С экономическим кризисом 1929 года в мире капитализма воцарился хаос. Наступило время созревания другой мировой войны. Вскоре она должна была вспыхнуть. Но где? И какие масштабы она примет? Кто с кем будет сражаться? Какое-то время эти вопросы оставались без ответов. Даже после «официального» начала в 1940 году ответы на эти вопросы еще не были ясными.

Эти неотвеченные вопросы позволяют лучше понять международную политику Сталина в 30-е годы.

Гитлер пришел к власти 30 января 1933 года. Только в Советском союзе понимали опасность для мира во всем мире. В январе 1934 года Сталин говорил на партийном съезде, что «новая германская политика… напоминает политику бывшего германского кайзера, который оккупировал Украину и двигался на Ленинград после превращения Балтийских стран в плацдарм для наступления». Он также заявил:

«Если интересы Советского Союза потребуют восстановления отношений с той или другой страной, которая не заинтересована в нарушении мира, мы примем этот курс без колебаний».

До прихода Гитлера к власти Великобритания возглавляла крестовый поход против Советского Союза. В 1918 году Черчилль был главным подстрекателем вооруженной интервенции, в которой приняли участие четырнадцать стран. В 1927 году Великобритания разорвала дипломатические отношения с Советским Союзом и ввела эмбарго на его экспорт.

В 1931 году Япония вторглась в Северный Китай, и ее войска достигли советских границ в Сибири. Советский Союз полагал в то время, что война с Японией была неотвратимой.

В 1935 году фашистская Италия оккупировала Эфиопию. Чтобы противостоять фашистской экспансии, Советский Союз еще в 1935 году предложил систему коллективной безопасности в Европе. Имея в виду такую перспективу, СССР подписал договоры о взаимопомощи с Францией и Чехословакией. Троцкий предпринял ряд злобных атак на Сталина, который этими договорами «предал» французский пролетариат и мировую революцию. В то же время официальные представители французской буржуазии заявляли, что их страна не обязана приходить на помощь Советскому Союзу, если на него будет предпринято нападение.

В 1936 году Италия и Германия послали свои отборные войска в Испанию для борьбы с законным республиканским правительством. Великобритания и Франция заняли позицию «невмешательства», предоставив возможности для контроля фашистам. Они пытались умиротворить Гитлера и подтолкнуть его на Восток.

В ноябре того же года Германия и Япония подписали антикоминтерновский пакт, к которому вскоре присоединилась Италия. Советский Союз был окружен.

11 марта 1938 года берлинское радио объявило о «коммунистическом восстании в Австрии», и Вермахт в два дня захватил Австрию. Советский Союз поставил вопрос о защите Австрии и призвал Великобританию и Францию подготовить договор о коллективной обороне. «Завтра, возможно, будет поздно», – подчеркивало советское руководство.

В середине мая Гитлер подтянул войска к границам Чехословакии. Советский Союз, имея договорные обязательства перед страной, которой грозила агрессия, разместил 40 дивизий на своей западной границе и призвал 330 тысяч резервистов. Но в сентябре Франция и Великобритания провели в Мюнхене встречу на высшем уровне с фашистскими державами, Германией и Италией. Ни Чехословакия, ни Советский Союз приглашения в Мюнхен не получили. Великие «демократии» решили предложить Гитлеру Судетскую область Чехословакии. Вместе с этим предательским договором Великобритания подписала с Германией декларацию, в которой две державы заявляли, что они расценивают соглашение «как символ решимости наших народов никогда впредь не воевать друг против друга».

В декабре то же сделала и Франция. Несмотря на все это, Советский Союз предложил помощь Чехословакии в случае германской агрессии, но это предложение было отклонено. 15 марта 1939 года Вермахт вступил в Прагу. Разделив Чехословакию, Гитлер предложил часть пирога реакционному польскому правительству, которое с жадностью проглотило подачку.

Неделей позже германские войска оккупировали литовский город Клайпеда, важный балтийский порт. Сталин мог видеть, что монстр движется на Восток и что Польша будет следующей жертвой.

В мае 1939 года Япония напала на Монголию, которая тоже имела договор о военной помощи с Советским Союзом. В течение следующего месяца советские войска под командованием неизвестного генерала Жукова вели бои с японской армией. Это было крупное сражение: Япония потеряла более 200 самолетов и более 50 тысяч солдат и офицеров убитыми и ранеными. 30 августа 1939 года последние японские солдаты покинули Монголию.

На следующий день вспыхнул пожар на другой советской границе: Германия напала на Польшу.

Все знали, что эта агрессия случится обязательно: для обеспечения оптимальных рубежей перед началом войны против Великобритании и Франции или против Советского Союза Гитлер должен был «решить судьбу Польши». Рассмотрим события нескольких предыдущих месяцев.

В марте 1939 года Советский Союз начал переговоры с целью создания антифашистского союза. Великобритания и Франция, маневрируя, решили потянуть время. По такому отношению двух великих «демократий» к переговорам Гитлер понял, что он может действовать против Сталина без опаски за свои западные границы. С июня по август 1939 года проходили секретные британско-германские переговоры: в обмен на гарантии целостности Британской империи Гитлеру позволялось свободно действовать на Востоке.

29 июля Чарльз Роден Бакстон, видный лейборист, явился в германское посольство с секретной миссией от премьер-министра Чемберлена. Был принят следующий план:

«Великобритания изъявляет готовность заключить соглашение с Германией о разграничении сфер интересов…

1. Германия обещает не вмешиваться в дела Британской империи.

2. Великобритания обещает целиком и полностью уважать сферу интересов Германии в Восточной и Юго-Восточной Европе. Следствием этого будет отказ Великобритании от гарантий, данных ею некоторым странам из сферы интересов Германии. Великобритания обещает в дальнейшем повлиять на Францию, чтобы разорвать ее союз с СССР, а также ее связи с Юго-Восточной Европой.

3. Великобритания обещает прекратить нынешние переговоры о пакте с Советским Союзом».

Советская разведка постаралась, чтобы Сталин узнал об этих маневрах.

В августе 1939 года переговоры между Великобританией, Францией и Советским Союзом подошли к финалу. Но две западные державы прислали на переговоры в Москву делегации низших рангов без права подписания соглашения. Ворошилов настаивал на непременных, точных обязательствах, чтобы в случае новой агрессии со стороны Германии союзники вместе вступили бы в войну против агрессора. Он хотел знать, сколько британских и французских дивизий будут выставлены против Гитлера в случае германского вторжения в Советский Союз.

Ответа он не получил. Он также хотел подписать соглашение с Польшей о том, чтобы советские войска могли вступить в бой с нацистами на польской земле в случае германской агрессии. Но Польша отказалась вступать в такое соглашение с СССР, тем самым делая его бессмысленным. Сталин прекрасно понимал, что Франция и Британия подготавливали новый Мюнхен, что они готовы принести в жертву Польшу, подстрекая Гитлера к походу против Советского Союза. Гарольд Икес, Министр внутренних дел США (Secretary of the Interior), писал тогда в своем дневнике:

«Англия хранила надежду на чудо, что она сможет поссорить Россию с Германией и, тем самым, остаться невредимой».

«Франция тоже бы отказалась от Центральной и Восточной Европы в пользу Германии в надежде увидеть, что Германия ведет войну против Советского Союза. Тогда бы Франция могла остаться в безопасности за линией Мажино».

Советский Союз стоял перед смертельной опасностью создания единого антисоветского фронта всех империалистических держав. С молчаливого согласия Британии и Франции Германия могла после оккупации Польши продолжить свое дело и начать блицкриг против СССР, а Япония могла бы атаковать в Сибири.

В то время Гитлер уже пришел к выводу, что Франция и Британия не имеют ни сил, ни воли для сопротивления. Он решил захватить Западную Европу до нападения на СССР.

20 августа Гитлер предложил Советскому Союзу заключить пакт о ненападении. Сталин реагировал быстро, и 23 августа пакт был подписан.

1 сентября Гитлер напал на Польшу. Британия и Франция угодили в собственную ловушку. Эти две страны помогали Гитлеру во всех его авантюрах, надеясь использовать его против Советского Союза. Начиная с 1933 года они не переставая расхваливали усилия Гитлера по борьбе с коммунизмом. Теперь они были вынуждены объявить Германии войну, хотя у них и не было намерений вести ее с полным напряжением сил. Их ярость прорвалась в злобной антисоветской кампании: «Большевизм – естественный союзник фашизма». Полвека спустя эта глупость все еще будет находить место в школьных учебниках как безусловная правда. Однако история показала, что советско-германский пакт о ненападении был ключом к победе в антифашистской войне. Это может показаться парадоксальным, но тот пакт был поворотным моментом, позволившим подготовить необходимые условия для поражения Германии.

Действительно, Советский Союз заключил этот пакт с ясным пониманием того, что рано или поздно война с нацистской Германией станет неотвратимой. Но раз уж Германия решила подписать договор с СССР, Сталин выжал из Гитлера максимум преимуществ, гарантируя себе наилучшие из возможных условий для грядущей войны. 23 сентября 1939 года «Правда» писала:

«Единственное, что было возможно, это предохранение Западной Украины, Западной Белоруссии (земли, захваченные Польшей у СССР в 1920 году) и балтийских стран от германского вторжения. Советское правительство вынудило Германию взять обязательство не переходить линию, образованную реками Нарев – Буг – Висла».

Симпатизировавшие гитлеровской политике антикоммунизма деятели Запада немедленно подняли крик: «Два тоталитаризма, фашизм и большевизм, разделили Польшу». Но вступление советских войск отвечало интересам народных масс этих территорий, так как они избавлялись от фашистов, землевладельцев и капиталистов. Это продвижение также помогло всему мировому антигитлеровскому движению. Наиболее реалистично мыслившие представители буржуазии четко понимали, что, выдвигая свои войска, Советский Союз получает лучшие начальные позиции в грядущей войне. Как пример, заявление Черчилля от 1 октября 1939 года:

«То, что русские армии должны теперь стоять на этой линии, было очевидной необходимостью для безопасности России от нацистской угрозы. В любом случае, эта линия сейчас здесь, и создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не осмеливается напасть».

