно, в дни Тьмы никто кроме вас не смеет касаться судьбы Киева…
На «Ясной Пани» приказчик еле заметно кивнул, словно бы говоря сам себе: так я и думал, покупательница-то с подковыркой!
– Египетских сигарет, как всегда… запишите на мой счет и доставьте к утру, – приказал Машин Демон.
– Исполним в наилучшем виде, господин Киевицкий… – пообещал приказчик леденцовыми губами и принялся немедля заворачивать плоскую расписную коробку в хрустящую коричневатую бумагу, продолжая с любопытством коситься на Машу, как на неопознанную заморскую принцессу, инкогнито заглянувшую в магазин Елисеевых.
– А вы какими судьбами тут, позвольте узнать? – спросил ее Демон.
– Ты не поверишь, – улыбнулась Маша. – За колбасой пришла.
Судя по лицу Киевского Демона, он и впрямь не поверил, покорно ожидая продолжения шутки.
– Бегемот послал. Это плата ему за толкованье сна. Но ее здесь не продают…
– Весьма и весьма любопытно. – Демон крутанул свою трость, точно Маша сообщила ему невероятную новость.
– Может, хоть ты растолкуешь?.. Или тебе тоже купить колбасы?
– Пожалуй, откажусь от вашего щедрого гастрономического искушения… Просто скажу: до сего дня Бегемот никогда не помогал вам. Из этого следует: либо вы чем-то заслужили его уважение, либо он задумал некую каверзу. Все может быть. Ясно одно: если кот послал вас за колбасой, которой тут нет, значит, он послал вас сюда не за колбасой… а за ответом.
«Сюда?»
Маша обвела взором волшебный чудо-остров кокосов и бананов, придирчиво пробежалась по названиям на бутылках и банках… но сделала это скорей для проформы. Тот, кто должен был дать ей ответ, несомненно, стоял перед ней.
Или сам Киевский Демон – был ответом?
Дед Мороз, ДМ…де-мон!
– Ты – Дед Мороз? – не церемонясь, спросила она.
Демон утвердительно кивнул.
– Но ведь ты сам сказал, что Санта – это Сатана.
Г-н Киевицкий уверенно кивнул еще раз, точно желая раздавить подбородком ее последние сомнения.
* * *
Как ни странно, Даша Чуб не ощутила полета. Когда головокружительный до тошноты водоворот завертел ее, она рефлекторно зажмурилась и почти сразу же плюхнулась на мягкую от глубокого снега землю. Открыла глаза и ослепла от смертельной белоснежности.
До этого мгновения она не знала, что белее снега на свете нет ничего. Самая ослепительная, самая непорочная белизна покрывала огромное, почти бескрайнее поле. И слева, и справа, и сзади нее – поле уходило в горизонт, перетекало в белое небо и растворялось в нем. Впереди, на далеком холме, виднелось небольшое село.
Слетевший с ноги сапог лежал рядом. Даша отряхнула его и надела. Еще раз недоуменно огляделась и, убедившись, что шагать в три стороны точно бессмысленно, встала и сделала решительный шаг по направленью к четвертой – слишком решительный, она поскользнулась, нога поехала вбок.
Чуб упала и по мгновенной, пронизывающе острой боли сразу поняла: что-то не так. Помедлив, она попыталась встать, но стоило ей лишь пошевелить левой ногой, боль резанула снова.
– Перелом или вывих, – сказала вслух Даша.
Поначалу она не испугалась. За свою недолгую жизнь Чуб успела сломать себе пару конечностей и срастить их опять… Прежде чем страх, ее окутал мороз. Почти ласково обнял за плечи, скользнул за воротник белой шубки, пролез под свитер, погладил по лопаткам и голой спине. Даша вздрогнула, повела плечами, пытаясь вытряхнуть его – он и не подумал отступать.
Но и тогда ей не стало страшно – горожанка, она не привыкла бояться мороза.
– Холодно ли тебе, девица? – дразняще спросила она у себя. – Черт знает как холодно! И где я? И куда мне идти? И как? – Звук собственного голоса успокаивал и бодрил.
