Часть 2. Мир после Сталина

В 1923 году Сталин стал во главе Советского Союза, – страны, опустошенной мировой войной и интервенцией, страны с многочисленным и отсталым сельским населением; когда в 1953 году Сталин умер, он оставил большую индустриальную страну с современным сельским хозяйством, непобедимой Красной армией, страну, которой управляли рабочие с высоким культурным и техническим уровнем. Сила этой большой страны состояла в ее сплоченности, достигнутой советской властью, которая положила конец классовому антагонизму между эксплуататором и эксплуатируемыми; она состояла в коллективной собственности на средства производства, в экономическом планировании и в ускоренном развитии науки и технологии.

Сила социалистической системы проявилась даже тогда, когда партийное руководство стало на путь ревизионизма, другими словами, на путь постепенного отказа от позиций марксизма-ленинизма. В 1975 году Советский Союз достиг пика своей мощи… Но эта мощь уже была подорвана идеологическими и политическими течениями, которые вскоре привели к разрушению. Брежневизм – это одновременно и экономическая мощь, унаследованная со времен Сталина, и идеологическая и политическая деградация, которая, неуклонно углубляясь, привела к разрушению социализма при Горбачеве.

Сталин был несгибаемым революционером, но он никогда не прибегал к рискованным действиям. Он правил Советским Союзом в исключительно суровые и тяжелые времена его существования, помимо прочего во время войны с фашизмом и во время холодной войны, когда империализм США и реваншизм Германии планировали новую агрессию.

Сталин всегда был интернационалистом, твердо зная, что победа социализма не окончательна, пока капитализм не подавлен во всем мире. Во время войны с фашизмом Сталин руководил победоносной Красной армией. Но оказавшись в 1948–1953 годах перед лицом угрозы агрессии США и НАТО, он никогда не выступал за оборонительную политику, преимущественно основанную на наращивании военной мощи, как делал Брежнев 15 лет спустя. Сталин понимал, что оборонительная политика Советского Союза комплексна и заключена во всемирном революционном процессе в целом. Прежде всего, Сталин усиливал Красную армию, но он поступал таким образом, обеспечивая прочный базис: он усиливал советскую власть и диктатуру пролетариата, борясь с буржуазными и ревизионистскими течениями, которые рисковали подорвать страну изнутри.

Работа Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» и отчетный доклад на XIX съезде КПСС, курируемый Сталиным и представленный Маленковым, – документы, внесшие серьезный вклад в борьбу с оппортунизмом и ревизионизмом в то время. Борьба, которую Сталин вел в 1948 году с Тито, имела историческое значение: она проливала свет на основные опасности, вызванные ревизионизмом для социалистических стран и для коммунистических партий, работающих в капиталистических обществах. Более того, именно с реабилитации социал-демократического курса Тито Хрущевым началась деградация КПСС и большинства европейских коммунистических партий. Сталин и Коминформ помогали коммунистическим партиям, работающим в европейских империалистских странах, вести политический курс, направленный в первую очередь против империализма США, прямого продолжателя работы, начатой германским фашизмом, и главной силы, которая толкала к войне против Кореи, Китая и Советского Союза. Сталин и Коминформ вооружали западные коммунистические партии на идеологическом и политическом поле, анализируя титоизм и борясь с ним и с правой социал-демократией, которая представляла большую опасность для движения в целом.

В отчетном докладе на XXIV съезде КПСС в 1971 году Брежнев сформулировал теорию «некапиталистического развития» бывших колоний – стран т. н. «социалистической» ориентации. Хотя эта ревизионистская теория привела к многочисленным бедам и катастрофам, она оставалась незыблемой на протяжении двух с лишним десятилетий, стала звездным часом брежневского ревизионизма.

Чтобы разобраться, что к чему, обратимся к трудам В. Чиркина и Ю. Юдина, апологетов брежневского ревизионизма.

«Формирование молодых государств всегда является результатом революции национального освобождения, неважно, была она насильственной или нет».

«Те страны, которые преуспели в собственном освобождении от гнета колониального правления, могут достичь общественного прогресса только с помощью некапиталистического развития и социалистической ориентации… Некапиталистическое развитие не обеспечивает немедленного перехода к социализму. Но оно является началом социально-экономического развития, которое создает необходимую базу для формирования социалистического общества».

«Государство социалистической ориентации – это классовая организация, которая действует в интересах очень специфических классов и слоев общества». Авторы цитируют нескольких официальных лиц Конго, Южного Йемена и Бирмы и делают вывод: «Таким образом, государство социалистической ориентации – это инструмент революционной и демократической диктатуры народа».

«Революционная и демократическая диктатура народа не обязательно означает, что власть целиком окажется в руках наиболее прогрессивных революционных сил. Напротив, одна из социальных основ власти будет формироваться мелкобуржуазными классами, поддерживаемыми частью класса неработающих собственников… Особая природа равновесия между классами вынуждает рабочих делить власть с собственниками и/или другими неработающими классами. Но даже в этих условиях государство социалистической ориентации остается в первую очередь представителем диктатуры народа, большую часть которого составляют крестьяне».

«Это государство действительно очень близко к революционной и демократической диктатуре пролетариата и крестьян и точно отражает особые условия недавно освобожденных стран». Затем авторы с гордостью продолжают цитировать доказательства своих утверждений: Танзания провозгласила себя «государством рабочих и крестьян», республика Конго «собирается установить диктатуру пролетариата», конституция Египта описывает его «демократический социалистический строй», версия Сирии восхваляет «демократическое, социалистическое народное государство», а Бирма называется «независимым социалистическим государством рабочих». «В государстве социалистической ориентации экономика имеет не только антифеодальный и антиимпериалистический рефлекс, в ней также присутствует антикапиталистическая тенденция, она является таковой только частично. Ключевое содержание этой антикапиталистической тенденции – это создание государством условий для перехода к социализму и новым производственным отношениям. Эти условия создаются в первую очередь с помощью развития общественной собственности на средства производства в своих двух основных видах: государственная собственность и кооперативная собственность, – а во вторую с помощью систематического ограничения и сведения на нет иностранного и местного капитала и в дальнейшем с помощью создания государственного плана».

Нас угощают примерами «антикапиталистической тенденции», такими, как Египет, где государству принадлежит примерно 85 % средств производства, или Алжир, где эта цифра составляет 80 %; в Сирии государство несет ответственность за 90 % национального производства, а в Ираке на долю государства приходится 70 % производства.

Нужно восхититься авторами, свободно использующими марксистскую терминологию для попрания всех известных нам марксистских принципов. Это использование характерных для марксизма слов и выражений для извращения истинного значения учений Маркса и Ленина лежит в основе ревизионизма. Термины марксизма, которые описывают явно идентифицируемые факты, используются для объяснения общественных явлений, с которыми не имеют вообще ничего общего.

Авторы не считают себя бойцами мировой социалистической революции, у которой есть законы, свойственные трем направлениям, которые ее составляют: направлению социалистического строительства, пролетарской революции и национально-демократической революции. Они говорят как представители государства, которое больше не возглавляет истинная марксистско-ленинская партия, осознающая свои задачи в процессе всемирной социалистической революции. Это государство вступает в союз с буржуазными и мелкобуржуазными силами в угнетенных странах против империализма, что само по себе неверно. Но авторы отрываются от почвы марксизма-ленинизма, когда превозносят этих союзников, ошибочно приписывая им революционные или коммунистические качества. Чиркин и Юдин тешат себя фантазиями, что политические силы, которые защищают интересы буржуазии и мелкой буржуазии в странах Азии и Африки, все больше и больше приближаются к марксизму-ленинизму.

Считать буржуазные и мелкобуржуазные течения социалистическими силами – явный признак оппортунизма и ревизионизма, и эти явления уже описаны и проанализированы Марксом и Энгельсом в 1848 году в «Манифесте коммунистической партии»!

Уже программа III Интернационала, опубликованная в 1928 году, ясно подчеркивала необходимость для коммунистов угнетенных стран без самоуспокоения вести идеологическую борьбу с идеями Сунь Ятсена в Китае, Ганди в Индии и Маркуса Гарви в США или в Африке, которые защищают буржуазный, мелкобуржуазный или феодальный «социализм». Но это не мешало коммунистам искать единства в борьбе с империализмом и угнетением каждый раз, когда это возможно.

