Есть один старый хороший анекдот – мужчину спрашивают, что надо делать, если на его тещу напал тигр. «Сам напал, сам пусть и защищается!» – решительно отвечает мужчина. Интересно, а все тещи такие ядовитые и стервозные, какими их изображают в анекдотах? Вот, например, еще один анекдот: маленький ребеночек спрашивает у бабушки: «Бабушка, а кто тебя принес?» «Я сама, внучек, дошла ножками», – отвечает бабуля. «А почему, бабушка, папа сказал, что опять черт тещу принес?» – недоумевает мальчик.

Смешно.

Я сидела и в задумчивости читала анекдоты про тещ, и это был не простой праздный интерес, потому что на сегодняшний вечер было назначено знакомство с Николаем. Тем самым. Самым умным, самым красивым, самым прекрасным и, естественно, самым главным теперь в жизни моей дочери субъектом. И, таким образом, вскоре у меня изменится статус. Сначала я стану тещей, а потом и бабушкой (о господи, я – бабуля, это что-то невероятное). И, судя по анекдотам, жизнь у меня будет незавидная. Я даже не уверена, что рада тому, что Николай оказался таким хорошим, таким порядочным молодым человеком. Он женится на Нике – отличная новость. А потом я просто обязана постареть, остервенеть и начать пилить зятя. А он будет целовать паровоз, который куда-нибудь временно меня увезет. Н-да, я явно перечитала анекдотов. И все-таки я, кажется, не очень готова к этому знакомству. Ника всю жизнь была только моей и ничьей больше. Почему, по какому праву я должна отдавать ее не пойми кому?

– Мам, ты готова? – сунула нос в мою комнату виновница торжества.

Я посмотрела на нее и чуть не расплакалась. Глаза лучистые, так и горят. Нос в муке, руки тоже, передник с чебурашкой заляпан тестом. Ника печет пироги!

– Я даже не знаю. Не уверена, что…

– Иди-ка, я тебя покормлю! – голосом, не приемлющим возражений, заявляет дочь. – А то потом будешь сидеть и ни крошки в рот не возьмешь.

– Я не голодна, – засопротивлялась я.

Но Никин прагматизм, как всегда, победил мой пессимизм. Я отправилась на кухню, где аппетитно пахло пирожками, расставленными на подоконнике под чистыми полотенцами.

– Давай-давай. И пока не съешь, из кухни не выйдешь, – замотала головой Ника.

Я покорно кивнула. Да, моя дочь такая. Уже в десять лет она умела делать яичницу и разогревать полуфабрикаты. А первую домашнюю пиццу сделала лет в двенадцать.

– Слушай, и в кого ты такая талантливая! – улыбнулась я.

– Это потому, что на мне природа не отдыхала, – авторитетно кивнула она, подкладывая еще один пирожок.

– В смысле? – уточнила я, старательно работая челюстями.

– В смысле – я же ведь не ребенок гения. На них обычно природа отдыхает.

Ника красиво раскладывала колбасу и сыр на тарелке. В лучшие времена она бы раскладывала красную рыбку, но кризис, кризис, кризис…

– Ну да, – кивнула я. Потом чуть не поперхнулась. – То есть подожди, ты что, только что назвала меня дурой?

– Почему дурой? – усмехнулась Ника. – Так просто… не гением.

– А скоро я вообще стану тещей. Знаешь, я тут читала кое-что…

– Я видела, что ты читала. Анекдоты. Отличный источник информации. Главное, достоверный. Между прочим, Николай очень вежливый и внимательный. И я уверена, что он тебе понравится.

– А хочешь анекдот? – перевела тему я.

– Ну?

Ника вымыла руки и начала заправлять майонезом салат. Да, Николаю страшно повезло с женой. Если только он способен это оценить. Если только он не как мой Шувалов – тот видит только себя и собственную независимость, будь она неладна.