Она осторожно ощупала ногу и, не обнаружив никаких видимых повреждений, пошевелила ею еще раз – боль пронзила, как ток.
– Все-таки перелом, – сказала Даша и обнаружила, что зубы ее вновь начинают понемногу отбивать дробь. – И все-таки, где я?
На самом деле последний вопрос вообще не волновал ее, в отличие от последующего:
– Что делать? Ведь если я буду тут сидеть, я замерзну…
«…насмерть», – закончил мозг. Но и тогда она не испугалась. Каждый знает, что если остаться на морозе надолго, можно замерзнуть насмерть. Но это знание никогда не имело отношения к Чуб.
И вдруг отнеслось.
– Я могу замерзнуть насмерть, – повторила она, стараясь поверить, испугать себя, сдвинуть с места. А все же не верилось.
Жизнь в Городе, в столице, в центре, в небогатой, но и безбедной семье – никогда не ставили ее жизнь в зависимость от снега и холода. Зима была лишь красивым пейзажем за окном, веселым и сказочным праздником…
«А как же люди в селе? – подумала Даша. – Выходит, если зимой человек один пошел в лес за дровами и подвернул ногу, как я, – он, считай, и пропал… особенно если у него нет мобильного. А еще пятьдесят лет назад их вообще не было ни у кого. А даже если и есть… может не быть приема, а если есть прием… как мне, например, объяснить, где именно я сейчас в поле лежу?
А если у какой-то дряхлой старушки в пургу не хватит сил выйти за дровами… она замерзнет насмерть. И если мороз ударит ночью внезапно, вечером плюс, а ночью бац – минус двадцать. И вся семья за ночь замерзнет в доме…»
Картинки – одна печальней другой – сменялись в ее воображении.
«Зима и смерть были в понятии сельских жителей, по сути, едины», – сказала Маша.
«Холодно ли тебе, девица? – Холодно!» – и это хорошо. Когда уже перестанешь ощущать холод, вот тогда будет по-настоящему плохо…
«Нельзя сидеть. А то карачун тебе придет, придет карачун», – подумала Чуб и, повалившись на бок, поползла, как Маресьев.
Нога взывала, но боль перестала быть нестерпимой. То ли мороз, уже овладев ее телом, приморозил и боль, то ли кости Киевиц срастались удивительно быстро.
«Точно, ведь я Киевица, меня нельзя убить, я не могу умереть… – подумала Чуб. – Или могу? Раз я сама сюда угодила… по собственному, мать вашу, хотению».
А кроме того, она была Киевицей в своем времени. А где она сейчас – на этот вопрос, заданный ею уже трижды, она так и не сыскала ответа. Где-то за городом. Но за каким городом? За Киевом? Или в любом другом месте, в любом другом времени… какой сейчас год?
У белого снега нет особых примет, он один во все времена… и будет таким же белым по окончании времен. А село стояло чересчур далеко – гораздо дальше, чем ей казалось, пока она сидела на месте.
«Там, в степи глухой, замерзал ямщик…» – Всю жизнь она знала эту песню, но ни разу не думала, что он замерзал насмерть… ну замерзал себе и все, просто холодно ему было – так, неосознанно, всегда воспринимала она.
Снег был глубокий и вязкий, он мешал ей ползти куда больше, чем боль, – ее она уже почти и не ощущала. Не только ее – вообще не чувствовала собственных ног. Мороз поработил их незаметно.
Говорят, замерзнуть насмерть – самая приятная, самая безболезненная и самая красивая смерть.
«Зима – это смерть», – повторила Маша.
«Подумай… раз уж собралась скакать в преисподнюю! – добавила Катя, – …кто хозяин загробного мира под землей и как он называется – ад!»
Белый ад.
Преисподняя – это не пламя, а снег и полнейшее равнодушие. Место, где тебе уже все равно.
* * *
– Санта – это Сатана?