Охваченные своими мечтами о нападении нацистской Германии через Польшу на Советский Союз, Франция и Британия были вынуждены объявить войну Германии. Но на Западном фронте ни единая бомба не потревожила спокойствие нацистов. А вот настоящая внутренняя война была начата против французских коммунистов: 26 сентября Французская коммунистическая партия была запрещена, а тысячи ее членов были брошены в тюрьмы. Анри де Керилис писал:

«Невероятный ураган обрушился на буржуазные умы. Бушевал яростный шторм. Был слышен единый голос, кричащий: „Война России!“. Это был момент, когда антикоммунистическая горячка достигла апогея».

В это же время Сталин, проявив редкое предвидение, писал Жукову:

«Французское правительство, возглавляемое Даладье, и правительство Чемберлена в Британии не имеют намерений быть серьезно вовлеченными в войну с Гитлером. Они еще надеются подбить Гитлера на войну с Советским Союзом. Отказавшись создать в 1939 году антигитлеровский блок, они не хотели мешать Гитлеру в его агрессии против Советского Союза. Из этого ничего не получилось. Им придется платить по всем счетам за их близорукую политику».

Зная, что война с Германией неизбежна, советское правительство было крайне озабочено безопасностью Ленинграда, так как финская граница находилась всего в 32 километрах от города. 14 октября 1939 года Сталин и Молотов послали меморандум финскому правительству о проблемах обороны Ленинграда. Советский Союз хотел быть способным «блокировать доступ в Финский залив». СССР просил Финляндию сдать в аренду порт Ханко и четыре острова. Также для обеспечения обороны Ленинграда СССР просил часть Карельского перешейка, принадлежавшего Финляндии. За это Советский Союз предлагал Финляндии часть Советской Карелии, вдвое большей по размерам. Но Финляндия, подталкиваемая Германией, отказалась. 30 ноября 1939 года Советский Союз объявил войну Финляндии. Через несколько дней Гитлер дал инструкции по подготовке войны с Советским Союзом.

«На флангах наших операций в войне против Советского Союза мы можем рассчитывать на активное вторжение из Румынии и Финляндии».

Британия и Франция, озабоченные тем, чтобы в «странной войне» ничего не произошло, безрассудно ринулись в реальную войну с большевистской угрозой! За три месяца Британия, Франция, США и фашистская Италия поставили 700 самолетов, 1500 орудий и 6 тысяч автоматов «жертве агрессии», Финляндии.

Французский генерал Вейган выехал в Сирию и Турцию для подготовки нападения на Советский Союз с юга. Французский Генеральный штаб готовил бомбежку нефтяных месторождений Баку. Тогда же генерал Сериньи заявлял:

«Действительно, Баку с его годовой добычей в 24 миллиона тонн нефти определяет ситуацию. Если мы сумеем завоевать Кавказ, или если эти нефтепромыслы будут преданы огню нашей авиацией, чудовище (т. е. СССР) будет смертельно поражено».

Не сделав ни единого выстрела в войне с гитлеровцами, несмотря на состояние войны с Германией, французское правительство перегруппировало экспедиционные войска в 50 тысяч человек на сражения с красными! Чемберлен заявил, что Британия вышлет 100 тысяч солдат.

Но эти войска не смогли попасть в Финляндию до того, как Красная армия разбила армию финнов: мирное соглашение было подписано 14 марта 1939 года. Позже, во время войны, в Рио-де-Жанейро появилась публикация сторонников де Голля, где утверждалось:

«В конце зимы 1939–1940 годов рухнул политический заговор Чемберлена и Даладье. Его целью было спровоцировать выступления против Советского Союза и закончить конфликт между англо-французским союзом и Германией достижением компромисса и заключением антикоминтерновского альянса. По этому заговору на помощь финнам посылались англо-французские экспедиционные войска и провоцировалось состояние войны с Советским Союзом».

Советско-германский пакт и поражение Финляндии подготовили условия для победы Красной армии над нацистами.

Эти два события имели четыре важных последствия.

Они предотвратили создание объединенного фронта империалистических держав против социалистического Советского Союза. Германское нападение в 1939 году непременно повлекло бы за собой японскую интервенцию в Сибири. А после всего, что на самом деле произошло, Советский Союз преуспел в подписании договора о ненападении с Японией, который сохранялся до поражения фашизма.

Отказавшись в 30-х годах от системы коллективной безопасности, Франция и Британия силою обстоятельств были вынуждены заключить действенный военный союз с Советским Союзом после разрыва Германией советско-германского пакта.

А в 1939 году Советский Союз смог выдвинуть свои оборонительные рубежи на 150–300 километров. Этот фактор сыграл громадное значение в обороне Ленинграда и Москвы в конце 1941 года.

Советский Союз выиграл 21 месяц мирной жизни, позволивший решающим образом укрепить оборонную промышленность и вооруженные силы.

Когда власть захватил Хрущев, он полностью извратил линию партии. Чтобы этого добиться, он оклеветал Сталина и его марксистско-ленинскую политику. В ряде невероятных измышлений он даже отрицал роль Сталина в подготовке и ведении антифашистской войны.

Так, Хрущев заявлял, что в 1936–1941 годах Сталин плохо готовил страну к войне. Вот его заявления.

«Сталин выдвинул тезис, что трагедия… произошла вследствие „неожиданного“ нападения немцев на Советский Союз. Но, товарищи, это абсолютно неверно. Как только Гитлер пришел к власти в Германии, он определил себе в качестве главной задачи ликвидацию коммунизма…

Многие факты из предвоенного времени показывают, что Гитлер непременно намеревался начать войну против советского государства…

Будь наша промышленность соответствующим образом мобилизована и поставь она вовремя необходимые материалы для армии, наши военные потери, бесспорно, были бы меньшими…

Наша армия была плохо вооружена…

Советская наука и техника производила перед войной превосходные модели танков и артиллерии. Но массовое производство всего этого не было организовано».

Тот факт, что делегаты XX съезда партии могли слушать эту клевету без негодующих протестов, вызываемых каждой частью речи Хрущева, много говорит о политическом перерождении, которое уже шло в партии. В зале были десятки маршалов и генералов, которые знали, до какой степени смехотворны эти измышления. В то время они не сказали ни слова. Их узкая специализация, их исключительный милитаризм, их отказ от политической борьбы в армии, их отказ от политического и идеологического руководства партии над армией – все эти факторы привели к хрущевскому ревизионизму. Жуков, Василевский, Рокоссовский, все великие военные вожди никогда не признавали необходимость чистки в армии в 1937–1938 годах. Не поняли они и политического подтекста процесса Бухарина. И они поддержали Хрущева, когда тот заменил марксизм-ленинизм домыслами меньшевиков, троцкистов и бухаринцев. Таково объяснение молчания маршалов в ответ на ложь Хрущева о Второй мировой войне. Они отвергли эту ложь позднее, в своих мемуарах, когда это уже не имело никаких политических последствий и эти вопросы стали чисто академическими.

В «Мемуарах», изданных в 1970 году, Жуков правильно подчеркнул, отвергая обвинения Хрущева, что настоящая оборонная политика начала проводиться начиная с решения Сталина об индустриализации в 1928 году.

«Мы могли отложить на 5–7 лет крутой подъем тяжелой промышленности и скорее дать людям больше товаров потребления. Наш народ заслужил это право тысячу раз. Такой путь развития был чрезвычайно привлекателен».

Сталин готовил оборону Советского Союза строительством более чем 9 тысяч заводов в 1928–1941 года и принятием стратегических решений о создании на Востоке мощной промышленной базы. Что касается политики индустриализации, то Жуков отдал дань уважения «мудрости и предвидению, проявившихся в линии партии и окончательно подтвержденных историей».

В 1921 году почти по всем показателям военного производства нужно было начинать с нуля. Партия построила планы так, что за годы первой и второй пятилеток военная промышленность должна была расти быстрее, чем другие отрасли промышленности.

Вот наиболее примечательные цифры этих пятилеток.

Годовое производство танков в 1930 году составило 740 штук. Оно увеличилось до 2271 танка в 1938 году. За тот же период годовое производство самолетов выросло с 860 до 5 с половиной тысяч.

Во время третьей пятилетки, с 1938-го по 1940 год, производство промышленности росло на 13 % в год, а оборонная промышленность вырастала на 39 % в год. Передышка, полученная благодаря советско-германскому пакту, была использована Сталиным, чтобы развернуть военное производство, насколько это было возможно. Жуков свидетельствует:

«Опытные партийные работники и видные эксперты были назначены партийными организаторами расширения оборонительных предприятий, для помощи заводам в получении всего необходимого и гарантии в достижении цели. Я должен сказать, что сам Сталин очень много работал с оборонными предприятиями – он был лично знаком с десятками директоров, секретарей парткомов и главных инженеров; он часто встречался с ними, требуя выполнения планов с присущей ему настойчивостью».

Весьма впечатляющими выглядят военные поставки за период с 1 января 1939 года по 22 июня 1941 года.

Артиллерия получила 92 578 стволов, включая 29 637 пушек и 52 407 гаубиц. Были приняты на вооружение новые 82-мм и 120-мм минометы, первые образцы которых поступили в войска прямо перед войной. Военно-воздушные силы получили 17 745 боевых самолетов, включая 3719 новых моделей. В области авиации:

«Меры, принятые в 1939–1941 годах, создали условия, необходимые для быстрого получения во время войны количественного и качественного превосходства».

Красная армия получила более 7 тысяч танков. В 1940 году началось производство среднего танка Т-34 и тяжелого КВ, превосходящих немецкие танки. К началу войны их было произведено 1851 штука.

Обращаясь к этим достижениям и как бы выражая свое пренебрежение к обвинениям Хрущева, Жуков сделал многозначительное признание:

«Вспоминая о том, что мы, военные руководители, требовали от промышленности в самые последние месяцы мира, я могу видеть, что мы не всегда осознавали реальные экономические возможности страны».

Действенная подготовка к войне также была начата благодаря Сталину. Военные столкновения в мае – августе 1939 года с Японией и в декабре 1939-го – марте 1940 года с Финляндией были напрямую связаны с антифашистским сопротивлением. Военный опыт этих боев был тщательно проанализирован для ликвидации слабых мест Красной армии.