Ленин определял революцию как насильственную ломку устарелой политической надстройки. В некоторых колониях империализм озаботился необходимостью даровать формальную независимость и принять меры предосторожности, дабы избежать широкомасштабных насильственных действий народа. Таким образом было возможно сохранить политическую надстройку неприкосновенной, внеся только несколько косметических, неоколониальных изменений в систему.

В то время, когда разгоралась народная борьба с царизмом, сам Ленин предупреждал об извращении слова «революция»: движение «…может выродиться и кое-где вырождается из революционного на деле в революционное на словах». И когда в 1905 году в России вспыхнула революционная борьба, «либеральные буржуа начали приходить к необходимости признать революцию… Они ненавидят борьбу и революцию, но обстоятельства заставляют их встать на почву революции, ибо иной почвы нет под ногами».

Имея в виду данное обстоятельство, Ленин приложил все усилия, чтобы разъяснить содержание слова «революция»: победоносное народное восстание, временное революционное правительство, вооружение массы, борьба пролетариата против всего сословно-монархического режима путем беспощадного уничтожения врагов свободы и насильственное подавление их сопротивления без уступок проклятому наследию крепостничества.

В полном противоречии с анализом Ленина авторы решают пролить свет на «революцию» и короновать режимы Египта, Сирии, Ирака, Сомали, Бирмы, Алжира и Танзании.

В ходе антимонархической революции (во многих отношениях сравнимой с революцией антиколониальной) Ленин начал определять характер борьбы: демократическая революция, которая сокрушит политическую мощь царизма, но по своим основным экономическим целям останется в буржуазных рамках. Радикальная победа этой революции подготовила бы почву для «спонтанного» широкомасштабного развития капиталистического предпринимательства. Она также создаст новые противоречия и борьбу между буржуазией и пролетариатом. «Полная победа теперешней революции будет концом демократического переворота и началом решительной борьбы за социалистический переворот… Лозунг «демократической» диктатуры и выражает исторически-ограниченный характер теперешней революции и необходимость новой борьбы на почве новых порядков…»

Советские идеологи, напротив, дважды исказили характер борьбы в бывших колониях. Сначала они по-реформистски представили деколонизацию как достижение народной революции. Затем, говоря о «диктатуре рабочих» и используя гулкие фразы, стерли границы между буржуазной (демократической) и пролетарской (социалистической) революцией.

Ленин рассматривал различные политические тенденции внутри классов, соперничающих в борьбе: либеральная прогрессивная буржуазия старается мирно согласиться с правящим режимом, что должно принести ей максимум влияния; класс крестьянства в радикальной революции стремится к «земле и воле» в рамках капиталистической экономики; пролетариат хочет радикальной демократической революции, которая считается необходимым шагом по направлению к социалистической революции. «Пролетариат должен провести до конца демократический переворот, присоединяя к себе массу крестьянства, чтобы раздавить силой сопротивление самодержавия и парализовать неустойчивость буржуазии. Пролетариат должен совершить социалистический переворот, присоединяя к себе массу полупролетарских элементов населения, чтобы сломить силой сопротивление буржуазии и парализовать неустойчивость крестьянства и мелкой буржуазии».

В противоречии с анализом Ленина эти советские авторы пытались затушевать фундаментальный антагонизм, который существует между пролетариатом и буржуазией в ходе национальной революции; антагонизм, который быстро переходит в открытую враждебность, как только отпразднована победа. Советские апологеты брежневского ревизионизма слепо приветствовали деколонизацию как подъем «демократической диктатуры трудящихся, крестьян, мелкой буржуазии и национальной буржуазии», где роль буржуазии сведена до поддерживающей. Советские идеологи говорят о «диктатуре рабочих, в которой важную роль играют крестьяне». Однако диктатура крестьянских масс – это фактически буржуазная диктатура, в том смысле, что ее базисом является частная собственность на землю и на средства производства и свободный рынок. Эти два автора затушевывают намерения классов национальной и мелкой буржуазии, которые главенствуют при новом режиме, заключить соглашение с империализмом.

Ленин думает, что рабочий класс может играть ведущую роль в демократической революции на том условии, что его возглавляет коммунистическая партия, которая строго соблюдает принципы марксизма. Указанная партия должна сохранять свою политическую и идеологическую независимость; она должна проводить точный анализ целей и тактики различных общественных классов и вырабатывать свою собственную революционную программу, не поддаваясь влиянию реформистских тенденций внутри буржуазии. В ходе различных стадий этой борьбы коммунистическая партия должна всегда помнить о конечной цели: социалистической революции, власти пролетариата, тесно связанного с рабочими массами, плановой социалистической экономике.

Эти два автора-ревизиониста делают в точности противоположное, называя несколько буржуазных режимов третьего мира «диктатурой рабочих», даже в случаях, когда коммунистической партии не существует и когда рабочий класс не существует как класс, стремящийся к своим собственным целям.

Как уже указано, Ленин не исключал участия партии рабочих во временном правительстве, выдвинутом народным восстанием. Но он опять ясно определяет цель такого участия: «в целях беспощадной борьбы со всеми контрреволюционными попытками» и «отстаивания самостоятельных интересов рабочего класса». Даже при этих условиях он говорит о «необходимости постоянного давления на временное правительство со стороны вооруженного и руководимого социал-демократией пролетариата в целях охраны, упрочения и расширения завоеваний революции… ибо в революционный момент дело доходит особенно быстро до прямой гражданской войны…»

Украшая буржуазные и мелкобуржуазные режимы романтическими названиями («революционно-демократическая диктатура», «диктатура рабочих и крестьян»), брежневский ревизионизм поощряет коммунистические партии принимать участие в правительстве, где они играют только второстепенную роль, где преобладает партия, имеющая реальную власть. Так произошло во многих странах Азии и Африки.

Ленин развенчивал иллюзии популистов и социальных революционеров, которые думали, что радикальная крестьянская революция постепенно разовьется в нечто вроде социализма. «Марксисты безусловно убеждены в буржуазном характере русской революции. Что это значит? Это значит, что те демократические преобразования в политическом строе и те социально-экономические преобразования, которые стали для России необходимостью, – сами по себе не только не означают подрыва капитализма, подрыва господства буржуазии, а наоборот, они впервые очистят почву настоящим образом для широкого и быстрого… развития капитализма…»

Советские апологеты брежневизма хотели бы убедить нас, что государство, возникающее в процессе деколонизации, развивает «антикапиталистическую тенденцию», потому что ему принадлежит от 70 % до 90 % национальной промышленности. В действительности в большинстве стран третьего мира национальная буржуазия еще очень слаба и неопытна. Для аккумулирования капитала этой буржуазии нужна именно власть неоколониального государства. Энгельс уже в 1877 году писал, что государственная собственность на средства производства как таковая не является социалистической. Это зависит от классового характера государства и от общественных отношений, которые оно защищает.

В последние годы жизни Сталина национальная и демократическая революция была наиболее надежным и могущественным союзником советского народа. Победа китайской революции в 1949 году стала поворотным пунктом в истории мировой революции. Тогда человечество располагало исключительно богатым опытом, который показывал, как довести антиимпериалистическую и антифеодальную революцию до конца и как трансформировать ее за короткое время в революцию социалистическую.

Ревизионизм Хрущева и Брежнева порвал отношения с теорией Ленина и Сталина о национально-демократической революции и с фундаментальным опытом китайской революции. Этот ревизионизм выдавал за «творческий марксизм-ленинизм» все виды буржуазных и мелкобуржуазных теорий, которые в течение долгого времени опровергали Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин и Мао. В Чили брежневский ревизионизм выдал наиболее классические реформистские идеи за творческое применение марксизма-ленинизма. На Филиппинах ревизионистская партия, вступившая в союз с неоколониальным и диктаторским режимом Маркоса, была объявлена представителем национальной буржуазии. В Афганистане практика военного путча, свойственного буржуазии и мелкой буржуазии, получила ярлык марксизма-ленинизма…

Коммунистическая партия Чили в 1960-х встала на «мирный путь к социализму». Когда Альенде выбрали президентом республики, компартия вошла в парламент и стала сильнейшим сторонником теории прогрессивной трансформации буржуазного неоколониального режима в социалистический режим.

Фашистский переворот Пиночета и кровавый террор, который обрушился на всех революционеров, не побудил лидеров коммунистической партии к самокритике. Напротив, они считали, что не были достаточно последовательны в защите «мирного перехода». Корвалан, ее генеральный секретарь, в 1978 году писал: «Чилийская революция потерпела временное поражение. Но ее результат не противоречит теории, в соответствии с которой в других странах, и, возможно, даже в Чили, рабочий класс и его союзники смогут завоевать политическую власть и достигнуть революции без обращения к оружию».

