Книга: Стать сильнее. Осмыслить реальность. Преодолеть себя. Всё изменить
Назад: Глава шестая Канализационные крысы и нарушители Понимание границ, целостности и великодушия
Дальше: Глава восьмая «Доверчивый человек» Разбираемся с потребностью, отношениями, суждениями, чувством собственного достоинства, привилегией и просьбой о помощи

Глава седьмая
Смелость и разочарование
Разбираемся с ожиданиями, разочарованием, обидой, печалью, связью, горем, прощением, состраданием и сопереживанием

Мы не сможем подняться и стать сильнее, если будем убегать от трудных эмоций.
Клодия подошла ко мне после одного из моих выступлений о том, как подняться после падения. Она рассказала, что недавно у нее был трудный семейный опыт и она еще не до конца его пережила, но, когда слушала мое выступление, некоторые части непонятной головоломки вдруг сложились. Она великодушно согласилась дать интервью для книги и разрешила мне поделиться с читателями ее историей.
Клодии около тридцати, и на протяжении пяти лет она строит захватывающую и многообещающую карьеру в области дизайна; недавно вышла замуж и находится в процессе обустройства нового дома в окрестностях северной стороны Чикаго. Она умная, добрая, милая и очень привлекательная. Клодия объяснила, что поскольку они с мужем чрезвычайно заняты и у них остается очень мало свободного времени, то решили по отдельности провести свой первый День благодарения, чтобы каждый мог повидаться со своей семьей, так как оба давно не были в родительском доме; поэтому сама Клодия направилась в Мэдисон, штат Висконсин, в то время как ее супруг поехал в Милуоки.
Поездка домой на праздники сопряжена с сильными эмоциями для многих людей, и Клодия – не исключение. Ее младшая сестра Эми страдает от депрессии и алкоголизма. Проблемы Эми с алкоголем начались еще в средней школе. Она впервые бросила пить в восемнадцать лет, но все следующие десять лет прошли в рецидивах и новых попытках лечения. Сейчас Эми уже под тридцать, она снова пьет и на этот раз отказывается от помощи. Она не может удержаться на постоянной работе и вечно ссорится с родителями, которые являются ее единственной поддержкой. Хоть они и сняли квартиру для Эми в Мэдисоне, она отказалась жить там, потому что это означало необходимость отвечать на вопросы о своем здоровье и трезвости. «Праздники и семейные мероприятия – это всегда очень тяжело, – поделилась Клодия. – Когда Эми приходит, никогда не знаешь, чего ждать. Если она пьет, это всегда заканчивается ссорой с родителями. Когда она не приходит, страхи и переживания родителей нависают над домом. В любом случае «тема Эми» никогда не обсуждается. Это большая проблема, о которой все стараются молчать».
Однажды Эми пришла на семейный праздник вполне трезвая и вела себя прекрасно. Затем жених Клодии и его семья присоединились к семейному ужину, и отец Клодии произнес восторженную речь о том, как все они рады тому, что Эми проводит с ними выходные. Во время тоста Клодия и ее вторая сестра, Анна, обменялись взглядами, которые ясно выражали боль и переживание. Проблема Эми захватила всю семью, она стала определяющим фактором, и часто Клодия и Анна убеждались, что родители не в состоянии уделять внимание и заботу кому-либо еще, кроме Эми.
За пару дней до того, как Клодии приехать в Мэдисон, Эми написала ей, что с нетерпением ждет встречи и надеется, что они смогут пообщаться вдвоем без родителей. Ужин без Эми в День благодарения был трудным, и, как и ожидала Клодия, родители были подавлены, но никто не говорил об отсутствии Эми. Накануне возвращения Клодии в Чикаго они вместе с Анной отправились на встречу с Эми. «Я думала, что мы сможем встретиться и просто поесть где-нибудь вместе, – рассказывала Клодия. – Три сестры едят пиццу и общаются. Как нормальная семья». Эми сообщила Клодии свой адрес, но по мере приближения к указанному месту сестры начали думать, что, наверное, ошиблись. Здание по данному Эми адресу находилось в криминальной части города и принадлежало заброшенному магазину. Окна были заколочены фанерой, так что нельзя было что-либо рассмотреть, но прогнившая дверь оказалась приоткрытой. Клодия и Анна подошли к двери и заглянули внутрь. Когда они увидели очертания фигуры в отдаленной части магазина, то переглянулись и решили вернуться к машине, но не успели повернуть, как услышали голос Эми: «Входите».
Страх захлестнул Клодию, когда она наконец увидела Эми в тусклом свете маленькой комнатки на верхнем этаже. Та выглядела хуже, чем когда-либо: грязная, растрепанная, с темными кругами под глазами. В комнате было полно мусора, и, пока они стояли, уставившись на Эми, по полу пробежала мышь. Клодию пронзила боль при виде Эми и ее страданий. Позже Клодия объяснила мне, что пять лет назад она бы спросила себя при встрече с Эми: пьяна та или трезва? Но в тот момент Эми даже не надо было быть пьяной, чтобы сестры поняли, что ей плохо. (Даже когда Эми трезва, все равно видно, что она больной человек.)
Анна также была ошеломлена видом Эми, но, в отличие от Клодии, не стала молчать. Анна кричала, повторяя слова отца, которые они слышали не раз: «Что с тобой происходит? Как ты можешь жить так? О боже! Приди в себя!» Сцена была очень тяжелой.
Эми заволновалась и стала настаивать, чтобы Анна ушла. Через несколько минут Анна поймала такси и уехала домой, Клодия же оставалась с Эми еще некоторое время. Эми много чего рассказала Клодии, которая сделала все возможное, чтобы выслушать сестру. Та говорила, как она несчастна, и жаловалась на несправедливое отношение родителей и их ожидания. Клодию охватила печаль и чувство вины: печаль за свою сестру и чувство вины за мысль: «Как долго мне придется все это выслушивать? Когда я могу уйти? Когда я могу вернуться к своей жизни в Чикаго, которая далась мне с таким трудом?»
Клодия призналась: «Сначала я подумала, что момент падения – это нахождение в этом ужасном месте напротив моей сестры, которая плоха, как никогда, но оказалось, что это еще не самое страшное. Я не думала о том, что чувствую, я просто хотела перестать это чувствовать. Я больше ничего не желала узнавать. Я хотела выбраться оттуда поскорее и вернуться домой в Чикаго».
Эми сказала Клодии: «Ты единственная в семье, кто действительно понимает меня. Я знаю, что ты можешь мне помочь. Ты можешь улучшить ситуацию. Я приеду жить к тебе в Чикаго. Ты сможешь позаботиться обо мне». Клодия мгновенно запаниковала. Она сказала Эми, что может и будет оставаться с ней, сколько нужно, и помогать, но переезд – это не выход. Проблемы Эми начались еще в подростковом возрасте, и, по сути, вся семейная жизнь Клодии находилась под давлением из-за пьянства сестры. Клодия не хотела ставить под угрозу свой брак и свою жизнь. После более чем часового разговора она уехала домой к родителям.
Она знала, что родители будут ждать ее возвращения, чтобы побольше узнать об Эми, но не могла заставить себя говорить об этом. Это было слишком тяжело, слишком ужасно. Они спрашивали, но она ничего не сказала. Они втроем сидели в тишине и целый час смотрели телевизор. Клодия была очень рада возможности уехать на следующее утро.
Во время короткого перелета из Мэдисона в Чикаго Клодия убедила себя, что лучше всего оставить этот болезненный опыт позади. Она даже не собиралась рассказывать о случившемся своему мужу. «Я так устала быть «тем» человеком, – сказала она мне. – «Тем человеком с сумасшедшей семьей», который вместо ужина и кино на День благодарения идет к сестре-алкоголичке в заброшенный магазин, кишащий грызунами».
Когда Клодия ехала из аэропорта домой, в электричке в ее вагоне произошла драка, прямо в проходе. Внезапно сцепились двое крупных мужчин: они били друг друга, толкали и хватали за волосы. В поезде было много народа: семьи возвращались домой с подарками после Дня благодарения. Некоторые пытались остановить драку призывами к спокойствию: «Перестаньте! Здесь же дети! Прекратите драться!» Когда поезд прибыл на станцию, мужчины все еще продолжали выяснять отношения. Пассажиры хлынули на платформу, некоторые звонили в полицию, пробираясь мимо дерущихся.