В марте 1940 года на пленуме Центрального комитета партии рассматривались военные действия против Финляндии. Жуков вспоминал:

«Дискуссия была острой. Система военной подготовки и воспитания войск подверглась острой критике». В мае Жуков встречался со Сталиным:

«Сталин сказал: „Теперь, когда у вас есть военный опыт, возьмите на себя командование Киевским военным округом и используйте этот опыт для подготовки войск“».

Для Сталина Киев имел особую важность в военном отношении. Он ожидал, что главный удар немецких войск будет направлен на Киев.

«Сталин был убежден, что в войне против Советского Союза нацисты сразу попытаются захватить Украину и Донбасс, чтобы лишить страну важнейших экономических районов и захватить украинскую пшеницу и донецкий уголь, а позднее и кавказскую нефть. Во время обсуждения оперативного плана весной 1941 года Сталин сказал: „Нацистская Германия не сможет вести столь масштабную войну без этих жизненно важных ресурсов“».

Летом и осенью 1940 года Жуков провел в подчиненных ему войсках усиленные военные приготовления. Он отмечал, что молодые офицеры и генералы изучали уроки, полученные из германских операций во Франции.

С 23 декабря 1940 года по 13 января 1941 года проводились большие сборы для ведущих офицеров. В центре обсуждений была будущая война с Германией. Внимательно изучался опыт, полученный фашистами в управлении большими танковыми соединениями. Через день после окончания сборов состоялись большие стратегические и оперативные штабные учения. Присутствовал Сталин. Жуков писал:

«Стратегическая ситуация основывалась на возможном развитии событий в западной приграничной зоне в случае германского нападения на Советский Союз».

Жуков руководил германским нападением, Павлов возглавлял советское сопротивление. Жуков отмечал:

«Игра изобиловала драматическими ситуациями для восточной стороны. Это во многом было похоже на то, что случилось на самом деле после 22 июня 1941 года, когда фашистская Германия напала на Советский Союз». Павлов проиграл войну с нацистами. Сталин критиковал его действия в недвусмысленных выражениях:

«Офицер, командующий в определенном районе, должен быть специалистом военного дела, и он должен находить правильное решение в любых условиях, чего вы не смогли сделать в этой игре».

Построение новых укрепрайонов вдоль новой западной границы началось в 1940 году. К началу войны было построено две с половиной тысячи бетонных сооружений. Каждый день на этих работах было занято 140 тысяч человек.

«Сталин подгонял нас и в этой работе», – писал Жуков.

Восемнадцатый съезд партии, проводившийся 15–20 февраля 1941 года, был целиком посвящен подготовке промышленности и транспорта к войне. Делегаты, съехавшиеся со всего Советского Союза, избрали дополнительно в Центральный комитет представителей военных.

В начале марта 1941 года Тимошенко и Жуков попросили Сталина призвать в армию резервистов. Сталин отказал, не желая давать Германии повод для провоцирования войны. Но затем, в конце марта, он принял решение призвать 800 тысяч резервистов, которые были посланы к границам. В апреле Генеральный штаб сообщил Сталину, что войска Балтийского, Белорусского, Киевского и Одесского военных округов не имеют достаточно сил для отражения нападения. Сталин решил выдвинуть к границе 28 дивизий, сведенных в четыре армии, и продолжал настаивать на предотвращении провоцирования нацистов.

5 мая 1941 года в Большом Кремлевском дворце Сталин выступал с речью перед офицерами – выпускниками военных академий. Главной темой было: «Немцы ошибаются, считая, что их армия непобедима».

Все эти факты позволяют нам отбросить стандартную клевету на Сталина:

«Он готовил армию для нападения, а не для обороны»; «он верил в советско-германский пакт и своему сообщнику, Гитлеру»; «он не верил в скорую войну с нацистами». Цель этих измышлений состоит в принижении и очернении исторических достижений коммунистов, а следовательно, и в повышении престижа их недругов, нацистов.

Жуков, сыгравший решающую роль в захвате власти Хрущевым в 1953–1957 годах, все же настаивал в своих «Воспоминаниях» на ложности заявлений секретного доклада Хрущева. Он делает такое заключение о подготовке страны к войне:

«Мне представляется, что оборона страны в основных ее формах и направлениях строилась правильно. В экономическом и социальном плане многие годы для этого делалось все или почти все возможное. Что же до периода с начала 1939 года и до середины 1941 года, то народ и партия предприняли особые усилия для укрепления обороны.

Наша высокоразвитая промышленность, колхозная система, всеобщая грамотность, мощь социалистического государства, величайший народный патриотизм, руководство партии, которое было готово объединить фронт и тыл в одно целое – все это было выдающейся основой для невероятной обороноспособности нашей страны, ставшей основой великой победы, которой мы добились в войне против фашизма. И это так, несмотря на громадные трудности и потери за четыре года войны. Советская промышленность выдала огромное количество вооружений – почти 490 тысяч пушек и гаубиц, около 102 тысяч танков и самоходных орудий, около 137 тысяч боевых самолетов, – показав всему миру, что основы экономики с военной, оборонной точки зрения были заложены правильно и надежно».

«В основных вопросах – вопросах, которые в конце концов решили судьбу страны в войне и определили, будет ли победа или поражение, – партия и народ подготовили Родину к обороне».

Для того чтобы опровергнуть огромные заслуги Сталина, бесспорно, величайшего военного руководителя в антифашистской войне, его враги любят ссылаться на «немыслимые ошибки», допущенные им при определении точной даты нападения.

Хрущев в секретном докладе заявлял:

«Документы… показывают, что 3 апреля 1941 года Черчилль… лично предупредил Сталина, что немцы начали перегруппировку своих вооруженных соединений с намерением нападения на Советский Союз…

Однако Сталин не обратил внимания на предупреждение».

Хрущев продолжал в том же духе, заявляя, что советский военный атташе в Берлине сообщил о слухах, согласно которым нападение на Советский Союз произойдет 14 мая или 15 июня.

«Несмотря на эти особо серьезные предупреждения, необходимые шаги для должной подготовки страны к обороне не предпринимались…

Когда фашистские армии действительно вторглись на советскую территорию и начались военные операции, Москва издала приказ не отвечать на огонь немцев…

Некоторые граждане Германии переходили нашу границу и заявляли, что немецкие армии получили приказ начать нападение на Советский Союз в ночь на 22 июня в 3 часа. Сталину немедленно сообщили об этом, но даже это предупреждение было проигнорировано».

Эта версия обнаруживается во всех буржуазных и ревизионистских изданиях. Элленштейн, например, писал, что в условиях «диктаторской системы, установленной Сталиным, никто не осмеливался сказать ему, что он ошибся».

Что можно сказать о первом дне войны?

Сталин прекрасно знал, что грядущая война будет невероятно жестокой, что фашисты будут безжалостно уничтожать советских коммунистов и будут, используя небывалый террор, обращать советский народ в рабство.

Гитлеровская Германия укрепилась за счет европейского экономического потенциала. Каждый месяц, каждая неделя мира означала значительное укрепление советской обороны. Маршал Василевский писал:

«Политические и государственные руководители видели надвигающуюся войну и напрягали все силы, чтобы задержать ее наступление для Советского Союза. Это была разумная и реалистическая политика. Ее применение требовало мастерского ведения дипломатических отношений с капиталистическими странами, особенно с агрессорами».

Армия получила приказ избегать «любых действий, которые могут быть использованы нацистскими лидерами для обострения ситуации или военной провокации».

Положение на границе было очень напряженным с мая 1941 года. Было важно сохранять спокойствие и не поддаться на провокации немцев. По этому поводу Василевский писал:

«Состояние тревоги в пограничной области само по себе является экстремальным событием…

Преждевременная тревога в войсках может быть также опасна, как и задержка с ее объявлением. Довольно часто бывало, что от враждебной политики на границах до настоящей войны проходило немало времени».

Гитлер не преуспел в нападении на Британию. Британская империя еще оставалась ведущей мировой державой. Сталин знал, что Гитлер хотел бы как-то избежать войны на два фронта. Были веские основания полагать, что Гитлер будет делать все, что в его силах, чтобы разбить Британию до нападения на Советский Союз.

В течение нескольких месяцев Сталин получал информацию от советской разведки, говорящую о том, что германская агрессия начнется в ближайшие 10–15 дней. Немалую ее часть составляли слухи, распространявшиеся Британией или США, которые хотели развернуть фашистов против социалистического государства. Любая мера защиты на советских границах подавалась правыми из США как объявление о близком нападении Советского Союза на Германию».

Жуков писал:

«Весна 1941 года была отмечена новой волной слухов в восточных странах о широкомасштабных приготовлениях Советов к войне против Германии».

Англо-американские правые подталкивали Германию к борьбе с Советским Союзом. Более того, Сталин не имел точных данных о том, как Рузвельт будет реагировать на нацистскую агрессию против Советского Союза. В мае 1941 года Рудольф Гесс, второй человек в нацистской партии, приземлился в Шотландии. Сефтон Демлер, который вел пропагандистские передачи для Германии на британском радио, писал в своей книге:

«Гесс… заявил, что целью его полета в Шотландию было установление мира „на любых условиях“, при условии, что Британия впоследствии присоединится к Германии в нападении на Россию.

«Победа для Англии, как союзника русских, – говорил Гесс, – была бы победой большевиков. А победа большевиков будет означать, рано или поздно, русскую оккупацию Германии и остальной Европы».

Настроения о том, чтобы иметь дело с Германией, имели в Британии глубокие корни. В начале 1993 года в Британии развернулась полемика в связи с книгой «Конец славы» Джона Чармли. Алан Кларк, бывший министром обороны в правительстве Тэтчер, заявил в интервью, что было бы лучше, если Черчилль заключил бы мир с Германией весной 1941 года. Нацистская Германия и большевистская Россия уничтожили бы друг друга, и Британия смогла бы сохранить империю».

Но вернемся к началу 1941 года. Сталин получал в то время различную информацию со всего мира, извещавшую о скором нападении Германии на Британию. Когда же Сталин видел сообщения, тогда же приходившие из Британии, о скором нападении Германии на Советский Союз, он должен был спросить себя: сколько здесь британской лжи, пущенной с целью предотвращения гитлеровского вторжения в Британию?

