Глава 15,
напоминающая встречу на Эльбе

Черт его знает, откуда у нас взялись семечки. Наверняка Бася достала из своего кармана, коих у нее имелось во множестве. Вряд ли Людмила притащила семечки. Это не в ее духе, хоть и лузгать их она умеет мастерски. Скорее, все-таки Бася. Это у них там, в глубине прокуренных студий, иногда приходится часами сидеть и совершенно ничего не делать – ждать какого-нибудь гостя, который попал в пробку штопором и никак не может добраться до «Останкина». Тут и кроссворды в ход идут, и судоку, и семечки, конечно, тоже. Так что почему бы у Баси в кармане не оказаться завалявшейся резервной пачки семян подсолнечника, причем огромной. Никто не заметил момента, когда она оказалась в наших руках. Она просто материализовалась там. А дальше – картинка получилась классическая. «Бабки на завалинке».

Ночь, в смысле, очень темно. Дети отведены ко мне домой и предоставлены самим себе. Мы сидим у моего подъезда верхом на лавочке (не сидеть же, в самом деле, на холодной скамейке). Прижимаемся друг к другу, потому что холодно. И лузгаем семечки. Полнейшая тишина, потому что говорить с семечками во рту трудно. В молчании и сосредоточении это почти напоминает медитацию. Мы даже челюстями двигаем в такт друг другу.

У меня стынут руки. Доставать семечки из ладони приходится все сложнее, подцепляю их языком, они прилипают к нему, и можно продолжать вообще без пальцев. И самое странное – я ведь вообще семечки не люблю. Никогда не покупаю их, с трудом могу вспомнить, когда последний раз предавалась этому бессмысленному и нудному занятию. Но я не могу остановиться. Говорю себе, что, как только кончится запас черных семян в ладони, я встану и уйду, тем более до моего дома рукой подать, надо сделать только совсем маленькое усилие. Но это, наверное, какая-то форма гипноза. Когда моя ладонь пустеет, она тут же каким-то образом наполняется снова. Это – как накормить целую площадь тремя хлебами. Семечки не кончатся никогда. Мы околеем тут, около моего подъезда, и ветер развеет наш прах вместе с очистками.

Силы прервать этот порочный круг нашлись только у Люськи. Еще бы – она же ведьма. Она чихает и наконец прерывает нашу нирвану.

– Уберите от меня эту гадость. У меня, кажется, уже в зубах эти шелуха застряла! Галь, у тебя дома есть зубная нить? – Наша Авенга к гигиене ротовой полости относится трепетно.

– Такого не держим, – покраснела я. – Однажды я купила, так Элька ее размотала и сжевала, думала – жвачка. Потому что нить пахла клубникой. Я так испугалась, что она подавится, что больше теперь не покупаю.

– Н-да, дела. Если у меня начнется кариес, вы будете виноваты, – предупредила Авенга.

– Я не люблю три вещи: кариес, мужчин по имени Стас и необходимость действовать, – изрекла Бася, ссыпая остатки семечек из пачки прямо в мусорку. Чтобы окончательно разрушить чары. – Слушайте, а вы-то сами когда-нибудь изменяли мужьям?

– Ну, ты и спросила, Бась! – хохотнула Сухих. – Учитывая, что замужем среди нас только Авенга – вопрос не в бровь, а в глаз. – И мы повернулись к Авенге.

– Я? Конечно, изменяла, – невинно изрекла она. Мы ошарашенно молчали. Я вспомнила, как она говорила, что простит своему мужу все, что угодно. Может, поэтому она и была такая добрая?

– Серьезно? – нахмурилась Бася. – Может, тоже с Ольховским?

– Что? – расхохоталась Авенга. – Нет. Ольховский может спать спокойно. Но вы по нам с мужем не равняйтесь, мы с ним – сумасшедшие. Профессиональная деформация. В моей жизни нет ничего нормального, честно. Одни сплошные нарушения и отступления от правил. Так что лучше уж не меряйте по мне. А то всем придется ходить по ночам на кладбища и оборачиваться волками. Хотите?

