19. Иудины сети

По мере загнивания Польши все большую роль в ее судьбах играли дамы не слишком строгого поведения. Одну из них мы уже называли — королева Марыся Собесская, она же Мария-Казимира д’Аркион. Ее отца, французского капитана, на родине выгнали со службы, он пристроился в Польше, понравился при дворе и сумел пристроить дочку в свиту королевы. Но девочка отметилась скандалами, взялась переманивать любовников своей госпожи. Ее постарались угомонить, в 16 лет выдали замуж за пожилого магната Замойского. Хотя в скором времени она стала чрезвычайно богатой вдовой. Сама выбирала и меняла кавалеров, а больше всех ей понравился Ян Собесский, Марыся сделала его своим мужем. Но у нее разыгралось и честолюбие. Накопленный багаж знакомств, любовных связей и колоссальное состояние она использовала, чтобы протолкнуть супруга к власти, и добилась своего. Прежний король Михаил Вишневецкий отрекся от короны, а Собесского избрали королем. Ну а теперь вдовствующая королева Марыся интриговала в пользу своих детей, Якуба и Александра, отиралась вокруг шведов.

Еще одной яркой особой была княгиня Анна Дольская. Первым ее мужем был Вишневецкий, так что Марыся Собесская когда-то выступала ее конкуренткой. Но после смерти Вишневецкого Анна побывала еще и за князем Дольским. Оба супруга оставили ей сказочные состояния, и больше она узами брака не интересовалась, держала при себе пажей лет шестнадцати. Политическими играми она увлекалась страстно. Гетман Сенявский состоял в числе ее поклонников, польский главнокомандующий Михаил Вишневецкий был ее родным сыном, а Лещинский — дальним родственником и вроде бы одним из прежних «пажей». Княгиня была уже далеко не первой свежести. Но сохранила яркую внешность, а уж опыт разврата отточила до совершенства.

Но сила ее состояла не только в женских чарах и богатствах. Анна была связана с иезуитами, являлась одним из лучших агентов ордена. Шпионка бывала и в русском лагере. Сумела завести «светские» знакомства с Шереметевым, генералом Ренне. А в 1705 г. княгиня устроила крестины своей внучки. Почему-то понадобилось организовать их на Украине, в Белой Церкви, и на церемонию Дольская пригласила Мазепу. Гетману стукнуло уже 60, но он оставался настолько же падким к плотским удовольствиям, как сама княгиня. Они неплохо позабавились. А при этом Дольская от имени Лешинского передала устное обещание — если Мазепа изменит России, его не обидят, исполнят все пожелания. В дальнейшем княгиня иногда приезжала к гетману сама, иногда присылала иезуитского ксендза Заленского. Они привозили письма от Лещинского, уточняли условия предательства. Станислав предлагал сделать Мазепу князем Черниговским, гарантировать «вольности» запорожцам. Гетмана это не удовлетворило, он запрашивал больше. Обсуждали и вопрос, как втянуть в союз крымского хана.

На политическом небосклоне продолжала мелькать и дама из гарема Августа, Аврора Кенигсмарк. Если раньше король безуспешно подсовывал ее Карлу XII, то сейчас она стала появляться при дворе Лещинского. Конечно же, это было не случайно. Саксония выставляла себя высококультурной и процветающей державой. Однако союзницей она себя проявила не только слабенькой, но и подленькой… Взять хотя бы 11 полков, пришедших из Киева поддержать Августа. Казалось бы, саксонцы должны на руках носить своих спасителей, сапоги им целовать! Как бы не так. Отношение к русским проявилось самое хамское. Выше уже говорилось, как бездарно губили их в сражениях. Но и для тех солдат, кого не подставили под шведские удары, чужеземное подчинение обернулось бедой.

От Петра Август получил более чем солидные субсидии на войско — 300 тыс. руб. Но эти суммы растекались на нужды самого короля и его приближенных, в лучшем случае на саксонские части. Русским полкам не доставалось ни копейки. Жалованья и снабжения они не получали вообще. Их без толку гоняли туда-сюда по Польше, а располагали в местах, где уже раньше стояли саксонцы и успели подобрать все запасы, хлеб, скотину, фураж. Солдаты голодали, ходили в изношенных обрывках мундиров, умирали от болезней. Лошади подыхали или их съедали.

