Глава двенадцатая,
в которой я пытаюсь заниматься самовнушением

– Значит, переезжаешь? – спросила Верка, подливая мне чай. Чаем то, что она лила мне в чашку, можно было назвать с трудом. Имея полный набор вредных привычек и испытывая аллергию к физическим нагрузкам, Вера предпочитала оздоравливаться с помощью лечебно-очистительной бурды. Коробочки и баночки с пахучим сеном появлялись и исчезали в ее доме с завидным постоянством. Я уже давно перестала вникать, какой чай что именно лечит, и просто покорно хлебала предоставленное, искренне надеясь, что хотя бы удастся обойтись без тотального очистительного эффекта.

– Ну, еще не скоро, но переезжаю, – кивнула я. – Подписала соглашение. Правда, квартиру я не видела, но, знаешь, это не так и важно. Там не было выбора.

– Нет, я не понимаю, как так можно, – возмутилась Вера.

– Слушай, а чего там смотреть? Я собираюсь на днях поехать, но когда выберусь – не знаю. Тут знаешь, все как-то навалилось, – поделилась я. Хотя ничего такого особенного на меня не наваливалось, кроме Алексея, конечно. Но об этом Вере я говорить не стала.

– Как же мы тут без тебя? – вздохнула она.

– Я же не на край света переезжаю, – пожала плечами я. – Будем видеться. Ну, нельзя было по-другому вопрос решить.

– Я понимаю, – грустно согласилась она. Я же постаралась подавить укор совести. Насчет того, что по-другому было нельзя, я лукавила. Можно было по-другому, но я по-другому не захотела. Хотя я предпочитаю думать, что все-таки не смогла.

Я пошла на встречу в местный жилищный комитет на следующий же день после неожиданной встречи с Алексеем. Возможно, вследствие этого я оказалась столь сговорчива и покладиста. Еще бы, я не спала всю ночь, а тут на меня набросилась весьма представительная дама в длинном, шестидесятого размера, балахоне и в золотых цацках по всему периметру необъятного тела, во всех более-менее пригодных для этого местах. Сначала она принялась меня громко ругать за то, что я ей весь график нарушаю и вообще чуть без дому, без хаты не осталась. Всем пироги уже раздали, а со мной что теперь делать? Баранки сушить?

– Ну, дайте мне что-нибудь. Понимаете, мне же абсолютно все равно, что именно вы мне дадите, – совершенно искренне сказала я. – Можно где-нибудь подальше. Где-нибудь и что угодно.

– Да? – с сомнением посмотрела на меня дама в дорогих побрякушках. Но сменила гнев на милость, а оскал – на улыбочку (так себе улыбочка, если честно). – И вы согласитесь поехать в другой район?

– Да хоть в другой город, если у вас найдется другая Москва, – добавила я.

– Смешно, – с каменным лицом кивнула она. – Но я не шутки шучу.

– Я понимаю, – стушевалась я. Не умею держать удар, когда на меня давят таким авторитетом. – Я хотела сказать, что готова уехать туда, куда вам удобно. Мне все равно. Хуже, чем есть, быть все равно не может.

– Ну… тогда есть у нас один вариант, – закончила свою мысль она. – Просто прекрасный вариант, но решать надо прямо сейчас.

– Так давайте решать, – с готовностью отреагировала я.

Но кто же знал, что под словом «решать» дама имела в виду немедленное подписание предварительного соглашения и прочих бумажек. Впрочем, на деле оказалось, что вариант действительно неплохой. Так уж вышло, что строители отдали мэрии за какие-то долги квартиру на Ленинградском шоссе. Квартира – дело хорошее, ее приняли в лучшем виде и, естественно, собирались как-то использовать. То ли предложить ее префекту на день рождения, то ли продать по левой схеме. Но так уж получилось, что сначала кто-то в отпуск ушел, потом вернулся, но заболел, а потом вообще оказалось, что префекту уже некуда эти квартиры складывать – а время шло, шло и ушло. Хватились и выяснилось, что срок передачи этой квартиры по их договору со строителями истекает чуть ли не через сутки. Кто-то там профукал этот срок, а теперь квартиру надо было срочно кому-то впарить. А тут – я.