– Нет! Вот если бы лисичкой… – отмахнулась от нее Бася. – А я вот никому никогда не изменяла.

– Конечно, – хмыкнула я. – Ты же ни с кем дольше суток не встречаешься. Трудно за это время нарушить верность.

– Точно! – прыснула она. – Трудно, но можно. Я вспомнила. Однажды мы так затянули с монтажом…

– О, давайте обойдемся без драматических историй неверности нашей Баси, – взмолилась Авенга. Бася обиженно фыркнула.

– Это все из-за моего венца безбрачия. Вот Авенга все обещает его до конца снять, и то не может. А уж если она не может…

– Тебе нужно надеть венец трезвости, и венец безбрачия сразу спадет, – бросила Авенга, вставая с лавочки. – Девки, пошли в дом. Холод же собачий. А то на морозе думать невозможно.

– Может быть, я не хочу думать, – бросила Бася, отряхивая пальто от инея. – Три вещи: думать о том, что делать, делать что-то и говорить Марлене, что ей изменяет муж. Это я не люблю больше всего.

– Так что, может быть, не стоит и говорить? – предположила я. На меня тут же неодобрительно посмотрели все. Конечно же, подруги! Конечно же, наша святая обязанность – открыть ей глаза. Тем более что теперь может пострадать не только ее гордость, но и их семейный бюджет.

– Но с чего ты взяла, что он именно у Ольховского требовал эти двадцать пять тысяч? – спросила я после того, как все кое-как разместились на моей софе напротив телевизора. Я же сама налила себе горячего чаю и присела на пуфик, отчего получилась ниже всех.

– Рассказываю еще раз, для особо тупых, – передернула точеными накачанными плечиками Анна. – Я уже давно поняла, что Стас затевает какую-то игру. Иначе почему бы он не захотел, чтобы об этой измене стало известно абсолютно всем? Разве не странно? Когда он только пришел ко мне, он был такой… несчастный. Такой оскорбленный, что просто невозможно. Но потом, со временем, я стала за ним наблюдать. Он продолжал ходить на работу как ни в чем не бывало. Какие-то диски привозил и копировал на свой компьютер.

– Диски? – удивилась я. – Может, запись видеонаблюдения?

– Точно! – кивнула Авенга. – Он хочет просто иметь на руках доказательства. Все наглядно, на видео. Тогда это не просто его слово против… против Ольховского.

– Доказать? – хмыкнула Анна. – Скорее застраховать себя на случай неполучения денег. После той драки и руки этой сломанной он все куда-то попрятал, даже из дому унес. А что это, так и не сказал. Рявкнул, чтобы я не лезла не в свое дело! Можно подумать, оно мне нужно, это дело. И он сам мне тоже не сдался. Он же с меня взял практически кровавую клятву, что я ничего никому не скажу.

– И с Сашки тоже, – добавила я. – Он приходил к ней, угрожал. Требовал, чтобы она молчала. Она знаете как переживала. Она тоже хотела все рассказать.

– Ага, – кивнула Авенга с неодобрением. – Рассказать все, а потом Ольховский посыпает голову пеплом, выкидывает на улицу Марлену, а нашу Сашу под белы рученьки вводит в свой белый особняк, припорошенный снегом. Такой у нее был план?

– Почему такой? Может, совсем другой! – обиделась я, хотя, надо признать, я вполне уже допускала такие мысли в голове моего Карася. Как-то она мало напоминала женщину, охваченную раскаянием.

– После вашего явления в фитнес-клубе, – продолжила Сухих, – я пришла и потребовала, чтобы он все всем рассказал. Почему я-то должна страдать? Я-то никому ничего плохого не сделала!

– Так вы с ним не спали? – практически хором спросили мы с Басей. И переглянулись с недовольством. Анька принялась теребить уголок моего покрывала, которое и так на ладан дышало, откровенно говоря.

– Спали или не спали? Это же простой вопрос? – нахмурилась Авенга. – Или мне тебе мозг просканировать?

– Шуточки у тебя! – возмутилась Анька. – Мы с ним переспали. Да. Но не до, а после того, что случилось. Но теперь я уже жалею об этом. Мне кажется, он со мной переспал специально.