После войны стало известно, что немецкий фельдмаршал Кейтель, выполняя данную Гитлером 3 февраля 1941 года инструкцию, издал «Директиву о дезинформации врага». Жуков писал:

«Было отпечатано огромное количество карт Англии, подразделениям придавались переводчики с английского, велась подготовка к полному закрытию некоторых зон вдоль побережья Ла-Манша, Па-де-Кале и Норвегии. Распространялась информация о многочисленных „воздушных десантниках“, на побережье устанавливались искусно сделанные „ракетные батареи“… активно велась антибританская пропаганда, а обычные угрозы и критика Советского Союза прекратились».

Все это объясняло крайнюю осторожность Сталина. Едва ли он был похож на недалекого диктатора из Элленштейновских представлений, это был весьма здравомыслящий коммунистический лидер, обдумывавший каждую возможность. Свидетельствует Жуков:

«Однажды Сталин сказал мне:

„Один человек шлет мне очень важную информацию о намерениях гитлеровского правительства, но у нас есть некоторые сомнения“.

Возможно, он говорил о Рихарде Зорге (знаменитом советском шпионе)».

Согласно Жукову, советская разведка несет ответственность за неверные данные о дне нападения. 20 марта 1941 года ее начальник, генерал Голиков, представил Сталину доклад, содержавший информацию жизненной важности: нападение произойдет в срок между 15 мая и 15 июня. Но в выводах Голиков указал, что, возможно, это «дезинформация, пришедшая от англичан или даже германской разведки». По оценке Голикова, нападение должно было произойти после победы Германии над Англией.

13 июня маршал Тимошенко позвонил Сталину с просьбой о переводе войск в состояние боевой тревоги. «Мы подумаем над этим», – ответил Сталин. На следующий день Тимошенко и Жуков обратились снова. Сталин поговорил с ними.

«Вы предлагаете провести мобилизацию, поднять войска и двинуть их к западной границе? Но это война! Вы это понимаете или нет?»

Жуков ответил, что, согласно их разведслужбе, мобилизация немецких дивизий завершена. Сталин ответил:

«Нельзя верить всему из сообщений разведки».

В этот самый момент Сталину позвонил Хрущев. Жуков продолжает:

«Из его ответов мы поняли, что разговор идет о сельском хозяйстве. Прослушав некоторое время, Сталин сказал: „Это хорошо“.

Н. С. Хрущев, должно быть, разрисовал радужные перспективы получения урожая».

Это невероятное замечание от Жукова!

Нам известно, что Хрущев обвинял Сталина в «недостатке бдительности» и «безответственности». Но в то время, когда Жуков, Тимошенко и Сталин оценивали возможность надвигавшейся агрессии, бдительный Хрущев вел рассуждения о зерне и овощах.

Вечером 21 июня немецкий дезертир сообщил, что нынешней ночью произойдет нападение. Тимошенко, Жуков и Ватутин были вызваны к Сталину:

«Возможно ли, что немецкие генералы послали этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт?» – спросил Сталин.

Тимошенко: «Мы считаем, что перебежчик сказал правду».

Сталин: «Что будем делать?»

Тимошенко: «Надо немедленно дать директиву о приведении в боевую готовность всех войск приграничных районов».

После короткого обсуждения военные представили текст, который был немного изменен Сталиным. Вот его суть:

«Приказываю:

а) в течение ночи 21.6.41 тайно занять боевые посты в укрепленных районах государственной границы;

b) до рассвета 22.6.41 все боевые самолеты, включая армейскую авиацию, должны быть рассредоточены на полевых аэродромах и тщательно замаскированы;

с) все соединения поднять по боевой тревоге. Вооружения должны быть рассредоточены и замаскированы».

Подписали Тимошенко и Жуков. Передано в разные регионы, окончание передачи вскоре после полуночи. Это было уже 22 июня 1941 года.

Хрущев писал о первом месяце войны:

«После первых жестоких неудач и поражений на фронте Сталин думал, что пришел конец…

Долгое время Сталин фактически не руководил военными операциями и почти ничего не делал вообще. Он вернулся к активному руководству, только когда его посетили некоторые члены политбюро».

«Была попытка созвать пленум Центрального комитета в октябре 1941 года, когда в Москву были вызваны члены ЦК со всей страны… Сталин не хотел даже встретиться с членами ЦК. Этот факт показывает, насколько был деморализован Сталин в первые месяцы войны».

Элленштейн добавил к этому:

«Целыми днями нагружаясь водкой, он оставался пьяным почти одиннадцать дней».

Давайте вернемся к Сталину, мертвецки пьяному в первые одиннадцать дней войны и деморализованному еще четыре месяца.

Когда Жуков в 3:40 утра 22 июня 1941 года объявил Сталину, что бомбили приграничные города, Сталин отдал распоряжение о сборе Политбюро. Его члены встретились в 4:30. Ватутин рассказал им, что немецкие сухопутные войска начали наступление. Вскоре после этого Германия объявила войну.

Сталин лучше, чем кто-либо, понимал, какие жестокие испытания предстоит вынести стране. Он долго молчал. Жуков вспоминал этот драматичный момент.

«Сталин обладал сильной волей и был лишен трусости. Только однажды я видел его немного подавленным. Это было на рассвете 22 июня 1941 года, когда его вера в то, что войны удастся избежать, была разрушена».

Жуков предполагал, что вражеские соединения должны быть немедленно атакованы. Сталин приказал ему написать директиву, которая была выслана в войска в 7:15. Но «учитывая баланс сил и сложившуюся обстановку, она оказалась совсем нереальной – и поэтому никогда не выполнялась».

Утверждения Хрущева о том, что Сталин «отдал приказ не отвечать на огонь немцев», были очевидной ложью.

Если Сталин был поражен, когда он услышал о том, что началась война, то как же «после 22 июня 1941 года и в течение всей войны Сталин твердо управлял страной, руководил вооруженной борьбой и международными делами вместе с Центральным комитетом и советским правительством»?

Уже 22 июня Сталин принял жизненно важное решение. Жуков утверждал, что в этот день в 13 часов Сталин позвонил ему и сказал:

«Боевой опыт наших фронтовых командиров недостаточен, и они, очевидно, в чем-то оказались смущены. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт как представителя Ставки Верховного командования. Мы также посылаем маршала Шапошникова и маршала Кулика на Западный фронт».

Верховное командование было коллегией военных и политических лидеров во главе со Сталиным.

В конце дня Жуков был уже в Киеве. По прибытию он узнал, что Сталин отдал директиву начать контрнаступление. Жукову эта директива показалась преждевременной, так как Генеральный штаб не имел необходимой информации о том, что происходит на фронте. Тем не менее 24 июня Жуков послал в наступление 8-й и 15-й механизированные корпуса. Они «успешно провели свой первый контрудар по врагу».

С должным основанием Жуков привлек внимание к «грандиозному приграничному сражению в начальный период войны», не слишком известному, по его мнению. Но основание хорошее. Развивая свои политические интриги, Хрущев расписал тот период как серию преступных ошибок Сталина, который полностью расстроил оборону. Но в противостоянии нацистскому блицкригу дезорганизация, поражения и большие потери были в большой степени неизбежны. Важный факт состоит в том, что поставленные в очень трудные обстоятельства армия и ее руководящие кадры оказали невероятное, непреклонное сопротивление. Эта героическая борьба прямо с первых дней войны стала создавать условия для поражения блицкрига. Все это было возможным во многом благодаря решительному сопротивлению Сталина.

Начиная с 26 июня Сталин принял стратегическое решение о создании резервного фронта, в 300 километрах позади основной линии фронта, чтобы остановить врага, если ему удастся прорвать оборону.

В эти самые дни Западный фронт был взломан, и нацисты устремились к Минску, столице Белоруссии. В этот вечер Сталин собрал Тимошенко, Жукова и Ватутина и приказал им: «Подумайте вместе и решите, что можно сделать в нынешней ситуации».

Жуков сообщает:

«Все эти предложения нашли одобрение у Сталина…»

«Создание обороны в глубину на подходах к Москве, постоянные выпады и атаки на врага, сдерживание его передовых частей на одной из линий обороны, а затем организация контрнаступления с привлечением для этой цели войск с Дальнего Востока и новых формирований».

Подписав 29 июня решение о принятии серии важных мер, Сталин сообщил о них народу в своем известном радиообращении от 3 июля 1941 года. Его содержание затронуло каждого советского человека своей простотой и неукротимой волей к победе. Сталин говорил:

«Враг жесток и беспощаден. Он всеми силами стремится захватить наши земли, напоенные нашим потом, захватить наше зерно и нефть, добытые нашим трудом. Он изо всех сил стремится восстановить правление помещиков, восстановить царизм, разрушить нашу культуру и национальную государственность русских, украинцев, белорусов, литовцев, латышей, эстонцев, узбеков, татар, молдаван, грузин, армян, азербайджанцев и других свободных народов Советского Союза, онемечить их, превратить их в рабов немецких князей и баронов.

Сейчас стоит вопрос о жизни и смерти советского государства, народов СССР; вопрос о том будут ли оставаться народы Советского Союза свободными или попадут в рабство…

Наш народ не должен знать страха в борьбе и должен самоотверженно вступить в патриотическую войну за освобождение, нашу войну против фашистских поработителей.

Ленин, великий основатель нашего государства, часто говорил, что главной доблестью большевика должна быть храбрость, мужество, бесстрашие в борьбе, готовность сражаться вместе с народом против врагов страны…

Красная армия, Красный флот и все граждане Советского Союза должны защищать каждую пядь советской земли, должны сражаться до последней капли крови за наши города и деревни…

Мы должны укреплять тыл Красной армии, подчинить всю нашу работу этому делу. Вся наша промышленность должна взяться за работу с огромным напряжением для того, чтобы больше производить винтовок, пулеметов, артиллерии, пуль, снарядов, самолетов…

Мы должны начать безжалостную войну против всех дезорганизаторов в тылу, дезертиров, паникеров, распространителей слухов, мы должны уничтожать шпионов, диверсантов и вражеских парашютистов…

В случае вынужденного отхода частей Красной армии все подвижное хозяйство должно быть эвакуировано, врагу не должно достаться ни единого мотора, железнодорожного вагона, ни единого грамма зерна или литра топлива…

В областях, оккупированных врагом, должны быть созданы партизанские отряды, пешие и конные, должны формироваться диверсионные группы для борьбы с вражескими войсками, для разжигания повсеместной партизанской войны…

Вперед к нашей победе!»

