Книга: Петр и Мазепа. Битва за Украину
Назад: 17. Покорение Эстляндии
Дальше: 19. Иудины сети

18. Погоня по белорусским болотам

Внутренние неурядицы раздирали не только Польшу. Они вдруг прорвались и в России. Причем в таком месте, которое выглядело самым спокойным и благополучным — в Астрахани. Это был большой город, ворота торговли со Средней Азией, Персией, Закавказьем. Сюда стекались бурлаки, бродяги, беглые — кормились в порту, на базарах, рыбных промыслах. Хватало и староверов: у них имелись покровители среди богатых купцов, промышленников. После «хованщины» в низовья Волги сослали бунтовавших стрельцов. При расформировании московских стрельцов Петр добавил еще несколько полков, их разместили в Астрахани, Красном и Черном Яре, Терском городке. Разумеется, эти контингенты оставались очень ненадежными.
В связи с войной росли налоги. Астраханцы стали роптать. Это задело и стрельцов, ведь они подрабатывали ремеслами и торговлей. А круг их обязанностей значительно расширился. Раньше они охраняли города, поддерживали порядок, тушили пожары. Теперь власти сочли, что тыловая служба слишком спокойная, направляли стрельцов на строительные работы, на добычу селитры. Ну а астраханский воевода Тимофей Ржевский усугубил положение откровенными злоупотреблениями. Гонял стрельцов и солдат на работы в собственном хозяйстве — заготавливать дрова, сено, ловить рыбу. Отдавал внаем богатым хозяевам, присваивая оплату. За поблажки вымогал взятки. Примеру воеводы следовали командиры полков, офицеры — заставляли подчиненных работать на себя, удерживали жалованье. До правительства было далеко: кто узнает?
Но стрельцы и многие горожане связывали свои беды именно с правительством. Вспоминали «старину». Раньше-то и служба легче была, и подати меньше. Вокруг стрельцов Григория Артемьева, Ивана Шелудяка, Григория Акимова и нескольких их товарищей сформировался заговор. Обсуждали, чтобы «начальных людей перебить», «за веру и правду постоять». А детонатором взрыва стал очередной указ о бритье бород и переходе на «немецкое платье». В провинции эти меры до сих пор не спешили выполнять, и подобные указы время от времени повторялись. Но на этот раз Ржевский рьяно взялся внедрять новшества. Запретил пускать в церковь нарушителей. Рассылал патрули с ножницами — кромсать бороды, длинные полы одежды. Судя по всему, воевода и его чиновники гребли при этом неплохой урожай взяток.
Однако на фоне общего переполоха кто-то запустил слух — дескать, издан указ, запрещающий венчаться, всех девок будут насильно выдавать за иностранцев. В городе поднялась паника. Чтобы избежать подобной участи, родители спешили выдать замуж подросших дочерей. В воскресенье 30 июля 1705 г. в Астрахани играли сразу сотню свадеб. Может, чуть побольше или поменьше, какая разница? Мы не знаем, имели ли отношение заговорщики к слухам о браках с иноземцами. Но повальные свадьбы оказались для них очень кстати. Город перепился. А отряд из 300 стрельцов и примкнувших к ним мятежников подогрел вином свою смелость и принялся среди ночи поднимать народ.
Кто-то осторожничал, пробовал отсидеться в стороне, но таких вытаскивали силой, под угрозой оружия. Ворвались в кремль. Истребляли чиновников, иностранцев, офицеров. Потом на площади собрали «круг» по подобию казачьего. Составили что-то вроде правительства из 23 человек — в него вошли не только стрельцы, но и богатые горожане, владельцы рыбных промыслов Носов, Ганчиков, Дериглаз. На «круг» тащили пойманных начальников, приговаривали к смерти и тут же убивали. Всего было казнено свыше 300 человек, в том числе воевода. Но мятежники понимали, что выступление в одном городе обречено на гибель. Принялись рассылать воззвания в другие города, на Дон и Яик. Делали упор на том, чтобы «постоять за веру христианскую». Шумели о походе на Москву.
