Глава 14,
которая должна была быть тринадцатой, но это – плохая примета
Бася среди нас – самая творческая. Так уж считается. Все-таки человек работает на телевидении. Не то что мы все. Я – терапевт, вся функция которого на сегодняшний день сведена к тому, чтобы умудриться отболтаться от пациента за шесть минут. Да-да, именно так. Всем известно, что средняя продолжительность полового акта (с небольшой, минуты в полторы прелюдией) – это одиннадцать минут. Есть даже одноименное произведение всеми нами любимого эзотерического Коэльо. Книга, правда, о другом. Там людей уговаривают не увлекаться садомазохизмом, так как это пожаро– и взрывоопасно, вредит здоровью и цвету лица. Но в целом книга убедительно доказывает, что одиннадцать минут – это минимум. Мы же, терапевты, должны удовлетворять пациентов за шесть минут. И по талонам. А ведь еще есть те, кто пришел за сатисфакцией по «острой боли», по больничному, по просьбе заведующей. Я уж не говорю о тех, кто просто прошел без очереди и без талона – по наглости, которая, как известно, второе счастье.
В общем, вся моя задача состоит в том, чтобы не задерживать очередь. Не дай бог, начать реально кого-то прослушивать, простукивать и измерять давление. Давление вообще замедляет процесс приема драматически. И всегда есть шанс, что после измерения давления у пациента его немедленно начнут оказывать на тебя. Так что я выписываю таблетки, не читая истории болезни, и даю больничный, ориентируясь лишь на внешний вид больного. Бледен, устал, изможден? Получите больничный. Еще и кашляешь? Вообще молодец. Я считаю так: раз уж человек нашел в себе силы и время, чтобы ко мне притащиться, отстоял очередь, из которой, поверьте, не выдавливают только сильнейших (вернее, слабейших, больнейших, раз он ночь за талоном простоял и день в поликлинике продержался, нужно немедленно дать ему то, что он хочет. Больничный так больничный. Таблетки – пожалуйста. Хотите сдать кровь? Мочу? Милости просим. Только так есть шанс, что пациент уйдет и не вернется.
И потом, кому в наше время помешает больничный? Кого из столичных жителей можно зачислить в категорию здоровых? Я лично таких не видела. Достаточно одного взгляда на любого московского аборигена, чтобы навесить на него букет диагнозов, из которых наименее тяжелыми будут авитаминоз, гиподинамия, гипер(гипо)тония и, наконец, стресс. Уж он-то поразил нас всех своим острым копьем.
Назвать мою работу творчеством даже у меня язык не поворачивается. Честное слово. Скорее, один сплошной отупляющий практикум по чистописанию. И сумрачные опасения проморгать в этой череде идиотизма и формализма реальный диагноз. Потому как в этом случае жизнь тут же с овчинку покажется. И никого из руководства не будет волновать вопрос, что я могу вообще успеть за пресловутые шесть минут.
Бася работает, не напрягаясь. Даже когда она бегает сломя голову по студии, потому что кто-то из гостей программы ушел покурить и не вернулся, и из-за этого у них стопорится вся съемка – это не напрягает ее. Больше всего она упирает на творчество в своей работе. Она-то ведь действительно посвятила себя любимому делу – популяризирует сплетни и дрязги, в жизни и в ящике. Бася – творческая личность, однозначно.
Помню, однажды я пришла к ней на студию. Она пригласила меня, потому что тогда снимали ток-шоу про таблетки-пустышки, про врачей, которых заставляют прописывать людям препараты от простуды, производство которых финансируется партией власти. Честно говоря, не уверена, что это правда. Ко мне лично никто не приходил и не требовал под страхом расстрела прописывать такие препараты. Впрочем, нельзя исключать, что до меня еще пока что просто не дошли. В конце концов, у нас обычная городская поликлиника: старушки, сквозняк и три задыхающихся фикуса на этаже. Возможно, до нас еще доберутся. Придут красивые мужчины в дорогих костюмах и примутся нас подкупать, чтобы мы прописывали иммуностимуляторы.
Скорее бы. Мне бы хорошая взятка точно не помешала. Можно было бы починить наконец проводку в квартире. А то Тимкин Каштан, когда приходит, все время норовит выкусить остатки проводов из стены. Да, взятку мне бы могли и дать. Ау, где вы! Фармацевтический заговор, фармацевтический заговор. А у нас тишина.