– Там семьдесят метров. Красота! Мечта, а не квартира. Да вам все еще завидовать будут, а мы со строителями этими хоть разойдемся.

– Ну, а как же посмотреть? – сомневалась я.

– А что там смотреть? Бетон и стекло. Ну, если чего не хватит, унитаза там или дверных ручек, потом напишете жалобу, мы заменим. Но там все прекрасно. Окна, правда, на шоссе, но с двенадцатого этажа это даже красиво, – пиарила вариант дама.

– Но у меня же совсем крошечная квартира, – удивилась я. – Там и сорока метров нет.

– По сносу вы можете взять любую квартиру из предложенных, лишь бы комнат было две. Ну, решайтесь. Берете?

– Беру, – кивнула я, даже не представляя, сколько криков мне предстоит выслушать. В итоге мне пришлось убеждать всех, включая маму, папу и Владимира, что это не результат моих действий, не саботаж и не надувательство, а исключительно воля пославшего меня жилтоварищества. Мне никто не верил. Я была единственной, кого зашвырнули так далеко. Весь наш дом остался тут же, в пяти минутах от улицы Расплетина, и только меня унесло за тридевять земель.

– Ну, не в Бутово же! – оправдывалась я. А Владимир кричал, что, если бы я только заикнулась, что не согласна, мне бы тут же дали что-то поближе.

– Но там излишки метров, – уверенно парировала я. – Так что мне повезло, разве нет?

– Нет! – переживал он.

А теперь вот и Верунчик тоже пилила меня почем зря, а я только отводила глаза и валила все на это везение, стараясь не вспоминать, как сама просилась пойти куда-нибудь подальше. Впрочем, если быть до конца честной, из-за того, что Верка может оказаться так далеко, я тоже переживала.

– Ладно, Дин, прорвемся. Ты же все равно жить там не собираешься, да? – затронула она вопрос, от которого я старалась бежать как можно быстрее, выше и сильнее.

– Наверное, – неуверенно пожала плечами я. Благодарение Богу, Вере этого было достаточно, она расценила мой жест как утвердительный и успокоилась.

– А как вообще жизнь-то? Как Володька? – поспешила сменить она тему.

Я поперхнулась чаем (если это можно назвать чаем) и долго не могла откашляться. Хрен редьки не слаще, перевела тему подруга. Конечно, ее извиняет то, что она вообще ничего не знает. Ни обо мне, ни о Володьке, ни об Алексее.

Володька держался молодцом. Точнее, держал оборону по всем фронтам. А между тем все стало гораздо хуже. Можно с уверенностью утверждать, что после того, как я вернулась домой с моего свидания, все значительно усложнилось. В тот день, вернее, вечер, плавно перешедший в ночь, я вернулась домой только под утро.

Я тихо, осторожно открыла дверь своим ключом, стараясь делать все максимально беззвучно. Но Владимир не спал, он столкнулся со мной взглядом и сделал вид, что работает над бумагами. Или он действительно работал? Может же быть, что у человека работы много. Деньги – они, понимаешь, никому не даются легко. Только не мне, потому что все мои деньги – от Владимира. Я типичный тунеядец. Я кивнула ему и прошла в кухню. Я не представляла, что бы могла ему сказать, так что не стала говорить ничего. Через пару минут он как бы между прочим тоже зашел в кухню. Набрал в стакан воды из фильтра, отпил, потом постоял молча, но все-таки спросил.

– Вернулась?

– Да. Кажется, в этом трудно усомниться, – тихо ухмыльнулась я. В самом деле, я же сидела у него под носом, на его широком подоконнике. Поджав под себя ноги. С любимой чашкой в руках.

– Кто он хоть? Откуда он взялся? – поинтересовался Владимир. Я повернула голову и удивленно посмотрела ему в глаза.

– А какая разница?

– Ну… должен же я знать.

– Зачем?