Петр получил донесение о восстании от Бориса Голицына, начальника приказа Казанского дворца — Астрахань состояла в его ведении. Голицын сам еще не разобрался в обстановке, до него докатилась волна кошмарных слухов. Донесение было настолько паническим, что можно было понять — восстал весь юг России, сама Москва уже под угрозой. Царь, получив эти известия, сразу отозвал из Курляндии лучшего военачальника, Шереметева. Снял с фронта надежные полки. Шереметев получил предписание без малейшего промедления отправиться на подавление бунта. Главе правительства Тихону Стрешневу царь написал, чтобы из Москвы эвакуировали деньги и ценности, вывезли оружие со складов.
Вскоре поступили более точные донесения, и стало проясняться, что дело не настолько худо. К восстанию присоединились только те города, которые состояли в административном подчинении Астрахани — Красный и Черный Яр, Терский городок. Яицкие казаки мятеж не поддержали. Как раз в это время взбунтовались башкиры, и казаки рука об руку с царскими солдатами с большим трудом отбивались от них. Где уж тут восставать. К соседнему городу Царицыну астраханцы прислали тысячное «походное войско» под командой одного из своих предводителей, Дериглаза — звали горожан присоединяться, «постоять за христианскую веру». Но местные власти и жители ответили, что у них христианскую веру никто не отнимал, Дериглаза в город не пустили и посоветовали убираться восвояси. Предупредили, что они к мятежникам не присоединятся и по Волге мимо Царицына не пропустят.
На Дон приехала делегация во главе с неким Кисельниковым. Звала «постоять за веру» и за «русское платье». Но казаки ходили в чем хотели, у них проблем с одеждой и бородами не стояло. А лозунги «постоять за веру» восприняли как агитацию раскольников. Делегатов они повязали, в оковах отправили в Москву. Сами же собрали четыре полка под командой Максима Фролова и Василия Поздеева на помощь Царицыну. Таким образом, восстание оказалось зажато вокруг Астрахани. Царь, узнав истинное состояние дел, приободрился. Донцов он щедро наградил. Прислал “честные клейноды” — знамя, бунчук, серебряный атаманский пернач, шесть станичных знамен. Прислал и значительные денежные суммы, казаки на эти средства заложили каменный собор в Черкасске.
Захваченную астраханскую делегацию Кисельникова Петр велел поскорее прислать к себе, содержать хорошо, не обижать. У царя возникла надежда уладить конфликт миром. В ноябре астраханцев привезли в Гродно, где находился государь. Он принял мятежников совсем не сурово. Попенял за все, что они натворили. Но выслушал и их жалобы, объяснения причин. На Кисельникова встреча произвела такое впечатление, что он стал ревностным сторонником царя. Вызывался сделать все возможное, чтобы склонить Астрахань к сдаче. Именно на это Петр и рассчитывал. Он выписал делегатам увещевательную грамоту, обещая снисхождение, отправил их обратно. Такое урегулирование выглядело самым оптимальным. Пожар в тылах был абсолютно ни к чему.
Благо на фронте установилось некоторое затишье. Направив армию в Литву и Белоруссию, Петр, в общем-то, не стремился к битвам. Он наметил выбрать удобные позиции и встать там лагерями. Это позволяло удерживать под контролем восточные области Речи Посполитой. Здешний край станет базой для организации борьбы со шведами. А Карлу русские будут угрожать с тыла, не позволяя ему добить Августа. Для долговременного лагеря царь наметил два места, Гродно и Тикотин.
Гродно представлял из себя мощную естественную крепость, с двух сторон город окружали отвесные обрывы, с третьей река. Хотя командующий армией, фельдмаршал Огильви, отчаянно возражал против расположения в Гродно. Приводил доводы, что здесь мало фуража, плохие укрепления. Но Огильви вообще всячески сопротивлялся походу в Литву. Доказывал царю, что основные силы должны действовать в Прибалтике. Брать Ригу, Ревель — а если придет шведская армия, засесть в захваченных крепостях и изматывать врага обороной.