Демон утвердительно кивнул. А затем кивнул еще раз:
– Сатана, по убеждению людей, выполняет все их желания в обмен на душу… Санта выполняет все желания, не требуя ничего взамен. Естественно, со временем они предпочтут его и Сатане, и Иисусу… Ведь брать все и ничего не платить – и есть главное желание людей, за которое они и заплатят когда-то самую страшную цену. Но не сейчас… Я понял, зачем вас прислали сюда, – сказал он тоном человека, получившего последний фрагмент головоломки. – И вполне могу вам помочь… Идемте!
– Куда?
Г-н Киевицкий ткнул длинным, обтянутым синей швейцарской кожей пальцем в листок «Киевского слова», который она держала в руках.
И Маша прочла на первой же странице:
Еще не виданное в Киеве фантастическое
ЗРЕЛИЩЕ!!!
Сад «Шато-де-Флер»
22 января 1889 года открыт в первый раз
ИСТОРИЧЕСКИЙ ЛЕДЯНОЙ ДОМ,
поставленный по достоверным рисункам первого ледяного дома императрицы Анны Иоанновны, который был
в Санкт-Петербурге в январе месяце в 1740 году.
– Прошу… По дороге доскажите мне вашу историю! – Киевский Демон услужливо распахнул перед ней зеркальную дверь, отодвинул рукой штору из мелких искорок снега, давая ей пройти.
И снежный Киев конца XIX века вновь распахнулся пред ней… Магазин «Бр. Елисеевых», на Крещатике, 11, рядом с новенькой биржей. Извозчик, восседающий на козлах саней, уже поджидающих их у входа… Хоть ехать отсюда до «Шато» было всего-то минуту иль две – их хватило вполне, дабы изложить Духу Города суть дед-морозной проблемы.
Смеркалось…
Сонно-зимний увеселительный парк «Шато-де-Флер» сиял огнями, был облеплен экипажами, выездами. С Крещатика, Подола, Печерска к воротам городского сада стекались потоки людей – местные и заезжие господа контрактовичи в котелках и цилиндрах, дамы в платьях с турнюрами, в коротких жакетах и шляпках-капот.
Обозреть возведенную на Контракты, еще не виданную в Киеве зимнюю забаву можно было ежедневно с одиннадцати утра до двенадцати ночи, но в описании особо рекомендовалось делать это с наступлением сумерек, дабы оценить волшебство световых эффектов.
– Вы позволите угостить вас этим чудесным аттракционом? – Демон отдал несусветную цену за вход – два рубля серебром – и выгнул руку калачиком.
Маша привычным жестом поместила туда ладонь и отметила странное: рядом с Демоном она чувствует себя совершенно защищенной – намного безопасней, чем с Миром. Хоть Миру она доверяла на все сто процентов, а Демону – разве что на пять или семь.
– Нас ждет замок зимних цветов! – сказал он, увлекая ее в трехарочные каменные ворота с надписью «Шато-де-Флер».
И нарядные прогулочные аллеи «Шато» поманили их вглубь светлячками мерцающих газовых фонарей. Снег повалил с новой силой, словно желая внести окончательный штрих в сверкающий в глубинах сада фантомный пейзаж. И Маша страстно возблагодарила кота Бегемота за пристрастие к колбасе определенного года…
Стоящий под горой, очерченный балюстрадой, украшенный галереей фантастических статуй из прозрачного льда одноэтажный дворец мерцал впереди северным сиянием. Копия царской грезы, увековеченной в романе Лажечникова «Ледяной дом» и воспроизведенной на радость киевлянам на склонах Днепра, освещалась новейшими световыми устройствами. Ворота и две сказочные остроконечные башни охраняла батарея ледяных пушек. Изо рта стоявших на постаментах зубастых и страшных ледяных дельфинов лился адской потехой рыжий огонь. Дворцовый фасад и венчавшие крышу резные вазы купались в алмазных фонтанах света.
– Не позволите ли вас умудрить? – остановил их на подходе к дворцу не слишком опрятный, суетливый, в шинельке, господин с изношенной от пьянства физиономией. Сомнительный субъект протянул им тонкую брошюрку. – Всего пять копеек… «Подлинное и обстоятельное описание построенного в Санкт-Петербурге Ледяного дома, сочиненное для охотников до натуральной науки профессором физики Георгом Вольфгангом Крафтом».