Коммунистическая партия Чили категорически опротестовывает ключевой тезис ленинизма о том, что невозможно прийти к социализму, опираясь на структуры буржуазной власти, но необходимо создавать в процессе революционной борьбы зародыши народной власти, направленные на превращение в инструменты революционного государства рабочих. Коммунистическая партия Чили писала: «Появились новые формы власти: в национализированных компаниях были созданы комитеты управления, производства и бдительности… Эти зародыши новой власти не получали необходимого развития. Действия левых, которые пытались превратить эти организации в нечто вроде власти, параллельной правительству президента Сальвадора Альенде, ослабили действительную народную власть и облегчили маневры врагу».

Луис Корвалан, который был обязан Брежневу своим освобождением из тюрьмы Пиночета, стал пламенным сторонником брежневизма. Фашистский переворот больше не был операцией, подготовленной и осуществленной американским империализмом и крупной чилийской буржуазией для защиты своих классовых интересов. По Корвалану, это лишь несчастный случай, который можно было предупредить, если бы народное единство было более открыто к военнослужащим, что позволило бы лишить их «ошибочных идей» насчет социализма. Те же ревизионисты, которые ранее утверждали, что установили социализм без революции, теперь заявляют, что хотят сбросить фашистскую диктатуру без обращения к народной жестокости. Они намереваются расширить фронт и включить в него не только христианских демократов, партию чилийской крупной буржуазии, но также и военнослужащих. Вместе со всеми этими милыми людьми, в том числе офицерами, ревизионистская компартия планирует сформировать «народное правительство», которое «будет продолжать трансформации, ведущие к социализму»! Это окончательная социал-демократия.

«В нашей деятельности отсутствовал ключевой пункт, другими словами, постоянная и упорная работа по внушению правильного отношения народного движения к военным. Эта работа была необходима, чтобы развеять в военных кругах ложные и клеветнические идеи о рабочем классе и народном фронте… В народном фронте видят формирование более ясной идеи необходимости развития политики широких альянсов, объединения всех антифашистских и нефашистских сил, в том числе христианских демократов и демократических кругов вооруженных сил, – и все это ради свержения диктатуры, ради создания новой демократии, ради формирования народного правительства, состоящего из гражданских и военнослужащих и идущего по пути трансформаций, ведущих к социализму».

Этот пункт заслуживает особого внимания. «Мирный путь к социализму» аргументируется не только формированием широкого внешнего фронта, который включает важные фракции буржуазии. Корвалан также говорит о возможности «мирного пути» в результате «изменения баланса сил на международной арене». Это изменение обусловлено в основном увеличившейся силой Советского Союза, который может предоставить «ощутимую поддержку» демократическим силам в Чили. Более того, говорит он, те, кто выбирает путь революции, «иногда демонстрировали определенный антисоветизм». Таким образом, советская власть, по ревизионистской логике компартии Чили, становится аргументом для отказа от ленинского пути антиимпериализма и социалистической революции. Чили не придется проходить через трудные невзгоды революции, потому что силы, которые хотят прийти к социализму парламентским путем, получают поддержку советской власти. Брежневский ревизионизм в его авантюристской форме «решительной поддержки, военной и политической, стран социалистической ориентации» – это источник социал-демократизации коммунистических партий в угнетенных странах!

«Чилийская революция долгое время осуществлялась невооруженным путем не только благодаря деятельности нашего народа, но и в силу новой международной ситуации, изменениям, которые возникли в расстановке сил на международной арене. До недавнего прошлого не все верно оценивали исторический масштаб Октябрьской революции, роль СССР и стран социалистического содружества, а также их политики в поддержке мирного сосуществования. Те, кто рекомендовал решительные действия, иногда демонстрировали определенный антисоветизм. Сегодня, как и в прошлом, мы получаем неоценимую поддержку от СССР и социалистического мира… С одной стороны… мир пережил важные события, такие, как победа народов Вьетнама и Анголы… Все это позволило всему чилийскому народу понять роль Советского Союза и социалистических стран, важность пролетарского интернационализма и международной солидарности… Именно на этом и, конечно, на нашей собственной борьбе основывается определенность победы чилийского народа».

Катастрофа в Чили подтолкнула группировку Брежнева, которая заканчивала разрушать базис общемировой коммунистической политики, к самоубийственному авантюризму. Крушение Национального единства Альенде было базисом политики военного интервенционизма, результатом которой стала оккупация Афганистана. Вот что писал Пономарев, один из основных идеологов брежневизма, за несколько месяцев до ввода Красной армии в Афганистан.

«Государства социалистической ориентации делают первые шаги по пути, который может привести их к осведомленности о социалистическом обществе… Мы рассматриваем как свой долг выступление единым фронтом с этими странами, их поддержку. Этот наш курс нашел убедительное выражение в соглашениях о дружбе и сотрудничестве, недавно заключенных Советским Союзом с Афганистаном и Эфиопией… Тесные отношения и взаимопомощь сил социализма и движения национального освобождения – это непременное условие успеха антиимпериалистической борьбы… Место, которое реальный социализм занимает в мировом революционном процессе, приобретает исключительную важность, и успех борьбы за общественный прогресс во всем мире в очень большой степени зависит от понимания этого факта… Существование мировой социалистической системы серьезно сократило возможности для империализма открыто экспортировать контрреволюцию. С другой стороны, это позволяет рабочему классу и его союзникам ориентироваться, помимо прочего, на мирные методы захвата власти, на воможность избежать гражданской войны, на использование существующих форм буржуазной демократии, таких как парламент. Давайте спросим противников реального социализма: если бы Советского Союза и социалистического содружества не существовало, разве не преуспели ли бы давно реакционные силы в уничтожении коммунистического движения и движения рабочего класса с помощью военного и полицейского насилия?»

Эта авантюристическая линия была сформулирована и применена на практике за десять лет до окончательного разрушения социализма в Советском Союзе! Брежнев разрушал последние основы марксистско-ленинской политики на трех фронтах: строительства социализма, пролетарской революции в капиталистических странах и национально-демократической революции в угнетенных странах. Уже серьезно подточенный изнутри брежневский Советский Союз прибег к политике экспортирования революции. Она ускорит полный крах советской системы и действительно позволит империализму «открыто экспортировать контрреволюцию»…

«Уроки чилийского эксперимента» вынудили всю внешнюю политику Советского Союза обернуться к позициям, по большому счету, социал-демократическим. Партии Азии, Африки и Латинской Америки, связанные с Советским Союзом, побуждали реализовывать «национальный союз» с неоколониальными режимами, включая наиболее репрессивные из них.

Так, Коммунистическая партия Филиппин под руководством Лава связала себя политикой «сотрудничества» с «буржуазно-реформистским режимом» диктатора Маркоса. Последний, как предполагалось, противостоял «феодальному и империалистическому господству»! Интересно заметить, что Лава полагает, будто эта новая политика Коммунистической партии Филиппин стала возможной благодаря «растущей мощи реального социализма, притягательной силе его примера»! Советская поддержка этой социал-демократической политики превратится в авантюризм, когда одна из «братских партий» придет к власти в условиях, которые вовсе не будут революционными. Именно так произойдет в Афганистане.

Хосе Лава, генеральный секретарь ревизионистской коммунистической партии, написал в 1978 году текст, который превосходно иллюстрирует реформизм и деградацию советской внешней политики.

«Несмотря на подрывную деятельность маоистских партий, которые все более и более изолированы и которые продолжают слепо следовать реакционной политике пекинских вождей, патриотические силы национального освобождения в странах Юго-Восточной Азии, которые исправляют свои старые ошибки, извлекая уроки из опыта братских партий, неуклонно восстанавливаются. Принимая во внимание многообразие конкретных условий в каждой стране, они вынуждены использовать гибкую тактику, всегда разную… Они даже могут сотрудничать с правительством страны, не входя в него, и в то же время сохраняя критичное отношение… на Филиппинах коммунистическая партия в настоящее время успешно осуществляет такую политику, сотрудничая с буржуазно-реформистским правительством президента Маркоса, сохраняя при этом критичные позиции… Коммунистическая партия Филиппин в 1974 году ответила на призыв президента к национальному союзу, чтобы решить многочисленные срочные проблемы, оставленные долгим феодальным и империалистическим господством в стране. Коммунистическая партия Филиппин и организации масс, которые близки к ней, завоевали свою легализацию… Филиппины играют ведущую роль в борьбе стран АСЕАН за сокращение и ослабление эксплуатации и правления иностранных монополий в их экономике… Страна встала на путь развития, независимый от империализма, ведущий к еще более тесному сотрудничеству с развивающимися странами и их социалистическими союзниками в борьбе за мир, за реальную политическую и экономическую независимость. Эта внезапная перемена произошла также благодаря растущей мощи реального социализма, притягательной силе его примера».

