21
Это было головокружительное время для Тоби Темпла. В сорок два года ему принадлежал весь мир. Он шутил с королями и играл в гольф с президентом, но миллионы его поклонников, любителей пива, ничего не имели против, так как знали, что Тоби — один из них, он — их защитник, который доит всех священных коров, высмеивает сильных мира сего, сокрушая обычаи истеблишмента. Они любили Тоби, зная, что и он любит их.
Во всех своих интервью Темпл упоминал свою мать, и постепенно для всех она стала святой. Только таким образом Тоби мог разделить с ней свой успех.
Темпл приобрел красивый особняк в Бель-Эйр, построенный в стиле тюдор, с восемью спальнями, огромной лестницей, отделанной деревянными панелями ручной резьбы из Англии. В нем были кинозал, игорный зал, винный подвал, а на участке находились большой плавательный бассейн, домик экономки и два гостевых коттеджа. Еще Тоби купил роскошный дом в Палм-спрингс, несколько скаковых лошадей и троицу комических партнеров. Всех троих он называл одинаково — Мак, и они обожали его. Выполняли его мелкие поручения, были его шоферами, доставляли ему девушек в любое время дня и ночи, сопровождали его в поездках, делали ему массаж. Чего бы не пожелал хозяин — трио Маков всегда было к его услугам. Они состояли шутами при «Шуте нации». У Тоби работали четыре секретарши, причем две из них занимались исключительно его огромной корреспонденцией. Личной его секретаршей была хорошенькая блондинка в возрасте двадцати одного года, которую звали Шерри. Такое тело, как у Шерри, мог сконструировать только сексуальный маньяк, и Тоби требовал, чтобы она носила короткие юбки, а под ними чтобы ничего не было надето. Это экономило обоим уйму времени.
Премьера первого фильма Тоби Темпла прошла замечательно. Сэм Уинтерс и Клифтон Лоуренс присутствовали в зале. Потом они все вместе пошли в «Чейзенс», чтобы обсудить картину.
Тоби получил удовольствие от своей первой встречи с Сэмом после заключения контракта.
— Это обошлось бы тебе дешевле, если бы ты ответил на мои звонки, — заявил Тоби и поведал Сэму о том, как пытался к нему прорваться.
— Такое вот невезение, — огорченно сказал Сэм.
Когда они сидели в «Чейзенс», Сэм обратился к Клифтону Лоуренсу.
— Если ты не запросишь руку и ногу, то я бы хотел предложить новый контракт на три картины для Тоби.
— Встречаюсь еще с одним клиентом. У меня ведь есть и другие клиенты, мой мальчик.
Тоби как-то странно посмотрел на него, потом сказал:
— Ну да, конечно.
На следующее утро во всех газетах были опубликованы восторженные отзывы. Все до одного критики предсказывали, что Тоби Темпл и в кино станет звездой не меньшей величины, чем на телевидении.
Тоби прочитал все рецензии, потом позвонил Клифтону Лоуренсу.
— Поздравляю, мой мальчик, — сердечно сказал Клифтон. — Ты видел «Рипортер» и «Вэрайети»? Это не рецензии, а признания в любви.
— Ага. И этот мир — просто головка молодого сыра, а я — здоровенная жирная крыса. Что можно придумать забавнее этого?
— Я же сказал тебе, Тоби, что в один прекрасный день весь мир станет твоим, и теперь этот день настал: весь мир принадлежит тебе!
В голосе агента звучала глубокая удовлетворенность.
— Клиф, я хотел бы поговорить с тобой. Ты не мог бы подъехать?
— Конечно. Я освобожусь в пять часов и…
— Я имел в виду сейчас.
После непродолжительного колебания Клифтон сказал:
— У меня назначена встреча до…
— Ну, если ты так занят, тогда не надо.
И Тоби повесил трубку.
Минуту спустя позвонила секретарша Клифтона Лоуренса и сообщила:
— Мистер Лоуренс уже едет к вам, мистер Темпл.
Клифтон Лоуренс сидел на кушетке в доме Тоби.
— Ради бога, Тоби, ты ведь знаешь, что для тебя я никогда не бываю слишком занят. Мне и в голову не приходило, что ты захочешь сегодня меня видеть, а то бы я не назначал никаких других встреч.