10 июля началась битва за Смоленск. После захвата этого города гитлеровцы думали, что они смогут обрушиться на Москву, до которой было 300 километров. Борьба за Смоленск шла в течение двух месяцев.

«Битва за Смоленск сыграла решающую роль в начальном периоде Великой Отечественной войны… По признанию немецких генералов, их войска потеряли 250 тысяч солдат и офицеров…

В результате мы выиграли время и смогли увеличить свои стратегические резервы и провести оборонительные меры в Московском секторе».

Василевский сделал такое замечание:

«Смоленская битва… лежала в основе для разрушения блицкрига…

Это была наиболее ценная школа для проверки боеспособности советских солдат и командиров, включая высших командиров и Верховное командование».

30 сентября нацисты начали решительное наступление на Москву.

Около 450 тысяч жителей города, три четверти из которых составили женщины, были мобилизованы на строительство оборонных сооружений. Войска генерала Панфилова вели памятное сражение на Волоколамском шоссе, увековеченное в одноименной повести Александра Бека.

Москву бомбила немецкая авиация. Началась паника, охватившая городское население. Нацисты были всего в 80 километрах. Часть государственных органов была эвакуирована. Но Сталин решил остаться в Москве. Сражения стали приобретать все более и более жестокий характер. И в начале ноября нацистское наступление было остановлено. После консультаций с Жуковым Сталин принял решение о проведении 7 ноября традиционного военного парада на Красной площади. Это был грозный вызов нацистским войскам, стоявшим у ворот Москвы. Сталин выступил с речью, передававшейся на всю страну.

«Враг находится у ворот Москвы и Ленинграда.

Враг считал, что наши армии будут рассеяны самым первым ударом, и наша страна будет поставлена на колени. Но враг полностью просчитался… наша страна – вся наша страна – превратила себя в единый боевой лагерь, чтобы вместе с нашей армией и флотом разбить немецких захватчиков…

И разве можно сомневаться в том, что мы можем и должны одержать победу над немецкими захватчиками? Враг не настолько силен, как его рисуют некоторые перепуганные горе-интеллектуалы. Не так страшен черт, как его малюют…

Товарищи, красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политические работники, партизаны и партизанки:

Весь мир смотрит на вас как на силу, способную сокрушить бандитские орды немецких захватчиков. Порабощенные народы Европы видят в вас своих освободителей. Вам выпало великое предназначение.

Будьте достойны его!

Под знаменем Ленина – вперед к победе!»

15 ноября нацисты начали второе наступление на Москву. 25 ноября некоторые их части выдвинулись к южным пригородам Москвы. Но к 5 декабря атаки были отбиты. А за это время свежие войска со всей страны смогли добраться до Москвы. Даже в самые драматичные моменты Сталин сохранял свои стратегические силы в резерве. Рокоссовский писал:

«Оборона армии была настолько растянута, что немцы угрожали прорвать ее. И от войск потребовалось совершить подвиг, чтобы не допустить этого».

После совещания с военачальниками Сталин решил провести большое контрнаступление, которое началось 5 декабря. Около 720 тысяч советских солдат отогнали 800 тысяч гитлеровцев от Москвы на 100–300 километров.

Впервые «непобедимые» немецкие войска потерпели поражение, и весьма существенное. В боях под Москвой фашисты потеряли более 500 тысяч человек, 1300 танков, 2500 орудий, более 15 тысяч бронетранспортеров, грузовиков и других средств передвижения, а также много других военных запасов. Гитлеровская армия никогда еще не несла такие потери.

Многие рассматривают битву за Москву как поворотный пункт в антифашистской войне. С начала войны до этой битвы прошло меньше шести месяцев. Несгибаемая воля, выдающиеся организаторские способности и способность решать большие стратегические задачи определили важность вклада Сталина в победу в битве за Москву.

Обращаясь ко Второй мировой войне, важно помнить, что тогда шло несколько войн, а не одна. Англо-американские и французские империалисты вели войну со своими немецкими партнерами, которая имела мало общего с народной антифашистской войной Советского Союза против гитлеровцев. Во время борьбы против немецкого вторжения правящий класс Франции не мог мобилизовать и вооружить рабочие массы для борьбы насмерть против нацизма. После поражения французской армии Петен, французский герой Первой мировой войны, подписал акт о капитуляции и стал главным пособником захватчиков. Французская крупная буржуазия почти в полном составе пошла за Гитлером, пытаясь вписаться в немецкий Новый порядок. Война на Западе была более или менее «цивилизованной» войной между «цивилизованными» буржуа.

Ничего общего с этим не было в Советском Союзе. Советский народ видел совершенно другую войну; одна из заслуг Сталина состоит в том, что он вовремя понял это и соответственно подготовился.

Перед началом операции «Барбаросса» Гитлер уже заявлял, что должно произойти. В своих «Дневниках» генерал Гальдер сделал заметки по речи Гитлера от 30 марта 1941 года перед генералами. Фюрер говорил о предстоящей войне с Советским Союзом:

«Борьба между двумя идеологиями. Проклятия большевизму: это антиобщественное преступление. Коммунизм – это страшная опасность для будущего… Это война на уничтожение. Если мы не смотрим на вещи таким образом, мы сможем разбить врага, но через тридцать лет коммунистическая угроза вновь предстанет перед нами. Мы не ведем войну, чтобы управлять нашим врагом…

Война с Россией: уничтожение большевистских комиссаров и коммунистической интеллигенции».

Заметим, что в разговоре упомянуто «окончательное решение», но не для евреев. Первое обещание войны на «уничтожение» и «физическое истребление» было направлено коммунистам. И, несомненно, большевики, советские граждане были первыми жертвами массовых уничтожений.

Генерал Нагель писал в сентябре 1941 года:

«В отличие от забот о рационе других пленных (то есть британцев, американцев (?), французов?), мы не обязаны кормить большевистских пленников».

В концентрационных лагерях Освенцим и Хелмно «советские пленные были первыми, или среди первых, кто намеренно уничтожался смертельными инъекциями или газами».

Всего было 3 289 000 советских пленных, умерших в концентрационных лагерях, «при пересылке» или других «различных обстоятельствах». Когда в бараках советских пленных случались эпидемии, нацистские охранники входили туда только с огнеметчиками, «по соображениям гигиены», сжигая всех вместе с обовшивленными нарами. Если принять в расчет советских солдат, которых «попросту расстреляли на месте» при захвате, то всего могло быть 5 миллионов убитых советских пленных.

Поэтому первой кампанией уничтожения, на деле самой крупной, была кампания против советского народа, включая и советских евреев. Народы Советского Союза пострадали больше всех и внесли наибольшее число жертв (23 миллиона, по другим данным – 27), но они показали изумительный героизм и крайнюю решимость.

Массового уничтожения евреев не было до вторжения в Советский Союз. Тогда нацисты не встречали серьезного сопротивления. Но с первыми шагами по советской земле этим гордым немцам пришлось столкнуться с противником, который сражался до последнего. Начиная с первых недель немцы несли большие потери от низшей расы, славян, и даже хуже – от большевиков! Уничтожающая ярость нацистов была порождена их первыми крупными потерями. Когда фашистский зверь начал истекать кровью под ударами Красной армии, он возмечтал об «окончательном решении» для советского народа.

26 ноября 1941 года немецкий 30-й армейский корпус, находившийся на советской территории, получил приказ взять в качестве заложников «всех родственников партизан»; «всех подозреваемых в связях с партизанами»; «всех членов партии и комсомола»; «всех бывших членов партии» и «всех, кто занимал официальные посты до прихода германских и румынских войск». Эти заложники должны были содержаться «в концентрационных лагерях». За каждого убитого немецкого или румынского солдата «должны быть казнены десять заложников».

2 декабря 1941 года во время обсуждения с Гитлером вопросов войны с партизанами генерал Йодль определил позицию немцев так:

«В этой борьбе наши войска могут поступать как им угодно: вешать партизан и даже развешивать их головы или четвертовать их».

Звериная жестокость, с которой гитлеровцы выслеживали и уничтожали всех членов партии, всех партизан, всех представителей советского государства вместе с их семьями, позволяет нам лучше понять значение Большой чистки 1937–1938 годов. Уцелевшие в той чистке непримиримые контрреволюционеры на оккупированных территориях пошли на сотрудничество с гитлеровцами, сообщая о большевиках, их семьях и товарищах по борьбе.

С дальнейшим ужесточением войны на Востоке нацистские людоедские выходки стали еще более изощренными. Обращаясь к руководству СС в июне 1942 года, Гиммлер говорил:

«В том, что было названо войной на уничтожение (Vernichtungskampf), сошлись две расы, два народа в битве без правил»; с одной стороны «это грубое вещество, эта масса, эти примитивные люди, лучше сказать – нелюди (Untermenschen), руководимые комиссарами»; с другой стороны «мы, германцы».

Беспримерный кровавый террор: это было то оружие, с помощью которого нацисты пытались заставить советский народ признать моральное и политическое главенствование немцев. Гиммлер говорил:

«Во время сражения за Харьков наша репутация как вызывающих страх и сеющих террор опережала нас. Это супероружие, которое надо еще усилить».

И нацисты усилили террор.

23 августа 1942 года точно в 18:00 тысяча самолетов сбросила зажигательные бомбы на Сталинград. В этом городе жили 600 тысяч человек, там было много деревянных строений, топливных баков и цистерн с горючим для предприятий. Командующий Сталинградским фронтом Еременко писал:

«Сталинград был затоплен огнем, закрыт дымом и копотью. Весь город горел. Огромные облака дыма и пламени поднимались над заводами. Нефтяные резервуары были похожи на вулканы, выбрасывающие лаву. Погибли сотни тысяч мирных жителей. Не одно сердце было охвачено состраданием к невинным жертвам фашистского зверя».