Бася пригласила меня в студию, чтобы я защищала честь врачей. Слава богу, она пригласила не только меня, потому что я… как бы это выразиться… не оратор. Риторика – не самая моя сильная сторона. Все, что я могу делать перед камерой, – это стоять, краснеть и улыбаться.
– Этого достаточно, – заверила меня Бася. Убить бы ее потом за такие слова.
– Обращались ли к вам с требованиями прописывать определенные препараты? – спросила меня напрямую ведущая.
– Ни в коем разе! Никогда, – пробубнила я.
– Вы уверены? – хмурилась она. – Вы уж простите, но если вы всем нам тут расскажете, что на врачей не оказывается давления, никто тут не поверит.
– Почему? – удивилась я.
Дальше меня завалили вопросами. Причем все сразу. Причем никто мне не дал и шанса ответить. Или даже просто понять вопрос до конца. Все они были с подковыркой. «Что вы думаете о новом законе о фармацевтических препаратах?», «Вы понимаете, насколько теперь трудно будет обеспечивать пациентов жизненно важными лекарствами?», «Вам часто приходится отказывать пациентам в необходимых медикаментах?», «Правда ли, что часть дорогостоящих вещей, типа игл для больных сахарным диабетом, продают на сторону?».
Я только хлопала глазами и вставляла междометия. Когда программу показали по телевидению, вышло так, что я там получилась самым главным злодеем. Фактически врачом-оборотнем без погон. Наша заведующая рвала и метала. Кричала так, что стекла в стеклопакетах ее кабинета трещали. Хорошо еще, это все происходило в ее кабинете. В коридорах у нас стеклопакетов нет, так что там бы стекла бились и выскакивали из деревянных рам.
Вот это и называется «творческая работа». Заманить, а потом сделать вид, что так и надо. И что ничего страшного не произошло. И красиво клясться, что вообще-то и в мыслях не было. Что это все случайность. Гости в студии попались такие – злые и острые на язык. Бася сможет уболтать кого угодно, и уж меня точно. Легко. Только вот на съемки к ней я больше не езжу, что бы она мне ни говорила. Работа дороже. Меня уже один раз чуть не уволили из-за этой сомнительной минуты славы. И еще – я всегда боюсь, когда Бася мне звонит. От ее звонков добра не жди. Особенно когда она говорит загадочным, полным интриги, «телевизионным» голосом.
– Галочка, ты одна? – спросила меня Бася, выдержав приличную паузу. Я оглянулась на Авенгу, подающую мне жест рукой.
– Ну, в принципе… – пробормотала я, так как движения руки Айвенги до конца не поняла. То ли она не хочет говорить с Басей, то ли не хочет, чтобы Бася знала о ее присутствии. То ли она просто подавилась слюной и просит постучать ее по спине.
– Ты не поверишь, что сейчас со мной случилось! – воскликнула она, заставив меня помрачнеть. Такое начало не предвещало ничего хорошего.
– Может, мне и не надо? – вздохнула я, но Бася уже началась, как циклон или как снежная лавина. Ее уже было не остановить.
– Мне звонила Сухих! – возбужденно выкрикнула она. – Сама мне позвонила.
– Сухих? – опешила я.
Этого действительно никто не ожидал. После того как мы заявились к ней на работу. Особенно если учесть, что мы были тотально не правы. Были, так сказать, введены в заблуждение Басей и Стасовыми трусами на территории Анькиной квартиры.
– Сухих? – одними губами переспросила меня Авенга. Видимо, она все-таки не хотела выдать своего присутствия. Но я решила хоть как-то ей отомстить за… за то, что она меня вычислила.
– Мы тут с Людмилой в «Старбаксе» сидели, сейчас вот детей с площадки забираем. А ты где? – уточнила я у Баси.
Подруга проигнорировала и мое сообщение об Айвенге, и мой вопрос. Ты понимаешь, она позвонила и сказала, что ей надо со мной встретиться. Ей – со мной. Ты представляешь? Ну, я ей, конечно, сказала, что между нами теперь нет ничего общего. И что с такими, как она, я даже в поле не сяду справлять нужду…
– Бася, фу! – пробормотала я, но на то Бася и была киношницей, чтобы не обращать внимания на мнение общественности.
– Но она только усмехнулась, представляешь. И сказала, что мне бы лучше приехать, если я не хочу пропустить все самое интересное. Мол, она готова сделать официальное признание. Прикинь, да? Ну, тут я, естественно, задергалась. Кто ее знает, может быть, встретиться с ней?