Но Петр уже понимал характер и запросы Карла. Он уже видел, что Прибалтикой война не ограничится. Раздавив Августа, Карл XII сможет ударить куда угодно — хоть на Россию, хоть на Украину. Поэтому царь ставил задачу всячески препятствовать шведам овладеть всей Польшей, а тем самым удерживать их за пределами русской территории. Он настоял на выполнении своего плана. Армию ввели в Гродно. Естественные укрепления дополнили искусственными, окружили лагерь валами, палисадами, батареями. Правда, с фуражом в районе Гродно и впрямь было неважно. Но здесь оставили только шесть полков драгун, остальную кавалерию разместили в Тикотине.
В Гродно к царю приехал Август. У него самого дела обстояли далеко не лучшим образом. Из 11 полков, присланных царем, он присоединил 4 к саксонскому корпусу. Сунулся было к Варшаве и наткнулся на шведов. Их было вдвое меньше, но саксонцы при шведском натиске побежали, а русские полки были разгромлены… Однако сейчас союзник силился изображать, будто у него все нормально. Раскатывал красочные перспективы, как поднимутся за него поляки, как он намерен усилить саксонскую армию. Царь с Августом устраивали смотры войскам, пировали, обсуждали военные планы и дипломатические маневры. Два раза из-под Гродно высылались подвижные отряды в глубь Польши. Под Варшавой они встретили польский корпус сторонников Лещинского, атаковали и разогнали их. Но главный результат был другой — противника не оставляли в покое, отвлекали на себя.
В конце года Петр, как обычно, отправился в Москву. Номинально он передал верховное командование Августу (все-таки король!). А реальное руководство разделилось. Начальником над пехотой числился Огильви, над кавалерией — Меншиков. Впрочем, Петр и его военачальники были уверены — никаких кардинальных действий в ближайшие месяцы не понадобится. Зима выдалась снежная, студеная. Все военные специалисты, как русские, так и иностранцы, сходились во мнении — до весны о боевых действиях думать не придется. В конце декабря ударили суровые морозы, и даже кавалерийские дозоры оттянулись в города. Праздновали Рождество Христово, расслабились.
Но Карл сделал именно то, чего никто не ждал! Ведь он тоже прекрасно понимал — русские будут мешать ему добить Августа. Значит, надо разделаться с ними и действовать без помех. 28 декабря шведский король оставил прикрывать тылы корпус Реншильда, а сам внезапно поднял главные силы и повел на Гродно. В ставке нашей армии об этом движении стало известно только через неделю, 3 января. Направили эстафету Петру, но сами выжидали. Запоздало высылали разведку, проверяли. Таким образом потеряли еще несколько дней и выяснили — Карл на самом деле приближается к Гродно!
11 января Август созвал военный совет. Меншиков, Репнин, генералы Алларт и Венедигер высказались, что надо немедленно отступать к Полоцку, к своей границе. Но Огильви опять заартачился. Всего пару месяцев назад он категорически противился расположению в Гродно, теперь же доказывал — надо оставаться в городе. Мотивировал, что на такой неприступной позиции враг не страшен. Ну а Август запротоколировал оба мнения и… отправил для принятия решения царю! В Москву!
Петр получил первые тревожные донесения 13 января. Немедленно, в тот же день, выехал к армии. Но Карл не позволил ему возглавить свои войска. 13 января, когда царь только выезжал из столицы, шведы появились у Гродно. В крепости находилось около 30 тыс. русских солдат. У Карла было примерно столько же. Но еще должны были подойти корпуса Реншильда из Польши и Левенгаупта из Риги. Шведы были северным народом, мороз их не пугал. Тулупы и другие теплые вещи они набрали у местных жителей. Встали в трех верстах от города.