Надо посмотреть незамутненным взглядом на эту невероятную правду, чтобы понять некоторые аспекты того, что буржуазия называет «сталинизмом». Во время чистки были репрессированы закоренелые бюрократы, пораженцы и капитуляционисты, многие из них были сосланы в Сибирь. Никогда бы не смогла партия пораженцев и капитуляционистов мобилизовать и настроить народ на противостояние нацистскому террору. А советский народ выстоял в осажденных городах, в Ленинграде и Москве. И даже в сталинградском аду жили и не сдавались и мужчины, и женщины, сражались и, наконец, приняли участие в изгнании врага!

В начале немецкого вторжения, в июне 1941 года, генерал Павлов, командующий Западным фронтом, проявил крайнюю некомпетентность и халатность. В результате 28 июня был потерян Минск, столица Белоруссии. Сталин вызвал Павлова и его штаб в Москву. Как отмечал Жуков, «по предложению Военного совета Западного фронта» они были осуждены и расстреляны.

Элленштейн, конечно, пишет, что «Сталин продолжил терроризировать своих подчиненных». Но в противостоянии с фашистскими варварами советское руководство обязано было показать несгибаемую позицию и невероятную выносливость; любое безответственное действие должно было наказываться с предельной строгостью.

Когда фашистский зверь стал получать смертельные удары, он попытался поддержать храбрость кровавыми расправами, проводя геноцид против советского народа, находившегося под его ярмом.

6 декабря 1943 года Гиммлер выступал в Веймаре:

«Когда я был вынужден отдать приказ о действиях против еврейских партизан и комиссаров в деревне, я также всегда давал приказ убить женщин и детей этих партизан и этих комиссаров. Я был бы трусом и преступником по отношению к нашим потомкам, если бы я позволил этим переполненным ненавистью детям нелюдей выжить в борьбе людей и нелюдей. Мы всегда помним, что мы вовлечены в примитивную, естественную и подлинную расовую борьбу».

В другой речи 24 апреля 1943 года в Харькове глава СС сказал:

«Каким способом сможем мы убрать из России огромное количество людей, живыми или мертвыми? Мы сделаем это, убивая их, превращая их в заключенных, заставляя их работать и отдавая врагу назад некоторые территории только после полного удаления их населения. Возвращать людей назад в Россию было бы большой ошибкой».

Эта действительность невероятного террора, который проводили нацисты в Советском Союзе против первого социалистического государства, против коммунистов, является наиболее скрываемой или преуменьшаемой информацией в буржуазной литературе. Такое молчание имеет очевидный смысл. Те, кто не знает о чудовищных преступлениях, совершенных против советского народа, вероятнее всего, верят, что Сталин был «диктатором», равным Гитлеру. Буржуазия скрывает настоящий антикоммунистический геноцид, предпочитая писать о том, что пришло вместе с нацизмом: иррациональная ненависть к коммунизму, классовая ненависть к социализму. А чтобы лучше скрыть величайший геноцид войны, буржуазия высвечивает другой геноцид, относящийся к евреям.

В своей замечательной книге Арно Дж. Майер, чей отец был левым сионистом, показывает, что уничтожение евреев началось только после того, как нацисты понесли первые тяжелые потери. Это случилось в июне – июле 1941 года в боях с Красной армией. Зверства против коммунистов, последовавшие за неожиданными поражениями, которые разрушили чувство непобедимости сверхлюдей (Ubermenschen), создали атмосферу, которая привела к Холокосту.

«Уничтожение евреев было результатом войны не на жизнь, а на смерть, для завоевания Lebensraum – жизненного пространства в России, войны на сокрушение Советского режима и ликвидацию международного большевизма… Без операции „Барбаросса“ не было бы и не могло быть еврейской катастрофы, „окончательного решения“». Когда нацисты столкнулись с поражениями на русском фронте, они решились на «глобальное и окончательное решение еврейского вопроса» во время конференции в Ванзее 20 января 1942 года.

Многие годы нацисты трезвонили об их ненависти к «иудео-большевизму». Большевизм был наихудшим изобретением евреев. Решительное сопротивление большевиков не позволило гитлеровцам прикончить их принципиального врага. И этот враг повернул разочарования нацистов на евреев, которых они уничтожали в слепой ярости.

С тех пор, как крупная буржуазия евреев стала терпимой к гитлеровскому государству, иногда даже сотрудничая с ним, очень много евреев попали в руки своих палачей. Но евреи-коммунисты, действовавшие в духе интернационализма, боролись с нацистами и привели левое еврейство к сопротивлению. Многие бедные евреи сгинули в этой борьбе. Но много богатых евреев преуспели в бегстве в Соединенные Штаты. После войны они работали на империализм США и его сторожевого пса Среднего Востока, Израиль. Они подробно рассказывают о еврейском холокосте, но только в произраильском контексте; в то же время они открыто провозглашают свой антикоммунизм, тем самым оскорбляя память коммунистов-евреев, которые действительно боролись с нацизмом.

Мы заканчиваем с тем, как Гитлер подготовил нацистов к бесстрастному убийству 23 (или 27) миллионов советских граждан. Чтобы обратить своих людей в убийц-автоматов, он должен был убедить их в том, что большевики – это нелюди, животные.

«Гитлер предупреждал свои войска, что вражеские силы состояли „во многом из зверей, а не солдат“, готовя их к действиям с жестокостью зверей».

Для того чтобы заставить немецкие войска уничтожать коммунистов, Гитлер говорил им, что Сталин и другие советские руководители были «кровожадными уголовниками… которые убили и уничтожили миллионы видных русских интеллигентов в дикой жажде крови… и установили самую жестокую тиранию всех времен».

«Кровавые евреи и тираны… убили (иногда еще и с нечеловеческими пытками) или заморили голодом до смерти с поистине фанатичной свирепостью до тридцати миллионов человек».

Итак, ложь Гитлера о «тридцати миллионах жертв сталинизма» служила для психологической подготовки к нацистскому варварству и геноциду советских коммунистов и партизан.

Заметим, что сначала Гитлер обвинял Ленина в «тридцати миллионах жертв». Эта отвратительная ложь уже появилась в «Майн кампф» в 1926 году, задолго до коллективизации и чисток! Нападая на иудео-большевизм, Гитлер писал:

«Евреи убили или заморили голодом около тридцати миллионов человек с поистине дьявольской жестокостью и нечеловеческими пытками».

Полвека спустя Бжезинский, официальный идеолог американского империализма, подхватил ложь нацистов слово в слово:

«Абсолютно правильно будет, если оценить количество сталинских жертв не менее чем в двадцать миллионов и, возможно, более чем сорок миллионов».

Гитлеровская агрессия, затопив Советский Союз кровью и огнем, превзошла все ужасы, которые мир когда-либо испытал. Никогда в человеческой истории люди не подвергались таким ужасным испытаниям, такому бесчувственному насилию. В таких условиях было невозможно с помощью пустых слов и поступков предохранить себя, на что-либо рассчитывать в жизни или просто спастись.

Наступил момент истины для Сталина, верховного вождя партии и страны. Война была мерой его моральной и политической твердости, его воли и терпения, его интеллектуальных и организационных способностей.

В то же самое время все «правды» о Сталине, раскрытые исключительно для достижения своих целей гитлеровцами и более «респектабельными» правыми, должны были быть подтвержденными: война должна показать без всяких сомнений, что Сталин – «диктатор», чья «личная власть» не терпит никаких противоречий; «деспот», не слушавшийся разума; человек с «посредственным интеллектом» и т. д.

Через полвека после войны эти измышления, проталкиваемые злейшими врагами социализма, снова стали первичной «истиной». Со временем международная буржуазия добилась успеха в получении монополии на всякие «правды» такого рода.

Однако Вторая мировая война сама по себе предоставила достаточно материала, чтобы разоблачить эту ложь, которая так важна для спасения капитализма, системы эксплуатации и ограбления масс.

Мы начинаем с первой «неоспоримой истины»: Сталин – диктатор, навязывающий свою волю, требующий всеобщего подчинения себе. Вот слова Хрущева:

«Сосредоточение власти в руках одного человека, Сталина, привело к серьезным последствиям во время Великой Отечественной войны».

«Сталин решал за всех; он не считался ни с кем; он никогда не просил советов».

«Сталин действовал не за счет убеждения, объяснения или терпеливого сотрудничества с людьми, но навязывал свои взгляды и требовал абсолютного подчинения его мнению. Если кто-то противостоял его суждениям или пытался проверить его точку зрения и правильность его позиции, то он был обречен на изгнание из руководящего коллектива и дальнейшее моральное и физическое уничтожение».

«Болезненная подозрительность составляла его главное свойство… Создалась ситуация, когда никто не мог выразить свою мысль».

Элленштейн пошел по стопам Хрущева. Он абсолютно счастлив от того, что разоблачил «советскую диктатуру», в которой Сталин «подозревал всех своих подчиненных». «Ошибки сталинского руководства имели трагические последствия в первые месяцы войны, но они были прежде всего результатом установившейся советской диктатуры».

Василевский сначала был помощником Жукова, начальника Генерального штаба. В мае 1942 года он сам был назначен на этот пост. Всю войну он работал со Сталиным.

«В выработке особо важных оперативно-стратегических решений или проверке других важных дел, влиявших на ход войны, Главнокомандующий приглашал лиц, непосредственно отвечавших за данную проблему, для ее рассмотрения… периодически он собирал некоторых членов Военных советов фронтов, чтобы выработать, рассмотреть или утвердить особое решение относительно управления войсковыми операциями…

Предварительное подписание решения о стратегическом плане для его осуществления проводилось Главнокомандующим в узком кругу людей. Обычно это были несколько членов Политбюро и Государственного комитета обороны… Эта работа занимала зачастую несколько дней. В ее ходе Главнокомандующий обычно совещался с командующими и членами Военных советов соответствующих фронтов».