– Так ты еще не согласилась? – искренне удивилась я. Не было такого случая, чтобы Басю приглашали выслушать самую свежую сплетню, а она бы еще задумывалась, еще бы ломалась. Может, теряет хватку? Профессиональное истирание?
– Конечно же, я согласилась, – призналась она, успокоив меня. – Но я не хочу идти на эту встречу одна. Это может быть небезопасно. Ты же знаешь, в какой она физической форме. А я что? У меня же нет времени качаться в тренажерке.
– Ты думаешь, она хочет с тобой подраться? – удивилась я.
– Она сказала, что хочет поговорить. Но кто знает, как оно там пойдет дальше, – хмыкнула Бася. – Знаешь, как на гангстерских разборках. Они тоже там встречаются, чтобы чисто поговорить. В каком-нибудь старом гараже на отшибе, чтобы, если разговор перерастет в стрельбу, никто ничего не услышал. И приходят на такой разговор вооруженными до зубов. А я чем хуже?
– Я вооружена только ребенком. Который умеет визжать на сверхзвуковой частоте, – поделилась я, глядя, как Элька вырывает из рук Авенгиной дочки Кристины плюшевого дракона. Авенга, внимательно слушавшая разговор, тоже подала голос:
– У меня есть монтировка в машине. Муж ее там держит. На всякий случай.
– Случай настал! – Торжественно провозгласила, услышав слова Айвенги, Бася. Так у нас созрел план. Встречу было решено провести прямо сейчас, тем более что на завтра уже были расписаны мероприятия и у Баси, и у Авенги. Сначала мы хотели, в традициях гангстерских боевиков, заманить Сухих на парковку и там с ней «поговорить». Потом Авенга вспомнила, что там повсюду видеокамеры, и предложила все-таки встречаться на нейтральной и открытой территории. Где-нибудь в городе.
– Можно будет посидеть в моей машине, – предложила она. – В ней камер точно нет.
– Не боишься, что придется потом смывать следы крови в салоне? Помнишь, как у Тарантино? Слушай, может быть, нам стоит позвать еще и Марлену? – закинула идею подоспевшая Бася.
– Нет! – хором крикнули мы с Авенгой и переглянулись. Бася опешила, и я тут же добавила: – Зачем ее беспокоить? Она – замужняя женщина, у нее сейчас наверняка какие-то планы. Мы ей потом все расскажем.
– Да? – недоверчиво хмыкнула Бася.
– Пока она будет собираться, Сухих может и передумать. Заляжет на дно, ищи ее потом, – спасла положение Авенга, у которой, кстати, никаких проблем с враньем. Может, попросить ее о мастер-классе?
– Ты права, – согласилась Бася.
Встречались в нашем парке. Сухих отказалась ехать на Воробьевы горы, хоть это и было лучше всего – там уж точно никакой прослушки и очень открытое место. Но у Сухих дома сын оставался один, так что она сказала, что не хочет далеко отъезжать от нашего дома. Мы приехали на встречу даже на пять минут раньше. Сухих уже ждала. Я уже и забыла, как хорошо она может выглядеть, когда захочет. И даже когда не захочет. Потому что не думаю, чтобы она сейчас прилагала какие-то серьезные усилия к достижению идеала. Он достигался сам собой, без каких-то усилий с ее стороны.
– Привет, девчонки, – как ни в чем не бывало бросила она, увидев нас выходящими из машины. – Бася не предупредила, что будет группа поддержки. Привет, Элечка, как ты? – и Аня склонилась к моей дочери, протянула ей непонятно откуда взявшуюся шоколадку.
– А мне? – тут же выскочила из машины Кристинка.
– О, и ты тут. Да у вас тут банда, – ухмыльнулась Сухих. – Вы тогда поделите шоколадку напополам, ладно?
– Ладно, тетя Аня, – согласились детки.
Тетя Аня милостиво кивнула и повернулась к нам. Ну, что тут сказать. Короткий красный пуховичок – пуховичок прекрасно оттенял ее блестящие белые волосы. На лбу их изящно поддерживала вязаная шерстяная лента, заменяющая собой шапку. Глаза сияли так, словно в них только что накапали визину. Высокая, в светло-синих джинсах и прямых рыжих кожаных сапогах на высокой шпильке – Анька Сухих словно сошла к нам с обложки модного журнала о здоровье. В самом деле, никак невозможно понять, почему она до сих пор не замужем. Причем за каким-нибудь олигархом или чиновником высшего звена, что в нашем случае практически одно и то же.
– Ну что ж. Даже хорошо, что и вы здесь. Меньше будет испорченного телефона, – сказала она.