Распознавание эмоций

Клодия была потрясена дракой в поезде на фоне своих личных семейных переживаний.
«Это очень сильно повлияло на меня, – призналась она. – Я знаю, что выгляжу глупо, но уверена – в этом было нечто метафизическое. Как будто сама Вселенная говорила мне, что я не могу убежать от конфликта, потому что он будет просто следовать за мной по пятам.
Это было осмысление, распознавание эмоций. Что-то было в ожесточенной борьбе двух мужчин. Я думаю, это и был настоящий момент моего падения. Я не знала, что чувствую и почему, но знала, что происходит нечто, что мне нужно лучше понять».
Клодия решила рассказать мужу о своей поездке и ситуации с Эми. Он был благодарен за то, что она с ним поделилась, и они договорились не скрывать друг от друга трудности и сложные эмоции вроде этих. Клодия сказала мне, что в своих ОПН она написала о своем первоначальном побуждении ничего не рассказывать мужу: «Моя история начинается с вопросов, которыми я задаюсь каждый год по мере приближения праздников. «Почему я не могу просто поехать домой и нормально провести время? Неужели я хочу слишком многого: просто поесть пиццы со своими сестрами на День благодарения?» В лучшем случае все всегда заканчивается разочарованием, в худшем – ужасной болью. Меня возмущает то, что это всегда так тяжело. Кроме того, я представляю, что если проведу больше времени с Эми и попытаюсь поддержать ее и проявить свою любовь, то застряну там, и все закончится тем, что мне придется заботиться о ней до конца жизни. И я знаю, каково это. Ей почти тридцать лет. Если у нее нет решимости вылечиться и она отказывается от помощи, то что я могу сделать? Я знаю, что не могу позаботиться о ней. С другой стороны, если я не буду заботиться о ней, не буду проводить с ней много времени, то это будет означать, что я плохая сестра. Я также подумала, что будет проще не говорить о том, что происходит. И если я не буду рассказывать об этом мужу, то смогу оградить его от «той» жизни. А еще я боюсь, что, если буду говорить об этом с мужем, он подумает, что со мной и моей семьей что-то не так».