– Короче: теща обращается к зятю: «Что это у вас в кастрюльке было такое черное, еле отмыла?» А он так спокойненько отвечает. «Это? Да так… Тефлоновое покрытие».

– Тефлоновое? – расхохоталась Ника, придерживая рукой живот.

– Ничего у тебя не болит? – на всякий случай спросила я.

– Не-а. Просто кажется, он начал пинаться! – ухмыльнулась дочь.

Я замерла.

– Что? Правда?

– Ага. Хочешь послушать? – Ее улыбка расползлась до самых ушей.

Я пригнулась к ее животику и приложила ухо. Честно говоря, ничего особенного там не происходило, но мне впервые пришло в голову, что вот там, в нескольких сантиметрах от меня, под надежной защитой, спит, шевеля ручками-ножками, мой внук. Или внучка. Мы решили, что не будем определять пол раньше времени.

– Ну и ну, там что, правда ребеночек? – улыбнулась я.

– Ну, покажи-ка бабусе, что ты там, – потребовала Ника.

Я засмеялась.

– Знаешь, я пока не готова, чтобы меня звали бабусей.

– Ничего, привыкнешь, – кивнула Ника. И в этот самый момент по моей ладони ощутимо пнули.

– Ой! – вскрикнула я, подпрыгнув.

– Ну, вот. Молодец, малыш, – порадовалась Ника. Я же застыла, позабыв даже про нее. Это было настолько удивительно, что я не могла оторваться, остановиться. Жизнь, которая зарождалась там, в тишине, и которая была бы невозможна без меня – разве все это не наполняет наше существование самым сокровенным смыслом?

– Значит, я буду тещей? Ужас. И что, если я приду к тебе в дом и расчекрыжу тебе какую-нибудь кастрюлю, – ты тоже будешь про меня говорить, что я старая и сбрендившая? – уточнила я.

Ника посмотрела на меня так, словно я уже сбрендила. Так ласково, спокойно, как на ребенка.

– Ты будешь пирожок доедать? – Она кивнула на пирог.

– Не-а. Не могу больше, – честно призналась я.

Ника, когда у нее приступ кулинарного бешенства, готова накормить весь мир. А я, как идеальная невеста Крота, обхожусь тремя зернышками в день.

– Тогда помой посуду. И переоденься наконец. Сколько можно ходить в халате?! Он скоро приедет, – фыркнула Ника.

Вернее, она сказала не просто «он», а торжественно – закатив глаза и с придыханием: «ОН!!!» Я поневоле прониклась моментом, хотя когда переодевалась в красивый серый брючный костюм и красилась, меня терзали смутные сомнения. Что же будет дальше, если уже сейчас ради этого студентика МГУ (хотя его поступление, безусловно, заслуживает уважения) я разрядилась в пух и прах.

«Это не ради него. Это ради Ники! А потом я буду как настоящая теща ходить в бигуди и трикотажных чулках. И есть сырой лук, чтобы изо рта воняло».

– Бр-р, гадость какая. А рыжие волосы вьются сами собой, безо всякого участия бигуди, – ответила я сама себе и взглянула в зеркало.

На меня смотрела совсем еще не старая, а даже наоборот – достаточно еще молодая худенькая женщина с широко распахнутыми серо-голубыми глазками. Стас вполне мог бы такую любить, если бы он вообще хотел любить. Я еще помнила, как он смотрел на меня, когда на нас опускалась ночь и сумрак его спальни. Он отводил с моего лба непослушные волосы, заглядывал мне в глаза и тихо шептал:

– Скажи мне что-нибудь хорошее.

– Ты похож на принца.

– Это не так, но все равно спасибо. А ты похожа на эльфа. Посмотри на меня. Ты краснеешь?

– Сам ты краснеешь.