Карл подавал пример выносливости. Ночевал вместе со своими воинами под открытым небом, у костров. На следующий день он ездил вокруг Гродно, выискивал уязвимые места для атаки. Но все-таки позицию Петр и впрямь нашел сильнейшую. Король пришел к выводу — штурмовать ее невозможно. Но он принял другое решение. Запереть русских в Гродно, морить голодом и вынудить к сдаче. Либо выманить с неприступных позиций и уничтожить в поле. Для этого король отошел от города еще на несколько верст, подыскал хорошее место для лагеря. А дороги перекрыл конными заставами. Куда бы ни пошли русские, шведская армия тут же подоспеет и ударит.
Но Меншиков покинул город еще до появления неприятеля — накануне он получил приказ выехать навстречу царю. А 17 января, когда кольцо блокады вокруг Гродно не успело замкнуться и уплотниться, из крепости выскользнул Август. Он забрал с собой собственную охрану и еще четыре полка русской конницы — для защиты от шведских разъездов этого хватало. Впрочем, король объявил, что он уезжает за подмогой. Поднимет саксонские войска и в скором времени вернется выручать окруженных.
Петр встретился с Меншиковым в Минске, и они спешно принялись собирать вторую армию. Стягивали полки из Полоцка, Смоленска, Витебска. Удалось собрать около 15 тыс. солдат. Но из них лишь 8 тыс. были опытными — в основном конница. 7 тыс. составляли рекруты-новобранцы, только что пришедшие из России. Взвешивали, что предпринять? Наши войска были разделены на несколько частей. А у Карла под рукой было отборное ядро его полков, преимущество в артиллерии. Если вывести армию из Гродно, ему предоставлялась инициатива — он мог выбирать выгодные для себя позиции, время удара. К тому же, территория была чужой. В случае поражения Литва перекинется на сторону неприятеля, выбираться на родину будет непросто.
Учитывая эти факторы, генеральное сражение решили не давать. Огильви настаивал, что надо оставаться в Гродно, держаться хоть до осени. Но Петр полагал, что и это слишком опасно. Армия будет изнемогать в осаде. Даже одни лишь известия о ее окружении подтолкнут на сторону Карла многих поляков и литовцев. Кольцо блокады будет со временем уплотняться, и русских вынудят сдаться. Он написал Огильви — держаться в Гродно можно только при двух условиях. Если имеется трехмесячный запас продовольствия и фуража. А главное — если существует твердая надежда на помощь саксонцев. Если нет, тянуть время бессмысленно, надо выводить армию.
Выбор решения подтолкнули события на западе Польши. Август в самом деле попытался оказать помощь. Двинул в наступление армию под командованием Шуленбурга, 30 тыс. солдат (из них 6 тыс. русских), 32 орудия. На пути у них оказался корпус Реншильда, 8 тыс. шведов. Пушек у них не было вообще. Август и его генералы больше всего опасались, что противник удерет, лишит их несомненных лавров победителя! А Реншильд действительно начал отступать. Его офицеры «по секрету» рассказывали окрестным панам и дамочкам, будто они боятся сражения. Шуленбург, разумеется, узнал — и азартно кинулся в преследование.
Но 2 февраля возле городка Фрауштадта его войска вдруг напоролись на неприятельский корпус, изготовившийся к бою. Разогнавшиеся саксонцы опешили от неожиданности! Они растянулись на марше. Сам король отстал на 15 верст от основных сил, причем держал для собственной охраны треть армии. Шуленбург отправил к нему гонцов, начал перестраивать солдат. Однако противник не позволил им опомниться, бросился в атаку. Саксонцы удара не выдержали, обратились в бегство. Стойко дрались только русские полки. Отбивались огнем, контратаковали, положили 3 тыс. неприятелей. Но из-за панического отступления саксонцев их обошли. А Август на выручку так и не явился. Когда беглецы домчались до его ставки, он тоже повернул прочь.