– А вдруг он бандит. Может, он тебя обидит? Что-то случится, а я даже не буду знать, с кем ты… встречаешься. Ведь ты с ним встречаешься?

– Я пока не поняла, – пожала плечами я. – Пока я с ним просто сплю.

– Интересно у тебя все устроено, – фыркнул Владимир. В целом же он был такой спокойный, такой любезный. И весь наш разговор можно было вполне расценить как болтовню двух старых близких друзей, если бы не было пяти утра. Он ждал меня, я была в этом достаточно уверена, никакая работа не могла заставить его не спать до пяти утра. Он сидел за своим рабочим столом, оставив дверь открытой, он смотрел на входную дверь и прислушивался, не слышны ли шаги. Не едет ли лифт, дребезжащий на весь подъезд. Нет, он не стал мне звонить, соблюдая установленные между нами границы. Но он меня ждал. Зачем? Волновался? Беспокоился по-родственному, чтобы я попала в хорошие руки?

– Неинтересно. Просто это правда, и все.

– Это… у вас давно?

– Это у нас… – едко повторила я, – недавно. Я встретила его там, еще в поезде. Вот и все.

– Да уж. Ну, значит, ты думаешь – это серьезно? – спросил он.

Я удивилась:

– Зачем ты спрашиваешь?

– Не знаю, – заколебался он. Потом сам себе кивнул, резко развернулся и вышел.

Через несколько минут я услышала, как в его комнате зажужжал телевизор. Он снова принялся переводить, а я еще долго сидела и смотрела на мокрую улицу, на падающий и исчезающий снег. Из окна было видно то место, куда меня утром привез Алексей. Расставание было похоже на похмелье, а ночь прошла в состоянии типичного алкогольного опьянения, такого, которого я никогда раньше не знала. С той только разницей, что это не потребовало ни капли алкоголя. Так что, если бы Алексея в тот момент, когда он был за рулем, остановил бы представитель закона и заставил бы дунуть в трубку, он бы обломался, определенно.

Алексей приехал на совершенно фантастической машине, длинной, гоночной тачке какой-то дорогой марки. Я такой машины даже по ящику не видела, а в натуральном виде не встречала и вовсе. Машина была такой низкой, что как бы стелилась по асфальту, затрудняя посадку. Двери открывались странно – вверх, а внутри приятно пахло кожей. И немного мятой, видимо, из-за ароматизатора, прикрепленного к рулю. Руль тоже был не простой, а какой-то handmade. Обитый красной кожей, маленький, явно не из автомобильного комплекта, к тому же весь исписанный фломастерами.

– Никогда на такой не каталась? – спросил он, с интересом наблюдая за моим лицом.

– Никогда. Я такой даже не видела, – честно призналась я.

– Нравится?

– Как тебе сказать, – подумав, продолжила я. – В моей жизни до тебя было только две машины. Первая – «Субару» моего мужа, настоящего мужа, с которым я в разводе.

– Еще, кстати, один мужчина, о котором ты мне не рассказывала.

– Я вообще ничего тебе не рассказывала. Но я не думала, что ты захочешь увидеть меня еще раз, – развела руками я.

Он схватил мою ладонь и крепко сжал.

– Ты расскажешь мне все? Да?

– Все, что ты захочешь знать. Но уверяю тебя, в моей жизни нет вообще ничего интересного.

– Так что «Субару»? – нетерпеливо теребил он. – Ты его любила?

– Думала, что любила. А «Субару» – я ее практически не знала, он не давал мне с ней поближе познакомиться. Когда он вез меня, мне казалось, что я в самой красивой машине на свете. Но это было очень давно, и я была совсем молодой и глупой.

– А сейчас ты старая и мудрая? – рассмеялся он. – Как черепаха Тортилла?

– И такая же красивая, – подхватила я.

– А вторая машина? Тот древний ископаемый «Мерседес» твоего Володи?

– Да, – кивнула я, почувствовав себя неуютно. Странно было слышать Володино имя из уст Алексея, это было похоже на столкновение двух галактик, которые не должны были существовать в одном и том же измерении.