Я делала вид, что обижаюсь, но на самом деле ни один из моих мужчин (включая бывшего мужа Кирюшу) не был столь всецело поглощен мной. Не смотрел на меня с таким восторгом, с таким вниманием. С такой страстью… Эх, зачем вспоминать? Зачем мучиться и путаться в мыслях о человеке, который выбросил все эти воспоминания о рыжей пряди волос и обо мне так, словно меня никогда не существовало. В таком случае даже Кирилл, хоть и был вероломным мужем, но больше и дольше страдал по мне. Его вероломство было таким нормальным, таким естественно мужским, после которого не остается даже сожалений о том, что вы расстались. Разве можно страдать и плакать по ночам из-за человека, изменившего тебе с белобрысой кассиршей? Зачем? А по Стасу я плакала.

Я отвернулась от зеркала и услышала, как Ника меня зовет.

– Мам, ты там скоро? Коля уже приехал!

– Сейчас-сейчас. Иду! – крикнула я и вздохнула. Хватит лить крокодильи слезы и мечтать укусить луну. Надо идти и улыбаться, пора привыкать к новой роли. Я – теща? Разве не странно?

– Ну, мама! – нетерпеливо крикнула дочь.

– Да вот она я. Чего кричать, – выскочила я из комнаты.

– Познакомься, Коля, это моя мамочка, Надежда Владимировна, – церемонно представила меня Ника.

– Николай, – пробасил недавно сломавшимся голосом долговязый подросток с длинноватыми (на мой взгляд) волосами и смешными усиками.

– Очень приятно, – выдавила я, не отрывая глаз от «зятя».

На самом деле я просто сверлила его своим взглядом, а перед моим внутренним взором проносились картины. Ника в его объятиях, Ника с ним в одной постели – ужас, и это почему-то совсем не напоминало мне то, что происходило между мной и Шуваловым, например.

– Мам, ты в порядке? – беспокойно дернула меня за рукав Ника.

– Я? Да. Конечно, я в порядке. Проходите, – сквозь зубы проговорила я.

Ничего не могла с собой поделать, кажется, мне совсем не нравился этот Николай. Откуда он взялся на мою голову? Моему ребенку нет восемнадцати, может быть, его можно посадить в тюрьму за совращение малолетних? Да, но тогда Ника мне этого никогда не простит.

– Коля, садись вон туда, в уголок. Это наше самое тепленькое место! – суетилась Ника, бегая по кухне.

Я дернулась. Вообще-то это было мое любимое место! При чем тут этот усатый проходимец? – Мам, ты не передашь Коле вина? – продолжала она.

– Тебе еще рано пить вино! – выпалила я.

– Мам, ты что? – вытаращилась Ника.

– В смысле, тебе уже нельзя. Тебе вредно!

– Оно безалкогольное. Помнишь, как мы варили глинтвейн? Коль, я тебе рассказывала? Меня просто как какой-то дух одолел, так вина вдруг захотелось. Просто никаких сил. И пока мамуся не купила вот такого, я прямо не знала, куда деваться.

– Да, ты говорила, – буркнул этот… с позволения сказать, жених, и уткнулся в тарелку.

– Так вы надумали пожениться? – Я решила не тянуть и начать с главного.

– Ты же знаешь, что да, – шикнула на меня Ника, но я осталась глуха к ее шиканью.

– Мне интересно мнение Николая. Вам не кажется, что вы, в общем-то, еще слишком молоды?

– Это правда, – без колебаний согласился со мной он и ухватил еще один Никин пирожок. – Но что ж поделаешь, раз так все сложилось?

– Но ведь оно не само так сложилось? – ехидничала я. – Вы ведь принимали в этом некоторое участие?

– В смысле? – не понял Николай. «Ха-ха, а я думала, что он – студент МГУ. Почему он мне совсем не нравится? Мы могли бы справиться и сами, без него. Почему я должна отдавать ему мою Нику?» – В том смысле, что без вашего участия все бы не приняло такого оборота, верно?

– Мам! – вдруг вскрикнула Ника.

В ее голосе я отчетливо услышала нотки отчаяния.

– Что? – прищурилась я.