Раскрытие

Когда я спросила Клодию, на какой стадии процесса она сейчас находится, та ответила: «Я, безусловно, по-прежнему в Акте 2. Я знаю, что нужно разобраться со своими ожиданиями, связанными с семейными встречами. Я не знаю, почему продолжаю надеяться, что все каким-то образом изменится в следующий раз, когда я приеду к родителям. Это всегда тяжело, ожидания не сбываются, и я испытываю разочарование снова и снова. Я даже не понимаю, откуда взялась мысль о том, что нормальные праздники существуют, но в то же время мне трудно отказаться от своей мечты о нормальной семье и принять, что встречи с сестрой всегда будут трудными. Я пытаюсь понять, как мне подготовиться и решиться на подъем. Это само по себе уже старт».
Клодия объяснила: «Мне также приходится разбираться с установлением связи. Мне нелегко дался разговор с мужем о том, что случилось. Когда я наконец частично рассказала ему про возвращение домой и про то, как мы с родителями молча смотрели телевизор вместо того, чтобы обсудить ситуацию с Эми, он заметил, что мы с родителями очень разобщены, а от этого только хуже. Он прав. Моя семья не знает, как говорить об этом. Я думаю, что над нами уже давно нависла тень печали, и мы боимся, что начало подобного обсуждения будет означать необходимость посмотреть печальной проблеме в глаза. Но молчание тоже не работает».
Клодия подумала о новой истории, которую она хотела бы написать, и сказала: «Наверняка я знаю только то, что люблю своих сестер и родителей. Я не должна беспокоиться о том, что я – «та женщина с сумасшедшей семейкой». Я знаю очень многих людей, у которых родители или родственники страдают психическими заболеваниями, или зависимостью, или и тем и другим. Я должна работать над тем, чтобы признать реальность. Если я буду избегать поездок домой или проводить там меньше времени, это никак не изменит того факта, что это часть моей жизни. Я также разбираюсь с границами. Если я принесу в жертву свою жизнь, это не сделает Эми лучше. Я могу быть хорошей сестрой и при этом установить границы в своей жизни. Мне нужно выяснить, как это сделать. Я все еще пытаюсь понять».
Затем Клодия поделилась со мной одним из самых мощных прозрений о процессе подъема, которое я когда-либо слышала: «Очень трудно лежать лицом вниз на арене, но если поднять голову и открыть глаза, чтобы осмотреться, то вы совершенно по-новому взглянете на мир. Вы увидите то, чего не видите, когда стоите. Вы увидите больше борьбы, больше конфликтов и страданий. Вы можете научиться состраданию, если откроете глаза и оглянетесь вокруг».
Я благодарна Клодии за готовность поделиться пережитым по нескольким причинам. Во-первых, для того, чтобы поделиться историей, когда она еще в процессе, необходимо мужество. Только смелые люди могут сказать: «Я все еще разбираюсь, все еще пытаюсь выяснить, что правда, а что – нет». Иногда ОПН пишутся годами; порой надо много времени, чтобы решиться и сверить с реальностью все, что с нами происходит. Во-вторых, я никогда не встречала ни одного человека, которому не приходилось бы разбираться с ожиданиями, разочарованием и обидой. Для большинства из нас это постоянное раскрытие.
В-третьих, все мы сталкиваемся с различными переживаниями на протяжении жизни, но переживания, связанные с зависимостью, психическими, поведенческими нарушениями и физическим здоровьем, – это та тема, о которой мы говорим недостаточно. Мы должны больше разговаривать о переживаниях, связанных с чувством беспомощности, когда видим, как страдают любимые люди, даже если это страдание тянет нас вниз. И последнее: своим молчанием о переживаниях мы никому не сделаем лучше. Мы не можем исцелиться, если не можем сопереживать; мы не можем простить, если не можем сопереживать. Мы бежим от боли, потому что потеря пугает нас, но наши сердца возвращаются к переживаниям, потому что ищут исцеления и ответов на вопросы. Клайв Льюис писал: «Никто никогда не говорил мне, что переживания так похожи на страх». Мы не сможем подняться, если постоянно убегаем.