– И что «Мерседес»?

– В нем комфортно, – сказала я после некоторого раздумья. Интересно получается, если послушать Алексея. Мои отношения сквозь призму этих двух кусков железа становились предельно ясны и понятны. В «Мерседесе» было комфортно, но в нем я чувствовала себя чужой. А «Субару» вообще давно канула в Лету.

– Что ж, давай-ка теперь покатаем тебя тут, – хмыкнул Алексей и завел мотор. Раздался громкий гулкий звук, видимо, и мотор у этой, третьей в моей жизни, серьезной тачки был какой-то другой. – Готова?

– Не уверена, – покачала головой я.

Тогда он перегнулся через мое сиденье, прижал меня к себе и поцеловал в губы, крепко и совсем не нежно, со страстью, от которой моментально шла кругом голова. Он смотрел на меня не моргая, не прикрывая глаза на время поцелуя. Что он хотел увидеть, что вообще он увидел во мне? Его черты так гармонировали с этим вечером и этой машиной, он был как бы в своей стихии, такой незнакомой и опасной для меня. Когда поцелуй закончился и мы оторвались друг от друга, я почувствовала, как что-то обхватывает меня. Раздался щелчок.

– Мы же не хотим, чтобы ты пострадала, – многозначительно сказал он, кивнув на ремень безопасности. Я даже не успела заметить, когда он его застегнул. А дальше… не успела я охнуть, машина сорвалась с места и как стрела полетела куда-то по московским улицам, заставив меня забыть обо всем и покрыться ледяной испариной от страха.

– Ой, так нельзя! – кричала я.

– Что? – смеялся Алексей. – Мне – можно!

– Нет, нельзя.

– Можно. Я для этого и приехал попозже, чтоб были пустые дороги, – «обрадовал» меня он. Вписываясь в повороты, практически не сбрасывая скорости, он летел куда-то. Я не могла уследить за направлением. Все мышцы, все мое тело было сведено судорогой, я вцепилась пальцами в пластиковую ручку над дверью, сжалась в какой-то каменный клубок и с ужасом понимала, что практически не могу дышать.

– Останови! – из последних сил попросила я, но Алексей только расхохотался.

– Сейчас начнется, – пообещал он, вылетая на МКАД. – Получай удовольствие от жизни!

– Ага, потому что она скоро может кончиться, – замотала головой я. И завизжала. Только, кажется, это Алексею даже еще больше нравилось. Он летел по дороге, умудряясь игнорировать изумленные взгляды инспекторов на постах. Другие машины не успевали даже отпечататься у меня в мозгу, так быстро мы оставляли их далеко позади.

– Нравится? – спросил он, включая магнитофон. Ритмичная динамичная музыка полилась из динамиков. Не хватало только, чтобы он вдобавок еще бросил руль и станцевал джигу на крыше авто. И идиотическая картина окажется абсолютно законченной. Шабаш ведьм на ночной МКАД.

– Офигеть! – проорала я, стараясь перекричать какого-то особенно громкого диджея.

– Это точно. Мы уже почти приехали, – сказал он, только теперь уведомляя меня, что у нашего безумного движения, оказывается, есть какое-то определенное направление.

– А куда?

– Какая тебе разница. Наслаждайся, – кивнул мне он и снова вернулся к дороге. Его руки крепко и уверенно держали руль, машина скользила по асфальту, идеально вписываясь во все изгибы, ровно так, как он хотел, и в тот момент, когда ему это было нужно. Против воли и собственной трусливой природы я вдруг почувствовала невероятный экстаз и от этой скорости, и от этого риска. Алексей явно знал, что делает. И раз я все равно уже тут, я решила попробовать как-то успокоиться. Посмотрела на дорогу, на летящие мимо меня огни, услышала свист ветра через чуть приоткрытое окно. Музыка, заполнявшая салон, умопомрачительная улыбка Алексея – все это вызывало желание петь и плясать, и все было похоже на языческий обряд, на поклонение богу скорости, на танец железных кентавров вокруг бетонного кольца МКАД. Чувство полета, раньше неведомое никогда, вдруг заполнило меня целиком.