Тоби сидел и пристально смотрел на него — пусть попотеет хорошенько. Клифтон прочистил горло и сказал:
— Да будет тебе! Ведь ты — мой самый любимый клиент. Разве ты этого не знал?
«И это правда, — подумал Клифтон. — Это я его сделал! Он — мое создание. Я наслаждаюсь его успехом не меньше, чем он сам».
Тоби улыбнулся.
— Это действительно так, Клиф? — Он видел, как облегченно расслабляется тело щегольски одетого маленького агента. — А то я уже начал было сомневаться.
— Что ты хочешь этим сказать?
— У тебя так много клиентов, что иногда, как мне кажется, ты не уделяешь мне достаточного внимания.
— Это не так. Я трачу больше времени…
— Я хотел бы, чтобы ты занимался только мной, Клиф.
Клифтон улыбнулся.
— Ты шутишь.
— Нет. Я на полном серьезе. — Он смотрел, как с лица Клифтона сходит улыбка. — Мне кажется, я достаточно важная персона, чтобы иметь собственного агента. И когда я говорю «собственного агента», я не имею в виду человека, который слишком занят для меня, потому что ведет дела еще дюжины людей. Это как групповой секс, Клиф. Кто-то всегда остается с эрекцией.
Клифтон с минуту смотрел на него, потом сказал:
— Сооруди-ка нам чего-нибудь выпить.
Тоби пошел к бару, а Клифтон сидел и думал. Он знал, в чем именно состояла проблема, — не в собственной персоне Тоби и не в сознании им своей значительности.
Просто Тоби был одинок. Клифтон в жизни не видел человека более одинокого, чем Тоби. Лоуренсу приходилось наблюдать, как Тоби дюжинами покупал женщин и пытался щедрыми подарками купить себе друзей. Никому никогда не разрешалось заплатить по счету в присутствии Тоби. Клифтон однажды слышал, как один музыкант сказал Тоби: «Тебе не нужно покупать любовь, Тоби. Все тебя и так любят». Тоби подмигнул ему и сказал: «Зачем рисковать?»
Этот музыкант исчез навсегда из программы Тоби.
Тоби хотел, чтобы все принадлежали ему целиком. У него была какая-то бесконечная потребность, и чем больше он приобретал, тем больше эта потребность становилась.
Клифтон слышал, что Тоби брал с собой в постель до полдюжины девиц одновременно, пытаясь утолить бушевавший в нем голод. Но это, разумеется, не помогало. Тоби нужна была особенная девушка, но она все не находилась. Поэтому он продолжал игру в большие числа.
Он отчаянно нуждался в том, чтобы вокруг него все время были люди.
Одиночество. Тоби избавлялся от него лишь тогда, когда стоял перед публикой, когда мог слышать ее аплодисменты и чувствовать ее любовь. «Вообще-то все очень просто», — думал Клифтон. Когда Тоби был не на сцене, он брал свою публику с собой. Его всегда окружали музыканты, комические партнеры, авторы, девочки из кордебалета, нокаутированные жизнью комики и вообще все, кого он мог притянуть на свою орбиту.
А теперь он хотел, чтобы ему принадлежал Клифтон Лоуренс. Только ему.
Клифтон вел дела дюжины клиентов, но их общий доход был не на много больше, чем тот доход, который получал Тоби от ночных клубов, телевидения и кино, потому что контракты, которых Клифтону удавалось добиться для Тоби, были феноменальными. Однако свое решение Клифтон принял не из-за денег. Он так решил, потому что любил Тоби Темпла и был ему нужен. Точно так же, как сам нуждался в Тоби. Клифтон вспомнил, какой пресной была его жизнь до того, как в нее вошел Тоби. Ничего нового, будораживающего в ней не было уже много лет. Он двигался по инерции, на старых успехах. И сейчас он думал о том, электрическом возбуждении, которое царило вокруг Тоби, о веселье и смехе, о глубоком чувстве товарищества, которое было между ними.
Когда Тоби вернулся к Клифтону и вручил ему выпивку, Клифтон поднял свой бокал и произнес тост:
— За нас с тобой, мой мальчик.