Посол России в Саксонии, Иоганн Паткуль, в 1705 г. забил тревогу. Писал, что войска «не могли жить от ветра и добрых слов». В это время руководить русским корпусом приехал новый командир, генерал Востромирский, и был в шоке от того, что он увидел. Он докладывал: «Я увидел московское войско в таком бедственном положении, что пришел в ужас… Люди почти нагие, ходят, как нищие…» Царь встревожился. Поручил Паткулю «всеми мерами трудиться», чтобы уберечь солдат и восстановить боеспособность. Пересылал дополнительные деньги, обращался к Августу и его министрам. Но результаты оказывались мизерными.

Наконец, в октябре 1705 г. Паткулю поручили вывести остатки корпуса на родину. Хотя это было уже очень затруднительным — дороги в Россию перекрывали шведы и сторонники Лещинского. Поэтому царское правительство в инструкциях послу допускало даже передачу корпуса на службу австрийскому императору. На короткий срок, не свыше года — только чтобы прокормить и вывести солдат в Россию. Но… в это же время Паткуль обнаружил еще кое-что. У него при саксонском дворе были хорошие информаторы, и он узнал — министры Августа прощупывают почву к сепаратному миру со шведами.

Но лифляндца подвел его язык. В пылу споров и взаимных обвинений с саксонскими вельможами он где-то проговорился, что в курсе грязных секретов. Это стало для него приговором. 19 декабря 1705 г. его схватили и заключили в тюрьму Зонненштайн. Случай был вопиющим! Арестован посол! Да еще и союзной державы! Петр, разумеется, возмутился. Он только что расстался с Августом в Гродно, король заверял его в лучших чувствах. Царь обратился к нему, требовал объяснений.

Август вилял и дергался. Пытался затушевать свои делишки клеветой — будто Паткуль предал, сносился со шведами. Добавил, что он вмешивался во внутренние дела Саксонии, оскорблял должностных лиц. Обвинил даже в том, что предписали Паткулю из Москвы — в переговорах с австрийцами о передаче им русских полков. Петр настаивал, что вести следствие о проступках посла имеет право только Россия, требовал его выдачи вместе со всеми изъятыми у него бумагами. Но именно этот вариант не устраивал саксонцев. Паткуль слишком много знал. Они тянули время, спускали выдачу на тормозах…

В общем-то, произошла просто-напросто нестыковка. В Саксонии ожидали, что шведы вот-вот двинуться на них. Готовились капитулировать в ближайшие недели. Поэтому Паткуля схватили, не особо опасаясь реакции русских. А Карл вместо Саксонии повернул на Гродно, потом погнал куда-то в Полесье. В мае 1706 г. и русские, и поляки, и саксонцы опять замерли в ожидании. Гадали, куда враги нацелятся дальше? Полагали вполне вероятным, что Карл переждет в Пинске весеннее половодье, а потом продолжит наступление — на Украину. Русская армия готовилась к боям на Правобережье Днепра, Петр остановился в Киеве и наметил работы по укреплению города.

Но шведский король рассуждал иначе. Его войска были измучены и поредели, оставили по пути много больных. А в тылу оставалась саксонская армия. Карл решил — лучше окончательно вывести из игры Августа, а уж потом заняться Россией. Русские начальники стали получать донесения, что шведы снялись с места и уходят назад. А по дороге Карл вознаграждал своих воинов за понесенные труды и лишения. Точнее, приказал, чтобы они сами вознаграждали себя. Велел им грабить имения противников Лещинского. Впрочем, солдаты и офицеры не особо себя утруждали разбирательствами. Какая разница, противники или сторонники? И кто потом будет разбираться, правильно действовали или «ошиблись»?

Шведы покатились по Белоруссии и Литве шквалом погромов. В данном случае подобные методы оказались очень эффективными. Солдаты отъедались, набивали трофеями ранцы и обозы, приободрились. А паны и шляхта косяками потянулись ко двору Лещинского и в ставку Карла. Из кожи вон лезли, чтобы засвидетельствовать свою лояльность и избавить поместья от разорения. Вот теперь можно было сказать, что Польша потеряна. Петр все-таки не терял надежды поддержать Августа, решил снова выделить ему свои войска. Но теперь не стал передавать их в подчинение короля. Назначил командовать корпусом Меншикова — своего любимца, одного из самых могущественных вельмож России. Вот он-то мог рядом с Августом вести себя совершенно независимо. Мало того, Августу пришлось бы подстраиваться к нему.