– У-хху-у! – закричала я и развела руки в стороны.

– А вот это по-нашему, – усмехнулся он. Через какое-то время мы свернули с МКАД на какое-то шоссе и долго ехали, удаляясь от Москвы, в неизвестном направлении по совершенно темной дороге. Потом свернули куда-то и остановились. Что это было за место, какой населенный пункт – ничего не знаю. Рядом темнели какие-то деревья, кажется, вокруг были поля. Алексей медленно заехал в глубь рощи, остановился, не заглушая мотора, выключил фары и, отстегнувшись, потянулся ко мне.

– Иди ко мне. Иди сюда, – прошептал он и принялся нетерпеливо расстегивать пуговицы на моей блузке. Я не успела порадоваться, что именно сегодня умудрилась одеться так, как, в общем-то, и подобает выглядеть уважающей себя женщине, как осталась практически без всего. Вот уж не думала, что способна на такое безумие. На сложенных сиденьях с безумным блеском в глазах мы набросились друг на друга так, словно со времен нашей встречи в поезде только этого момента и ждали. И мне нравилось все, что со мной происходило.

Мне нравилось лежать тут, на куртке Алексея, чуть озябнув (чай не май месяц) оттого, что я абсолютно обнажена. Мне нравилась медленная, невыносимая игра, в которую он играл с мои телом. Мне безумно нравилось его лицо, проступающее в темноте, такое красивое, вспотевшее, напряженное. Его требовательные руки не отпускали меня ни на миг, однако если бы это произошло, я бы сделала все, чтобы вернуть их назад. И на сей раз я отдавала себе полнейший отчет в том, что творю. Я веселилась, как безумный карточный игрок, поставивший все ва-банк. Свобода, охватившая меня, когда мы летели с совершенно запрещенной скоростью по дороге, не покинула меня с остановкой машины. Мне хотелось летать, а Алексей определенно мог дотянуться до небес.

– Ты сумасшедшая, – прошептал он. – И ненасытная. Дай мне передохнуть.

– Отдохнем на том свете, – тихо рассмеялась я, нежно проведя ладонью по его широкой груди. – Тем более с твоей культурой вождения ты туда просто напрашиваешься.

– Никогда так не говори, – строго оборвал меня он. – Даже не думай. Имей в виду, я знаю абсолютно точно, что и зачем я делаю. А на дороге можно словить свой тупик и на десяти километрах в час.

– Хорошо, – кивнула я. – Как скажешь.

– Да. Как я скажу. Вот это другой разговор, – сменил он гнев на милость. – Значит, ты хочешь сказать, что тебе не понравилось кататься?

– Ну почему… – против воли улыбнулась я. – Смотря на чем. Если на тебе…

– Ты просто невероятная. А на машине?

– А знаешь, да. Понравилось. Есть какое-то странное удовольствие. Хоть и страшно, а все равно.

– Ага, ты почувствовала это, – удовлетворенно улыбнулся он. – Я так и думал. Еще там, в поезде, я подумал, что ты можешь понять.

– Почему? Понять что?

– Свобода. Это, моя девочка, свобода внутри нас. А машина – только средство, способ найти себя на этой бесконечной трассе.

– Но почему? Почему я?

– Потому что ты такая же, как и я. Сумасшедшая.

– Да? Тут ты, пожалуй, прав, – рассмеялась я. И прижалась к нему всем телом. Все-таки было холодно, утренняя сырость пробиралась сквозь щели, в машине было ужасно неудобно, но в этом же и было что-то особенное. Я представила, что кто-то может нас увидеть, какой-то случайный прохожий, который невесть зачем будет проходить тут – ведь на то он и прохожий, чтобы проходить мимо. Смешно, наверное, мы выглядим со стороны. Но нам было наплевать. Мы провели в машине долгие часы, а уехали раньше, чем рассвело. И в этом тоже был определенный магнетизм. Я не знала, где я провела эту ночь. По большому счету, я не знала даже, с кем я ее провела. И от этого все становилось еще более реальным, более осмысленным. Зачем нужны какие-то слова, какие-то представления друг о друге, когда мы уже связаны узами куда более крепкими. Мы занимались любовью.

