Часть третья
Кто водит?

Всем известно, что все новое – это хорошо забытое старое. Ника обожает туфли, похожие на те, что носила моя мама еще до моего рождения. А это, согласитесь, было очень давно. «Живые журналы» в Интернете – это же реинкарнация гостевых альбомов, в которых в старину посетители записывали эти, как их… памфлеты. Или частушки? Нет, все-таки памфлеты. Но факт остается фактом – даже Пушкин записывал свои сочинения в гостевые альбомы. Кстати, интересно, если бы Пушкин жил в наше время, заметили бы его стихи в Интернете? Вот не факт! Скорее всего, они затерялись бы в грудах спама. И не Дантес его бы убил на дуэли, а вирус, который бы снес систему и поглотил плоды его трудов.

Кстати, примерно это же случилось недавно и с одним нашим клиентом. Вирус разом вышиб у него все системные файлы по всей его рабочей сети. Компьютеры «икнули» и принялись бредить. Что-то со страшным именем «биос» перестало узнавать маму родную и загружать протоколы, необходимые для работы операционки. В общем, по предварительным теориям нашего сисадмина, с девятнадцатью компьютерами, соединенными в единую сеть в офисе нашего клиента, произошло что-то именно в этом духе. В Интернете сейчас много всякой гадости.

Однако сам клиент не был согласен с такой постановкой вопроса. Он был резко против. Он был возмущен и брызгал ядом. По его мнению, наша богадельня поставила ему в прошлый четверг девятнадцать непригодных для эксплуатации машин. Наши же программисты установили в них неправильные операционки, неправильный биос и соединили все это в неправильные сети. И мы превратились в пчел, которые делают неправильный мед. Ситуация была ясна. Она была даже более прозрачна, чем кристальная вода чистого горного озера. Клиент сэкономил на антивирусе, а теперь имел проблемы, по стоимости втрое превосходящие цену всех компьютеров и всех программ, вместе взятых. Отсюда вопрос – что ему надо в такой ситуации? Что или кто ему просто необходим? Ответ простой – ему нужен крайний. Кто-то, на кого, в идеале, можно свалить убытки или хотя бы обрушить весь свой праведный гнев.

Самое смешное, что именно это и являлось моей работой. Вот уже несколько недель, как я трудилась в своей новой почетной должности конфликтного управляющего, и в мои нежные девичьи ручки стекались все жалобы и весь негатив, которым была столь богата наша компания. Я занимала собственный отдельный кабинет с кондиционером и бесконтрольным Интернетом, чтобы ежедневно приносить палку со словами: «Уважаемые зрители, только сегодня на нашей сцене я получу десять ударов палкой и двадцать затрещин», – старая забытая сказка трансформировалась в мою должностную инструкцию. Вот только Буратино ко мне никак не шел, чтобы защитить мои честь и достоинство. В итоге со мной все делали всё, что хотели. Например, этот клиент кричал на меня, сидя в моем новеньком кабинете:

– Это безобразие! Я буду жаловаться! Я на вас налоговую натравлю! У меня связи!

– Повезло вам, у меня так никаких связей нет. – Это моя реплика.

Моя работа как раз и заключалась в том, чтобы выслушивать многочасовой поток возмущенных обвинений, разбавляла которые я такими вот идиотскими фразочками. Остальное время я, как правило, торчала в Интернете.

– Кто посмел? Почему вы решили, что вам это сойдет с рук? – Клиент полыхал жаром, требуя порвать кого-нибудь, все равно кого, на куски. Ему бы лучше всего подошел наш программист. Именно он в ответ на призывы заменить машины бубнил: «Вы сами виноваты» или: «Железо-то работает, какие к нам-то претензии?» Клиенты, оказывается, совсем не любят быть в чем-то виноватыми. Поэтому я поступаю так. Я говорю:

– Расскажите-ка мне еще раз во всех подробностях, что именно сделал… этот подлец.

– Да что тут говорить! – возмущается клиент, делая вид, что сказать ему больше нечего.

Вот тут-то и начинается самое интересное. И в первый, и во второй, и даже в третий раз ему есть что сказать. Во всех подробностях, с мельчайшими деталями и штрихами он рассказывает свою версию событий. При этом некоторые даже описывают выражение лица обидчика в момент, когда тот совершал этот акт офисного вандализма.

– Да уж. Прямо и слышать странно. Неужели люди могут так себя вести?! Мы обязательно разберемся. Это действительно недопустимо, я так вас понимаю! Что, прямо так и сказал? – Это примерно к концу третьего «раунда». Клиент выдохся, но все же трепыхается. Еще пара-тройка деталей, еще десять-пятнадцать минут – и все. Он сдох и замолчал. Это называется – спустить пар.

– Слушай, как ты это делаешь? – поражался Глебов, наш кадровик. Он как-то направил ко мне скандального кладовщика со склада, грозящего судом за дискриминацию по непонятно какому признаку. Ему не давали прибавку к зарплате. Ее не давали никому, но он почему-то решил, что лично его эта несправедливость оскорбляет. Через пару часов мы с ним разобрались. Он ушел на склад, а я пошла к Глебову.