Это было время успехов, веселья и праздников, и Тоби всегда был гвоздем программы. От него ждали, чтобы он смешил. Актер мог прятаться за слова Шекспира, или Шоу, или Мольера, певец мог рассчитывать на помощь Гершвина, Роджерса и Харта или Коула Портера. А вот артист-комик был наг. Единственным оружием ему служило остроумие.
Импровизации Тоби Темпла быстро приобрели известность в Голливуде. На приеме в честь престарелого основателя одной студии кто-то спросил Тоби: «Правда ли, что этому человеку девяносто один год?»
Тоби ответил: «Угу. Когда ему стукнет сто, его распилят пополам и пустят две штуки за ту же цену».
На одном обеде известный врач, лечивший многих кинозвезд, долго и нудно рассказывал анекдот группе комических актеров.
— Док, — взмолился Тоби, — не надо забавлять нас, достаточно спасать нам жизнь!
Один раз для съемок фильма студии понадобились львы, и когда их провозили мимо Тоби на грузовике, он заорал: «Христиане, выход через десять минут!»
О розыгрышах, которые устраивал Тоби, стали ходить легенды. Один его приятель католического вероисповедания лег в больницу на какую-то сложную операцию. Однажды возле его кровати остановилась красивая молодая монахиня и положила ему руку на лоб.
— Лоб приятный и прохладный на ощупь. Кожа такая бархатистая.
— Спасибо, сестра.
Она наклонилась над ним и стала поправлять подушки; при этом ее грудь задевала его по лицу. Бедняга ничего не мог с собой поделать: у него началась эрекция. Когда сестра занялась одеялом, она задела его возбудившийся орган рукой. Несчастный чуть не умер от стыда.
— Великий Боже, — воскликнула монахиня. — Что тут у нас такое?
И она подняла одеяло, под которым обнаружила его твердокаменный пенис.
— Простите ради Бога, сестра, — пролепетал он, заикаясь. — Я право же…
— Не извиняйся. У тебя просто великолепная штука, — сказала монахиня и приступила к делу.
Только через полгода он узнал, что это Тэмпл прислал к нему проститутку.
Выходя однажды из лифта, Тоби повернулся к одному надутому телечиновнику и сказал: «Кстати, Уилл, как это тебе удалось тогда отвертеться от обвинения в аморальности?» Двери лифта закрылись, и чиновник остался внутри с полдюжиной подозрительно косящихся на него людей.
Когда пришло время обсуждать новый контракт, Тоби договорился, чтобы к нему в студию доставили дрессированную пантеру. Он открыл дверь в офис Сэма Уинтерса, когда тот проводил какое-то совещание.
— Мой агент хочет поговорить с тобой, — заявил Тоби. Он втолкнул пантеру внутрь и захлопнул дверь.
А потом Тоби всем рассказывал эту историю:
— У троих парней в этом офисе чуть не случился сердечный приступ. И целый месяц в этой комнате воняло мочой пантеры.
На Темпла работали десять постоянных авторов во главе с О'Хэнлоном и Рейнджером. Но он всегда был недоволен материалом, который писали для него сценаристы. Как-то раз Тоби ввел в состав писательской группы проститутку, но, узнав, что его авторы проводят большую часть своего времени в спальне, он ее уволил. В другой раз Тоби принес на рабочее совещание шарманку и свою обезьяну. Это выглядело чертовски унизительно, но О'Хэнлон с Рейнджером и другие авторы мирились с этим, потому что Тоби превращал их материал в чистое золото, ведь он стал самым лучшим комиком во всем шоу-бизнесе.
Тоби был щедр до расточительности. Он дарил своим служащим и друзьям золотые часы, зажигалки, полную экипировку и поездки в Европу. Он носил с собой огромную сумму денег и платил за все наличными, в том числе и за два «роллс-ройса». У него легко было вытянуть деньги. Каждую пятницу с дюжину прихлебателей выстраивались в очередь за подачкой. Однажды Тоби сказал одному из своих завсегдатаев: «Эй, а ты что здесь делаешь сегодня? Я читал в „Вэрайети“, что ты занят в каком-то фильме». Тот посмотрел на Тоби и возмутился: «Но мне же полагается двухнедельное уведомление, черт побери, или нет?»