Корпус был сильным, 8 тыс. драгун, 9 тыс. украинских и донских казаков, калмыков. Вместе с саксонцами должна была составиться целая армия. Когда он вступил в Польшу, Меншикову доложили, что шведы тоже пришли в движение и направились куда-то на запад. Возникли даже опасения, что Карл заманивает русских. Затягивает за собой в глубь страны, а потом неожиданным маневром отрежет пути к своим. Но вскоре планы Карла прояснились. 28 августа он вторгся в Саксонию. Хотя свои тылы постарался прикрыть. Отделил корпус Марденфельта из 8 тыс. солдат. Этому генералу подчинялась и польская армия Лещинского. Поляки и шведы занимали очень удобный рубеж, по Висле. Но при приближении русских и саксонцев боя не приняли. Начали отходить. Меншиков повел войска следом.

Царь был уверен, что пока обстановка складывается благоприятно. В Саксонии Карл мог завязнуть так же надолго, как в Польше. Там было много городов с каменными стенами, замков. Страна была богатой, с развитой промышленностью. Она имела возможность выставить многочисленную артиллерию, нанять сколько угодно солдат в соседних германских землях. Однако все эти прогнозы рассыпались, как карточный домик. Едва только 22 тыс. шведов перешли саксонскую границу, как по стране покатилась буря паники. Командующий основной армией Августа, фельдмаршал Шуленбург, вообще не стал обороняться. Он развернул свои войска прочь и ускоренными маршами рванул за рубеж, в соседнюю Франконию.

Карл направился к саксонской столице Дрездену. Оттуда побежали все, кто мог: королевская семья, сановники, придворные. Вывозили драгоценности, казну. Шведы вошли в Дрезден без боя, и Карл повернул на другой крупный город — Лейпциг. Здесь тоже бурлил переполох, горожане спешили выехать кто куда. А саксонские купцы, промышленники, министры пребывали в полном ужасе: когда шведы возьмутся систематически разорять страну, что будет с их предприятиями, капиталами, домами?

Август в это время находился в Новогрудке, под защитой русских. Однако и для него перспективы открывались безрадостные. Он представил, что станет с его дворцами, садами, коллекциями мебели, картин, статуй… А главное, с короной. Карл уже лишил его выборного польского престола, сейчас столь же легко мог лишить наследственного, саксонского. Посадить в Дрездене еще одну свою марионетку. Нет, Август никак не хотел этого допустить. Со времени вторжения в Саксонию прошло всего две недели, а он уже направил к шведам для переговоров своих министров Пипера и Хермелина.

Личность Августа очень ярко характеризует еще один факт. В это же самое время, когда он выторговывал у шведов условия капитуляции, он послал делегатов и к Петру! Выпрашивал денег на продолжение войны! Причем его генерал Арнштедт до того обнаглел, что откровенно шантажировал царя. Внушал, что деньги необходимо выделить, иначе его король, очутившись в тяжелом положении, может перекинуться к Карлу. Нужно «всего» несколько сотен тысяч, стоит ли из-за них наживать проблемы?

Между тем, сам Август заверял, что останется верным союзу. Что он готов терпеть любое разорение своих владений, но не сложит оружия! Что ж, царь уже отдавал себе отчет, чего стоит его союзник. Деньги он все-таки пообещал, но на этот раз не авансом. Обязался выделять их постепенно, по мере боевых действий. Петр был уверен, что Саксония какое-то время продержится, а сам он отправился в Петербург. Чтобы отвлечь противника, он наметил наступление в Финляндии, на Выборг. Направление-то было важным, Финляндия считалась исконной шведской территорией. Глядишь, враг перебросит сюда дополнительные силы. По крайней мере, не станет забирать отсюда подкрепления для основной армии.