– У него родились близнецы. Он оплатил лечение в больнице, они родились маленькими. Вот ему деньги и нужны. Мы можем дать ему премию и кредит в счет тринадцатой зарплаты?

– О, никаких проблем. А почему он мне не сказал? – удивился Глебов.

– Не знаю, – пожала я плечами.

Действительно, черт его знает, почему у него этот парень кричал и взывал к закону, а мне ни слова про КЗОТ и рассказал про близнецов.

– У тебя бессмысленная улыбка и жалобный взгляд. Глядя на тебя, кажется, что ты попала в это кресло случайно. – Глебов именно так пытался объяснить мои успехи как конфликтного управляющего. Впрочем, в какой-то мере он был прав. Во всяком случае, я до сих пор не могла поверить, что все так сильно изменилось. Новая работа, новый кабинет, новая зарплата. В кабинете даже было мое собственное окно, из него было видно какую-то трубу. В ясный день она весело пыхтела, выдыхая в небо облака. В серый и пасмурный – навевала индустриальную тоску. И все-таки окна мне очень не хватало все последние восемь лет. Наши окна в отделе продаж были закрыты жалюзи.

Ну, и зарплата, конечно. Правда, меня все время терзали смутные сомнения. Не может же быть, чтобы человеку платили почти на штуку баксов больше только за то, что он смотрит из окна собственного кабинета на трубу и выслушивает жалобы клиентов и сотрудников компании. Наверное, надо, чтобы я делала что-то еще. Но что? И самое интересное, что все вроде бы были мной довольны. Даже Шувалов ласково посмотрел на меня, когда я впервые появилась на еженедельном совещании с руководством. Я сидела в дальнем углу и старательно хмурила брови, потому что совершенно не понимала, чем еще я должна проявить свое участие в стратегическом планировании.

– Митрофанова, что вы решаете с компьютерами? – обратился ко мне Сашка, теперешний начальник отдела продаж.

Что делать с девятнадцатью компьютерами, я положительно не знала. Нашей вины в ситуации не было, но встречи с налоговой нам были совершенно не нужны.

– Надо искать компромисс, – выдохнула я.

Сашка посмотрел на меня с удивлением и кивнул.

– Ищите, – согласился Шувалов и добавил: – У вас неплохо получается. Главное, чтобы они не обратились в суд.

– Я направлю к ним наших специалистов, пусть установят причину. Будет легче искать компромисс, – неожиданно (даже для меня) предложила я. На этом мое участие в совещании закончилось, а Шувалов прислал мне на телефон эсэмэску «Так держать! Свободна вечером?».

«Конечно!» – радостно отписалась я и побежала трудиться на благо фирмы.

Эту эсэмэску я ждала уже пару недель. Шувалов был так занят, что я постоянно боялась, что он меня вообще в следующий раз не вспомнит. Но иногда он все же отрывался от бумаг и что-то мне говорил. Отчего мое сердце замирало и норовило выпрыгнуть из груди. И раз Шувалову нравились деловые женщины (как мне показалось на совещании), я решила стать образцовой деловой леди. Я набрала телефон клиента и, выслушав его претензии еще раз, сказала:

– Как вы думаете, что нам с вами делать в этой ситуации? Я со своей стороны сделаю все возможное, обещаю.

– Вы можете забрать компьютеры? – с надеждой спросил он.

Я помотала головой.

– Таких полномочий у меня нет. Дело в том, что для этого мне нужна бумага, подтверждающая, что сбой произошел именно из-за установленного программного обеспечения. А у нас с вами ее нет, – с сочувствием поделилась я.

Клиент задумался и пожаловался:

– Я попал на огромные деньги. Мы сорвали установку комплекса из-за этих сбоев.

– Да, кошмар. Это действительно ужасно. Чем же я могу вам помочь? – вздохнула я. – Хотите, мы пришлем программистов, чтобы перенастроить операционку. Данные, конечно, утеряны, но мы попробуем вернуть то, что удалось сохранить. Хотите?

– Можно, конечно, попробовать, – задумался клиент. Честно говоря, мне и в голову никогда не приходило, что наша фирма так кишит конфликтами и разного рода скандалами.

– Вот и отлично. Я составлю распоряжение в секретариате, и сегодня или завтра же к вам приедут программисты, – радостно заверила я клиента и повесила трубку.

Все-таки какая я молодец! Если бы не одно «но», моя жизнь была бы похожа на мечту. Это «но» по-прежнему тянуло менеджерскую лямку в отделе продаж, а при виде меня оно делало вид, что я – пустое место. И это меня страшно огорчало. Даже Хрюнина перестала хрюкать при моем появлении, а Алена Епифанцева смотрела на меня так, словно пыталась навести порчу. Если я появлялась в курилке, она бросала что-то вроде «нигде нет покоя от начальства» и моментально исчезала с презрительным выражением лица. Задевало ли это меня? Ну, конечно. Но хуже всего было то, что она распускала слухи. Однажды в туалете, сидя и аккуратно выдыхая дым в унитаз, я вдруг услышала:

– Зачем это Шувалову? Ничего ведь в ней особенного!