Разбираемся с разочарованием, ожиданиями и негодованием

Часто истории падения наполнены грустью, разочарованием или злостью, когда мы описываем то, что по какой-то причине не получилось так, как мы надеялись. Мы должны проверить свою историю на наличие в ней фраз вроде: «Я всем сердцем желал», или: «Я рассчитывал на то, что произойдет вот так», или: «Я просто думал, что…». Если подобные выражения есть, то это означает, что мы, скорее всего, столкнулись с разочарованием. Вот что надо знать о разочаровании: разочарование – это неудовлетворенные ожидания, и чем ожидания значительнее, тем сильнее разочарование.
Для того чтобы решить проблему с разочарованием, надо смотреть в глаза своим ожиданиям и размышлять, чего мы ожидаем и почему. Ожидания часто остаются незамеченными и дают о себе знать только после того, как наши надежды рушатся. Я называю такие ожидания скрытыми. Клодия осознала свои скрытые ожидания, когда пришло время встречи с семьей: например, она лелеяла мысль о нормальном вечере с сестрами за пиццей. Если в вашей истории полно вопросов вроде «Что случилось?» или «Неужели я хотела слишком многого?», то, скорее всего, это история скрытых ожиданий и разочарований, которые они принесли.
Как сказала Энн Ламотт, «ожидания – это разочарования, ждущие своего часа». Мы склонны визуализировать весь сценарий событий, разговор или его исход, а когда все идет не так, как мы воображали, разочарование может превратиться в обиду. Так часто происходит, когда наши ожидания зависят от вещей, которые мы не можем контролировать, например от того, что подумают или почувствуют другие люди.
– Это будут прекрасные выходные! Сестре понравится подарок и ужин.
– Не могу дождаться завтрашнего дня, чтобы поделиться с коллегами своими мыслями по поводу проекта. Мои идеи всех ошеломят!
Для нас со Стивом скрытые ожидания, разочарование и обида были источниками самых тяжких споров. Около пяти лет назад мы заметили, что один из нас обязательно обижается после того, как мы вместе пытаемся провести насыщенные детскими мероприятиями выходные дни, совместив их со своими личными планами. Нам оказалось намного проще, когда мы делаем все в одиночку, но, черт возьми, почему Стиву проще со всем разобраться, когда меня нет в городе? Почему и мне проще пережить насыщенные выходные с детьми, когда он на вызове или дежурит в больнице? Наши споры после совместных выходных всегда заканчивались тем, что один из нас оставался обиженным и переходил к обвинениям: «Ты не помогаешь. С тобой не легче, а только труднее». Это было болезненно.
Наконец я сказала Стиву: «Я устала от этого вечного спора о том, что нам по отдельности легче справляться с насыщенными выходными. Он больно бьет по чувствам. Я не ощущаю своей сопричастности с семьей. Что-то в истории, которую мы себе рассказываем, не так. Я не верю в нее». Так мы начали разбираться с тем, что приводит к спорам. Потребовалось много проб и ошибок и даже несколько кризисов, и наконец Стив сказал: «Когда я с детьми один, я не надеюсь, что кто-то сделает дела за меня. Я просто выполняю все по списку». Все оказалось так просто.
Эта проблема возникла из-за скрытых ожиданий. Когда я одна провожу выходные с детьми, у меня нет ожиданий. Когда мы со Стивом дома вместе, у нас есть определенные планы относительно того, кто и что будет делать. Единственное, чего мы никогда не делали, – мы не озвучивали вслух эти ожидания. Мы просто обвиняли друг друга в своем разочаровании, когда эти планы не становились реальностью. Теперь перед каждыми выходными, каникулами или напряженными неделями в школе или на работе мы обсуждаем свои планы.
Это не означает, что скрытых ожиданий в моей жизни больше нет. В 2014 г. мы паковали чемоданы, собираясь провести весенние каникулы в Диснейленде, когда Стив, который осмотрел мою сумку, сказал: «Надо ли нам сверить свои планы на неделю?»
Я улыбнулась ему с нежностью, понимая, к чему он клонит, и ответила: «Нет, я думаю, что с этим у нас все в порядке».
Стив указал на три романа в моей ручной клади и сказал: «Тогда расскажи мне об этом».
Когда я начала объяснять, что хочу выспаться, расслабиться и прочитать три хороших романа за неделю, я вдруг осознала, что говорю. Я сошла с ума? Мы собирались провести семь дней в Диснейленде с пятью детьми! Единственное, что я успею прочитать за это время, будут надписи: «На аттракцион допускаются лица ростом не менее…» Конечно, так все и было. Мы уходили из гостиницы в 8 часов утра, и я не прочитала ни строчки. Мы прекрасно провели время после того, как проверили мои ожидания.
Я слышала, что люди сравнивают разочарование с вырезными фигурками из бумаги. Это больно, но ненадолго. Я верю, мы можем пережить разочарование, но не стоит недооценивать ущерб, который оно наносит нам. Недавно я посмотрела великолепный японский мультфильм «Унесенные призраками» Хаяо Миядзаки. Там есть сцена, где мальчика по имени Хаку, принявшего форму дракона, атакует рой птиц. На самом деле это оригами-птицы, и они исклевали Хаку до крови. Разочарования похожи на удары таких бумажных птиц, но, если они достаточно сильные или их много, они могут больно нас ранить.
Раскрытие разочарования, обиды и ожиданий очень важно. Эти переживания пронизывают каждый аспект нашей личной и профессиональной жизни. Разочарования приносят горечь в нашу жизнь, а накопленная обида имеет отравляющую силу. Нельсон Мандела написал: «Обида – это как будто вы пьете яд в надежде, что он убьет врагов». Искренность требует осмысления скрытых ожиданий для того, чтобы наше мышление соответствовало реальности. Этот процесс может привести к более сильным и глубоким отношениям и связям.

Разбираемся с тем, что называют «разбитым сердцем», а также с чувствами любви и сопричастности