Русские держались в окружении. Наконец обессилели, вынуждены были сдаться. Но шведы, насобирав несколько тысяч пленных саксонцев, с русскими обошлись совершенно иначе. Реншильд распорядился истребить их до единого. Даже порох тратить не стали. Ради экономии собственного времени и сил, пленных укладывали друг на друга по два-три человека, кололи штыками и пиками. Одним «молодецким» ударом приканчивали нескольких! Умертвили около 4 тысяч…
Петр, получив донесения о сражении, был поражен и возмущен такими зверствами. Негодовал он и на союзников, проявивших себя столь жалко и трусливо. Но теперь становилось предельно ясно — надежды на саксонцев лучше отбросить. Царь писал своим генералам — если даже союзники соберутся с силами, все-таки придут, то в бою снова побегут, что с них толку? Приходил к невеселому выводу: «Отныне вся война на одних нас обрушается». А это значило, что главную армию надо спасать, выводить из Гродно.
План операции Петр продумал скрупулезно. Карл XII расположился в это время восточнее города. Он руководствовался собственной логикой. Ожидал, что русские будут пробиваться к своим границам. Но метели и морозы задержали шведские обозы с продовольствием и фуражом. Чтобы прокормиться, неприятели опустошали села вокруг. Из-за этого должны были сдвигаться дальше — к другим селам, еще не разоренным. За два месяца вместо трех верст они отодвинулись от Гродно на 50–70 верст. Это обеспечивало для русских хотя бы минимальный запас времени для маневра.
Петр наметил, что уходить надо не на восток, а на запад. Через Неман. На данном направлении прорыва не ждали, тут маячили только кавалерийские разъезды врага. Царь рассчитал, что надо воспользоваться моментом ледохода. Заранее подготовить мост, уничтожить его за собой, и река задержит Карла. Если тяжелые орудия будут замедлять движение, Петр предписывал пожертвовать ими, «разорвав, бросить в Неман». Пересылки с Гродно осуществляли несколько офицеров. Они проникали через территорию неприятеля, переодевшись в «мужицкое» платье. Сумели доставить в крепость и план прорыва. Царь требовал держать его в глубочайшей тайне.
Огильви снова спорил. Отстаивал, что нужно по-прежнему отсиживаться в Гродно. Дошло до того, что Репнин и Меншиков обвинили фельдмаршала в измене. Царь даже подписал приказ Репнину арестовать его и самому возглавить армию. Но то ли остыл, то ли счел разборки несвоевременными — зачем будоражить армию слухами об измене командующего? Приказ не отправили, он так и остался в канцелярии Меншикова. А для Огильви было подтверждено категорическое требование действовать только по царскому плану…
Весной 1706 г. явная опасность обозначилась уже и для России. Ведь в случае гибели гродненской армии дороги на восток оставались перед Карлом открытыми. Рекруты и небольшой конный корпус остановить его не смогли бы. Царь бил тревогу, поднимал уже не только военных, а весь народ. Велел рубить засеки от Смоленска до Брянска. Собирать мужиков с охотничьими ружьями, рогатинами, косами, готовить отряды для обороны, несения караулов. Но задействовать ополченцев не пришлось. Расчеты Петра по выводу армии из Гродно в полной мере оправдались.
22 марта за Неман переправили 3 тыс. больных и раненых, а в следующие два дня за реку перетекала армия. Пока доложили Карлу, пока он примчался с полками — опоздал. Русские ускользнули. Сожгли мост, а по воде двигались льдины, не давая навести переправу. Отгородившись от противника широкой рекой, колонны царских войск повернули на юго-запад, на Тикотин и Брест. 27 марта их встретил Меншиков с кавалерией. Двигались быстро, стараясь оторваться от шведов. Только в Бресте солдатам дали передышку на один день и повели дальше, на Слуцк.