Хотя поход на Выборг стал неудачным. Провиант, фураж, боеприпасы заготовили несвоевременно. Выступили с большой задержкой, осенью. Попали в распутицу, когда плохие финские дороги совсем развезло от непролазной грязи. Вязли повозки, орудия. Лошади надрывались, не могли их вытащить. А Петр, осмотрев бастионы Выборга, остался очень недоволен начальниками петербургского гарнизона. Обнаружил, что они плохо разведали цель похода. Укрепления гораздо сильнее, чем предполагалось, а без флота брать город вообще нельзя. Царь подверг его обстрелу, вызвавшему несколько пожаров, и приказал отступить.

В Польше армии тоже застряли в осенней грязи. Меншиков встал в Петрокове и уже готовился отводить полки на зимние квартиры. На совещаниях наметили, что русские будут зимовать во Львове, саксонцы и поляки — в Кракове. Но тут вдруг стали известно, что Марденфельт, доселе отступавший, остановился. Получил крупные подкрепления поляков и укрепляет лагерь возле города Калиша. Меншиков решил атаковать…По иронии судьбы, именно в это время, 13 октября, уполномоченные Августа в замке Альтранштадт подписали мир.

Условия его были и тяжелыми, и позорными. Август отрекался от польской короны, признавал польским королем Лещинского. Саксония выходила из войны. Обязалась расторгнуть все договоры, нацеленные против Швеции и Лещинского — в первую очередь, с Россией. Она обязалась разместить шведскую армию, кормить, снабжать всем необходимым. Платить огромную контрибуцию все время, пока шведы будут у нее «в гостях» — 240 тыс. золотых ефимков в месяц. Русских солдат и офицеров, находящихся в Саксонии, Август обязался передать Карлу в качестве пленных. А кроме того, выдать Паткуля — как шведского изменника.

Саксонцы упросили шведов еще об одной уступке — некоторое время держать договор в тайне. Потому что Август находился с армией Меншикова! А Меншиков не давал ему уехать, будоражил, готовился к битве. Правда, и до Александра Даниловича дошел неясный слух, будто саксонцы заключили со шведами перемирие. Август по понятным причинам все отрицал. Но сам он панически боялся, как бы сражение не сорвало мир, как бы шведы не обвинили его в двурушничестве. Он считал, что нашел подходящий выход. Отправил к Мардефельту гонца, тот передал от Августа письмо, что Меншиков намеревается нанести удар! Гонец дал честное слово, что саксонский и шведский короли уже несколько дней стали друзьями.

Август надеялся, что Мардефельт благоразумно отступит. Но… до шведского генерала известия о мире еще не дошли! Он счел предупреждение хитростью! Высокомерно ответил, что в советах врагов не нуждается. А после того, как Лешинский прислал ему польскую рать, Марденфельт был уверен в своих силах. У него было 28 тыс. штыков и сабель. Правда, из них лишь 8 тыс. шведов, а остальные — поляки. Под началом Меншикова собралось 32 тыс. бойцов. Хотя и они были очень неоднородными. 8 тыс. русских драгун, 9 тыс. составляли донские и украинские казаки, калмыки. В корпусе Августа насчитывалось 4 тыс. саксонцев и 11 тыс. поляков.

18 октября эта армия двинулась на врага. На правом крыле русские, левее саксонцы, а поляков Меншиков поставил по флангам. Август нарочно тормозил своих подданных. Они задерживались, отставали. Но русские увлекали их за собой. Выкатили вперед орудия, началась артиллерийская перестрелка. Польская шляхта с той и другой стороны красовалась, выскакивала на противников. Но малейшего отпора не выдерживалась, откатывалась в беспорядке. Меншиков заметил слабость поляков. Бросил на них основной кулак своей конницы. Драгуны и донские казаки Данилы Ефремова врезались во вражеские ряды, и масса польской кавалерии Лещинского хлынула назад.