О Темпле ходило бесчисленное множество всяких историй, и почти все соответствовали действительности. Однажды кто-то из авторов опоздал на рабочее совещание, что считалось непростительным грехом.
— Прошу извинить меня за опоздание, — с трудом проговорил он. — Дело в том, что сегодня утром моего сынишку сбила машина.
Тоби посмотрел на него и спросил:
— А шутки ты принес?
Все присутствующие были шокированы. После совещания один из авторов сказал О'Хэнлону:
— Второго такого бесчувственного сукина сына еще надо поискать. Гори ты огнем — он и тогда тебе воду за деньги продавать будет.
Тоби за свой счет пригласил ведущего хирурга по мозговым травмам, чтобы тот прооперировал раненого мальчика, и оплатил все больничные счета. А его отца он предупредил: «Если ты когда-нибудь кому-нибудь обмолвишься об этом, я вышибу тебя отсюда под зад коленкой».
Только работа заставляла Тоби забыть об одиночестве, только она приносила ему настоящую радость. Если шоу проходило хорошо, то Тоби был самым занимательным собеседником, какого можно было пожелать, но если шоу не удавалось, то он превращался в демона и набрасывался на всех, кто оказывался в досягаемости для его свирепого остроумия.
В нем была сильно развита собственническая черта. Однажды на рабочем совещании он обхватил руками голову Рейждера и заявил во всеуслышание: «Это мое, это принадлежит мне!»
В то же время он возненавидел авторов, потому что нуждался в них, а нуждаться он ни в ком не хотел и поэтому обращался с ними неуважительно. В день выдачи зарплаты Тоби делал из их платежных чеков самолетики и пускал их летать. Писатели увольнялись за малейшее нарушение. Как-то раз один из писателей пришел на работу с загаром, и Тоби немедленно приказал его уволить.
— Зачем ты сделал это? — спросил О'Хэнлон. — Он — один из наших лучших авторов.
— Если бы он работал, — сказал Тоби, — у него не было бы времени загорать.
Кто-то из только что принятых авторов принес шутку о матерях, и с ним пришлось расстаться.
Если какой-то гость его программы выступал удачно и смешил по-настоящему, Тоби обычно восклицал:
— Это здорово! Я хочу видеть вас в этом шоу каждую неделю.
Затем он смотрел на продюсера и говорил:
— Ты слышишь меня?
И продюсер знал, что этого актера никогда больше не следует приглашать для участия в шоу.
Тоби представлял клубок противоречий. Он не выносил успеха других комиков, но однажды произошел вот какой случай. Уходя после репетиции, Тоби проходил мимо артистической уборной когда-то знаменитого комедийного актера Винни Теркеля, звезда которого давно уже закатилась. И вот Винни взяли на первую в его жизни драматическую роль в телеспектакле, который должен был идти в прямом эфире. Он надеялся, что это будет означать для него возвращение на сцену. Когда Тоби заглянул в дверь, то увидел, что Винни валяется на диване пьяный. Проходивший мимо режиссер шоу сказал Тоби:
— Оставь его в покое, Тоби. С ним все покончено.
— А что случилось?
— Ну, ты знаешь, отличительной чертой Винни в его амплуа всегда был тонкий, дрожащий голос. Мы стали репетировать, и каждый раз, когда Винни открывал рот и старался быть серьезным, все начинали хохотать. Это подкосило старика.
— Он очень рассчитывал на эту роль, не так ли?
Режиссер пожал плечами.
— Каждый актер рассчитывает на каждую роль.
Тоби привез Винни Теркеля к себе домой и занялся приведением его в чувство.
— Это самая лучшая роль в твоей жизни, — внушал он старому комедианту. — Ты что, собираешься ее провалить?
Винни с убитым видом покачал головой.
— Я ее уже провалил, Тоби. Я не могу с ней справиться.
— Кто тебе это сказал? — резко спросил Тоби. — Никто на свете не может сыграть эту роль лучше, чем ты.
Старый комик покачал головой.
— Они смеялись надо мной.