– Это точно. Это хорошо, что мы здесь, – согласилась Авенга с Сухих.
Как ни крути, тот эпизод в фитнес-клубе был не очень приятным. Хоть мы тогда правды и не знали, а все равно вели себя ужасно. Надо было хоть дать ей тогда высказаться. Мы повесили на нее клеймо и не дали сказать ни слова. Теперь, по-хорошему, надо бы извиниться. Но я не представляла, как к этому подойти.
На улице было уже совсем темно, наши дочери прибились к нам и не слишком-то жаждали кататься на холодных качелях. Им было гораздо интереснее, что происходит тут, с нами. Из чего можно было сделать логичный вывод, что и сегодняшняя информация вполне достоверно отпечатается уже в двух детских головах. Информационную течь теперь было не заткнуть практически ничем. Скоро весь город будет все знать. Может быть, это и хорошо.
– Все в сборе, – констатировала Сухих. – Я не поняла, почему вы не захотели встретиться в кафе. Какая-то глупость, стоять тут на холоде. Еще и с детьми. Простудятся же.
– Ты нам зубы не заговаривай, – грубо и зло бросила Бася. – Говори то, зачем нас звала, и разойдемся. Я и так уже жалею, что пошла тебе навстречу. Что ты можешь сказать в свое оправдание? Какую очередную ложь?
– Бася, не надо так, – попыталась вмешаться я. – Может быть, все не так, как ты представляешь. Может быть, Ане и не в чем оправдываться!
– Да, давайте сначала ее выслушаем, а потом будем грубить, – присоединилась ко мне Авенга. Бася застыла на месте и некоторое время сверлила нас недобрым взглядом, а потом вдруг спросила:
– Почему у меня такое чувство, что тут все знают нечто такое, что неизвестно мне?
– Ну… это просто чувство, – пробормотала я. Врать мне не удается, а тут и смысла не было. Аня Сухих помотала головой, стряхнула снег с волос и бросила Басе:
– Я никакого мужа ни у кого не уводила. Не знаю, о чем знают эти две… проклинательницы… – Тут она повернулась к нам, с обидой продолжив: – Так что ваше проклятие по-любому на меня не падет.
– Ты нас прости, Ань. Пожалуйста, прости, – залепетала я, испытывая настоящие муки горящей в раскаянии совести. – Мы же не знали.
– Чего не знали? Да она врет все! – возмутилась Бася. – Я своими глазами видела.
– Ты видела, да неправильно поняла, – повернулась к ней Сухих. – Стас ушел ко мне. Он просто попросил меня дать ему возможность перекантоваться у меня некоторое время.
– Что за глупости! – расхохоталась Бася. – Такую нелепицу никто бы не придумал. Он был в трусах! И его лицо…
– Да ты дослушай! – крикнула Сухих.
Мы с Авенгой стояли молча и старались вообще не отсвечивать.
– Ну? Мы слушаем. Стас просто попросил у тебя перекантоваться. А зачем? Зачем ему это, а? У него свой дом, своя жена и дети. Зачем ему, я извиняюсь, перекантовываться у какой-то массажистки с длинными ногами и короткой совестью?
– Бася, не надо! – взмолилась я.
Анька побелела:
– Потому что ему изменила жена! Вот поэтому ему и надо было перекантоваться у меня. Он пришел в тот день совершенно не в себе. Я видела, что он подъехал ко мне на час или даже раньше, чем должен был. И сидел в машине. Я смотрела на него из окна. Он выходил из машины, курил, потом садился обратно. И какой-то весь дерганый. Потом пришел, но сказал, что ему не до массажей. Попросил чаю. Потом выпил немного. У меня дома был виски. Потом спросил, можно ли у меня переночевать. Я, естественно, спросила, что случилось. Что у него дома случилось, понимаешь? А он скривился так ужасно, ухмыльнулся и сказал: «Представь себе, моя жена переспала с моим боссом. Как тебе такой расклад?»
– Что? – ахнула Бася. – Этого просто не может быть. Просто не может быть. С боссом? Это же… с Ваней Ольховским? С мужем Марлены? Да ты просто свихнулась. И ты думала, мы этому поверим? Какая глупость. Да, девочки?
Но девочки, как вы понимаете, стояли молча и прятали от Баси глаза.
– Девочки, кажется, уже готовы поверить. Разве нет? – вдруг расхохоталась Сухих. – Что-то я не вижу сегодня вашего праведного гнева. А куда же он делся?