Связь между крайним оппортунизмом и самоубийственным авантюризмом находит свое самое яркое выражение в афганских событиях. Брежневские идеологи представляли наиболее реакционные теории, такие как «теоретическое развитие» марксизма-ленинизма! Они выявляли «культурную отсталость» крестьян и рабочих, «угнетенных средневековой эксплуатацией», которая «исключала возможность организации и мобилизации масс». Это пренебрежение к массам толкнуло брежневцев защищать милитаристский путч как путь, ведущий к революции. «Народно-демократическая партия сделала из армии главный инструмент революционного переворота», – провозглашают авторы. И делают заключение: «Этот эксперимент представляет бесспорный теоретический интерес».

Вот анализ, который выполнили Галавей из центрального комитета партии Туде Ирана, Керван, представитель Коммунистической партии Турции, и Ахрамович, афганист из Советского Союза.

«Афганский рабочий класс был еще слаб. Это также верно в отношении буржуазии. Главными общественными классами оставались феодалы и крестьяне. Глубокий антагонизм, который царил в их отношениях, не находил никакого адекватного политического выражения.

Культурная отсталость крестьянских масс и остальных слоев рабочих, угнетенных безжалостной средневековой эксплуатацией, практически исключала возможность широкой политической организации и мобилизации в целях борьбы за общественное освобождение. В этих условиях «человеческий материал», необходимый для осуществления революционного поворота, мог быть предоставлен только преимущественно теми или другими элементами государства и политической надстройки. Не случайно основу Народно-демократической партии Афганистана составляла простая городская интеллигенция… Также не случайно, что Народно-демократическая партия сконцентрировалась на том, чтобы сделать армию главным инструментом революционного переворота, открывающего путь к революции… Опыт Народно-демократической партии в этом отношении представляет несомненный теоретический интерес».

Теперь мы знаем, что решение о советской интервенции в Афганистан было принято политическим комитетом с небольшим перевесом голосов. Авантюризм и дилетантизм резко контрастируют с научно-теоретической международной политикой, которая проводилась во времена Сталина.

В своей внешней политике Сталин всегда неукоснительно принимал во внимание расположение всех революционных сил, а также всех империалистических и реакционных сил, действующих на мировой арене. В 1949 году, несмотря на угрозу военной агрессии США, нависшую над СССР, Сталин оценил расстановку сил в мировом масштабе и поддерживал китайскую Красную армию вплоть до ее окончательной победы. Затем в 1950 году он помогал подвергшемуся агрессии корейскому народу. Сталин никогда не поступал как авантюрист.

Брежнев принял решение об интервенции в Афганистан в замешательстве, не приняв во внимание предсказуемую реакцию империалистических сил или неизбежные последствия в мусульманских странах и во всем третьем мире.

Далекий от взвешенной экспансионистской стратегии «проложить путь к Индийскому океану», этот акт авантюризма был первым предвестником краха брежневской системы. Вот обоснование, представленное Брежневым в январе 1979 года: «В апреле 1978 года в Афганистане свершилась революция… С самых первых дней она столкнулась с иностранной агрессией, грубым вмешательством извне в ее внутренние дела… Империализм со своими соучастниками начал необъявленную войну против революционного Афганистана.

Пришло время, когда мы не можем не удовлетворить просьбу, высказанную правительством дружественного Афганистана. Поступить иначе значило бы отдать Афганистан на произвол империализма, позволить агрессивным силам снова совершить то, что они сделали, например, в Чили.

Это не советская „интервенция“ или „агрессия“. Мы помогаем новому Афганистану, согласно просьбе их правительства, защитить свою национальную независимость, свою свободу».

Брежневские идеологи оправдывали военный переворот в Афганистане исключительно отсталым положением крестьянских и рабочих масс, которые оставались под влиянием средневековых сил. Но если дело обстояло именно так, империализму было бы легко поднять эти массы против иностранной оккупации, а вдобавок и против коммунистов и атеистов. Несомненно, империализм США использовал бы в своих интересах такую хорошую возможность предоставить крупнейшую военную, финансовую и гуманитарную помощь «борцам за свободу». Религиозный фанатизм должен был поднять десятки тысяч бойцов, готовых умереть в «священной войне», погибнуть за ислам и за независимость Афганистана.

При принятии этого самоубийственного и авантюристичного решения Брежнев использовал как аргумент чилийскую катастрофу. Между чилийским и афганским опытом нет никакой связи. Однако чилийская драма породила безумную идею, что советская сверхдержава может осуществить интервенцию, чтобы военным путем защитить своих союзников.

Сотрудничество «просоветских» партий с буржуазными или неоколониальными реформистскими режимами, а также авантюристическая деятельность Брежнева по поддержке военным путем дружественной партии, которая пришла к власти в Афганистане, были знаками идеологического и политического нездоровья на этом конечном этапе. Если оглянуться назад, те, кто видел в этом доказательство «социал-империалистической» политики, проводимой «наиболее опасной сверхдержавой», ошибались. И мы тоже. Эти ошибочные политические меры подготовили Советский Союз не к завоеванию мира, а к саморазрушению.

В 1979 году Брежнев почти завершил главное дело своей жизни: неуклонно вести ревизионизм к его развязке. В угнетенных странах подавляющее большинство просоветских коммунистических партий были почти уничтожены как революционные силы: они внедряли социал-демократический курс и соглашательскую позицию по отношению к империализму.

В капиталистических странах почти все коммунистические партии отказались от базовых принципов марксизма-ленинизма и защищали реформы внутри буржуазной системы. В Советском Союзе распространялись коррупция и теневой капитализм, незаконное обогащение чиновников партии приняло пугающий размер, «коммунистические» фразы стали пустыми и гулкими, набирали мощь прозападные силы, буржуазные националистические течения и реакционные тенденции.

Таким образом, разрушив большую часть трех революционных движений нашего времени, Брежнев отправил Советскую армию, которую он полагал непобедимой и полновластной, в безумную авантюру, из которой она не вернется. Неспособная защитить афганское сопротивление, Советская армия в итоге будет выведена Горбачевым. Эта армия, которую Брежнев считал способной победоносно защитить советскую родину от американской военной и ядерной агрессии, больше не вступила ни в одно сражение. И с полным безразличием набюдала за разрушением Советского Союза, который была предназначена защищать до смерти…

Ввод войск Советского Союза и Варшавского договора в Чехословакию 21 августа 1968 года вызвал ожесточенную полемику и усугубил распад международного коммунистического движения.

Сторонники Брежнева, которые раньше заявляли, что диктатура пролетариата перестала быть необходимостью в развитом социалистическом обществе, неожиданно провозгласили «трансформацию диктатуры пролетариата из национальной диктатуры в международную».

Если рассматривать чешскую контрреволюцию 1968 года в исторической перспективе, то это будет четвертая крупная операция империализма против коммунистического движения с 1940 года.

Первая относилась к годам вооруженной борьбы с фашизмом, когда британской разведке удалось взять под контроль Коммунистическую партию Югославии. После войны Тито попал под контроль американцев, а те превратили его в одного из самых коварных и эффективных деятелей антикомммунимзма. Борьба, которую Сталин и Коминформ вели в 1948–1949 годах против ревизионизма Тито, имела огромное историческое значение. Титоизм в новых исторических условиях, по сути, стал синтезом четырех оппортунистических и ревизионистских течений, которые противоречили марксистско-ленинской линии, защищаемой Лениным и Сталиным: меньшевизма, троцкизма и бухаринизма. А последние, в свою очередь, имели общую реформистскую основу: отказ от диктатуры пролетариата и от продолжения классовой борьбы в рамках социализма. Четвертым течением был буржуазный национализм, пропагандировавший объединение классов на основе общей национальной идентичности.

Позже, в 1945–1953 годах, Тито использовали для влияния на неопытные партии, возглавлявшие новые государства народной демократии в Восточной Европе. Процессы 1948–1952 годов, по сути, были утверждением классовой борьбы между правящим пролетариатом и национальной и международной оппозицией. Это можно отчетливо заметить, понаблюдав за политическим курсом, который отстаивали во время венгерской контрреволюции 1956 года и чехословацкой контрреволюции 1968 года: этот курс очень похож на югославский и на тот, который осуждали во время упомянутых судов.