– Можно тебя на минуточку? – взмолилась она, уже вскакивая и на ходу утягивая меня за собой в мою комнату.

– Куда ты меня тащишь? В чем дело?

– В чем дело? – яростно зашипела на меня дочь. – Это я тебя хотела спросить, в чем дело. Ты решила произвести на Колю самое отвратное впечатление, на которое только способна?

– А с чего бы мне перед ним коленца выписывать? Он мне кто? Дочь мою совратил, подлец! А ты тоже хороша, садись на самое тепленькое местечко! – Я не могла сдержаться. Мне хотелось всех их залить моим раздражением.

– Но я его люблю! – твердо выговорила Ника, побелев.

– Люблю. И что? А я что могу поделать? – развела я руками.

– Ничего. Только не надо так. Знаешь, не хочешь с ним знакомиться – не надо. Не выходи к нам больше. Мы посидим еще полчасика и уйдем. Я не собиралась рушить твою жизнь.

– Но все равно это происходит. Все уже не будет тут таким, как было. И ведь он-то мне совершенно чужой! – Я прикурила сигарету, но судорожно затушила в пепельнице. Моя дочь беременна, черт. При ней нельзя курить.

– Я не рушу твою жизнь. Я строю свою. Все, я пошла. – Ника растерянно озиралась, словно видела мою комнату впервые.

– Постой. Подожди. Неужели все это всерьез? – не могла поверить я, но Ника уже открывала дверь.

– Знаешь, мама, это странно, но похоже, что из тебя может получиться отличная теща. Еще дашь бабушке фору! – заявила дочь и ушла.

Я стояла посреди собственной комнаты в нарядном костюме и злилась. Я привыкла к этой девочке, к этому солнышку, которое озаряло всю мою жизнь. И я ведь была готова даже смириться с ее беременностью. Да, это-то меня как раз совсем не пугало. Я уже представляла себе, как мы вместе будем его растить, подменять друг друга по ночам, писать записки под магниты на холодильнике. Нормальная семья, нормальная жизнь. Но ведь он-то, он, этот Николай, он живой, настоящий, он заберет ее у меня.

«Она его любит!» – заставила я себя подумать и сама испугалась этой мысли.

Всегда было так – Ника любит меня, терпит бабушку и приветлива с моими знакомыми. В том числе с мужчинами. Даже со Стасом. Она просто приветливо улыбалась и не лезла, и я была ей за это благодарна.

– О боже! – вдруг всплеснула руками я. Какая я дура! Ведь если бы только со мной рядом был Стас, я бы совершенно по-другому реагировала на этого Николая. Я бы улыбалась и была приветлива. Потому что тогда у меня была бы своя жизнь, а теперь у меня только Ника. И эта работа, которая упала на меня неожиданно, вернее, почти упала, ведь не факт, что я ее получу. Но нельзя жить только мечтами о собеседовании. Из личной жизни у меня осталась лишь Ника. И всегда, в общем-то, была. Вот почему я не могу смотреть на Николая, ведь он хочет забрать ее у меня.

А в свое время у мамы, у моей мамы, была только я. И она видеть не могла, как день за днем я все дальше улетаю от нее и все крепче прирастаю к Леониду. И она разрубила эту связь, не замечая, что я чуть не истекла после этого кровью. Так что теперь, все повторится? Только не это, только не так. Только не с Никой и со мной. Я решительно кивнула и пошла на кухню, а мысленно представила, что все мои личные проблемы я оставляю там, в моей комнате. Между пепельницей и принтером. Рядом с ворохом распечатанных писем, которые я сто раз переписывала, чтобы ответить на присланное мне резюме. Пусть все это лежит там до времени, пока я не решу, что с этим делать. Я не буду брать это с собой в кухню, где сидят мои дети, мои Ромео и Джульетта, такие же юные и такие же глупые. И я им нужна.

– Ника, а что же вы не пьете чай? Или вы все вино еще не выпили? – спросила я самым легким тоном, на который только была способна.