Для преследования Меншиков кинул «своих» поляков с калмыками и украинцами. Лавина покатилась за бегущими, рубила, давила копытами. «Шведские» поляки превратились в неуправляемую толпу, скакали укрываться в обозе. Хотя боеспособность «своих» поляков тоже оставляла желать лучшего. Они напоролись на строй шведов, их окатили свинцом, и они понеслись в обратную сторону. Теперь погнались шведы — и напоролись на строй русских. Драгуны насели на них, рубили. Неприятельские солдаты перестроились в каре. Умело отбивали наскоки конницы залпами и штыками. Но это каре осталось островом посреди поля. Армия Лещинского и не думала возвращаться, удирала все дальше. Шведов окружили. Меншиков спешил драгун, приказал подкатить пушки. Их жерла выплеснули ливень картечи. Зажатые и расстреливаемые остатки войск неприятеля сдались.

С начала войны это была самая крупная битва по количеству участников. Кстати, цифры оказались красноречивыми. Шведов погибло 5 тыс., поляков Лещинского только 1 тыс. Армия Меншикова пленила 2 тыс. шведов во главе с самим Мардефельтом. Саксонцы взяли всего семерых… Вся Россия праздновала столь значительную победу. Петр сразу же окрылился перспективами, которые она открывала. Армии Шереметева, расквартированной на Украине, приказал готовиться к новому походу в Белоруссию и Литву. Уж сейчас-то, после разгрома, шляхта опять начнет перетекать на сторону русских. Карлу придется возвращаться из Саксонии на восток, и Август будет спасен.

Но его союзник меньше всего думал о таком спасении! Победа под Калишем вогнала Августа в полный транс. Он мечтал только об одном — как бы ему оправдаться перед шведами! Желая хоть как-то выслужиться перед Карлом, стал выпрашивать у Меншикова пленных. Лгал, будто хочет обменять их на русских пленных, захваченных в самом начале войны, под Нарвой. Александр Данилович отказывался. Послал запрос, как решит царь. Однако Августу ждать ответа было недосуг. Его тайна вот-вот могла открыться!

Король знал слабое место Меншикова, корыстолюбие. Подсластил его богатейшими наградами — пожаловал город Оршу и местечко Полонное. А свои просьбы подкрепил письменным обязательством: в течение трех месяцев обменять шведов на равное количество русских, а если не получится, возвратить их. У Марденфельта Меншиков взял отдельное обязательство. Генерал под честное слово обещал вернуться в плен, если обмен не состоится. Хотя на самом деле Август не помышлял ни о каком обмене. Задним числом можно добавить, что и Марденфельт не считал нужным соблюдать «слово чести». Пленные были отправлены в Померанию, в шведские владения.

Сам Август выехал в Варшаву, потом в Краков. Блестящая победа под Калишем и впрямь повлияла на настроения поляков. Они встречали саксонца как своего законного короля. Но Август, не особо задерживаясь, отправился дальше — на родину. Карл XII сделал своей резиденцией Лейпциг, у него в «гостях» находился и Лещинский. Август тоже явился на поклон. Пировали втроем. Карл был очень доволен, что у него сидят и подлизываются два короля. Августа он не преминул лишний раз щелкнуть по носу. Приказал письменно поздравить Станислава с восшествием на польский престол. Ничего не поделаешь, саксонский властитель послушно выполнил.

Остатки русских войск на саксонской службе все-таки сумели избежать плена, ушли через австрийскую границу. Но Паткуль, посол России, уже почти год сидел в саксонской тюрьме. Сейчас его выдали шведам. Карл самолично расписал для него процедуру мучительной казни: колесовать, а потом четвертовать. Ему нанесли 16 ударов железным ломом, переломав кости. После этого отрубили ноги, руки, наконец — голову. Но когда Карлу доложили, как умер Паткуль, он остался очень недоволен. Обезглавливание он счел жалостью. Жертва должна была сама умереть в страшных мучениях. Офицера, руководившего казнью и распорядившегося добить Паткуля, король за это разжаловал в рядовые…

А известия об измене Саксонии переставали быть тайной. Дошли они и до русских. Армия Меншикова отошла к этому времени на зимние квартиры, расположилась в городке Жолква недалеко от Львова. Сюда подтягивались и войска с Украины, готовились к предстоящему походу в Литву. Теперь все планы приходилось менять. Ведь было ясно, у Карла остался только один противник. Рано или поздно он двинется на восток. В Жолкву приехал Петр, собрал военный совет. Основной вопрос был поставлен — давать ли генеральное сражение на польской территории? Сошлись на том, что не давать. В случае неудачи армия могла вообще погибнуть. Было намечено — если неприятель двинется в наступление, избегать серьезных баталий, отходить к своим границам. Там будет легче снабжать войска, получить подмогу. А врагов при отходе предписывалось «томить», изматывать «оголожением провианта и фуража» — разорять местность по пути следования, уничтожать припасы.