Третье звено цепи: Венгрия в 1956 году. С 1921 года и вплоть до победы над гитлеровским режимом страной управляло фашистское правительство Миклоша Хорти. Длительное правление фашистов наложило отпечаток авантюризма на венгерскую контрреволюцию.

Четвертым звеном стала Чехословакия в 1968 году. Американская и западногерманская разведки извлекли уроки из венгерского провала. Они приложили много сил, чтобы проникнуть в руководство Чехословацкой коммунистической партии и развить в нем ревизионистское течение. Затем они предостерегли подконтрольные контрреволюционные организации от любых форм авантюризма, организациям советовали действовать осторожно, всегда оценивать свои достижения, прежде чем двигаться дальше, убедиться в поддержке хотя бы одной фракции в руководстве партии, прежде чем предпринимать новые шаги.

Природа чехословацкой контрреволюции была схожа с венгерской, а результатом ее, бесспорно, должна была стать реставрация капитализма. Но социалистический Китай, который поддерживал подавление советскими войсками контрреволюции в Венгрии, в самой жесткой форме осудил ввод войск в Прагу в 1968 году. В действительности КПК считала, что ревизионисты в чехословацкой партии уже восстановили капитализм в своей стране. Более того, китайцы заявили, что реставрация капитализма в СССР дала начало социал-империалистической внешней политике, то есть страна была социалистической на словах, но империалистической на деле. Следовательно, события в Праге в 1968 году представляли собой конфронтацию между социал-империализмом и народным движением за независимость Чехословакии.

Таким образом, ревизионизм Тито, действия врагов, которые осуждались в 1949–1952 годах, венгерская контрреволюция в 1956-м, а затем и чехословацкая в 1968-м, и последующие «бархатные» контрреволюции в 1989-м сформировали единую политическую цепь. В 1989 году те же герои использовали те же речи и ту же тактику, что в 1968-м мы наблюдали в Праге.

В 1949–1952 годах еще можно было скептически отнестись к заявлениям коммунистических лидеров, которые признавались, что работали на западные спецслужбы. Но «ленинистские» речи и изощренные предательские интриги Горбачева и «коммунистических лидеров» стран Восточной Европы, возглавивших контрреволюцию в 1989 году, проявили себя как точные копии речей и дел, за которые судили на процессах 1949–1952 годов.

Когда Брежнев пришел к власти, он не стал отрицать ни одного фундаментального тезиса хрущевского ревизионизма. Он критиковал субъективизм и волюнтаризм Хрущева, но только с тем, чтобы обеспечить стабильность бюрократии и упрочение ревизионистских тенденций.

Дабы укрепить свои позиции внутри страны и за рубежом, ревизионистская группа Брежнева ужесточила борьбу против марксистско-ленинских сил, особенно против Китайской коммунистической партии. Марксистско-ленинский Китай представлял собой большую идеологическую угрозу. Брежнев сделал все, чтобы ослабить или даже свергнуть социалистический режим в Китае.

Через день после ввода советских войск в Чехословакию Чжоу Эньлай выступил с речью, тон которой говорил сам за себя. Социал-империализм, фашистская агрессия и предательство стали тремя лозунгами, которые подтолкнули Китай к объединению с империализмом и стали ответом в борьбе против брежневского СССР.

«Эта клика отправила тысячи солдат на вторжение и оккупацию страны, которую они называли „союзнической“, подвергнув 14 миллионов жителей репрессиям. Они представили эту варварскую фашистскую агрессию как помощь, оказанную в рамках марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма. Эта политика вероотступников, цитируя Ленина, представляет собой „социализм на словах, но империализм на деле“, что означает социал-империализм. Ревизионистское чехословацкое руководство партии открыто призывало народ не оказывать сопротивление советским войскам».

Эти три слова: социал-империализм, фашизм и предательский режим – родились из идеи, что капитализм уже восторжествовал в СССР и Чехословакии. Чжоу Эньлай отмечал: «Ревизионистское вероотступническое советское правительство обвинило ревизионистское чехословацкое руководство в том, что последнее было врагом социализма». Их ссора – это ссора большой собаки с маленькой. Достижения социализма как в Советском Союзе, так и в Чехословакии давно были утеряны, и именно ревизионистское советское руководство дало сигнал к началу реставрации капитализма и пособничеству империализма. Они были первыми, кто сошелся с немецкими реваншистами. Они признали правовой статус сионизма на Ближнем Востоке. Они также позволили японским военным эксплуатировать Сибирь».

Теория «реставрации капитализма и утраты достижений социализма» подразумевала, что процесс контрреволюции как в Советском Союзе, так и в Чехословакии уже был запущен, и уже нечего было терять и, как следствие, сохранять. Но это было не так. Некоторые достижения революции 1948 года в Чехословакии все же можно было сохранить, и их сохранили, введя войска Варшавского договора, как это было в 1956 году в Будапеште. Но надолго ли? Может, на самом деле всего лишь удалось на время приостановить процесс дегенерации, который затем продолжится? Все решит глубина трансформаций и критики ревизионизма. В этом смысле нельзя сказать, что чехословацкие товарищи получили какую-либо помощь от КПК в духе марксизма-ленинизма.

Теория «большой и малой собаки» Чжоу Эньлая скрывала факт того, что «малая собака» была в авангарде контрреволюции и стремилась завершить ее путем реставрации капитализма внутри страны и подчинения ее НАТО.

Экстремистские оценки действий Советского Союза идут рука об руку с недооценкой политики американского империализма. Чжоу Эньлай говорил: «Признавая Чехословакию зоной влияния советского ревизионизма и молчаливо соглашаясь с вводом войск последнего, американский империализм настоятельно рекомендовал советскому ревизионизму избегать этого вторжения, чтобы не компрометировать отношения между американцами и Советами».

Это была смена ролей. Во время чехословацкого кризиса американский и западногерманский империализм находился в политически наступательной, а советский ревизионизм – в оборонительной позиции. Американцы настаивали на осторожном и умеренном продолжении контрреволюции, пошаговом захвате влияния в коммунистической партии. Необходимо было исключить возможность советской интервенции, если только речь не шла о высоких политических рисках. Если бы план провалился, советская интервенция помогла бы лишить Советы одного из их самых эффективных орудий – идеи борьбы за независимость и суверенитет угнетенных и находящихся под угрозой империализма стран. Раньше американский империализм никогда не признавал зоны советского влияния. Только когда баланс сил был уже не в его пользу, империализм сделал упор на долгосрочную стратегию, основанную на поощрении и поддержке внутренних ревизионистских течений, призванных в итоге привести к мирной контрреволюции.

В анализе Чжоу Эньлая также виден субъективизм, желаемое принимается за действительное: «События в Чехословакии преподали урок народам всего мира. Советский и чехословацкий народ, так же как и народы других стран, где власть находится в руках современных ревизионистов, смогли лучше, чем когда-либо, разглядеть реакционную природу последних. Эти события также позволили народу всего мира лучше узнать реакционный характер и разрушительную природу современного ревизионизма».

Осознал ли советский народ реакционный характер ревизионизма? Лишь некоторые советские граждане поддерживали борьбу чехословацкого народа. Большинство же поддерживало ввод войск, так как считало интервенцию необходимой мерой в борьбе с контрреволюцией. Брежневский ревизионизм в чехословацком деле использовал довольно резкую риторику, что подавило движение, поддерживаемое империализмом. Как советский народ мог понять природу ревизионизма?

И как чехословацкий народ, в большинстве своем поддерживавший ультраревизионистскую политику в отношении Запада, мог понять суть ревизионизма?

Что касается «народов мира», то они находились под влиянием империалистической пропаганды, которая доказывала, что социализм является врагом независимости и национального суверенитета.

Наконец, Чжоу Эньлай окончательно углубляется в идеализм и субъективизм, когда говорит: «И сейчас, чтобы освободиться от оккупации и господства советского ревизионизма, противостоять угрозе и вторжению американского империализма и прервать правление предательской партии чехословацких ревизионистов, люди этой страны должны бороться против современного ревизионизма».

В действительности сил, одновременно противостоявших советскому вторжению, боровшихся с американским империализмом и ревизионизмом Дубчека, в Чехословакии практически не было.