– Держите, – Демон щедро отвесил изношенному четвертак и сунул брошюру Маше в карман.
Где-то вдалеке играл оркестр, смеялись люди и стреляли пробки шампанского. Веселая толпа обнимала их, как разноцветная шаль – окутывала теплом и колышущимся нетерпеливым предчувствием праздника. И Маше захотелось смеяться… Здесь, в Прошлом, ей ничего не угрожало. Настоящее время в Прошлом стояло, некуда было спешить, и при желании можно было отправиться хоть в Ледяной дворец, хоть на бал в Контрактовый дом, пить шампанское и плясать до утра… Ей даже пришлось напомнить себе, что цель у нее совершенно иная – докопаться до сути вояжа.
– Почему мы пришли сюда?
– Разве вы не знаете, где живет Дед Мороз? В ледяном тереме…
– Но в 1889-м Деда Мороза – детского бога с подарками – еще не было.
– А после возведения Ледяного дворца – он вдруг появился… Как вам совпадение?
Расталкивая людей, Демон решительно протиснулся к дворцовому входу.
Они прошли череду статуй, высящихся в нишах, – Маша узнала в них римских богов: Сатурна, Аида, Бахуса, Венеру, колдунью Церцеру, и сразу вспомнила, что гору над «Шато» киевляне тоже считали колдовской Лысой горой.
Выкованные изо льда и мороза сказочные ворота озарились красным – в небе взорвался алым огнем фейерверк. Пять ледяных пушек одновременно выстрелили при их приближении.
– Видите, дом приветствует вас! – сказал Демон и, не дав ей опомниться, потянул свою спутницу по мертвенным белым палатам дворца.
* * *
Даша замерзла так сильно, что ей было уже почти все равно: выберется она или нет, умрет или нет. Голову словно заполнил дурман, клонило в сон…
И вот тогда, наконец, она смогла испугаться!
Нечто неукротимо живое, обитавшее в ней, – не приемлющее покорную смерть, заставило оттолкнуться руками от земли, рывком поставить почти бесчувственное тело на колени. Даша принялась бить себя по ногам и обрадовалась, что те ощущают хоть что-то. Рывком она поставила на землю сначала одну ногу, вторую – тоже рывком, помноженным на чудо и волю к жизни.
Выпрямилась:
«Я дойду!»
Снег ударил в глаза. Она зажмурилась и снова открыла их.
И случилось чудо! Бесконечно-снежное поле оказалось уже не далеко впереди, а далеко-далеко позади. Она стояла перед высокими, покрытыми пушистой белой шапкой трехъярусными воротами дальнего селения. К воротам не примыкал забор – то были просто ворота, с крышей, нахохлившейся от белого снега, с резными столбами, обтянутыми полотнищем мокрого инея.
Даша прошла сквозь них и отправилась к самому высокому зданию, отмечая странное, хотя и совершенно неважное – несмотря на мороз, из труб домов не валит дым, а на снегу нет ни одного отпечатка, помимо ее.
В стольном граде под горой стоит терем голубой,
Все вокруг из хрусталя, все горит, словно заря… –
вспомнилось невольно. Как там дальше?.. Она забыла.
Дом действительно стоял под горой и мало походил на сельский – то был скорее дворец, с обледеневшей балюстрадой, с нишами для статуй, с высокими остроконечными башнями по бокам, фонтанами и пушками, покрытыми снегом и льдом.
Даша поставила ногу на первую ступеньку и сразу же вспомнила продолженье загадки.
И живет в тереме том тот, кто с детства всем знаком.
Его имя – Дед Мороз…
Она толкнула дверь.
Как ни странно, внутри Ледяного дворца было вовсе не холодно…
* * *
Внутри Ледяного дворца было вовсе не холодно – даже душно от обилья людей. Пройдя сквозь сени, Маша и ее Демон повернули направо в гостиную с круглым столом и двумя креслами. В центре на ледяном столе лежали игральные карты из тончайшего льда, вызвавшие несказанный восторг у двух склонившихся над ними дамочек в шляпках с фазаньими перьями.