Для дальнейшего ведения войны царь попытался использовать и политические методы. Август отрекся, Лещинский был недостаточно авторитетным и незаконным. Почему было не избрать еще одного короля? Сторонника России? Еще до приезда Петра Меншиков забросил эту идею полякам. В легкомысленной среде шляхты не так уж трудно было найти поддержку, особенно после победы при Калише. Рядышком с царскими войсками, в Люблине, собрался альтернативный сейм. Делегаты шумели, напивались на русские деньги и превозносили свои «свободы» — вот сейчас они изберут короля, и кто с ними поспорит?

Но дело оказалось слишком тухлым. Корону предлагали трансильванскому князю Ракоци, австрийскому полководцу Евгению Савойскому. Предлагали главному польскому военачальнику, Михаилу Вишневецкому. Предлагали воеводе Адаму Сенявскому. Называли и тех кандидатов, которых сперва хотел использовать шведский король, Якуба и Александра Собесских. Однако русские отводили неподходящие для них фигуры. А остальные сами отказывались. Любой мало-мальски разумный человек понимал, что при двух живых королях шансов усидеть на троне слишком мало. Только опозоришься.

Петр активизировал и дипломатические операции. В это время пошли слухи, что Карл из Саксонии может повернуть вовсе не в Россию. Ведь по Европе продолжалась война за испанское наследство. Армии «великого союза» — Австрии, Голландии, Англии одержали ряд важных побед, теснили французов. Европейские политики и военные строили прогнозы, что шведы из Саксонии могут вторгнуться во владения австрийского императора, и ход войны сразу же переломится. Но царя подобный сценарий в полной мере устраивал. Почему бы и нет? Может, Карла в самом деле увлекут лавры победителя всей Европы? А для этого он согласится замириться с русскими?

Царь давно уже готов был сесть за стол переговоров. Разработал условия, на которых соглашался прекратить войну. Они были весьма и весьма умеренными. Вариант «максимум» — Петр хотел сохранить за собой города Дерпт, Нарву и Ингерманландию с новопостроенным Петербургом. Второй вариант — уступить Дерпт, а за Нарву доплатить крупную сумму деньгами. В крайнем случае, если шведы будут упорствовать, допускался третий вариант — возвратить и Нарву. Но о сдаче Петербурга дипломатам запрещалось даже помышлять.

Русские представители зондировали почву в Пруссии, Дании. Не согласятся ли они стать посредниками в заключении мира со Швецией? А может, и союзниками? Если Карл все-таки двинется на Россию, почему бы датчанам не возвратить утраченные земли? Почему бы Пруссии не поживиться шведскими владениями в Померании? Нет, все усилия оставались тщетными. Шведов боялись. Опасались рассердить их даже посредничеством. Победы Карла в России, Польше и Саксонии молва всячески раздувала. Его называли «северным Ахиллесом», «новым Александром Македонским». А успехи России тупая Европа до сих пор как будто не замечала! Отгремели победы Шереметева над Шлиппенбахом, взятие Дерпта и Нарвы, битва под Калишем… Нет! Для западных стран ничего этого будто не было! Они до сих пор вспоминали «первую Нарву»!

В Англии после смерти королевы Марии и Вильгельма Оранского парламент возвел на престол сестру Марии, Анну. Это открыло дорогу головокружительному взлету Джона Черчилля. Неужели он зря женился на интимной подружке принцессы Анны? Правда, пока у власти была Мария, она осуждала связь младшей сестры с супругой Черчилля, держала их в опале. Но в 1702 г. Анна стала королевой, а Черчилль — мужем королевской фаворитки! На него посыпались богатейшие пожалования, он стал герцогом Мальборо. Получил пост главнокомандующего британской армии. А полководцем он проявил себя незаурядным. Его выдвинули командовать объединенными силами союзников, в 1704 г. он разгромил французов при Гохштедте, в 1706 г. под Рамийи.