– В смысле? Нарочно, не по-настоящему? – Авенга рассмеялась. – Притворялся и имитировал оргазм? Ты давно себя в зеркало видела? С тобой все всегда будет по-настоящему.

– Я не в этом смысле, – разозлилась Сухих. – Он со мной переспал, чтобы я уже не могла лезть к нему или там попросить его уехать. Он же теперь вроде как со мной. Только я этого совсем не хочу. И не желаю быть с ним. Он мне не нужен. Я каждый раз, когда домой прихожу, надеюсь, что он уже собрал вещи и ушел. Знаете, сколько раз он сыну своему собственному звонил, с тех пор как ушел? Ни разу.

– Ну, это еще ни о чем не говорит.

– Ни о чем. Но только не для меня. Я вас уверяю, Стасу на всех наплевать, кроме себе самого. Мне хочется, чтобы вся эта история закончилась уже. Честно говоря, Стас – он какой-то нехороший. Мне кажется, он способен на что угодно. И диски эти, копирование. Даже если это и встречи Ивана с Карасиком – разве это не гадко? А вчера я слышала их разговор. И тут ошибки не может быть. Он так и сказал: «Ты, Ольховский, не думай, что сумеешь от меня отмазаться». А потом добавил: «Это пока что речь идет о двадцати пяти. Будешь плохо себя вести – будут все пятьдесят».

– Может, это не деньги. Может, он хочет взять у него двадцать пять…

– Чего? – фыркнула Сухих. – Пачек сигарет?

– Презервативов? – Бася домыслила в меру своей испорченности.

– Моделей самолетов? – предположила я.

– Нет, девочки. Он сказал: «Что для тебя двадцать пять штук баксов, Ольховский? Разве покой тебе не дороже?» Так что это точно было про деньги. И про Марлену.

– Так что ты думаешь, Ольховский откупится? Такому ведь, как Стас, один раз деньги дашь – он прилипнет на всю жизнь! Это ж ужас какой-то, – всплеснула руками я.

Авенга встала и принялась ходить по моей комнате – туда-сюда, туда-сюда. Потом подняла голову и щелкнула пальцами.

– А ты не можешь каким-нибудь образом выкрасть какой-нибудь диск?

– Выкрасть? – задумалась Анна. – Я же говорю, он все вынес из дому.

– Есть одно место, в котором все мужчины оставляют все самые важные вещи. Чтобы они были под рукой. Это глупо на самом деле, но даже мой муж, уж на что стреляный воробей, но даже и после зоны все продолжает хранить в машине, – поделилась Авенга. Мы переглянулись.

– После зоны?

– Я сказала – после зоны? – несколько фальшиво удивилась она. – Я имела в виду после командировок на Север. Это я так просто называю их…

– А-а, – мы кивнули, но вопросов к Авенгиному мужу у меня стало еще больше. Он что, еще и в тюрьме сидел? Вот это да. Или она в самом деле только оговорилась? Честно говоря, не думаю.

– Ты думаешь, диски у него в машине? Это возможно, – согласилась Анна. – Но она же закрыта. Как же я туда могу попасть? Вытащить ключи? Так он может заметить.

– Знаете, девочки, мы говорим вообще не о том! – вдруг подала голос Бася. – Диски, деньги, шантаж! Наше ли это все дело?

– Как же… Конечно, наше! – все зашумели, задвигались, но Бася поднялась с софы и почти по слогам произнесла:

– Это дело не наше, а Марленино. Это ее муж, это ее деньги, ее семья и ее ситуация. И как мы можем решать ее тут, сами, не посоветовавшись с ней? У меня все! – Бася хлопнулась на софу и замолчала.

Тишину теперь никто не нарушал. Мы тупо смотрели перед собой, и никому не нужно было слово. Никто не хотел его брать. Я сидела тише воды, ниже травы и думала только об одном: главное, чтобы в результате нашего политического совещания я не оказалась избранной в качестве парламентера. Все, что угодно, но я не могу звонить Марлене. У меня язык отсохнет, особенно учитывая тот факт, что ее муж изменял не с кем-то там, а с моей лучшей подругой, подругой детства. С Карасем.