«Разбитое сердце» – это несколько больше, чем особенно сильное разочарование или неудача. Это боль совершенно иного плана, потому что она всегда связана с любовью и сопричастностью. Чем больше я думала о «разбитом сердце» и любви, тем яснее осознавала, насколько мы уязвимы, когда любим кого-то. Люди с разбитым сердцем самые смелые: они осмелились любить!
Когда я поделилась этой идеей с моим дорогим другом и наставником, священником Джо Рейнольдсом, одним из самых мудрых людей, которых я знаю, он немного помолчал, а потом сказал: «Да. Я думаю, разбитое сердце связано с любовью. Но я хотел бы подумать об этом побольше». Через несколько дней он прислал мне письмо, в котором поделился своими мыслями, а позже разрешил включить его в эту книгу.
Разбитое сердце – это все-таки совсем другое дело. Разочарование не приводит к разбитому сердцу, как и неудача. Сердце разбивается от утраты любви или предполагаемой утраты любви. Мое сердце может разбить только кто-то или что-то, чему я отдал свое сердце. В отношениях, которые закончились разбитым сердцем, конечно, возможны ожидания, удовлетворенные и неудовлетворенные, но разочарование не является причиной разбитого сердца. В отношениях могут быть и будут размолвки, потому что мы – несовершенные сосуды для хранения любви другого человека, но размолвки не приводят к разбитому сердцу. Разбитое сердце – это то, что происходит, когда любовь утрачена.
Сердце может разбиться, когда нас отвергает тот, кого мы любим. Боль оказывается более сильной, если мы думали, что другой человек тоже нас любит, но ожидания не оправдались. Безответная любовь может быть воистину душераздирающей.
Смерть любимого человека способна разбить сердце. Я не думаю, что мои любимые будут жить вечно, и в смерти никто не виноват (хотя, конечно, курение, плохое питание и отсутствие физических упражнений играют свою роль), но мое сердце разбивается все равно. Также сердце может разбить смерть или утрата чего-то существенного в человеке, которого я люблю. Я не думал, что мои дети останутся детьми на всю свою жизнь, но их взросление порой было болезненным.
Утрата любви не должна быть перманентной, чтобы сделать человека несчастным. Расставание с любимым человеком может разбить сердце. Изменения в человеке, которого я люблю, – это, вероятно, хорошо. Возможно, речь идет о значительном личностном росте, и я могу быть счастлив и гордиться этим. Но еще это может изменить наши отношения и разбить мое сердце.
Этот список можно продолжать. Очень многие вещи способны сделать нас несчастными. Общим знаменателем является потеря любви или утрата предполагаемой любви.
Любить сильно и честно означает стать открытым и уязвимым. Я предупреждал пары, которые собираются вступить в брак, что могу сказать им с уверенностью только одно: они будут ранить друг друга. Любить означает изведать утрату любви. Разбитого сердца можно избежать, только если мы решим не любить вообще. Многие люди так и делают.
Смысл прекрасного письма преподобного Джо Рейнольдса – это первое, что нужно понять, если вы разбираетесь с разбитым сердцем в своей истории: «Разбитое сердце – это то, что происходит, когда любовь утрачена». Как указывает отец Джо и как показывает история Клодии, потеря любви не должна быть перманентной или даже осязаемой. Это может быть любовь, которая была потеряна из-за страданий, зависимости или любой проблемы, которая лишает нас способности дарить любовь и получать ее.
Есть две причины, по которым большинство людей не спешат признавать, что их сердца разбиты. Во-первых, разбитое сердце, как правило, ассоциируется с романтической любовью. Это ограничение зачастую удерживает нас от полного признания того, что с нами происходит. Самые серьезные несчастья моей жизни связаны с потерями: развод родителей, боль мамы после убийства дяди, любовь к тому, кто боролся с травмой и зависимостью, потеря бабушки, которая страдала болезнью Альцгеймера и умерла. Вторая причина, по которой мы не признаем, что наше сердце разбито, заключается в том, что это связано с одной из самых сложных эмоций в человеческой жизни: горем. Если то, что я испытываю, – это разбитое сердце, то горе неизбежно.