Петр для примирения со Швецией пытался использовать и Англию. Посылал королеве Анне соответствующие предложения через британского посла в Москве. В 1707 г. в Англию и Голландию отправилось посольство Матвеева. Ему поручалось снова поднять вопрос о посредничестве. В случае если морские державы помогут России выйти из войны на удовлетворительных условиях, то есть, сохранив выход к морю, царь выражал готовность подсобить им в войне за испанское наследство. Вступить в «великий союз» с Англией, Голландией и Австрией, направить для сражений с французами свой корпус.

В Москве знали, какой вес в Англии и во всей антифранцузской коалиции набрал Черчилль. Матвеев должен был попытаться привлечь его на свою сторону. Разузнать, нельзя ли его подкупить. Правда, царь полагал, что Черчилль вряд ли соблазнится, поскольку очень уж богат. Все-таки попытаться следовало, Петр писал, что можно пообещать ему хоть двести тысяч. А когда Матвеев добрался до Голландии, он узнал, что ему «повезло». Герцог Мальборо как раз собирался ехать в Саксонию, к Карлу XII!

Причем выяснилось, что взятки он все-таки берет. Но очень большие взятки. Он заинтересовался, не даст ли ему Петр какое-нибудь княжество в России? Нет, переезжать в нашу страну и превратиться в царского подданного он не собирался. Просто хотел бы приобрести титул и соответствующие доходы. Петр обрадовался. Отписал послу — если Мальборо в самом деле поможет, пускай выбирает, каким князем стать, Владимирским, Киевским или Сибирским. К любому из этих титулов прилагался годовой доход в 50 тыс. золотых. А кроме того, царь сулил ему рубин редчайшей величины и орден Андрея Первозванного.

Но рубин так и остался в царской сокровищнице, а среди кавалеров ордена Св. Андрея Первозванного и русских князей имя герцога Мальборо не появилось. Дело в том, что к Карлу XII он ехал целенаправленно — и именно для того, чтобы подтолкнуть шведов на Россию! Англию и Голландию больше всего устраивал как раз такой расклад. Пускай Карл уходит на восток. Подальше он театра европейской войны, чтобы не вмешался ни на чьей стороне. Если даже выступит «другом», то начнет диктовать собственные условия. А выступит врагом — совсем худо. Нет, пускай идет на русских.

Приехав в Лейпциг, Мальборо расписался в самых горячих симпатиях к Карлу XII. Признавал его величайшим полководцем всех времен и народов. Выражал искреннее сожаление, что сам он не удосужился послужить под началом Карла, поучиться у него. Что же касается главной цели своего визита, то вскоре Черчилль убедился, особых усилий не требовалось. Король и без того не собирался встревать в европейский конфликт. Причину он не скрывал: если он ввяжется в бои против австрийцев, русские опять «ускользнут». Ему, Карлу, надоело откладывать спор с ненавистным Петром. Пришла пора главной победы, которую он давно заслужил…

Ну а что касается упущенных взяток от русских, то Черчилль в накладе не остался! Он прекрасно нашел способ компенсировать убыток. От английской казны ему были выделены ценные подарки и немалые суммы для подкупа шведских вельмож — чтобы склонить короля идти на русских. Но все приближенные Карла и без того были сторонниками похода на восток! Черчилль мог уверенно докладывать, что подарки вручены, и прибрать их в собственное пользование. Такие привычки за герцогом Мальборо отмечали неоднократно…

К шведскому властителю прибыл с поклоном не только Мальборо. К нему стекались посольства и делегации из Франции, от австрийского императора, от разных германских князей. Заискивали, спешили угодить, польстить. Он пребывал на самой вершине своей славы! Он решал судьбы Европы! Низлагал и ставил королей! От одного его слова зависело, как повернется дальнейшая история! Когда Карла спрашивали о действиях русских в Прибалтике, он пренебрежительно отмахивался. Свысока пояснял, что это слишком мелкий масштаб. Вопросы о Прибалтике будут решаться не в Эстляндии, не на Неве, а в Москве…