Заметим, что Государственный комитет обороны, возглавлявшийся Сталиным, отвечал за руководство страной, и вся власть находилась в его руках. Василевский продолжал:

«Политбюро Центрального комитета и армейское руководство всегда полагались на коллективную выработку решений. Вот почему стратегические решения, принятые коллективно и представленные Верховным командованием, как правило, соответствовали обстановке на фронте, при условии, что к людям предъявлялись реалистичные требования».

Василевский также полагал, что стиль работы Сталина улучшился за время Сталинградской битвы, а затем во время больших наступательных операций против гитлеровцев.

«Большим поворотным пунктом для Сталина как для Верховного главнокомандующего был сентябрь 1942 года, когда положение стало очень серьезным и нужна была особая гибкость и искусное руководство военными операциями. Он был обязан постоянно полагаться на коллективный опыт генералов. Впоследствии от него часто можно было слышать: „Какого черта вы раньше этого не говорили?“.

До тех пор пока он не принял решения по важному военному вопросу, Сталин советовался и обсуждал его со своим заместителем, ведущими специалистами Генерального штаба, начальниками Главных управлений Наркомата обороны и фронтовыми командирами, так же как и с Наркомами отраслей, связанных с оборонной промышленностью».

В течение всей войны генерал Штеменко работал в Генеральном штабе начальником оперативного управления, а затем заместителем начальника Генерального штаба.

«Я должен сказать, что Сталин не решал и не хотел решать самостоятельно важных военных вопросов. Он прекрасно понимал необходимость коллективной работы в этой сложной области, он уважал тех, кто был специалистом по той или иной военной проблеме, брал в расчет их мнение и отдавал должное каждому».

Жуков описал много случаев живого обсуждения проблем и подчеркивал манеру, с которой они решались:

«На заседаниях Комитета часто вспыхивали острые дискуссии. Взгляды высказывались в прямых и определенных выражениях…

Если на заседании не удавалось достигнуть соглашения, немедленно создавалась комиссия из представителей двух разных сторон, которые должны были прийти к соглашению и доложить о выработанных предложениях…

В общем, Государственный комитет обороны принял во время войны около десяти тысяч решений по военным и экономическим вопросам».

Преподнесенный Хрущевым образ Сталина как «одинокого человека, которому не на кого положиться», опровергается военными событиями начала августа 1941 года, в которые были вовлечены сам Хрущев и командующий фронтом Кирпонос. Василевский вспоминает анекдот, возможно, имея в виду одно место из секретного доклада Хрущева, где говорилось: «В начале войны у нас не хватало даже обычных винтовок».

Сталин дал Хрущеву разрешение на наступательную операцию, которая должна была начаться 5 августа 1941 года. Но в то же время Сталин приказал ему приготовить оборонительную линию, которую он (Сталин) предложил. Сталин объяснил, что в войне «вы должны готовиться к худшему, и даже очень плохому, так же как и к хорошему. Это единственный путь избежать неприятностей. Но Хрущев выдал всевозможные беспочвенные требования, которые командование не могло принять. Сталин сказал:

«Глупо надеяться… что вы получите все готовое от кого-либо. Учитесь обеспечиваться и укрепляться самостоятельно. Создайте резервные части, закрепленные за армиями, разворачивайте заводы на производство винтовок, пулеметов, на перегонку нефти… Ленинград оказался способен начать производство „Катюш“…

– Товарищ Сталин, все ваши распоряжения будут выполнены. К сожалению, мы не знакомы с „Катюшами“…

– У ваших людей есть их чертежи, и вы давным-давно имеете образцы. Ваша ошибка в том, что вы столь невнимательны к этому сокрушительному оружию».

Вот так Сталин обучал своих подчиненных, Хрущева в частности, проявлять инициативу, творчество и чувство ответственности.

В июле 1942 года Рокоссовский, который до того с большим успехом командовал армией, был назначен Сталиным командующим Брянским фронтом. Рокоссовский не был уверен, справится ли он. Он был тепло принят Сталиным, который объяснил ему положение на фронте. Рокоссовский описывает окончание разговора:

«Когда я закончил и уже собрался уходить, Сталин сказал: „Пока не уходите“.

Он позвонил Поскребышеву и попросил его вызвать генерала, только что снятого с поста командующего фронтом (генерал Козлов, Крымский фронт). Состоялся следующий диалог.

– Вы говорите, что мы неправильно наказали вас?

– Да, потому что представитель Верховного главнокомандования сдерживал меня.

– Как?

– Он мешал выполнению моих приказов, собирал совещания, когда надо было действовать, давал противоречивые распоряжения… в общем, он пытался командовать командующим.

– Итак, он стоял на вашем пути. Но командующим фронтом были вы?

– Да.

– Тогда почему вы не доложили, что он мешает вам?

– Я не смог жаловаться на вашего представителя.

– Так вот за это мы наказали вас: не смогли поднять трубку и позвонить, а в результате вы провалились в проведении операции.

Я вышел из здания Верховного главнокомандования с мыслью, что как новоиспеченный командующий фронтом я только что получил предметный урок. Поверьте, я выучил его очень хорошо».

Вот так Сталин применял наказание к генералам, которые не осмеливались отстоять собственное мнение, обратившись непосредственно к нему.

Давайте рассмотрим другую «непреложную истину»: Сталин ввел личную диктатуру, часто проявляя истеричность, был шарлатаном и безответственно вел войну, не зная реального положения дел.

И снова человек, который хотел «вернуться к великому Ленину», Хрущев, желает что-то доложить на этот счет:

«Даже после начала войны нервозность и истерия, которую проявлял Сталин… представляла серьезную опасность для армии».

«Сталин начал нести всякий вздор о Жукове, в том числе и такое: „Говорят, что перед каждой операцией на фронте Жуков делал так: он брал горсть земли, нюхал ее и говорил: мы можем начинать атаку, или, напротив: запланированная операция не может быть выполнена“».

«Сталин планировал операции на глобусе. (Оживление в зале.) Да, товарищи, он привык к глобусу и чертил на нем линию фронта».

«Сталин был очень далек от понимания действительного положения, которое сложилось на фронте. И это естественно, так как за всю Отечественную войну он никогда не побывал на каком-нибудь фронте».

Элленштейн, уклоняясь от того, чтобы предстать дураком с идиотскими россказнями Хрущева о глобусе, продолжил атаковать сталинские отвратительные «методы руководства»:

«Должна быть отмечена важная особенность действий Сталина во время войны: его полное отсутствие и для бойцов, и для гражданского населения. Он никогда не был на фронте».

Вот как Жуков представляет Сталина, «нервного истерика», который не терпел малейших противоречий.

«Как правило, Ставка Главнокомандования работала в методичной, деловой манере. Каждый мог высказать свое мнение.

Кстати, я знал из моего военного опыта, что любой мог вынести вопрос на обсуждение, независимо от отношения к нему Сталина, споря с ним и твердо отстаивая свою точку зрения. И ошибается тот, кто заявляет, что это не так».

Теперь рассмотрим незабываемую сцену, когда Жуков пришел к держащему в руке глобус диктатору, чтобы приблизительно (ну конечно!) определить линию фронта. По возвращении Жуков писал:

«Невозможно было идти к Сталину без четкого представления ситуации, отраженной на карте, и сообщить непроверенную или (что было намного хуже) искаженную информацию. Сталин не терпел ответов наугад, он требовал предельной точности и ясности.

Казалось, что Сталин имел особый дар определения слабых мест в докладе и документах. Он немедленно выкладывал их и жестко выговаривал ответственным за неточности. У него была цепкая память, он прекрасно помнил сказанное и не упускал шанса дать суровый выговор. Поэтому мы представляли штабные документы, делая все возможное в той обстановке для их уточнения».

Генерал Штеменко ответил на обвинения Хрущева, что Сталин, не бывая на фронте, не мог знать военной действительности.

«Верховный главнокомандующий не мог, по нашему мнению, посещать фронт чаще. Было бы непростительным легкомыслием даже на короткий период покидать Ставку для решения частных вопросов одного из фронтов».

Такое путешествие было бы бесполезным, говорил Василевский. Сталин получал в Ставке очень подробную и полную информацию, так что «он мог, находясь в Москве, своевременно принять правильное решение». Сталин принимал решения, полагаясь «не только на известные данные, представленные Ставкой, но и принимая в расчет особенности данной ситуации».

Как он это делал? Сталин получал всю важнейшую информацию, которая шла из управлений Генерального штаба, Министерства обороны и Политуправления Красной армии. Его знание особенностей положения на разных фронтах имело два источника. Во-первых, фронтовые командиры регулярно присылали ему свои доклады. Затем, согласно Жукову:

«Сталин основывал свои суждения по решающим вопросам на докладах, предоставляемых представителями Ставки Верховного главнокомандования, которых он посылал на фронт для оценки положения на местах и консультаций с соответствующими командирами; на выводах, сделанных в Ставке, на предложениях фронтовых командиров и на специальных докладах».

Представители Ставки должны были докладывать Сталину ежедневно. 16 августа 1943 года, в первый день важной операции близ Харькова, Василевский не прислал свой доклад. Сталин немедленно послал ему сообщение:

«Предупреждаю вас в последний раз, что если вы когда-либо вновь не исполните своих обязанностей перед Ставкой, вы будете сняты с поста начальника Генерального штаба и отозваны с фронта…» Для Василевского это было подобно удару молнии, но он не был оскорблен такой «грубостью». Напротив, он писал:

«Так же категоричен был Сталин и с другими. Он требовал соблюдения дисциплины одинаково от каждого представителя Ставки… Я чувствовал, что нехватка терпимости к представителю Ставки оправдана в интересах эффективного контроля над боевыми действиями. Сталин очень внимательно следил за ходом событий на фронте, быстро реагировал на все изменения и прочно удерживал контроль над войсками в своих руках».

В противоположность Хрущеву, который заявлял о безответственности и шарлатанстве Сталина, Василевский, который работал со Сталиным тридцать четыре месяца, так представляет стиль его работы:

«Сталин уделял огромное внимание созданию эффективного стиля работы Ставки. Если мы посмотрим на этот стиль осенью 1942 года, то мы увидим, что он отличался доверием к опыту коллективной работы в составлении оперативных и стратегических планов, высокой степенью исполнительности, изобретательности, постоянным контактом с войсками и точным знанием положения на фронте.

