Лара решила, что по утрам будет работать дома.

— Я хочу, чтобы мы как можно больше времени проводили вместе, — заявила она Филипу.

Лара сказала Кэти, чтобы та подобрала и прислала к ней в пентхаус несколько кандидатов на должность секретарши. Она опросила полдюжины претенденток, прежде чем перед ней предстала Мариан Белл, молодая женщина лет двадцати пяти с мягкими светлыми волосами, приятными чертами лица и вежливыми манерами.

— Садитесь, — предложила Лара.

— Спасибо.

Лара просмотрела ее бумаги.

— Вы окончили колледж в Уэлсли?

— Да.

— И имеете ученую степень бакалавра искусств. Почему же тогда вы хотите получить работу секретаря?

— Мне кажется, что, работая у вас, я могу многому научиться. И не важно, получу я эту работу или нет, я все равно останусь вашей горячей поклонницей, мисс Камерон.

— Правда? Это почему же?

— Потому, что вы являетесь для меня образцом для подражания. Вы многого достигли и сделали все это собственными руками.

Лара внимательно разглядывала сидящую перед ней женщину.

— Эта работа будет отнимать у вас уйму времени. Я встаю рано. В шесть часов утра вы должны будете уже быть здесь.

— Это не страшно. Я люблю работать. Лара улыбнулась. Мариан ей нравилась.

— Что ж, я, пожалуй, дам вам неделю испытательного срока.

К концу недели Лара поняла, что нашла настоящее сокровище. Мариан оказалась не только приятной в общении, но и умной. Постепенно сложился новый распорядок дня. Если не случалось чего-то непредвиденного, Лара проводила первую половину дня в своих апартаментах, а после обеда шла в офис.

Каждое утро они с Филипом завтракали вдвоем, затем он шел к роялю и, сидя в майке и джинсах, два-три часа играл, в то время как Лара в своем кабинете отдавала распоряжения Мариан. Иногда, специально для Лары, Филип наигрывал старинные шотландские мелодии — «Анни Лори» или «Бегущая во ржи», что чрезвычайно трогало ее. Обедали они тоже вместе.

— А расскажи о своей жизни в Глейс-Бее, — поп о сил как-то Филип.

— На это уйдет пять минут, не больше, — улыбнулась Лара.

— Нет, я серьезно. Мне это действительно интересно. И она поведала ему об общежитии — правда, так и не смогла заставить себя рассказать о своем отце — и о Чарльзе Коэне.

— Он здорово помог, — заметил Филип. — Хотелось бы мне познакомиться с ним когда-нибудь.

— Уверена, у тебя еще будет такая возможность. Рассказала Лара и о Шоне Макалистере.

— Вот подонок! — возмутился Филип. — Удавил бы гада. — Он нежно обнял ее и тихо произнес:

— Больше никто не посмеет обидеть тебя.

Вначале во время репетиций Филипа Лара то и дело прибегала в гостиную и, не обращая внимания на то, что он занят, говорила:

— Дорогой, мы приглашены на уик-энд на Лонг-Айленд. Хочешь поехать? Или:

— У меня есть билеты на новую пьесу Нила Саймона. Или:

— Говард Келлер зовет нас на пикник в субботу вечером.

Филип изо всех сил старался сдерживаться, но наконец его терпение лопнуло.

— Лара, — мягко, но серьезно проговорил он, — пожалуйста, не перебивай меня, когда я играю. Я никак не могу сосредоточиться.

— Извини, — смутилась она, — но я не понимаю, почему ты репетируешь каждый день. Ты ведь сейчас не даешь концерты.

— Я делаю это для того, чтобы постоянно быть в форме. Видишь ли, дорогая, когда ты строишь здание и допускаешь какую-нибудь ошибку, ее можно исправить. Ты можешь изменить проект, или переделать водопровод, или починить электросеть, или не знаю, что там еще. Но во время сольного концерта такой возможности нет. Ты предстаешь перед публикой, и каждая нота должна быть совершенной.

— Прости, — извиняющимся тоном проговорила Лара. — Теперь мне понятно. Филип взял ее за руку:

— Есть старая шутка: в Нью-Йорк приехал из провинции один скрипач. Он заблудился и, остановив прохожего, спрашивает: «Скажите, пожалуйста, как я могу попасть в „Карнеги-холл“?» Прохожий смотрит на футляр со скрипкой в руках приезжего и отвечает: "Тренируйтесь, милейший, тренируйтесь ".

Лара рассмеялась:

— Ладно, возвращайся к своему инструменту. Так и быть, оставлю тебя в покое.