Разбираемся с горем

Как человек, который на протяжении пятнадцати лет изучает эмоциональную сторону человеческого опыта, я могу сказать, что горе, возможно, самая страшная для нас эмоция. Человеческая природа боится темноты, которую несет с собой горе. Общество патологизировало горе и превратило его в нечто, что надо преодолеть и пережить. Признание своих историй горя становится огромной проблемой в культуре, которая советует нам отрицать свое горе.
Существует много полезных книг о природе горя и скорби. Многие из них созданы на основе научных исследований, но наиболее сильные книги – это мемуары людей, которые мужественно поделились своими собственными переживаниями. Полный список вы найдете на моем сайте (brenebrown.com). Здесь я хочу поделиться тем, что узнала о горе из своих исследований. В частности, расскажу о трех наиболее фундаментальных элементах горя: потере, тоске и чувстве утраты.
Потеря. Среди наиболее ощутимых потерь выделяются смерь и развод, однако некоторые из участников описывали потери, которые труднее определить или описать. Они включали «потерю нормальности», «потерю того, что могло бы быть», «потерю того, что, как мы думали, мы знали или понимали о чем-то или о ком-то».
Горе дает нам чувство потери чего-то неосознаваемого: мы чувствуем, что нам не хватает чего-то, что мы не замечали, пока оно у нас было, но теперь ощущаем, что этого больше нет. В романе Джона Грина The Fault in Our Stars («Виноваты звезды») автор отмечает одну из тайных потерь, которые сопровождают горе: «Я лишился удовольствия помнить, потому что не осталось никого, с кем на пару можно было бы вспоминать. Потерять человека, с которым тебя связывают воспоминания, все равно что потерять память, будто все, что мы делали, стало менее реальным и важным, чем несколько часов назад». Эта цитата произвела на меня сильное впечатление, потому что, пока я не прочитала ее, я не могла сформулировать одну из потерь, которые я все еще испытываю из-за развода родителей: забавные воспоминания, связанные с ними обоими. Я знаю, что эти события были, но мои родители и я больше не те люди, которых связывают воспоминания, как раньше.
Для Клодии измучившие всю семью зависимость и депрессия сестры означают потерю родителей: ощущение, что ее отношения с ними стали менее значимыми и омрачены их обеспокоенностью за Эми. Праздники и семейные посиделки хороши, когда с Эми все хорошо, но, когда с сестрой плохо, основное настроение в семье – печаль и злость. Легко понять, почему родители сосредоточились на проблемном ребенке, особенно когда у других детей, кажется, все хорошо, но ощущения потери и горя постоянно всплывают в рассказах людей в аналогичных ситуациях.
Тоска. С потерей связана тоска. Тоска – это неосознанное желание; непроизвольное стремление к целостности, пониманию, смыслу, возможности вернуть или даже просто прикоснуться к тому, что мы потеряли. Тоска – неотъемлемая и важная часть горя, но многие из нас чувствуют, что мы должны держать свою тоску при себе из страха, что нас неправильно поймут или решат, что нам не хватает силы духа и стойкости.
Это понимание помогло мне осознать то чувство, которое я испытала множество раз, но никогда не признавалась в нем даже Стиву. Если ехать в Сан-Антонио из Хьюстона по трассе I-10, то можно добраться до поворота к дому моей бабушки. Иногда при виде этого поворота я чувствую, как меня тянет свернуть с шоссе и заехать туда, чтобы просто посидеть на заднем дворе и выпить с нею чая со льдом. Я хочу прикоснуться к ее лицу и почувствовать запах ее дома. Желание настолько сильное, что ощущается физически, и я могу даже уловить запах цветов в ее дворе и вкус чая. Это нерационально. Ее нет. Но все равно от этого желания у меня перехватывает дыхание.
Однажды мой друг сказал, что горе – это как серфинг. Иногда вы довольно устойчивы и можете «поймать волну», а иногда «волна вас накрывает», и вы уверены, что тонете. Эти моменты тоски способны производить тот же эффект, что и неожиданное горе: они приходят из ниоткуда и их способно вызвать то, чему вы никогда не придавали значения.
Чувство утраты. Горе требует от нас необходимости изменить свои представления в зависимости от нового состояния своего физического, эмоционального и социального естества. Многие при этом представляют себе трудный и болезненный процесс адаптации к таким ощутимым изменениям, как смерть или развод. Но опять же это очень ограниченный взгляд на горе. В ряде случаев в рассказе Клодии она описывала чувство ступора: она не знала, что делать, что сказать или как себя вести. В разгар болезненных для нее переживаний она сидела в тишине с родителями и смотрела телевизор.
Еще один хороший пример мне рассказала супружеская пара, поделившаяся опытом страданий, которые они испытали, когда их старший сын уехал учиться в колледж. «Все было кончено, – сказал мне отец семейства. – Все перестало ощущаться нормально. Я не знал, куда припарковать автомобиль. Свой автомобиль сын забрал с собой, место было свободно, но я потерялся. Стол, накрытый для ужина, казался странным; было больно даже просто пройти по коридору мимо его комнаты. Мы были полностью потеряны и в то же время счастливы за него и гордились его достижениями. Мы не знали, улыбаться нам или плакать. Мы делали и то и другое».
Чем труднее сформулировать переживания потери, тоски и чувства утраты для людей вокруг нас, тем более разобщенными и одинокими мы себя чувствуем. Среди стратегий того, как справиться с этим, отмечается ведение записей о переживании горя и скорби: для участников моих исследований записи оказались наиболее полезными, чтобы прояснить собственные чувства самим себе и потом сформулировать их для окружающих. Некоторые участники делали это с помощью психологов, другие – самостоятельно. В любом случае участники говорили о необходимости писать свободно, без объяснения или оправдания своих чувств. Именно эти интервью заставили меня более пристально взглянуть на идею написания ОПН в рамках процесса подъема.

Разбираемся с прощением

Я профессионально разбиралась с концепцией прощения десять лет. Эта тема полностью отсутствовала в моих предыдущих работах и книгах. Почему? Потому что я не могла добраться до сути: во всех моих данных я не могла увидеть осмысленную модель.
Я подобралась к этой теме очень близко перед написанием «Даров несовершенства», но, когда книга уже готовилась к печати, я провела три интервью, и то, что я узнала, полностью вышло за рамки моей модели. В принципе это было нормально: большинство научно-исследовательских методологий допускают исключения. Если есть одно или два небольших исключения, то это нормально до тех пор, пока большинство данных находятся в рамках модели. Однако в обоснованной теории не может быть никаких исключений. Каждая история имеет значение, и для того, чтобы гипотеза была действительной, все категории и свойства должны соответствовать собранному материалу, быть актуальными и находить отражение в данных. Если что-то не работает, значит, суть еще не найдена. Кажется, что все невероятно сложно, но этот принцип еще ни разу меня не подвел.
Спустя несколько лет я слушала в церкви проповедь преподобного Джо Рейнольдса на тему прощения. Он делился с прихожанами своим опытом работы с одной семейной парой, которая оказалась на грани развода после того, как жена узнала об измене мужа. Оба они были опустошены вероятностью окончания брака, но она не могла простить ему измену, да и сам он не находил себе прощения. Отец Джо оглядел аудиторию и сказал: «Чтобы прощение пришло, что-то должно умереть. Если вы выбираете прощение, то вам придется столкнуться с болью. Вы просто должны пострадать».
Я тут же инстинктивно схватилась за голову. Как будто кто-то наконец сложил правильную последовательность чисел, чтобы открыть кодовый замок, с которым я не могла справиться в течение многих лет. А тут механизм начал поворачиваться, и все встало на свои места! Все было понятно. Нашлась недостающая часть. Прощение дается с таким трудом, потому что оно связано со смертью и горем. Я искала модель в людях, наделенных великодушием и любовью, но не в тех, что испытывают чувство горя. И тут меня озарило: при переживании потери нас окружают тяжелые и темные страхи, а это значит, что нет ничего более смелого и настоящего, чем желание принять горе, чтобы простить. Получить прощение означает быть любимым.
Смерть или конец чего-то, которых требует прощение, приходят в разнообразных формах и проявлениях. Нам, возможно, придется похоронить свои ожидания или мечты. Вероятно, нам придется отказаться от возможности «быть правым» или от надежды делать то, что у нас на сердце, и при этом сохранять поддержку или одобрение других. Отец Джо объяснил: «Что бы это ни было, оно должно уйти. Будет неправильно просто отложить это в сторону. Оно должно умереть. О нем придется горевать. Это действительно высокая цена. Иногда слишком высокая».
В течение следующих нескольких лет я пересматривала данные через эту новую призму прощения, на этот раз включая смерть и горе, связанное со смертью. Я переделала и переработала свое исследование, провела дополнительные интервью и изучила литературу. Я не удивилась, когда обнаружила растущее число эмпирических доказательств того, что прощение положительно соотносится с эмоциональным, психическим и физическим благополучием.
Появилась четкая и понятная модель, которая нашла подтверждение в книге The Book of Forgiving: The Fourfold Path for Healing Ourselves and Our World («Прощение: четырехступенчатый путь к исцелению себя и нашего мира») архиепископа Десмонда Туту и его дочери, преподобной Мпхо Туту.
Архиепископ Туту был председателем Комиссии правды и примирения в ЮАР, а преподобная Мпхо Туту, епископальной священник, – исполнительным директором Фонда наследия Десмонда и Лии Туту. Книга «Прощение» стала одной из самых важных книг моей жизни. Честно говоря, я не могу подобрать правильных слов, чтобы адекватно описать ее. Она подтвердила не только то, что я узнала о прощении от Джо, но также и все то, что я узнала об уязвимости, стыде, мужестве и силе историй человеческих побед и поражений. В книге излагается практика прощения, которая включает рассказывание истории, признание боли, дарование прощения и обновление или окончание отношений.
Архиепископ Туту пишет:
Простить – это не просто проявить альтруизм. Это лучшая форма корысти. Это также процесс, который не отрицает ненависть и гнев. Эти эмоции являются частью бытия человека. Вы не должны ненавидеть себя за то, что ненавидите других людей, которые совершают ужасные вещи: глубину вашей любви отражает степень вашего гнева.
Тем не менее, когда я говорю о прощении, я имею в виду веру в то, что вы можете по итогам этого процесса стать лучше. Лучше по сравнению с тем человеком, который охвачен гневом и ненавистью, ведь остаться в этом состоянии означает замкнуться в состоянии жертвы и зависеть от преследователя. Но если откроете в себе прощение, тогда вы разорвете связь с преследователем. Вы сможете двигаться дальше и даже можете помочь преследователю тоже стать лучше».