– Кому еще чаю? – аккуратненько спросила я и стала медленно, бочком, бочком отходить к кухонному проему.

– Надо сказать Марлене. А потом уже думать, что делать дальше, – мрачно изрекла Авенга, остановив меня одним взглядом.

– Ты уверена? – пискнула я. – Тут, в таком деле, ведь главное – не сделать хуже.

– А ты хотела бы оставаться последней, кто ни о чем не догадывается? Ведь у нас именно такая сложилась ситуация? Ты бы хотела, чтобы тебе по почте потом пришли фотографии, на которых твой муж кувыркается с твоей подругой?

– Или видео! – вставила свои три копейки Бася. Она, как профессионал в области кино, фотографии презирала. – И тогда все будет видно в подробностях.

– Карасик не очень фотогенична, – согласилась я.

– Есть те, кого камера целует в губы, есть те, кому она плюет в лицо, – с умным видом добавила Бася. – Нет, мы не можем подвергать Марлену такому риску. Мы просто обязаны ей все рассказать.

– Что-то холодно. Пойду форточку закрою, – я сделала еще шаг в сторону спасительной кухни.

– Вопрос только в том, кто это сделает? – наконец раздалось то самое – страшное. Авенга смотрела на меня. – Может, ты, Галь? Все-таки это твоя подруга.

– Она такая же моя, как и твоя. Рожали-то все вместе! – я моментально отбила подачу.

– Но в школе-то ты с ней училась. Значит, такая бессовестная она выросла и сформировалась при тебе, – тут же отрезала и подала «крученый» Авенга.

– А она испортилась уже взрослой. Это как с вином – стоит много лет, только улучшается. А потом – бац! Вышло замуж и испортилось. Я тут ни при чем!

– Девочки, не спорьте, – вмешалась Сухих. – Надо просто подумать и решить.

– Можно кинуть жребий, – предложила Авенга.

– Конечно! – Бася тут же взвилась, как пламя. – Тебе хорошо бросать жребий, у тебя вся колода крапленая. У тебя в каждом рукаве по джокеру. Ты же – ведьма.

– И что? Давайте тянуть спички, – невозмутимо продолжала Авенга.

– Нет. С тобой я состязаться не стану. Я невезучая, – трепыхалась Бася. – Мне ни в любви не везет, ни в картах. Ни в жребиях.

– Какие глупости! – прокричала Сухих, чтобы всех заткнуть. – Давайте звонить все вместе.

– Это как? – моментально обернулись мы.

– Очень просто. Наберем номер, поставим на громкую связь и будем говорить…

– Все хором? – расхохоталась Авенга. – Так она много поймет, конечно. На громкой-то связи. Можно тогда вообще написать ей письмо.

– Точно! – обрадовались мы все. – Напишем письмо. Все в нем подробно изложим, скажем, что мы всегда будем на ее стороне, что бы она ни решила. Предложим свою помощь.

– Я бы не хотела получить такое письмо, – покачала головой Сухих.

Я посмотрела на нее и подумала: мне всегда нравилась Сухих. Даже если я говорила обратное, я была не права. Она мне нравится. Она умная, рассудительная, красивая и добрая. Беспокоится о чувствах Марлены. А мы ее так обижали, так плохо о ней думали. Мало ли у кого в коридоре мужик в трусах. Это все Бася. Она заварила эту кашу, она нас всех дезинформировала.

Она же и Марлену дезинформировала. Пусть она теперь ее и информирует правильным образом. Может, хоть после этого она перестанет трепаться напропалую обо всем и вся.

– Девочки, тише. Тише! – вдруг крикнула Авенга. – У меня, кажется, телефон звонит.

– Т-с-с!

– Я не могу его найти, – ворчала она, перекапывая свою сумку. В образовавшейся звуковой дыре отчетливо слышался «Владимирский централ» в виде рингтона. Что лишний раз настроило меня не доверять ее рассказам про командировки ее мужа. Приличные командированные люди такие рингтоны женам на телефоны не ставят.