– Прелестно…
– Charmant! – поочередно восклицали они.
Рядом с картами тикали ледяные часы с просвечивающимся сквозь лед золотистым механизмом.
– …я слышал, строительство этого ледяного дома обошлось в две тысячи рублей, – обсуждали потеху два сопровождавших дам господина.
– …немалая сумма… на такую можно приобрести на Подоле собственный дом.
В соседней комнате – заставленном ледяными книжными шкафами кабинете – пылал огромный ледяной камин, в его чреве горели живым огнем ледяные дрова.
– Но как… как такое возможно, ведь вода не может гореть? – в невероятном волнении вопрошал взволнованный мальчик лет семи габаритного папеньку.
– И очень просто, Мишенька… лед в камине смазан нефтью… Горящую нефть извергают и фонтаны. Хоть я не исключаю, – отец семейства склонился к младшим членам оного – сыну Мишеньке и похожей на зимнего гнома девочке в белой пушистой шапочке с синим бантом под нежным подбородком, – на иных планетах вода тоже может гореть… Послушайте, – открыл он небезызвестное «Подлинное и обстоятельное описание» профессора Крафта: – «Коль подлинно сие, что железо в солнечном теле всегда жидкою материею было, толь подлинно и то, что вода наша, которую мы по большой части видим как жидкое тело, в планете Сатурне всегда бы была камень подобной твердостию мармору… и мы видели из чистого льду построенной дом, который расположен, чтоб таково ж долго стоять, как наши обыкновенные дома, или чтоб в Сатурн как в число звезд перенесен был…»
Мать семейства вздохнула с благоговейным видом человека, который не понимает ничего, кроме одного – ее муж витает сейчас в самых высоких материях, и одно это уже повод для гордости.
«Снова Сатурн…» – отметила Маша.
Демон уже тащил ее в правую часть Ледяного дворца.
«Эх, если бы меня спросили, кем был Дед Мороз в Древнем Риме, я бы точно знала ответ… Римляне праздновали на солнцестояние свой Новый год – Сатурналии…»
– Как вам, несомненно, известно, – заговорил Демон тоном заядлого экскурсовода, – подобный Ледяной дворец был построен в 1740 году в Петербурге, в царствование императрицы Анны Иоанновны, столь же недолгое, как эта ледяная краса. Развлечение было устроено 6 февраля по случаю свадьбы ее придворных шута и шутихи.
– В феврале?.. Но это ж не Новый год… И не солнцестояние. И даже не Велесовы Контракты.
– Вы изумительно наблюдательны… – То был вовсе не комплимент.
В числе прочих зевак они остановились посреди главной достопримечательности Ледяного дворца – нарядной спальни. В центре, рядом с ледяным рукомойником и ледяным туалетом, возвышалась громоздкая ледяная кровать, убранная ледяными подушками и одеялом. Окруженный небольшой компанией молодой человек с нафиксатуренными завитками усов разглагольствовал с видом Хлестакова.
– …а при сопровождении двух дурачков-уродцев сюда, на брачное ложе, была зачитана потешная ода господина Тредиаковского. Позвольте всего пару строк.
Здравствуйте, женившись, дурак и дурка,
Еще жопа – то та и фигурка!
Внимающая ему барышня в синей мантильке скабрезно хихикнула.
Квасник-дурак и Буженинова-блядка
Сошлись любовно, но любовь их гадка.
Ну, мордва, ну, чуваши, ну, самоеды!
Начните веселье, молодые деды!
Маша, впервые за время посещение дома, почувствовала, как все заледенело внутри.
– Молодые деды? – повторила оксюморон младшая из Киевиц.
Почему дедами называют еще не старых мужчину и женщину? Потому что дедами в то время именовали души всех мертвецов! Молодые – значит новопреставленные. Поскольку оба они – жених и невеста – будущие покойники…
На туалете с горящими ледяными свечами стояли два ледяных колпака. Рядом с кроватью – крохотные ледяные туфельки снежной принцессы.