– Девочки, вы чего? – вылупилась на нас Бася.
– Понимаешь, Басечка. Тут такое дело… – вяленько забубнила я.
Авенга перебила меня и очень твердо сказала:
– Бася, это правда. Мы это уже знаем. Саша действительно спала с Ольховским, так и есть.
– Что за… вы знали? От кого? От нее? – Бася с недоумением переводила взгляд с Авенги на меня и обратно. – Да почему вы ей верите?
– Скажи ей! – скомандовала Авенга.
Я вздохнула и подняла на Басю глаза:
– Я узнала об этом от… от Сашки Карасик. Она сама мне рассказала. Так что у меня не было причин ей не верить. Это точно. Точно.
– От Карасика! – ахнула Бася. И тут она замолчала и сделала шаг назад, словно хотела убежать от той информации, которая только что на нее свалилась. Она стояла молча, словно громом пораженная, и смотрела на нас расширенными от ужаса глазами. Потом она нервно вздохнула и прошептала:
– Вы знали! И вы ничего не сказали мне?! Как вы могли! – И не в силах больше сдерживать себя, она подлетела к нам и принялась кричать. О том, что подруги так не поступают, и что теперь она уже никогда не сможет доверять людям. И что в мире нет более падших, более жутких людей, чем мы с Авенгой. И не будет нам прощения ни в этой жизни, ни в той. Потому что такое не прощается. Такое можно искупить только кровью!
– Я не могла сказать. Меня же Сашка просила. Мы же дружим со школы! – кричала я.
– Но ей-то ты сказала. Ей-то ты сказала, а мне – нет! – Бася отворачивалась от меня, как будто ей было неприятно на меня смотреть.
– Я ей не говорила. Ей… ей Элька сказала.
– Элька? – опешила Бася. Некоторое время она вспоминала, о ком это, собственно, идет речь. – Твоя дочь? И она знала? В пять лет? А ей-то ты зачем сказала?
– Она просто случайно услышала. Когда я говорила об этом… – Тут я заткнулась, потому что продолжение могло только ухудшить и без того мое шаткое положение.
– Кому? – окончательно озверела Бася. – КОМУ ЕЩЕ ТЫ, ЧЕРТ ПОБЕРИ, РАСТРЕПАЛА ВСЕ, КРОМЕ МЕНЯ?!
– Я имею право хранить молчание, – пробормотала я.
– Раньше надо было его хранить! – крикнула она.
– Так, девочки, кажется, без монтировки сегодня не обойдется, – усмехнулась Авенга. – Она растрепала все своему любовнику, Тимофею. Тому, что из автосервиса. А Элька все и услышала. Давайте не будем из этого делать большой проблемы. Ну, ничего же страшного.
– Что-о? – вытаращилась Бася, а я мысленно предала анафеме Авенгу. Ничего не скажешь, помогла подруга. – Что-о? С каких это пор Тимофей тебе любовник? И это ты тоже мне не сказала?
– Да я никому ничего не говорила об этом. Мы с ним вообще… еще только начали встречаться. Или даже не начали, я и сама не поняла.
– Но ей-то сказала! – Бася ткнула пальцем в Авенгу и посмотрела на меня неумолимым взглядом. Я похолодела и подумала: «А еще темень такая. Никто до утра не найдет мой хладный труп, если Бася решит сейчас со мной расправиться». Но тут мне на помощь неожиданно пришла Анька Сухих.
– Как все замечательно! – искренне расхохоталась она. – Сколько новостей, просто любо-дорого. Ну что, хотите на одну жареную новость больше?
– А что, есть еще что-то? – переключилась Бася с меня. Хвала Сухих! Что там, интересно, за новость?
– Есть и что-то еще, – заверила нас Сухих. – Собственно, из-за чего я вас сюда и позвала. Да, это правда, что Стасу Дробину изменила жена. И изменила с его боссом, то бишь Иваном Ольховским. Но есть и кое-что еще. Вот вы, к примеру, могли бы подумать, что Стас Дробин теперь пытается шантажировать своего босса.
– В смысле? – остолбенели мы.
– В смысле, требует за свое молчание ни много ни мало двадцать пять тысяч долларов США. И я вам скажу, мне не кажется, что такие вопросы должны решаться таким образом. Вот это мне совершенно противно! – заявила Аня Сухих.
Мы же просто стояли и молчали, даже у Баси не нашлось никаких слов. Потому что действительно Стас-шантажист – это нечто. Это новость так новость. Ничего не попишешь. Хоть сейчас на первые полосы.