– Не выпили. Тебе налить? – спросила она осторожно.

– Налей мне чего-нибудь покрепче, – махнула я. – И Николаю, если уж на то пошло. Значит, вы любите мою дочь? А вы ее действительно любите?

– Люблю, – коротко ответил он. – У вас чудесная дочь. Мне повезло.

– Это уж точно! – согласилась я, передавая ему бутылку коньяка. В конце концов, если он сумел сделать ребенка, он может выпить с будущей тещей коньяку. Универсальный смягчитель отношений. Через час мы сидели на кухне и обсуждали кризис, у Николая были свои рецепты выхода из него, и они отличались свежестью и новизной. Через два часа мы слушали какую-то суперсовременную рок-группу, которую Николай любил, а он рассказывал, что вырос в подмосковном городке Королеве, что повлияло на выбор факультета в МГУ – оказывается, Коля поступил на мехмат.

– Но туда же только умники поступают! Там же мозги сломаешь? – удивлялась я.

– А он умник и есть! – хохотала Ника. – Я ж тебе говорила, что выхожу замуж за ботаника!

– Интересно, а как твои родители смотрят на ваш брак? – сквозь смех спросила я.

И вот тут Николай погрустнел. Оказалось, что его родители думают про их брак примерно то же, что и все нормальные родители студента-первокурсника. То же, что еще пару часов назад думала я сама, только роль «плохой» в их истории отведена моей Нике.

– Представляешь, они назвали меня вертихвосткой и сказали, что не придут на свадьбу! – возмутилась Ника.

– Какие, однако, решительные. И что делать?

– Пусть не приходят, – мрачно заявил Николай. – Потом будут жалеть, но сейчас они просто уперлись и ни в какую. Но ничего, стерпится-слюбится. В конце концов, это не им решать, а мне.

– Это правда, – кивнула я.

Итак, что мы имеем? В наличии беременная семнадцатилетняя девушка с мало на что способной матерью, студент с умными глазами и родители студента, не желающие ничего о нас знать. Романтично!

– А я для Ники все сделаю! – твердо заверил меня Николай и замолчал. Вообще-то, он был немногословен. Хотелось надеяться, что это делало его слова надежными.

– И я – тоже, – усмехнулась я. – А как вы собираетесь жить?

– В смысле? А, вы о деньгах? – уточнил он, откашлявшись. – Я подрабатываю репетитором. Жить будем в общежитии, если все получится. Правда, у Ники московская прописка.

– Никогда не думала, что московская прописка – это плохо, – пожала я плечами. «Да, действительно, все было именно настолько плохо, насколько я и думала. Все, как когда-то у меня, прямо дрожь берет. Карма в действии».

– Плохо? Нет, не плохо, просто могут в общежитие не поселить. Ну, тогда будем квартиру снимать.

– Квартиру? Это же страшно дорого!

– Ничего. Потянем, – сжал зубы Николай. И хоть он был худощав и, как подросток, тонок, хоть и были у него эти дурацкие усики, я вдруг поняла – он потянет. И тогда ищи-свищи мою Нику. Будет она ему там готовить свои пироги.

– Но почему бы вам не пожить у нас? Тут достаточно места, у вас будет своя комната? – аккуратненько предложила я.

Возникла пауза. Потом с места вскочила Ника.

– Мам, ты серьезно? Мам, это правда?

– А что такого? Это же твой дом, почему вы должны тратить деньги? Ведь Николаю надо учиться, верно? – Я так и видела, как меня возносят на колеснице в рай за такое дело. Правда, сказать – еще не сделать. При мысли о том, что надо будет привыкать к этому Николаю, смотреть, как он идет чистить зубы по утрам… Ужас! Но сказанного не воротишь.

– Ура! Мамуля, ты самая лучшая! Да, Коля, что я тебе говорила?

– Вы уверены? – нахмурился он. – Мы точно вас не стесним?