А Карл был вне себя! Ждать, когда на Немане пройдет лед — значило отстать безнадежно. Но шведский король упрямо не желал смириться с неудачей! Он вообще уже отвык, что у него могут быть неудачи! Ему должно было удаваться и повиноваться все! Он расспросил своих литовских сторонников и бросился в погоню по другой дороге — по параллельной, на Слоним. В Ляховичах шведский авангард генерала Крейца наткнулся на украинских казаков полтавского полковника Мировича. Мазепа извещал своих подчиненных, что армия Карла далеко, под Гродно — а шведы свалились нежданно, будто снег на голову. Тем не менее, полтавские казаки не растерялись. Не позволили распотрошить себя с ходу. Они грамотно засели в укреплении, начали отбиваться.
Об этом узнал другой украинский полк, Миргородский под командованием Апостола, он стоял неподалеку. Узнал воевода Неплюев в Минске. Они выступили на помощь. Но Неплюева враги перехватили под Клецком и разгромили. Причем в этих боях шведы тоже проявили чрезвычайную жестокость. Войсковой капеллан Нордберг с явным одобрением рассказывал, что «шведы убили всех русских, кого смогли догнать». Но и после сражения истребляли тех, кто попал к ним в руки. Заметили, что на поле боя некоторые солдаты притворялись мертвыми, «и не ускользнул от смерти ни один человек».
Апостол с миргородцами не дошел до места схватки. Он узнал, что на этом направлении действует не отдельный шведский отряд, а вся армия — повернул свой полк назад. А казаки в Ляховичах дрались доблестно, совершали вылазки. Шведы даже назвали захудалое местечко «крепостью». Но через две недели осажденные изголодались, измучились и сдались. Ну а Карл красноречиво продемонстрировал, насколько он благородный воин. Когда отряд пленных доставили к нему, и он узнал, что перед ним не регулярные солдаты, а казаки, король презрительно распорядился умертвить их даже не оружием — забить до смерти палками.
Правда, шведы иногда были и «гуманными». В Польше захватили 46 русских солдат — они были больными, и их оставили в каком-то городишке. Месяц их держали в плену, измывались, а потом отпустили на все четыре стороны, предварительно отрезав пальцы на правой руке. Когда они добрались до своих, о них доложили царю. Петр демонстрировал их иностранным дипломатам. Но искалеченных солдат он велел со службы не исключать, зачислить по одному в разные полки — пускай их товарищи видят, с каким противником сражаются.
Но в решении боевых задач жестокость не помогала. Весеннюю «гонку» 1706 г. шведы все-таки проиграли. Русская армия ушла лесами на Волынь. А Карл вынужден был менять направление из-за вскрывшихся рек, распутицы. Он отклонялся все больше к востоку и очутился в Пинске. А тут как раз пошло бурное таяние снегов, разлились реки и речушки Полесья. В Пинске король остановился в иезуитском монастыре. Поднявшись на колокольню, оглядел окрестности — они напоминали сплошное море. Только теперь Карл смирился, объявил, что «дальше идти нельзя».
Погоня по белорусским болотам измотала шведов. Где-то при переправах они утопили часть пушек. Были серьезные потери и в личном составе — заболевшими, умершими, пропавшими без вести. Хотя в официальных реляциях, звучавших в Швеции, Германии, Голландии, Франции, поход представлялся чередой ярких побед! Карл выгнал русских из Гродно, заставил удирать куда глаза глядят, разгромил под Клецком и Ляховичами… Был и другой результат. Русская армия отвлекла шведов, на полгода отсрочила падение Польши и Саксонии. Но об этом пока никто не задумывался…
В это же самое время, когда разыгрывались операции вокруг Гродно, завершилась и эпопея Астрахани. Шереметев вообще не любил спешки, вот и теперь не торопился. Сперва вообще хотел зимовать в Москве, а на Астрахань идти по весне. Петр запретил останавливаться в столице, подталкивал на Волгу. Но фельдмаршал и по Волге двигался медленно. Останавливался то в Казани, то в Саратове. Царь рассердился, направил к нему своего личного представителя, гвардии сержанта Щепотева — которого ценил за безусловную верность. Он должен был тормошить и торопить фельдмаршала.