Она сидела в своем кабинете и, слушая приглушенные звуки рояля, думала: «Я такая счастливая. Тысячи женщин, наверное, завидуют, что я могу сидеть у себя дома и слушать, как играет Филип Адлер».

Единственное, что ей хотелось, — это чтобы он не так много репетировал.

Они оба обожали играть в триктрак и по вечерам, после ужина, садились перед камином и устраивали веселое и азартное состязание. Лара очень любила такие часы безмятежного общения с мужем.

Приближалось открытие казино в Рино. Шесть месяцев назад Лара говорила Джерри Таунсенду:

— Я хочу, чтобы об этом событии писали все газеты. Я найму шеф-повара из «Максима». Вы должны сделать так, чтобы на открытии были самые «крутые» артисты, начиная с Фрэнка Синатры. В список приглашенных нужно включить влиятельнейших людей из Голливуда, Нью-Йорка и Вашингтона. Мне надо, чтобы они дрались за право быть в числе гостей.

Теперь, посмотрев список, она сказала:

— Вы неплохо поработали, Джерри. А сколько у нас отказов?

— Дюжины две, — ответил Таунсенд. — Неплохо для шестисот приглашенных.

— Да, совсем неплохо, — согласилась Лара. Утром раздался звонок от Келлера.

— Хорошие новости, — объявил он. — Мне позвонили швейцарские банкиры. Завтра они прилетают, чтобы обсудить вопрос о нашем сотрудничестве.

— Отлично, — сказала Лара. — В девять часов в моем кабинете.

Вечером во время ужина Филип сообщил:

— Завтра состоится запись моего концерта. Ты ведь никогда не была на записи?

— Никогда.

— А хочешь поехать посмотреть? Лара заколебалась, вспомнив о переговорах со швейцарцами.

— Конечно.

Она позвонила Келлеру.

— Начинайте переговоры без меня. Я приеду, как только смогу.

Студия звукозаписи была расположена на Тридцать четвертой улице в огромном помещении, начиненном электроникой. Здесь собралось около ста тридцати музыкантов, а за стеклянной перегородкой приготовились к работе инженеры. Процесс записи, как показалось Ларе, продвигался крайне медленно. То и дело они останавливались и начинали все сначала. Во время одного из перерывов она позвонила Келлеру.

— Где вы пропадаете? — взволнованно проговорил он. — Я здесь кручусь как могу, но они хотят видеть лично вас.

— Через час-два приеду, — сказала Лара. — Займите их пока разговором.

Через два часа запись еще продолжалась. Лара снова дозвонилась до Келлера.

— Извините, Говард, не могу уехать. Попросите их прийти завтра.

— Что у вас за важное дело? — потребовал ответа Келлер.

— Мой муж, — проговорила Лара и повесила трубку.

— На следующей неделе мы едем в Рино, — сказала Лара, когда они вернулись домой.

— А что там, в Рино? — спросил Филип.

— Открытие отеля и казино. Вылетаем в среду.

— Черт! — с досадой в голосе воскликнул Филип.

— Ты что?

— Извини, дорогая, я не смогу.

Она в недоумении уставилась на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне казалось, что я уже тебе говорил… В понедельник я отправляюсь на гастроли.

— Какие гастроли?

— Эллерби организовал для меня шестинедельное турне. Сначала Австралия, затем…

— Австралия?

— Да. Затем Япония и Гонконг.

— Ты не можешь, Филип. Я…, я хочу сказать… Зачем ты так? Ты не должен. Я хочу, чтобы ты был рядом.

— Что ж, поедем вместе, Лара. Я буду только рад.

— Ты же знаешь, что это невозможно. Здесь столько дел! — в отчаянии воскликнула она. — Я не хочу, чтобы ты уезжал.

— Я тоже не хочу. Но, дорогая, я ведь предупреждал тебя до свадьбы, что в этом заключается моя жизнь.

— Да, я знаю, — согласилась Лара, — но то было раньше. Теперь все по-другому. Все изменилось.

— Ничего не изменилось, — мягко произнес Филип, — кроме того, что ты буквально свела меня с ума, и, когда я уеду, я буду ужасно по тебе скучать.

На это Ларе нечего было сказать.

Филип уехал, и Ларе стало так одиноко, как никогда прежде.

Проводя различные встречи и совещания, она то и дело вспоминала о нем, и сердце ее таяло.