– Стесните, конечно, – пожала я плечами, – понимаешь, Коля, дело в том, что это и есть жизнь. Что-то нас стесняет, что-то делает нас людьми. Очень часто это одно и то же.

– В смысле?

– Не важно. Я сама не очень поняла. В общем, живите.

– Спасибо, – все еще недоверчиво кивнул он.

Вечер был томным и неторопливым. Коньяк кончился, Ника устала, и я оставила их вдвоем.

Я ворочалась в кровати, стараясь думать не о том, что происходит за моей стеной, а о чем-то другом. Например, о завтрашнем собеседовании, на которое меня (слава небесам) случайно пригласили. Возможно ли, чтобы в условиях тотального повсеместного сокращения меня пригласили на должность секретаря? А почему бы и нет, в конце концов? Если этому молокососу можно спать с моей дочерью в кровати, которую я ей купила, когда ей было девять лет, то и мне… Ой, черт, опять я совсем не о том подумала! Хотя мне можно. Я ведь без пяти минут теща и без двадцати минут бабушка!

На этой приятной мысли я уснула. А вот сон мне приснился совсем не приятный. Мне приснилось, что мама кричит на меня, требует, чтобы я «немедленно прекратила эти безобразия», я же сначала не понимала, о каких, собственно, безобразиях идет речь, но потом вдруг там, во сне, с ужасом заметила, что на самом деле стою на центральной площади города – Сухаревской – совершенно голая. И все на меня смотрят и показывают пальцем. И смеются. И еще я понимаю, что где-то там, в толпе, стоит Шувалов и тоже смеется. Или не смеется, а просто смотрит на меня таким равнодушным взглядом, словно бы я не голая, а я вообще не я, а какая-то старуха. С седыми волосами, тощая и с косой в руках.

В этом месте я проснулась и рывком села на кровати. Кошмар. И какой странный сон! Но думать об этом было некогда, потому что надо было (о, зачем я вчера пила коньяк!) привести себя в порядок и снова превращаться в «деловую женщину». На все про все у меня было около часа (включая кофе), так что я спешила, помелом носилась по квартире с чашкой в руке и одновременно красилась, пила кофе и собирала сумку. Под конец я совсем замоталась и (чисто по привычке) распахнула дверь к Нике.

– Ника, я уехала на собеседова… о, черт. Извините! – Я вытаращилась на сонного, а главное, голого Николая, едва прикрытого одеялом. Николай сладко спал, а мне поплохело, и я немедленно захлопнула дверь. Сначала там, за дверью, было тихо. Потом они чем-то зашуршали.

– Ма, это ты? – через несколько секунд переспросила Ника.

– Нет. Это Карлсон из Вазастана. Дикий, но симпатичный. Ник, выйди на секундочку, – попросила я.

Интересно, то, что я сейчас испытываю, похоже на то, что пришлось испытать Нике, когда в нашем доме поселился Кирилл? Ведь ей тогда было уже… сколько? Лет одиннадцать или около того. Блин, а ведь она тогда тоже, наверное, все понимала. Как аукнется, так и откликнется. Карма!

– Ты уходишь? – высунулась Ника.

– Ухожу. А вернусь, может, к обеду.

– Что приготовить? – спросила дочь.

– Да я ничего не хочу, делай для себя. То есть для вас с этим… Слушай, ты правда его так любишь? Все это странно…

– Мам, не начинай, – скривилась Ника.

Я примирительно махнула рукой:

– Ладно, пожелай мне удачи.

– Желаю удачи, мам! – Ника сонно чмокнула меня в щечку, и я вдруг поняла, что, хоть у нее в комнате и лежит долговязый Николай, это не означает, что кончится наша с нею любовь. В людях скрыто очень много любви, и как бы ни была велика потребность в ней, ее всегда хватит, чтобы утолить любую жажду. Хватит на всех.

На этой веселой ноте я помчалась в ту самую контору, куда таинственным образом попало мое резюме.