Теперь Карл не считал нужным стесняться и ограничиваться в своих глобальных планах. Развивал перед слушателями, что Петра он, конечно же, низложит. Кого посадить на трон вместо него, король еще не решил — может, кого-то из поляков. А может, царевича Алексея, если будет хорошо себя вести. Достойное вознаграждение за Северную войну Швеция получит именно за счет России. Заберет себе западные области с Псковом, Новгородом, Кольским полуостровом. Вознаградит и союзную Польшу, отдаст ей Смоленщину и Украину. А то, что останется от России, можно поделить на удельные княжества. Приближенные охотно подыгрывали королю. Генерал Спарре даже вспомнил некое семейное «пророчество», будто один из Спарре станет комендантом Москвы. Карлу понравилось, он с ходу назначил Спарре будущим комендантом русской столицы.

При всех европейских дворах исход предстоящей схватки считали однозначным. С русскими связываться не желали. Англичан и голландцев они не интересовали даже в качестве союзников. Кому нужны тупые и трусливые «варвары»? Опять же, если заключить альянс с русскими, как посмотрят шведы? Как бы не подтолкнуть их в противоположный лагерь… Переговоры Матвеева в Голландии стали безуспешными. Его водили за нос. Прямо не отказывали — для голландцев была важной торговля с нашей страной. Но отвечали уклончиво. Дескать, они одни не вправе решать вопрос о принятии России в их союз. Нужно согласие Англии, Австрии.

В Англии тоже морочили голову, полгода тянули с ответом. Хотя в это же время Мальборо прекрасно договорился с Карлом, и королева Анна вдруг признала Лещинского законным королем Польши! А на Матвеева, когда он собирался на родину, было совершено нападение. Полицейские вытащили его из кареты, избили, отняли шпагу и трость и утащили в тюрьму. Как оказалось, несколько кредиторов обвинили его, что он намерен покинуть Англию, не уплатив долг в 50 фунтов. На самом деле, Матвеев назначил им день уплаты, и сумма для посла была ничтожной. Выходка явно была политической провокацией. Королева и правительство принесли извинения — дескать, такие наши законы. Просили не обижаться и заверяли, что парламент уже занялся поправками в законодательстве. Но ведь о случившемся должны были узнать в Швеции! Оценить, чьи друзья англичане.

Россия теряла последних сторонников на Западе. А про Польшу и говорить не приходилось! До сих пор главным вдохновителем борьбы со шведами считался Михаил Вишневецкий. Сейчас он послушался матери, перешел к Лещинскому. Некоторые поляки пакостили сами по себе. Так, шляхтич Вяжицкий зазвал переночевать двоих офицеров и девять солдат Семеновского полка, а когда они уснули, всех перерезали. Русским сторонником считался и польский генерал Синицкий. У него в Быхове стояло несколько тысяч пехоты и конницы. Но он полагал, что шведы придут уже скоро, а в марте 1707 г. по соседству шел русский обоз, вез крупную сумму — 40 тыс. руб. Синицкий напал, уничтожил охрану, захватил деньги и заперся в Быхове. Правда, Карла не дождался. В июне подтянулись царские войска, Быхов взяли и сожгли, Синицкого увезли в кандалах в Москву.

Шведы медлили. Миновали весна, лето. Карл все еще оставался в Саксонии. Из нее король выкачивал колоссальные суммы — первоначальная контрибуция в 240 тыс. талеров в месяц показалась ему недостаточной. Он повышал требования, довел до 635 тыс. в месяц. Саксонцы платили безропотно. На эти деньги усиливалась шведская армия. Но и русские готовились. До царя дошли известия, что Карл намерен ударить в самое сердце страны. С весны 1707 г. Петр повелел укреплять Москву. Ремонтировались стены Кремля и Китай-города, строились новые бастионы, батареи. Москвичи выходили на работы посменно, богатые по разнарядке выставляли работников. Также было велено укреплять Можайск, Серпухов, Троице-Сергиев монастырь. Дворянам вместе со слугами надлежало составить отряды ополчения. Эти меры вызвали в столице весьма противоречивые слухи, даже панические настроения. Петру пришлось издать разъяснения. Он успокаивал народ, что непосредственной угрозы пока нет. Армия прикрывает границы, будет защищать их. Но на всякий случай укреплять города все-таки нужно, «осторожного коня и зверь не вредит».