 

Таким образом, прощение не означает, что надо забыть или снять ответственность за нанесенную обиду; это процесс принятия произошедшего и исцеления своих жизней для того, чтобы мы смогли по-настоящему жить дальше. Отец и дочь Туту в своей работе о прощении говорят не только о том, как важно называть свой опыт и признавать его, но и рассказывают, как понимание всего процесса способно привести к ясности, мудрости и самоуважению. Мы частенько хотим найти легкие и быстрые решения сложных переживаний. Мы сомневаемся в своей собственной храбрости, а перед лицом страха сдаемся слишком быстро.
Клодии, переживающей нелегкую семейную ситуацию, скорее всего, придется разбираться с прощением. Я ни в личной, ни в профессиональной жизни никогда не встретила никого, кто бы смог избежать прояснения темы прощения, в том числе и прощения самого себя. В семьях и при других близких отношениях мы и любим друг друга, и причиняем друг другу боль. Тогда возникает вопрос: «Что должно закончиться или умереть, чтобы наши отношения возродились?»
Однажды в таком процессе работы с прощением себя мне пришлось убить мысль о том, что моя исследовательская работа о стыде и понимании боли, которую он причиняет, позволяет мне никогда не стыдить других людей. Это кажется нелогичным, но мое убеждение в том, что, дескать, «мне-то лучше знать», делало меня слепой к той боли, которую я причиняла. И я не понимала, как и когда мне нужно исправиться. Этому мифу настал конец, а мне пришлось простить себя за неоправданные и порой недостижимые ожидания.
Одно из моих самых сильных переживаний прощения связано с тем моментом, когда я наконец перестала убегать от горя, которое испытала во время развода моих родителей, и начала предпринимать шаги к прощению. Этот процесс привел к одной из самых сложных, но важных «смертей» в моей жизни. Мне пришлось похоронить идеализированный образ своих родителей и посмотреть на них как на людей с проблемами и трудностями, с их собственными историями проб и ошибок и сложными переживаниями. Будучи старшим ребенком в семье, я пыталась защитить своих братьев и сестер, не допуская их на передовую семейного кризиса, а сама рассматривала все вблизи и видела тогда лишь гнев и вину. Это сейчас я понимаю, какую боль, а также страх и стыд скрывали мои родители под своей злостью и взаимными обвинениями.
Тогда мои родители не могли никуда обратиться и ничего сделать с этими негативными эмоциями. Никто не говорил в то время о подобных вещах. Не было никаких фильмов, телевизионных передач или разговоров о том, что на самом деле происходит в семьях. Я не могу себе представить груз, которым обернулись для них страх все потерять и попытки сохранить семью из шести человек без поддержки или возможности бояться и быть уязвимыми. Мои родители выросли в семьях, где разговор об эмоциях был в самом низу списка того, что необходимо для выживания. В той жизни не было места для разговоров об эмоциях, вместо этого надо было молчать… стараться… делать…
Смерть идеализированных представлений о родителях, учителях, наставниках – это всегда страшно, потому что означает ответственность за свой собственный опыт и рост. Но смерть – это еще и благо, потому что она открывает место для новых отношений, более честных связей между настоящими людьми, которые делают все возможное. Конечно, эти новые связи требуют эмоциональной и физической безопасности. Мы не можем позволить себе быть уязвимыми и открытыми с людьми, которые делают нам больно.
Рождение таких новых отношений с моими родителями также заставило меня похоронить мысль о том, что если вы достаточно умны или талантливы, то можете оградить свою семью от боли. Если вы испытываете трудности, то вашей второй половинке и детям тоже трудно. И будет правильно, если мы признаем боль и при этом сможем обеспечить каждому безопасное пространство, в котором можно говорить об этом и не делать вид, что мы можем убить боль. Борьба происходит. Мы делаем своим детям подарок, когда учим их тому, что падения неизбежны, и позволяем им принимать участие в процессе подъема, в котором есть поддержка и любовь.