Она хотела, чтобы он продолжал заниматься любимым делом, но в то же время ей надо было, чтобы он всегда был при ней. Лара постоянно думала о тех часах, которые они провели вдвоем, о его ласках, доброте и нежности. Она и представить себе не могла, что будет способна так сильно кого-нибудь любить. Филип звонил ей каждый день, но почему-то эти звонки делали ее еще более одинокой.

— Ты где, дорогой?

— Все еще в Токио.

— Как проходит турне?

— Прекрасно. Только скучаю по тебе.

— Я тоже по тебе скучаю.

— Завтра я уезжаю в Гонконг, а затем…

— Скорей бы ты возвращался!

— Ты же знаешь — я не могу.

— Да, конечно.

Они проговорили с полчаса, и когда Лара положила трубку, ей стало совсем тоскливо. Да еще эта разница во времени действовала ей на нервы: иной раз у нее был вторник, а у него уже среда; то он звонил среди ночи, а то — ни свет ни заря.

— Как Филип? — спросил однажды Келлер.

— Отлично. Скажи, Говард, зачем ему все это?

— Что «все это»?

— Ну, эти его поездки. Он не должен это делать. Я имею в виду, ему не нужны деньги.

— Хо! Конечно же, он делает это не ради денег. Это его призвание, Лара.

Вот то же самое говорил ей и Филип. Умом она это понимала, но сердцем отказывалась смириться.

— Лара, — сказал Келлер, — вы ведь только его жена, а не хозяйка.

— Я и не хочу быть его хозяйкой. Я просто надеялась, что стану для него важнее, чем… Она замолчала на полуслове.

— Ерунда какая. Я и сама понимаю, что веду себя глупо.

Она позвонила Уильяму Эллерби.

— Не могли бы вы сегодня пообедать со мной?

— Конечно, я отложу другие дела, — сказал Эллерби. — Что-нибудь случилось?

— Нет-нет. Просто хотела с вами поговорить. Они встретились в ресторане «Ле сирк».

— Вы в последние дни разговаривали с Филипом? — спросил Эллерби.

— Он звонит мне каждый день.

— Его гастроли проходят с грандиозным успехом. — Да, я знаю.

— Сказать откровенно, я никак не ожидал, что Филип женится. Он ведь как священник — всего себя отдает своему делу.

— Это верно. — Лара помолчала. — Но вам не кажется, что он слишком много времени проводит в разъездах?

— Не понимаю.

— Теперь у Филипа есть дом. Ему нет нужды мотаться по всему свету. — Она заметила, как Эллерби начал меняться в лице. — О, я вовсе не хочу сказать, что он должен все время торчать в Нью-Йорке. Уверена, вы могли бы организовать для него выступления в Бостоне, Чикаго или Лос-Анджелесе. Ну, в общем, так…, чтобы ему не приходилось уезжать слишком далеко от дома…

— А вы обсуждали этот вопрос с Филипом? — осторожно поинтересовался Эллерби.

— Нет. Я хотела сначала поговорить с вами. Ведь вы могли бы это устроить, не так ли? Я хочу сказать, что Филипу больше уже не нужны деньги.

— Миссис Адлер, Филип получает пять тысяч долларов за концерт. В прошлом году он провел в гастрольных поездках сорок недель.

— Это я знаю, однако…

— Вы хоть понимаете, что таких вершин достигают лишь единицы и для того им приходится выдерживать острейшую конкурентную борьбу? Тысячи пианистов до крови заигрывают свои пальцы, но настоящих суперзвезд в мире только четыре или пять. И ваш супруг — один из них. Вы просто не имеете представления об этой «кухне». Конкуренция смертельная. Порой вы можете во время концерта увидеть на сцене одетого во фрак солиста, который выглядит вполне преуспевающим, но вы даже не подозреваете, что после концерта он едва может заплатить за свое жилье и позволить себе приличный ужин.

От Филипа потребовались годы упорного труда, чтобы стать пианистом мирового класса. И теперь вы просите меня лишить его всего этого.

— Да нет же! Я просто предлагаю…

— То, что вы предлагаете, положит конец его карьере. Вы ведь и сами этого не хотите, правда?

— Конечно, не хочу, — согласилась Лара и, помолчав, добавила:

— Насколько мне известно, от заработанных Филипом денег вы получаете пятнадцать процентов.

— Да, это так.

— Я бы не хотела, чтобы вы понесли убытки, если Филип будет реже выступать, — тщательно подбирая слова, проговорила она. — Я с удовольствием готова компенсировать вам разницу и…

— Миссис Адлер, — перебил ее Эллерби, — мне кажется, это вопрос, который вы прежде всего должны обсудить с Филипом.