КПК больше не исследовала уровень и сложности классовой борьбы в каждой отдельной стране, не проводила количественную оценку сил, действовавших на мировой арене. Ее оценки больше были похожи на мечты и желания. Партия предсказывала близкую победу социалистической мировой революции, при том что события в Чехословакии предвещали крах большинства социалистических стран и полное восстановление капитализма.

Чжоу Эньлай сказал: «Мы твердо верим, что недалек тот день, когда империализм, современный ревизионизм и противостояние стран прекратят свое существование и все монстры будут уничтожены».

Вот главные тезисы, сформулированные тогда Мао Цзэдуном и КПК:

«Из привилегированных буржуазных слоев в Советском Союзе появился класс бюрократических монополистических капиталистов».

«Капиталистическая экономика в СССР имеет особенность: монополистический государственный капитализм вездесущ и управляет всем. Это редкость для классических империалистических стран».

«Новые ревизионистские советские цари возродили старую царскую политику национального угнетения… и превратили Советский Союз в „тюрьму народов“».

Председатель Мао заявил: «В СССР сегодня правит диктатура буржуазии, великобуржуазная диктатура, диктатура немецкого фашизма, гитлеровская диктатура».

«Советские ревизионисты-вероотступники примеряют роль царей в напрасной надежде вновь разделить мир и вместе с американским империализмом установить мировое господство социал-империализма… В Азии они не только превратили Народную республику Монголии в колонию, они хотят вторгнуться и захватить еще часть китайской территории. На Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии они увеличивают сферу своего колониального влияния».

«Под знаменем „объединенных вооруженных сил“ вы вторглись в Чехословакию. В чем разница между этим… и организованной американским империализмом агрессией 16 стран против Кореи?»

Несмотря на такие заявления, аргументы КПК во многом основывались на исторических аналогиях, значение которых сильно ограничено и которые были далеки от советской реальности. В 70-х годах КПК не опубликовала ни одного научного, диалектического или материалистического исследования столь многогранных экономических и политических советских реалий.

Со времени советского вторжения в Чехословакию КПК в международных отношениях все меньше и меньше учитывала глобальные интересы мировой социалистической революции. Она придерживалась буржуазно-националистических позиций.

Эволюция Советского Союза в период между 1985-м и 1990 годами показала всю несостоятельность вышеупомянутых тезисов. В Советском Союзе «монополистический государственный капитализм», который должен был быть более централизованным и организованным, чем в США, никогда не существовал. Российский народ никогда не жил под «гитлеровской диктатурой», и другие нерусские народы никогда не подвергались «национальному гнету царского режима». Это Ельцин реализовал мечту Гитлера, он уничтожил все, что оставалось от социализма в Советском Союзе, он разъединил Союз и подтолкнул разные народы к кровавым войнам, он установил реакционную преступную диктатуру. Отличия от ревизионистского режима 70-х годов очевидны всем труженикам бывшего СССР.

Как только борьба с социал-империализмом стала центральной осью китайской внешней политики, КПК начала строить альянсы с худшими ревизионистами в мире.

Как обычно, титоизм играл главную роль в служении империализму.

Поэтому уже в 1975 году Мао принял у себя премьер-министра Югославии Джемаля Биедича, и они договорились о сближении на основе общей «политики по созданию антисоветской суперсилы». В 1977 году в Югославии вице-премьер Хуа Гофэн заявил, что «Председатель Мао уделял большое внимание развитию отношений между Китаем и Югославией. В 1975 году у него состоялась теплая беседа с премьер-министром Биедичем, во время которой Председатель с восхищением отозвался о президенте Тито, который не боялся давления и был несгибаем, как железо».

В сентябре 1977 года Тито приехал в Пекин, где ранее, в 1963 году, его обвиняли в том, что он являлся американским агентом и реставратором; теперь его принимали как великого марксиста-лениниста… В 1978 году Хуа Гофэн сказал ему: «Китайский и югославский народ поддерживают революцию и изменения в соответствии с принципом независимости и автономии. Следуя научной теории марксизма и отталкиваясь от конкретных условий в стране, Лига югославских коммунистов основала и развила систему социалистического самоуправления».

В ноябре 1980 года КПК восстанавливает отношения с испанской ревизионистской партией, по той причине, что последняя, на примере других европейских ревизионистов, заняла самые радикальные антисоветские позиции. КПК также поддержала идею еврокоммунизма, открытой социал-демократической линии как наглядного примера применения марксистско-ленинской теории к определенным реалиям Испании. КПК занимает позицию против Испанской коммунистической партии, которая все еще отстаивает некоторые ленинские принципы, но и также сохраняет солидарность с Советским Союзом. «На Х съезде партии подавляющее большинство делегатов провозгласило поддержку линии еврокоммунизма, и лишь небольшое число „просоветских“ делегатов выступали против линии».

Теория социал-империализма привела социалистический Китай к беспринципному «объединению фронта» с американскими империалистами и реакционерами.

Чехословацкие коммунисты, которые еще сохраняли верность некоторым марксистско-ленинским принципам, поддерживали ввод войск и тем самым были причислены КПК к агентам социал-империализма. Даже ультра-ревизионисты в окружении Дубчека были названы «бандой предателей отечества, которые капитулировали перед солдатами и обрекли народ на рабство у фашистских оккупационных войск советского ревизионизма».

Фашисты и правоцентристские националисты, которые «строили баррикады, устраивали засады, бросали с крыш зажигательные смеси и поджигали танки», были названы патриотами и революционерами.

Теория трех миров обобщала такую линию поведения в один мир. Сформулированная Мао Цзэдуном, эта теория была принята как так называемой «Бандой четырех», так и Дэн Сяопином. Вот ее главный тезис: «Более того, из двух сверхдержав Советский Союз представляет собой империализм более злостный, более авантюристический и более коварный, является самым опасным очагом мировой войны». «В Советском Союзе правит диктатура фашизма… все это еще более облегчило советскому социал-империализму военизацию всего народного хозяйства и милитаризацию всей государственной машины».

Дэн Сяопин в своей поездке в США продолжил эту линию, поддержав альянс с экстремистским крылом американского империализма. Он сказал: «Мы считаем, что угроза войны исходит от СССР. Угроза, нависшая над миром, международной безопасностью и стабильностью исходит от СССР. Нам необходимо принять реальные и действенные меры, например, объединить США, Китай, Японию, Западную Европу и другие страны в противостоянии советскому гегемонизму».

К тому времени американский империализм придерживался двоякой тактики борьбы с Советским Союзом. Праворадикальная фракция хотела усилить военизацию экономики, чтобы втянуть СССР в изматывающие военные акции, и тем самым «обескровить его»; это означало открытые военные авантюры. «Либералы» считали, что военизация в долгосрочной перспективе нанесет вред экономике и международному положению США. Они предлагали тактику проникновения в экономику и политику страны, хотели привязать возрождающиеся в Советском Союзе буржуазные силы к американским велико-буржуазным, подкупить советское руководство и способствовать развитию прокапиталистических настроений в обществе. Все это должно было мирным путем привести к контрреволюции. Дэн Сяопин боролся с последней фракцией американской буржуазии, чтобы установить отношения с первой. В поддержку своей позиции он писал: «Сегодня политика умиротворения гораздо опаснее, чем во времена Чемберлена, так как ее жертвами падут не только Чехословакия, но и вся западная Европа или даже Африка и Ближний Восток. Сейчас США защищают западную Европу, но если Советский Союз начнет стремительное наступление, неизвестно, как Вашингтон себя поведет. Доктрина Зонненфельдта открыто признает, что западная Европа входит в зону интересов Советского Союза, чтобы задобрить последний».

Из этого следовала политика установления дружественных отношений с самыми радикальными реакционерами. Информационный бюллетень Пекина одобрительно замечал: «В Европе Ф. Й. Штраус, лидер партии „Христианско-Социальный Союз“ в ФРГ заявил: „Отрицание нейтронной бомбы могло бы иметь катастрофические последствия для оборонительной способности НАТО и Европы“».

В Африке одержимость так называемым «советским социал-империализмом» заставила Китай отказаться от революционной политики в пользу поддержки антиимпериалистических движений и революций. Этой политики они придерживались на протяжении всех 60-х годов. Силы, которые продолжали борьбу с империализмом, особенно с американским, слепо обвинялись в пособничестве социал-империализму.