«Газетная чушь… как и про снегурочек», – вспомнилось ей. Вот только чушь эта, как ни крути, подтверждалась древнейшей народной версией сказки «Морозко» – о девушке, оставленной в зимнем лесу в жены Деду Морозу…
Ей вспомнился морг, где лежало тело бедного Ромчика – истинный дом Деда Мороза, как и этот смертельный ледяной склеп.
– Я правильно помню, – спросила Маша, адресуя вопрос скорее себе, – на свадьбу шута и шутиху привезли как невольников, в клетке, их уложили в ледяную постель и оставили на ночь, запретив выходить. У двери поставили охрану… и до утра они замерзли насмерть. Их принесли в жертву Морозу, как в древности?
Маша поняла, что роднит все недетские сказки о «Морозко», включая поэму «Мороз, Красный нос», где тот убивает несчастную крестьянку… Во всех Мороз называют женихом. Истинным женихом на царской свадьбе в Ледяном дворце была Смерть!
Она снова вздрогнула. Чувство безопасности исчезло и появилось иное – обреченность: от смерти никому, никуда и никогда не сбежать.
– Смерть шута и шутихи, несомненно, должна была стать финальной и самой смешной частью придворной комедии, – тихо ответствовал Демон. – Но шутиха оказалась хотя и уродливой, но весьма смышленой дамой… она загодя припрятала в ледяном доме теплые вещи, и в итоге они дожили и до утра, и до старости…
– То есть в 1740 году жертва не состоялась… а в 1889-м Ледяной дом построили вновь – теперь уже в Киеве. И сразу после этого Дед Мороз стал появляться на новогодних праздниках, с тех самых пор начался его культ. Я лишь не понимаю, почему дом построили не на праздник… а к окончанию всех зимних праздников.
– Вы сами ответили на свой же вопрос… Куда по окончании праздников уходит Дед Мороз?
– Возвращается к себе, на Северный полюс… нет, это Санта… а наш… уходит в лес? Прячется в колодец? Колодец – это ледяная вода. Вода – это растаявший лед…
Свищи, весна, свищи, красна!
Не можно вам иметь лучшее время:
Сопрягся ханский сын, взял ханское племя, –
не унимался нафиксатуренный. Барышня в мантильке смеялась и хлопала в ладошки.
– Сколько времени простоял этот дворец? – быстро спросила Маша.
– До марта.
– До Масленицы… до официальных проводов зимы. Его построили в дар Деду Морозу, чтобы ему было где жить и весной, и летом… Когда этот дворец растаял, он как бы переместился с водой в колодец… Но кто стал жертвой. И кто такой Дед Мороз? Смерть… – утвердительно сказала она.
– Смерть, как и черт, – лишь один из неотъемлемых персонажей дней Тьмы, – скучливо сказал Киевский Демон. – Но вам известен ответ… он практически у вас в кармане. Вы слышали, даже произнесли его вслух… но не придали значения.
Маша снова вздрогнула. Ее бесцеремонный мобильный тревожно завибрировал в кармане теплой юбки. Телефонный звонок, раздавшийся в 1889-м посреди увеселительного Ледяного дворца, наконец заставил нафиксатуренного чтеца онеметь, а всех остальных посмотреть на нее.
– Музыкальная шкатулка, – нашлась она, очень вовремя припомнив название другого рассказа князя Одоевского. – Заграничная… – Она, не глядя, сбросила вызов.
Ей не хотелось уходить, не прознав ответ, недоговоренность слышалась в каждом многоточии Демона… Как обычно, г-н Киевицкий не мог отказать себе в любимой игре «кошки-мышки». Но хуже всего, что и Маша успела пристраститься к их вечным шарадкам и испытала не раздражение, а только азарт участницы шоу «Что? Где? Когда?».