Хотя ни к чему хорошему это не привело. В дополнение к безусловной верности сержанту не хватало ума, зато он очень увлекался спиртным. Напившись, начал кичиться перед окружающими и перед самим Шереметевым, что приехал следить за ним и доносить. Фельдмаршал обижался. Жаловался царю, просил о заступничестве Меншикова. Что касается медлительности Шереметева, то она имела под собой серьезные причины. Он в любых ситуациях предпочитал не рисковать, действовать наверняка. Выделенные ему полки опаздывали, их тормозили то распутица, то снежные заносы. Фельдмаршал ждал их, собирал воедино.
К тому же еще не исключалось мирное урегулирование. Делегация Кисельникова после встречи с царем привезла увещевательное письмо в Астрахань. Его зачитывали на общих сходах, и горожане воодушевились. Отслужили молебен. Целовали крест «служить великому государю верно по-прежнему». Избрали 12 человек во главе с тем же Кисельниковым и послали их в Москву, отвезти повинную от всего города. Между тем, и Шереметев приближался. Расположился в Царицыне, его полки подошли к Черному Яру, и город сдался без боя. Люди вышли навстречу с иконами, молили о милосердии.
Но астраханцы так и не угомонились! После отъезда делегации Кисельникова народная стихия плеснула в обратную сторону. Раскольники подзуживали, что правительству «антихриста» нельзя верить. Активные мятежники замарали руки в крови, вдоволь пограбили, и страшились, что их привлекут к ответу. А стрелецкие буйные головушки хозяйничали в кабаках, в винных погребах, и под хмельными парами чувствовали себя непобедимыми. Шереметева об обстановке в городе извещал игумен Троицкого монастыря Георгий (Дашков). Узнав, что бунт разгорается снова, фельдмаршал отправил астраханцам «статьи» — требования немедленно замириться и открыть ворота.
Но его обращение лишь подлило масла в огонь. Смутьяны демонстрировали его как доказательство своей правоты — дескать, нас хотят разоружить, и начнутся расправы. Призывали обороняться до конца, а если не получится, то сжечь город и уходить на Кавказ или в Персию. Тех, кто был иного мнения, опять терроризировали, силой требовали повиноваться зачинщикам. Накрутили сами себя и 13 марта выступили с оружием на царское войско. Выкатили несколько пушек, развевались стрелецкие знамена. Правда, большинство горожан оказалось более осторожными, смотрели со стен на разыгравшуюся баталию.
Она была короткой. Куда было разношерстной толпе сражаться против опытных фронтовиков? Их сразу же опрокинули залпами, отшвырнули штыками. Повстанцы побросали свои знамена с пушками, помчались прочь. Солдаты погнались, ворвались за ними в Земляной город — внешние укрепления Астрахани. Мятежники укрылись за внутренними, каменными стенами Белого города. Но Шереметев рассудил, что переговоров было достаточно. Если уж дошло до драки, то надо завершить дело. Подвез орудия, приказал стрелять по воротам, и деморализованные защитники сдались. Открыли Вознесенские ворота, вынесли топор и плаху — казни нас или милуй. Встретили фельдмаршала, лежа ничком на земле. При штурме погибло 20 царских солдат, 53 были ранены.
В Астрахани, Черном и Красном Яре, Терском городке арестовали зачинщиков и активистов восстания. Общее их число составило 504 человека. Из них 359 лишились жизни, остальных отправили в ссылки. А прочих стрельцов, замешанных в мятеже, перевели под Смоленск. Охранять западную границу. Готовиться отражать вторжение шведов. А то ведь в Астрахани служба была слишком спокойной…
Назад: 17. Покорение Эстляндии
Дальше: 19. Иудины сети

Дмитрий
Очередная ложь монгольских христопродавцев! Можешь дурить слепого брата, но бога не обманешь!