Как Верховный главнокомандующий, Сталин был предельно требователен ко всем и ко всему; качество, которое вполне оправдано, особенно во время войны. Он никогда не прощал беспечности в работе и ошибок при завершении дела».

Подробно описанный пример убедительно показывает, как на самом деле работали «методы безответственного руководства» Сталина. В апреле 1942 года провалилось наступление Красной армии с целью освобождения Крыма. Ставка отдала приказ приостановить наступление и организовать оборону. Двадцати одной советской дивизии противостояли десять дивизий немцев. Но 8 мая немцы атаковали и взломали советскую оборону. Представитель Ставки, Мехлис, близкий знакомый Сталина, представил доклад, на который Верховный главнокомандующий ответил:

«Вы занимаете странную позицию постороннего наблюдателя, не несущего ответственности за состояние дел Крымского фронта. Эта позиция, возможно, и удобная, но крайне неблагодарная. Вы не посторонний наблюдатель на Крымском фронте, а ответственный представитель Ставки, ответственный за успехи и неудачи фронта, и обязаны исправлять ошибки командования на месте. Вы вместе с командующим ответственны за крайнюю слабость левого фланга фронта. Если „общая обстановка говорила, что враг будет утром атаковать“, но вы не приняли всех мер по отражению врага, а ограничились только пассивной критикой, то тем хуже для вас». Сталин полностью раскритиковал бюрократические и формальные методы руководства.

«Товарищи Козлов и Мехлис верили, что их главная задача состояла в издании приказов и что издание приказов было тем, что они должны были делать для управления войсками. Они не подозревали, что издание приказа – это только начало работы и что главная забота командования состоит в том, чтобы обеспечить выполнение приказа, доведение приказа до войск и организации поддержки войскам в выполнении приказа командования. Как показал анализ хода операции, фронтовое командование издавало приказы без учета обстановки на фронте, не зная действительного расположения войск. Фронтовое командование даже не обеспечило доведение своих приказов до армий… В критические дни операции командующий Крымским фронтом и товарищ Мехлис проводили время на продолжительных и бесплодных собраниях Военного совета, вместо того чтобы наладить личный контакт с армейскими командирами и лично отслеживать ход операции.

Задача состоит в том, чтобы наши командиры раз и навсегда положили конец пагубным методам бюрократического руководства и управления войсками; они не должны ограничиваться изданием приказов, а посещать войска, армии и дивизии почаще и помогать своим подчиненным выполнить приказ. Задача состоит в том, что наши командиры, комиссары и политработники должны полностью искоренить элементы недисциплинированности среди командиров всех рангов».

В течение всего хода войны Сталин решительно боролся с безответственностью и бюрократизмом. Он требовал искреннего, ответственного отношения к делу.

Разберемся с третьей «истиной» о личности Сталина: грубый и холодный человек, посредственность, без какого-либо уважения к близким людям, человек, который не испытывает к своим помощникам ничего, кроме презрения.

В действительности люди, которые должны были «терпеть» этого монстра день за днем все четыре ужасных года войны, предлагают совершенно другой портрет Сталина.

Вот как описывает своего «хозяина» Жуков:

«Суховатого сложения и неприметной наружности, Сталин тем не менее был впечатляющей личностью. Свободный от претенциозности и вычурности, он покорял сердце каждого, с кем он говорил. Его посетители неизменно были поражены его откровенностью, его врожденным аналитическим складом ума, его эрудицией и цепкой памятью, все это заставляло даже самых опытных собеседников подтянуться и держаться начеку».

«Сталин обладал не только огромной природной сообразительностью, но и поразительно широкими знаниями. Я мог наблюдать его способность мыслить аналитически во время заседаний Политбюро, Государственного комитета обороны и во время моей работы в Ставке Верховного главнокомандования. Обычно он внимательно выслушивал говорящих… временами задавая вопросы и делая комментарии. А когда обсуждение заканчивалось, он делал выводы и подводил итоги».

«Его потрясающая работоспособность, его умение быстро уловить значение предмета, его крепкая память – все это позволяло ему в течение одного дня управляться с огромным количеством фактов, с которыми могла совладать только очень одаренная личность».

Василевский дополнил этот портрет несколькими комментариями об отношении Сталина к людям:

«Сталин… имел огромные организаторские способности. Сам он работал очень упорно, но он также мог заставить и других работать изо всех сил, выдавливая из них все, на что они были способны».

«У Сталина была изумительно крепкая память… Сталин знал не только командующих фронтами и армиями, а их было уже около сотни, но и многих командиров корпусов и дивизий, а также и ведущих работников Наркомата обороны, не говоря уже о высших представителях центрального и областных партийных и государственных органов».

Помимо того, Сталин знал лично многих создателей самолетов, артиллерийских орудий и танков, он часто приглашал их и задавал подробные вопросы.

Как должны быть оценены военные заслуги человека, который возглавлял армию и народ Советского Союза во время величайшей и самой жестокой войны в истории человечества?

Вот итоговая оценка, сделанная Хрущевым:

«Сталин очень энергично рекламировал себя как величайшего вождя… взять, например, наши исторические и военные фильмы… их больно смотреть. Их истинное содержание – пропаганда по восхвалению Сталина и его военного гения…

Не Сталин, а вся партия, советское правительство, наша героическая армия, ее талантливые руководители и храбрые солдаты, весь советский народ – вот кто обеспечил победу в Великой Отечественной войне. (Бурные и продолжительные аплодисменты.)»

Не Сталин! Не Сталин, а вся партия. А вся партия, по-видимому, получала приказы и распоряжения от Святого Духа.

Хрущев демонстрировал намерение прославить партию, ее коллективную суть в борьбе, и преуменьшал роль Сталина. Создавая культ личности, Сталин присвоил победу, которая была добыта «всей» партией.

Как будто Сталин не был самым главным вождем партии, тем, кто всю войну проявлял невероятную трудоспособность, величайшую стойкость и дальновидность. Как будто стратегические решения утверждались не Сталиным, а наоборот, его подчиненными.

Если Сталин не был военным гением, то можно сделать вывод, что величайшая в истории война, война человечества против фашизма, была выиграна не военным гением. Потому что в той ужасающей войне никто не сыграл роль, сравнимую с ролью Сталина. Даже Аверелл Гарриман, представитель американского империализма, после повторения обязательных штампов о «Сталине-тиране» ясно засвидетельствовал «его высокий ум, который фантастически точно схватывал детали, его проницательность и удивительную человеческую восприимчивость, которую он смог проявить, по крайней мере, в годы войны. Я находил его лучше осведомленным, чем Рузвельт, более реалистичным, чем Черчилль, и, в определенной степени, самым эффективным лидером времен войны».

«При Сталине не было места никому другому. А где же были наши военные руководители?» – разглагольствовал Хрущев. Он льстил маршалам: разве не вы были настоящими гениями Второй мировой войны? В конце концов, Жуков и Василевский, два наиболее значительных военных руководителя, высказали свои мнения через пятнадцать и двадцать лет соответственно после позорного доклада Хрущева. Первым мы представляем мнение Василевского.

«Процесс роста Сталина как генерала завершился… После Сталинградского и особенно Курского сражения он поднялся до высот стратегического руководства. С того момента Сталин, как правило, мыслил понятиями современной войны, хорошо владел всеми вопросами, относящимися к подготовке и проведению операций. Обычно он требовал, чтобы военные действия проводились творчески, с полным применением военных знаний, так, чтобы все действия были решительными и гибкими, направленными на раскол и окружение врага. В своих военных представлениях он явно демонстрировал тенденцию к концентрации сил и материалов, к разнообразию их использования различными методами подготовки и проведения операций. Сталин стал показывать блестящее понимание военной стратегии, которого он достиг с впечатляющей легкостью, поскольку он был мастером в искусстве политической стратегии, а также и оперативного искусства».

«Иосиф Сталин, несомненно, вошел в военную историю. Бесспорной его заслугой является то, что под его непосредственным руководством как Верховного главнокомандующего советские вооруженные силы выстояли в оборонительных сражениях и столь блестяще провели наступательные операции. И, однако, он, насколько я могу судить, никогда не говорил о своем личном вкладе. Звания Героя Советского Союза и Генералиссимуса были присвоены ему по письменному представлению фронтовых командиров в Политбюро Центрального комитета…

Обо всех просчетах, допущенных во время войны, он рассказывал народу открыто и честно».

«По моему глубокому убеждению, Сталин, особенно в поздних фазах войны, был сильнейшей и наиболее замечательной личностью в стратегическом командовании. Он успешно руководил фронтами и всеми военными усилиями страны на основе партийной линии… Он остался в моей памяти как суровый, решительный военный вождь, к тому же и не без некоторой доли личного обаяния».

Жуков начинает рассказ с превосходного примера методов руководства, как их представлял Мао Цзэдун: собрать правильные идеи масс и превратить их в директивы для масс.

«Сталину приписывали различные существенные военные изобретения, такие как разработка методов артиллерийских наступательных действий, завоевание превосходства в воздухе, методов окружения врага, раскалывание окруженных группировок и уничтожение их по частям и т. д.

Все эти первостепенные проблемы военного искусства являются плодами сражений с врагом, плодами глубоких размышлений, плодами опыта большой плеяды ведущих военных руководителей и самих войск.

Заслуга Сталина на самом деле состоит в том, что он верно оценивал советы, предлагавшиеся ему военными специалистами, а затем в обобщенном виде – в инструкциях, директивах, распоряжениях – немедленно направлял их в войска для практического руководства».

«До и особенно после войны Сталину приписывалась выдающаяся роль в создании вооруженных сил, разработка основ советской военной науки и главной стратегической доктрины, и даже оперативного искусства…

Сталин владел техникой организации фронтовых операций и операций групп фронтов и вел их с искусством, целиком охватывая сложные стратегические вопросы. Он показал свои способности как Верховный главнокомандующий, начиная со Сталинграда.

В руководстве вооруженной борьбой в целом Сталину помогал его врожденный ум и глубокая интуиция. У него было достаточно сноровки, чтобы выявить важнейшие связи в стратегической обстановке для организации отражения врага и проведения крупной наступательной операции. Несомненно, он был достойным Верховным командующим».