«Сейчас, сейчас отгадаю… Одоевский тоже описал в сказке дом изо льда… Но Одоевский не написал сказку… он переписал старую народную сказку «Морозко». И в ней Морозко жил не в колодце, как Смерть, – удивленно осознала она. – В первом варианте Морозко жил в лесу, как и Велес… Нет, в самом первом варианте Мороз жил в чистом поле… Но Велес не имеет отношения к полю… Кто же тогда Мороз? Коротун, Трескун, Студинец? Может, Посвист – бог ветра?.. Ведь так и говорили всегда: ищи ветра в чистом поле. Посвист, он же Подзвизд – бог, который живет среди звезд…
В кармане! Конечно… Она достала «обстоятельное описание» Крафта, открыла и ткнула пальцем не глядя:
«…из чистого льду построенный дом… чтоб в Сатурн как в число звезд перенесен был…»
Растаявшая вода перемещается к небу!
Этот дом, растаяв, должен был перенестись к самим звездам… возможно, туда, где он и стоит до сих пор.
* * *
Даша вошла вовнутрь дома и ахнула…
Дворец не был покрыт снегом и льдом, как ей показалось вначале, – он был весь из снега и льда. Словно кто-то пытался воплотить в жизнь сказку Одоевского:
«Дом у Мороза Ивановича сделан был весь изо льда: и двери, и окошки, и пол ледяные, а по стенам убрано снежными звездочками; солнышко на них сияло, и все в доме блестело, как брильянты…»
Или это сказочник пытался воспроизвести однажды увиденное?
В восхищении Даша Чуб стояла посреди ледяного дворца, рассматривая ледяную мебель, столы, табуреты, сверкающий потолок со звездами и стены, покрытые безумными африканскими пальмами с остроконечными листьями, – морозными узорами, способными поспорить по красоте с персидской парчой…
Она шагнула в другую комнату, совершенно белую, – обтянутые густым инеем полы и стены казались обитыми мягкой тканью с пушистым густым ворсом. А посредине высилась высокая кровать, покрытая мягчайшей снежной периной…
«На постели у Мороза Ивановича вместо перины лежал снег пушистый…»
Такой пушистый, мягкий и чистый, что ей сразу захотелось повалиться в него, упасть, как в детстве, расставить руки, кататься по снегу, как счастливая кошка…
Она повалилась на спину и погладила нежную снежность рукой.
Что-то знакомое, что-то приятное, что-то очень хорошее, случившееся совсем недавно, окутало ее одеялом. Кто-то словно гладил ее по щеке – нежно-нежно. Она словно уже была здесь, когда упала в колодец впервые… когда ей показалось, что она упала…
Или ей не казалось?
И ее душа успела побывать здесь прежде, чем Машин требовательный голос «Где ты?» силой вернул ее обратно…
И все-таки странно, что внутри Ледяного дворца совершенно не холодно…
«“Холодно ли тебе, девица?” – дурацкий вопрос», – подумала она.
Дурацкий вопрос – простой ответ.
«Если мне больше не холодно, значит, я уже умерла». Вот в чем была загадка Мороза!
«Я умерла, – поняла она. А еще поняла, что ее это ничуть не волнует – даже смешно стало: – Тю, неужели я умерла… классно, никаких обязательств!»
– Зима – это веселье без печали. Это радость без обязательств. Это смерть – без боли!
Прозвучавшее произнесла не она.
Двери открылись, и в комнату вошел человек в огромной, почти бесконечной бело-серой шубе из бескрайних, наполненных бурей облаков.
– Ты? – в неподдельном изумлении вскрикнула Чуб, приподнимаясь в кровати.
Дан сбросил шубу на пол. Его княжьи одежды из серебристой парчи были расшиты сверкающими, как бриллианты, камнями.
– Денница, – назвал свое полное имя он.
– Но Денница – имя Люцифера…
Он отрицательно покачал головой.
– Денница означает лишь «утренняя звезда»… Первая звезда Рождества.
«Его имя – Дед Мороз – отраженье ярких звезд», – он сразу представился им.
– Где мы?..
– Там, куда ты пообещала поехать со мной… за краем края. В сердце зимы… Здравствуй, сестра!