— Да, смеялись. А знаешь, почему? Да потому, что ты смешил их всю свою жизнь. Они и ждали от тебя чего-то смешного. Но если ты будешь продолжать работать, то переубедишь их. Ты просто поразишь их своей игрой.
Остаток дня Тоби потратил на то, чтобы вернуть Вини Теркелю уверенность в своих силах. Вечером он позвонил режиссеру домой.
— Теркель сейчас в норме, — сообщил Тоби. — Тебе не о чем беспокоиться.
— Знаю, что не о чем, — ответил режиссер. — Я уже заменил его.
— Так раззамени его, — потребовал Тоби. — Ты должен дать ему шанс!
— Я не могу так рисковать, Тоби. Он опять напьется и…
— Давай сделаем вот как, — предложил Тоби. — Оставь его на роли. Если после генеральной репетиции ты все-таки будешь считать, что он тебе не подходит, я сам сыграю эту роль, причем сделаю это за так.
После паузы режиссер воскликнул:
— Эй, ты это серьезно?
— Можешь закладывать свою задницу.
— Идет, — быстро согласился режиссер. — Передай Винни, чтобы он завтра утром в девять был на репетиции.
Когда спектакль вышел в эфир, то стал гвоздем сезона. Причем критики хвалили именно игру Винни Теркеля. Он получил все до одной премии, какие только были на телевидении, и перед ним открылась перспектива новой карьеры, уже в качестве драматического актера. Когда он в знак признательности послал Тоби дорогой подарок, тот вернул его с запиской: «Это сделал не я, а ты сам». Таков был Тоби Темпл.
Спустя несколько месяцев Тоби поручил Винни Теркелю сыграть сценку у себя в шоу. Винни «наступил» на одну из коронных острот Тоби, и начиная с этого момента Тоби подавал ему не те реплики, «резал» его шутки и всячески унижал его перед сорокамиллионной аудиторией.
Тоби Темпл был и такой тоже.
Кто-то спросил О'Хэнлона, какой же Тоби в действительности, и О'Хэнлон ответил так: «Вы помните картину, где Чарли Чаплин знакомится с миллионером? Когда миллионер напивается, то он лучший друг Чарли Чаплина. А когда он трезв, то вышвыривает того вон. Таков же и Тоби Темпл, только безотносительно к спиртному».
Как-то раз, во время совещания с руководителями одной телекомпании, один из младших администраторов почти не открывал рта. Позднее Тоби сказал Клифтону Лоуренсу:
— По-моему, я ему не понравился.
— Кому?
— Тому парнишке на совещании.
— Почему это тебя волнует? Он — тридцать второй Помощник Никого.
— Он мне не сказал ни слова, — в раздумье произнес Тоби. — Я в самом деле ему не нравлюсь.
Тоби был так расстроен, что Клифтону Лоуренсу пришлось разыскать того молодого сотрудника. Он позвонил ему среди ночи и спросил озадаченного парня:
— Вы имеете что-нибудь против Тоби Темпла?
— Кто, я? Я считаю, что он — самый комичный человек на свете!
— Тогда сделайте одолжение, мой мальчик, позвоните ему и скажите это.
— Что?!
— Позвоните Тоби и скажите, что он вам нравится.
— Ну конечно! Завтра утром первым делом обязательно позвоню ему.
— Звоните сейчас.
— Но ведь сейчас три часа ночи!
— Это ничего. Он ждет вашего звонка.
Когда молодой человек набрал номер Темпла, трубку сняли сразу же. Он услышал голос Тоби: «Алло!»
Администратор проглотил застрявший в горле комок и произнес заикаясь:
— Я… я просто хотел сказать вам, что считаю вас великолепным актером.
— Спасибо, дружок, — сказал Тоби и положил трубку.
Окружение Тоби непрерывно расширялось. Иногда он просыпался среди ночи и звонил друзьям, чтобы приходили сыграть партию в джин, или будил О'Хэнлона и Рейнджера и вызывал их на рабочее совещание. Он часто всю ночь напролет смотрел кинофильмы у себя дома, в компании с тремя Маками, Клифтоном Лоуренсом и полдюжиной «звездочек» и прихлебателей.
И чем больше людей собиралось вокруг Тоби, тем сильнее он чувствовал свое одиночество.