Разбираемся с состраданием и сопереживанием

То, что Клодия рассказала мне о важности взгляда на мир «с пола арены», занимает центральное место в концепции сострадания. Определение сострадания, которое наиболее точно отражает данные моего исследования, дала буддийская монахиня Пема Чодрон в своей книге The Places That Scare You («Там, где страшно»):
Практикуя сострадание, мы встречаемся со своим страхом боли. Эта практика требует мужества, потому что мы должны научиться бесстрашно приближаться к тому, что нас пугает… Для развития сострадания важно использовать весь спектр своего жизненного опыта: свои страдания и сопереживания, свою жестокость и страхи, потому что сострадание подразумевает не отношения между раненым и целителем, а отношения между равными. Мы не сможем принять темную сторону других людей, пока хорошо не узнаем свою. Сострадание возможно только тогда, когда мы осознаем родство и общность со всеми.
Хотя Клодия пока еще не до конца разобралась со своими переживаниями, она сказала мне, что ее опыт помогает ей быть более сострадательной к себе и учиться сопереживать другим. Она узнает свою темную сторону, и это помогает ей принимать темную сторону других людей и сочувствовать им. Среди людей, с которыми я встречалась и общалась, самыми участливыми и отзывчивыми оказались те, что не просто очутились на арене лицом вниз, но и нашли в себе храбрость открыть глаза на страдания других, лежащих рядом с ними.
Вокруг различий между состраданием, сопереживанием и симпатией много дискуссий. Полученные мною данные привели меня к следующим выводам:
Сострадание. Когда мы признаем темное и светлое в нашей человеческой общности, мы обязуемся практиковать любовь и доброту по отношению к себе и окружающим перед лицом страдания.
Сопереживание (сочувствие). Это самый мощный инструмент сострадания; это эмоциональный навык, который позволяет нам реагировать на других людей с заботой и вниманием. Сочувствие – это умение понять, что испытывает другой человек, и продемонстрировать это понимание. Важно отметить, что сопереживание – это именно понимание того, что чувствует другой человек. Если кто-то чувствует себя одиноким, сопереживание не требует того, чтобы мы тоже испытывали чувство одиночества; для сочувствия достаточно вспомнить собственный опыт, чтобы понять другого человека и поддержать его. Можно симулировать сочувствие, но, когда мы так поступаем, это не приносит нам ни исцеления, ни внутренней связи с тем, кто страдает. Условием для реального сочувствия является сострадание. Мы можем реагировать с сочувствием, только если готовы разделить боль другого человека. Сочувствие – противоядие от стыда и сердце взаимоотношений.
Симпатия. Симпатия возникла в моих исследованиях в качестве формы разобщения, а вовсе не в качестве инструмента для установления связей. Симпатия говорит об отстраненности. Когда кто-то произносит фразы вроде «Мне жаль…» или «Должно быть, это ужасно…», он на самом деле стоит на безопасном расстоянии. Вместо того чтобы использовать мощный инструмент сочувствия, который подсказывает: «И мне тоже!»; симпатия дает понять: «Не со мной!», а затем добавляет: «Но мне тебя жаль». Симпатия скорее причина стыда, чем средство исцеления от него.

Переворот

Надеюсь, что Клодия в процессе раскрытия своих неприятностей и в поиске своей дельты и новых знаний будет помнить, что выбор в пользу любопытства и внутренней связи вместо отстраненности или закрытости означает выбор в пользу мужества. И пусть ей будет больно, но это путь к состраданию и прощению. Люди с разбитым сердцем поистине самые храбрые среди нас, потому что они осмелились любить и решились простить.
Клайв Льюис очень красиво сказал об этом в эссе о видах любви и христианском ее понимании (и это одна из моих любимых цитат):
Любить – всегда означает быть уязвимым. Кого бы и что бы вы ни полюбили, ваше сердце будет похоже на выжатый лимон и, возможно, разорвется на кусочки. Если вы хотите сохранить его целым, вам ни в коем случае нельзя никому дарить свое сердце, даже животному. Заприте его в шкатулке, сделанной из хобби и поверхностных развлечений, избегайте вовлеченности. После аккуратно поместите его в непробиваемый саркофаг эгоизма. Только есть одно но… В таком надежном, недвижимом и чахлом гробу ваше сердце изменится… Нет, оно не остановится и не разобьется. Оно станет небьющимся, непроницаемым и безнадежным. Любить означает быть уязвимым…
Назад: Глава шестая Канализационные крысы и нарушители Понимание границ, целостности и великодушия
Дальше: Глава восьмая «Доверчивый человек» Разбираемся с потребностью, отношениями, суждениями, чувством собственного достоинства, привилегией и просьбой о помощи