Во всех странах Африки патриотическая и антиимпериалистическая борьба проходила очень сложно. Основываясь на опыте Че Гевары в Конго в 1965 году, кубинские революционеры сделали несколько интересных открытий на континенте. В 60-х годах Китайская КП была довольно близка к кубинской КП в своей политике по поддержке африканских революций. Новая ориентация китайской политики в Африке в 1973–1975 годах была, несомненно, ревизионистской – во имя борьбы с социал-империализмом Китай отвернулся от антиимпериалистических революционных сил. В результате революционная политика Кубы в Африке испытала большие сложности в том, чтобы отделиться от ревизионистской линии КПСС.

В Анголе Китай поддерживал ангольские проимпериалистические партии, такие как УНИТА (Национальный союз за полную независимость Анголы, UNITA) Жонаса Савимби и ФНЛА (Национальный фронт освобождения Анголы, FNLA) Роберто Холдена. «Со времени вторжения в Анголу Советский Союз направил туда 10 000 иностранных наемников (имеется в виду кубинцев. – Прим. авт.). Под руководством советского социал-империализма эти наемнические войска, самые крупные на тот момент на африканском континенте, жестоко подавляют борьбу ангольского народа». «Сейчас Ангола находится в состоянии партизанской войны против Советского Союза и его наемников. Несмотря на несколько широкомасштабных кампаний по „зачистке“ и массовому убийству населения, народ Анголы продолжает бороться».

В Конго Китай поддерживал неоколониальную диктатуру Мобуту в борьбе против ФНОК (Фонда национального освобождения Конго, FNLC) генерала Мбумба. Эта организация состояла из бывших жандармов Катанги и их последователей, живших в Анголе в 1962–1963 годах. Информационный Бюллетень Пекина писал: «22 марта президент Мобуту подчеркнул, что захватчики вооружены Советским Союзом и обучены кубинцами. Мобуту отметил, что модернизированное оружие, поставляемое Советским Союзом для борьбы с двумя (ангольскими) организациями за освобождение Анголы, похоже на то, которым вооружены захватчики. С 1960 года Советский Союз пытается построить неустойчивое положение вокруг страны». Таким образом, Китай уже не стыдился публиковать это заявление Мобуту для поддержки своей антинационалистической и антикоммунистической политики 1960 года, что привело к убийству Патриса Лумумбы (Patrice Lumumba).

В Польше КПК установила связи с проимпериалистическими и реакционными силами Солидарности и с ревизионистской партией, так как обе выступали против советской политики. «Никакое вероломное вторжение не испугает народ Польши и польское правительство, пока оно защищает фундаментальные интересы страны и объединяет народ для борьбы с иностранным врагом». Польские силы, которые в начале 80-х годов КПК рассматривала как противников социал-империализма, пожертвовали своей независимостью в угоду империализма, в частности немецкого и американского, и НАТО.

В 1968 году лидеры КПСС предположили, что причины чехословацкой контрреволюции лежали в ревизионизме группы Дубчека и интригах империализма. Они отрицали, что у истоков чехословацкого ревизионизма лежала политика Хрущева и Брежнева.

Коммунистическая партия Китая утверждала, что реставрация капитализма и социал-империалистическая политика СССР привели к фашистской агрессии, жертвой которой стала Чехословакия. КПК поддержала радикальных ревизионистов и реакционеров, которые с оружием в руках противостояли войскам Варшавского договора. Эти два противоположных течения нанесли вред развитию мировой социалистической революции.

Китайская КП была лидером в антиревизионистской борьбе, но односторонний взгляд на ситуацию привел к неправильной оценке чехословацких событий. Анализ кубинской КП обычно был слабее в отношении исторических событий в рамках мирового коммунистического движения. Если Че Гевара писал, что нельзя быть коммунистом, не прочитав 14 томов работ Сталина, Фидель Кастро, по всей видимости, не углублялся в в изучение идеологических и политических войн внутри КПСС в героические 1917–1953 годы. Но, несмотря на определенную слабость в вопросах истории коммунистического движения, Фидель Кастро является революционером и сторонником интернационализма. Эти качества позволили ему проанализировать ввод войск Варшавского договора в Чехословакию. И нам кажется, он сделал правильные выводы. Это большое достижение в деле международного коммунистического движения.

Фидель Кастро критиковал ревизионизм, который позволил врагам распространить их антисоциалистические идеи и пропагандировать стиль жизни империалистических стран. Он сказал, что Чехословакия встала на путь капитализма и империализма. История показала, что он был прав. Но Фидель отметил, что дегенерация, которая наблюдалась в Чехословакии, также ощущалась в Советском Союзе! Он сказал, что Куба выступала против либеральных реформ в политической и экономической сферах как Советского Союза, так и Чехословакии.

«Чехословацкий режим переживал опасные изменения во всей системе. Чехословацкий режим двигался навстречу капитализму и, еще более неумолимо, к империализму. Империалисты всегда говорили о поддержке либеральных течений, об оказании избирательной экономической помощи и о необходимости привлечения всех сил, способных оказать поддержку в организации оппозиции социализму. Они применяли некоторые принципы буржуазной „свободы“ прессы, которые подразумевали признание права на контрреволюцию и прав эксплуататоров, даже врагов социализма, свободно выступать и писать против социализма. Очевидно, что процесс покупки основных органов распространения информации реакционными силами набирал обороты.

Империалисты проводили такие кампании даже в Советском Союзе. Они пропагандировали стиль жизни развитых индустриальных обществ, вкусы и потребительские привычки развитых буржуазных обществ. Они проводили свои кампании на радио и через так называемые „культурные обмены“».

«Мы выступали против любых буржуазных либеральных реформ в Чехословакии, но мы также были против экономических либеральных реформ в Чехословакии, которые, однако, проходили и в других странах социалистического лагеря».

Фидель Кастро говорил, что переход социалистической страны в лагерь империалистов будет иметь катастрофические последствия и что этого нельзя допускать. Необходимо вмешательство. Но в своей аргументации Фидель Кастро резко критикует тезисы брежневского ревизионизма. Кастро признает, что подобное вмешательство идет вразрез с международным правом. Это важно, так как защита независимости и суверенитета стран всегда была ключевым моментом в борьбе коммунистического движения против мирового империализма. По мнению Фиделя Кастро, народ Чехословакии вынужден был выбирать из двух зол: видеть, как их страну оккупируют, что неизбежно напоминало им о нацистской оккупации, или противостоять оккупации под предводительством фашистов и американских и немецких спецслужб.

«Важно понимать, мог ли социалистический лагерь позволить развиваться политической ситуации, способной привести к развалу социалистической страны и ее переходу в лагерь империализма. Мы должны проанализировать причины и факторы, благодаря которым такая драматическая, суровая и болезненная мера стала возможной и необходимой. Из-за чего стали необходимыми действия, которые, несомненно, привели к нарушению принципов законности и международных норм, которые, в свою очередь, учитывая их роль в защите людей от несправедливости, высоко ценятся во всем мире. С правовой точки зрения, такие действия не имеют оправдания. Это совершенно очевидно. По нашему мнению, такие действия можно объяснить лишь с политической точки зрения, но не с правовой. В них нет даже намека на соответствие букве закона. Это меры, которые ставят мировое революционное движение в затруднительное положение. Эти меры приводят к тому, что люди должны проходить через ужасно неприятную ситуацию, когда их страна подвергается оккупации армией других стран, несмотря на то, что это армия социалистических государств. Ситуацию, когда население страны оказывается перед трагическим выбором между пассивным наблюдением за событиями, которые напоминают о предыдущей оккупации, и борьбой с так называемыми „товарищами“, шпионами и агентами янки, врагами социализма, агентами Западной Германии и всеми теми фашистскими и реакционными отбросами, которые, используя эти события себе во благо, пытаются представить себя знаменосцами суверенности, патриотизма и свободы Чехословакии».

Для Фиделя ввод войск служит доказательством провала политической концепции, которую вела чехословацкая КП. Подлинные коммунистические лидеры определенно должны предотвращать такие ситуации, когда интервенция становится необходимой. Сложно представить необходимость такой интервенции на Кубе, иначе это доказало бы, что коммунистическое сознание и мораль перестали быть важными для кубинской КП.

«Для народа Чехословакии эти события стали горькой и трагической реальностью. Необходимо проанализировать причины, факторы и обстоятельства, из-за которых спустя 20 лет коммунизма в Чехословакии группа людей вынуждена была обратиться к другим странам социалистического лагеря с просьбой отправить их армии для прекращения контрреволюции в Чехословакии.