– Он, кажется, сбоку, – подсказала ей Бася. – В кармашке.

– А. Вот он. Ой!

– Что такое? – замерли мы все, глядя, как Авенга несколько побледнела и застыла с телефоном в руках.

– Это она! – пробормотала Авенга. И еще до того, как я успела прошипеть «не бери, не бери трубку!», она нажала кнопку приема. И поставила аппарат на громкую связь.

– Привет! – раздался с той стороны жизнерадостный, бодрый голос Марлены. – Как дела на эзотерическом фронте? Чего не звонишь? Приедешь завтра ко мне? Я еще девчонкам, правда, не звонила. Ты не наберешь Галю, а то у меня не будет времени.

– А она тут, со мной, – пробормотала Авенга, игнорируя мои яростные мотания головой. – Галь, ты завтра к Марлене поедешь?

– Конечно! – промямлила я, старательно изображая радость. – Привет, Марлена.

– О, привет, – прощебетала она. – Вы у тебя? Чего делаете?

– У нас тут еще и Бася! – подлила масла в огонь я, чтобы потом уже не отмазался никто.

– Бася? – опешила Марлена. – И ты там.

– Привет! – «радостно» пропела Бася, пребольно ущипнув меня за бедро.

– Ай! – рефлекторно взвизгнула я.

– Что случилось? – тут же отреагировала Марлена.

– Ничего! – сдавленно пробормотала я. – Заноза… (я глянула на Басю) ужасно болючая. А как у тебя дела? Что нового?

– О, у меня тут целый кошмар, – вдруг заговорила она совершенно экзальтированно. Мы переглянулись. Может быть, она о своем неверном блудном муже? Тогда почему она такая веселая? – У нас дома был потоп, – продолжила она, и мы выдохнули с облегчением. Потоп! Это ерунда по сравнению с мировой революцией.

– Потоп? Какой кошмар! – бросила я, чтобы показать свою поддержку. Пока кто другой не успел вперед меня.

– Не говори. Вообще мне что-то в последнее время не везет.

«Ты даже не представляешь, до какой степени», – чуть было не сказала я, но заставила себя промолчать. Мы с девчонками сидели красные, встревоженные и злые. Никто не хотел становиться вестником плохих новостей.

– Недавно ездила в «Европейский» на «Киевскую». Думаю – приличное место, что там может случиться. Надела шубку, а ее там залили какой-то дрянью.

– Ужас! – влезла в разговор Бася.

– Не говори. Какие-то чертовы пацифисты-экологи там, получается, проводили свою акцию. Чтобы, как в Голливуде, показать, значит, всем, что не стоит носить шкуры убитых животных. Я этого не понимаю. Мы же тут не в Голливуде, а в Москве. У нас, между прочим, февраль. Для нас шкуры убитых животных необходимы, мы без них сами станем замерзать. Но самое обидное было то, что шубка у меня была хоть и дорогая, а искусственная. И никакой нормальный человек, – она сделала акцент на слове «нормальный», – никогда бы не перепутал. Что общего между искусственным и натуральным мехом? Да ничего! Моя шубка даже на кончиках ворса розовым отливала – явно не натуральная. А они ее – краской. Тупые экологи! Просто тупые.

– Надо им написать, в их эту экологическую миссию.

– Не надо им никуда писать, – возмутилась Марлена. – Просто у меня год такой – антимеховой. Вчера трубу в подвале прорвало у стиральной машины.

– А это реально кошмар, – согласилась Авенга.

– Кошмар, что в подвале-то никто не живет. Мы до самого утра ничего не заметили. А там давление в трубах хорошее, так что к утру накачало практически по шею воды. Подвал-то герметичный, вот так. А там у меня в шкафу натуральные шубы висели! – окончательно огорчилась Марлена. – Ванька их, конечно, достал. Прямо нырял за ними, как Кейт Уинслет в «Титанике» за Лео. В ледяную воду. Но куда там. Разве спасешь натуральные шубы, залитые ледяной водой. Вот, сдала в ателье. Но на результат даже не надеюсь. Хожу теперь голая и босая. Что за невезуха!