Нам с Владимиром слова не смогли помочь ничем и даже, наоборот, помешали. Два года назад, когда Мусякин еще только готовился осчастливить нас собой, мы с Володей тоже могли просто лежать обнаженные друг перед другом и чувствовать восторг наших тел. А потом были целые горы, нагромождения слов, и нам так и не удалось выбраться из-под них. А ведь все так просто.

– Иди ко мне. Я хочу тебя, – пробормотал Алексей, просовывая руку мне под одежду. Мы остановились перед моим домом, но даже тут, напоследок, в последние секунды нашей странной встречи он стремился почувствовать под своими ладонями мое живое тепло. Что еще может иметь значение? Мы живы, мы молоды, мы хотим друг друга.

– Да? – улыбнулась я, оглядываясь вокруг. – Знаешь, хоть сейчас и пять утра, но, думаю, мы найдем тут, в окнах дома, парочку-другую благодарных зрителей. Хочешь впоследствии узреть себя на Youtube?

– Да, ты права, – с недовольством согласился он. – Так ты уходишь?

– Ну, если у вас больше ничего нет? – голосом Винни-Пуха из мультика спросила я. Алексей рассмеялся, снова притянул меня и поцеловал.

– Знаешь, что меня удивляет, – спросил он.

– Что?

– Ты вообще ничего не спросила обо мне. Тебе ничего обо мне неинтересно?

– Почему же, очень интересно, – потянулась я. Мышцы затекли, я устала и была оглушена всеми этими событиями. Говорить серьезно мне вообще не хотелось.

– Странная ты. А тебе не хочется узнать, когда мы встретимся еще? И встретимся ли вообще? – вздохнул он. И отпустил меня. – Тебе все это безразлично?

– Конечно, нет, – задумчиво протянула я, но мысли мои улетели далеко. Здесь, под окнами этого дома, я физически чувствовала присутствие Владимира. Там, несколькими метрами выше, практически в воздухе висит его квартира, где он, усталый и закрытый от всего мира, скорее всего спит. Но даже спящий, он мешал мне сосредоточиться на том, что говорит Алексей.

– Посмотри на меня, – потребовал он, нахмурившись.

– Я смотрю, – кивнула я и повернулась. Он молча осмотрел меня.

– Да, сейчас ты особенно прекрасна, – сделал он парадоксальный вывод.

– Думаешь? – вытаращилась я. И на всякий случай осмотрела себя в зеркало заднего вида. – Ерунда какая-то. Растрепанная, диковатая женщина с размазанной по лицу тушью. Красота.

– Ты моя женщина. Ты растрепана мной, эти губы будут болеть от моих поцелуев, – сказал он, проведя пальцем по моим губам. – Мне нравится, как ты выглядишь. И имей в виду, так ты теперь будешь выглядеть всегда. А сейчас иди. Одного взгляда на тебя хватит, чтобы он понял все.

– А тебе так важно, чтобы он понял все? – удивилась я. Мысль о том, что Алексею может понадобиться от меня что-то большее, мне в голову даже не приходила. Он был персонажем явно сказочным, вымышленным. Разве может сказочный герой ревновать?

– Мне важно, чтобы ты поняла все. Ладно, я тебе позвоню. А сейчас иди. Иди немедленно, или я тебя увезу с собой, – сказал он и вытолкнул меня из машины.

Я повернулась и пошла домой, испытывая сожаление оттого, что эта ночь кончилась, и некоторую неловкость перед тем, что меня ждет впереди. Но Владимир не спал, как и было сказало. И думается мне, что Алексей был совершенно прав. Одного взгляда на меня было достаточно, чтобы понять ВСЕ. В свете этого мои намерения и дальше проживать вместе с Владимиром на улице Расплетина принимали самые туманные формы и перспективы.