Можно ли представить, что группа людей, верных революции в нашей стране, напуганная возможностью перехода к контрреволюции и империализму, вынуждена была бы попросить помощи дружественных армий? Что должно было стать с коммунистическим сознанием этих людей? Что должно было произойти с революционным сознанием этих людей, их достоинством, революционной моралью? Фундаментальный долг и обязанность тех, кто ведет революцию, предотвращать подобные трансформации, ведущие к таким последствиям».

Фидель утверждает, что события в Чехословакии прежде всего нужны для оценки произошедшего. Дело в бюрократии в управлении, недостаточной работе с населением и в отсутствии коммунистических идеалов. Коммунистические идеалы состоят в том, чтобы вести борьбу за создание бесклассового общества, свободного от эгоизма, общества братства и солидарности. Коммунистические идеалы основаны на интернациональном видении – необходимо помнить об опасности того, что империализм может завоевать весь мир. Необходимо оказывать поддержку всем угнетенным во всем мире в их борьбе за освобождение.

«Углубиться в вопрос, что послужило причиной этих событий, является неотвратимым долгом коммунистического движения. Бюрократические методы правления страной, недостаток работы с населением – жизненно важные вопросы каждого подлинно революционного движения – отступление от коммунистических идеалов. Что мы подразумеваем под отступлением от коммунистических идеалов? Это значит забыть, что живущие в классовом обществе, угнетенные в классовом обществе, люди, обращенные в рабство, борются за свои идеалы. Когда они говорят о социализме, о коммунизме, они говорят не только об обществе без эксплуатации и, как следствие, без унижения, порожденного этой эксплуатацией, об обществе, где нет отставания в развитии из-за эксплуатации, но и о прекрасных стремлениях, составляющих коммунистические идеалы бесклассового общества. Они говорят об обществе, в котором нет места эгоизму, где люди больше не являются несчастными рабами, где общество больше не работает ради прибыли и где все работают по потребностям, чтобы людьми правила справедливость, равенство, братство, все те идеалы человеческого общества и людей, которые за эти идеалы боролись.

Говоря о коммунистическом идеале, нельзя забывать о принципе интернационализма. Те, кто борется за коммунизм в любой стране мира, всегда должны помнить и об остальном мире, и о том, что он живет в несчастье и бедности.

Нельзя прививать людям подлинно коммунистическое и истинно интернационалистическое сознание, если забывать об этих мировых реалиях, об опасностях столкновения с империализмом, об опасностях того, что люди отвернутся от этих реальных проблем.

Внимание, ответственное отношение к мировым проблемам совсем исчезли или слабо проявляются в некоторых европейских социалистических странах».

«Кубинские переселенцы и стипендиаты часто возвращались с чувством неудовлетворенности, и они говорили нам: „Там молодежь не обучается идеалам коммунизма, там молодежь не обучается принципам интернационализма, там идеи и вкусы стран Западной Европы сильно влияют на молодежь, там много где люди говорят только о деньгах, о той или иной прибыли, о материальных выгодах, о заработке, о зарплатах. Никто не развивает в себе сознание интернационализма и коммунизма“».

Фидель критикует буржуазный пацифизм лидеров ревизионизма, которые отрицали, что зачинщиками войны были империалисты, которые отрицали, что империализм неизбежно означает войну. Он борется с пацифистскими заблуждениями и говорит, что людей нужно готовить к революционной борьбе и жертвам, в противном случае ими завладеет дух империализма.

«Вместе с этим нравоучения о мире в социалистических странах не прекращаются. Мы спрашиваем себя: какая цель у этих кампаний? Мы не являемся врагами мира, мы не выступаем за войну, мы не призываем ко вселенскому холокосту. Наша позиция по этому вопросу известна: нельзя отрицать опасность, которую несет в себе существование империализма и его агрессивность. Империалисты разжигают войны, авантюристы – это империалисты. Однако эти опасности реальны, и от них нельзя избавиться, просто читая дома проповеди о несоразмерном стремлении к миру. По крайней мере, можно идти и читать проповеди о мире на стороне врага, но не проповедовать мир у себя, так как это уничтожит ваш боевой дух, ослабит готовность людей справляться с рисками, приносить жертвы и бороться с последствиями международной действительности».

Фидель критикует шовинизм в СССР и социалистических странах Восточной Европы, которые не слишком переживают об ужасных страданиях большей части человечества. Они ведут себя со странами третьего мира, и даже с Кубой, как бестактные торговцы, которые думают лишь о максимальной выгоде. Причина в том, что прибыли отведена главная роль.

«Мнения, идеи, практики, которые мы не можем понять, в действительности служат смягчению и ослаблению революционного духа социалистических стран: игнорирование проблем развивающегося мира, игнорирование ужасных страданий, тенденция к сохранению способов ведения торговли с развивающимися странами так же, как это делали страны развитого буржуазно-капиталистического мира.

Несколько раз они продавали нам заводы с устаревшим оборудованием. Продавали металлолом с устаревшими технологиями стране, которая проводила революцию и должна была развиваться! Концепции самофинансирования, получения прибыли, благ, материальной выгоды, которыми руководствовались внешнеторговые организации, привели к тому, что развивающейся социалистической стране продавали металлолом».

Фидель говорил, что борьба за независимость и суверенитет Кубы была главной движущей силой кубинской революции. Поэтому необычайно больно оправдывать нарушение суверенитета Чехословакии. Однако это было необходимо, чтобы избежать большей катастрофы.

«У людей, которым пришлось бороться с вводом войск, сознание отрицало этот факт. При этом нужно признать: когда нарушаются такие права, как суверенитет, внимание должно уделяться более важным правам мирового революционного движения и борьбе народов против империализма. Развал Чехословакии и ее переход в руки империализма нанесли бы более мощный удар по интересам мирового революционного движения. Должен ли при этом один интерес подменяться другим, чтобы не попасть под романтические и идеалистические взгляды, не приспособленные к реальности?»

Фидель предполагает, что в основе чехословацкого ревизионизма лежит югославский. И он совершенно прав. Однако Коммунистическая партия Китая, придерживавшаяся в 1963 году принципиальной позиции по отношению к Югославии под руководством Тито, перешла от осуждения ввода советских войск в Прагу к альянсу с Югославией!

«Союз коммунистов Югославии был инструментом в руках империализма. Главным инициатором буржуазных либеральных реформ в Чехословакии, их главным защитником и покровителем была организация так называемых югославских коммунистов. Они обеими руками поддерживали все либеральные реформы, а также концепцию Партии, согласно которой она должна была перестать быть инструментом революционной власти. В начале 60-х Куба пыталась купить оружие у Югославии. Можно сказать, что отношение Югославии было совершенно оппортунистическим, так как они хотели, чтобы мы платили за их оружие наличными в долларах и по цене черного рынка. Они заявили, что общая стоимость операции по продаже нам оружия не оправдывала сложностей, которые создали бы США при этом. Когда нам нужно было оружие, чтобы защищаться от империализма, они не продали нам ни одной винтовки, хотя они продавали оружие Батисте для завершения его войны; в то время даже империалисты не продавали оружие Батисте. Долгое время, по вполне понятным причинам, югославская партия была изолирована от коммунистического движения. Необходимо прекратить воспринимать Союз коммунистов Югославии как коммунистическую партию». Фидель критикует Советский Союз за его политику соглашательства с американским империализмом и с проамериканскими реакционными режимами. Он говорит: «Сегодня СССР поддерживает коммунистическое меньшинство в Чехословакии в противовес ревизионистскому большинству. Но в Латинской Америке он долгое время поддерживает реформистское большинство в противовес революционерам. Изменит ли он свою политику после болезненного опыта в Чехословакии?». Фидель также критикует политику Хрущева по сближению СССР и США с целью поддержания мира во всем мире.

«Горькая реальность вынудила страны Варшавского договора послать свои войска на борьбу с контрреволюцией в Чехословакии и поддержать – как следует из их заявлений – меньшинство в противовес правовому большинству. Наученные горьким опытом, перестанут ли они поддерживать подобные правые реформистские режимы в Латинской Америке, которые отказываются от принципов (коммунизма. – Прим. пер.) и занимают соглашательскую позицию, режимы, которые являются врагами вооруженной революционной борьбы? Мы не верим в возможность улучшения отношений между социалистическим и капиталистическим лагерем. Если верить реальным фактам, быть истинным интернационалистом, поддерживать искренне и глубоко мировое революционное движение, то в таком случае отношения с империалистическим правительством США не могут быть налажены».