– И не говори, кошмар, – согласились мы все хором, на разные голоса, а капелло. А сами еще раз обменялись выразительными взглядами. Мол, нет, не можем мы так с ней поступить. Только не сейчас, не в тот момент, когда женщина лишилась всех шуб. Это же просто преступление – так с ней обойтись. Наша новость может и подождать. Уже больше месяца тянется хвостом и еще полежит на полке. Будет такая новость «до востребования». Может, на следующей неделе. Или в следующем месяце. Или в квартале. Когда будет весна. Чтобы было легче переносить тяжести судьбы.

– А кто там с вами еще? – вдруг спросила Марлена ни с того ни с сего. Мы переглянулись и наткнулись взглядом на Сухих, которая, вот блин, тоже подавала голос.

– Никто. Никто. А что? – тут же отреагировали мы. И зашипели беззвучно в сторону Сухих. Но у нее, видимо, было свое мнение на этот счет.

– Тут еще я. Помнишь меня? – спросила она как ни в чем не бывало. Возникла тяжеленная пауза, буквально придавившая нас всех к земле.

– Аня? – тихо переспросила Марлена после невыносимых минут радиомолчания.

– Да, Марлена, это я.

– Девочки, что она там делает с вами? – спросила Марлена, и голос ее был ужасно растерянный. – Почему вы ее пустили?

«Она приставучая. От нее не отмахаться! – хотелось крикнуть мне. – Сейчас мы ее выгоним, не беспокойся. И за шубы не беспокойся, мы тебе новые купим. Ну, не мы, а муж. Но точно купит, подлец. Мы его заставим».

– Она тут с ними чай пьет. Марлена, послушай, – жестко продолжила Анна. – Скажи, если бы кому-то из них вдруг изменил муж, как ты думаешь, мы были бы обязаны об этом рассказать пострадавшей стороне? Имела бы право наша подруга об этом знать, а?

– И ты еще меня об этом спрашиваешь? После всего… Это просто невообразимо.

– Просто ответь, и я скажу тебе, почему я здесь, – продолжала давить Сухих.

Что за человек! Нет, она мне никогда не нравилась. Хотя… с другой стороны, если она все Марлене и расскажет, это будет хорошо. Во всяком случае, это буду не я.

– Что ответить? – возмутилась Марлена. – Я тебя не понимаю. Да, конечно, если уж ты сделала такое дело, ты должна испытывать муки совести. Как у тебя язык поворачивается говорить об этом! А вы, девочки. Как вы ее пустили? И… скажите, Саши нет с вами? Надеюсь, ее вы не подвергли такому унижению?

– Марлена, твой муж тебе изменяет. С Сашей Карасик. Вот что произошло на самом деле. Месяца два назад Стас застал твоего мужа с ней у себя на работе, поэтому он и ушел. Ко мне. Попросил перекантоваться.

– Что? – еле слышно прошептала Марлена.

– Но это не самое страшное.

– Нет? И что же, по-вашему, может быть страшнее этого? Что вы мне можете еще рассказать? – спросила она, и в ее интонации явно прозвучали истерические нотки. – Что он переспал с мужиком? Что он голубой? Что еще вы придумаете? И зачем? Зачем вам это?

– Марлена, послушай! – крикнула Сухих. – Мы же твои подруги. Вот мы и решили сказать тебе всю правду. Ты должна знать!

– Какую правду? Что вы все, свихнулись? – переспросила она. И замолчала. Тишина была такая, что мы даже заподозрили, что что-то случилось с телефоном. Сеть упала, или разъединили.

– Алло? Алло? Марлена, ты здесь? – лепетали мы. Наконец в трубке раздался глубокий вздох.

– М-м-м… – она пробормотала что-то невнятное.

– Ты в порядке? – спросили мы все хором.

– Я? Я НЕ в порядке! – вдруг сказала она совершенно другим голосом. Не сказала – крикнула. – Вы все врете. Вы все врете! Вы все до единой. Я не верю вам! – и повесила трубку. Через несколько секунд ее абонент был уже недоступен.