– Мужиков не поймешь. Зажрались. Красивые и умные им надоели, им теперь Митрофанову подавай.

– Слушай, ну кто бы мог подумать? Такая тихоня! – Я онемела и чуть не стекла в унитаз.

Дожили! Вот какие теперь разговоры можно было услышать, если получше прислушаться. Когда я натыкалась на странные насмешливые взгляды моих бывших коллег, мне хотелось закричать, что они ошибаются, что это все неправда! Но кто кого слышит в этом странном мире? Кажется, я находилась в эпицентре сплетни и могла на собственной шкуре проверить, каково, к примеру, Бритни Спирс. Мне было лучше. За мной, по крайней мере, не бегали папарацци.

Вообще, как все это странно работает! Кто поймет, что в голове у этой Алены – всю жизнь она призывала меня не упускать своего. И вот, когда я, по ее мнению, сделала именно это, она первая бросает в меня камень. Целый камнепад. И было бы за что! Подумаешь, роман с боссом! По крайней мере, что-то наподобие.

В тот день, вернее в ту ночь, когда я позвонила Шувалову, мы с ним сидели до самого утра. Мы разговаривали и смеялись. Он поил меня чаем и расспрашивал, что я думаю об этом и что я думаю о том. Что я люблю делать и что умею. Как я готовлю и какую я люблю музыку. Кажется, я даже пыталась что-то ему спеть, хотя при моем ужасном слухе это было испытанием для Шувалова. Он выдержал с достоинством. Из благодарности (не иначе) я рассказала ему про всю свою жизнь. Даже то, что сама почти забыла. Я вспомнила не только Леню, Кирилла и Сергея. Я даже вдруг вспомнила, как когда-то давно, лет в шестнадцать, у меня был парень – очень сильно любимый, с мечтами о котором я обнимала подушку. Он ушел в армию, попал во флот и ужасно страдал, что за три года его службы мир перевернется вверх тормашками. В общем, мы переписывались, и я собиралась верой и правдой ждать его все три года. Но потом появился Леонид с его популярностью в общаге и кучей обалденных анекдотов. В общем, когда тот парень вернулся со службы, я уже была с Леонидом и думала, как бы предотвратить кровопролитие. А он, стыдливо отводя глаза, сказал, что у него появилась другая девушка, и попросил прощения.

– Ну, и как же ты? Как ты это перенесла? – усмехнулся Шувалов. Часам к пяти утра мы перешли на «ты».

– Очень тяжело. Особенно если учесть, что в тот момент я уже была беременна Никой. Но в целом все сложилось удачно. Хотя знать, что тебя бросил даже парень, у которого три года никого не было… сомнительное удовольствие.

– Вот я слушаю тебя и думаю: а где все это время были нормальные мужчины? Какие-то одни придурки и неудачники.

– О, придурки и неудачники – это моя специальность, – гордо подтвердила я. – У меня, наверное, магнит для них! Или GPS-сигнал.

– Ты сумасшедшая, – засмеялся Шувалов и предложил поехать за город за грибами.

– Грибы в июне? Ты что, тоже псих? – удивилась я.

– А когда растут грибы? – удивился он.

– Нам не дождаться.

– Хорошо. Поехали не за грибами. Поехали за ягодами. Или что вы там с Никой еще собираете? – смутился он. – Я хочу в лес, что тебе стоит? Если я поеду один, я там заблужусь и сгину! И моя смерть будет на твоей совести. Или у тебя воскресенье занято?

– Нет, ну что ты! До понедельника я совершенно свободна! – преувеличенно громко согласилась я. Хотя… конечно, Ника надеялась, что я как-то приму участие в прачечно-пылесосном марафоне. Если поскрести по сусекам, дела у меня были.

– А куда поедем?

– На юг! – улыбнулась я.

Перед нами было лето и все подмосковные леса. Честно говоря, никогда и ни с кем мне еще не было так хорошо, как с Шуваловым в тот день. Я выбросила из головы все лишние мысли типа «что бы все это значило», и мы просто гуляли по лесу, лопая бутерброды с колбасой, купленные в придорожной лавочке на шоссе. Мы пили газировку из пластиковых стаканчиков и репетировали поиск грибов.

– А ты уверена, что разбираешься в них? Вдруг поймаешь какую-нибудь особо страшную поганку и отравишься?

– Станислав, ловят только фиш. Рыбу, в смысле. А грибы – они все условно съедобные, вопрос в том, сколько их варить.

– Ага, а если недоваришь мухомор, то в крайнем случае получишь халявный кайф. Так?

– Примерно! – хохотала я.

Шувалов, сидящий на лесном пеньке, – картинка, конечно, интересная. Но все-таки прогулка по лесу – это еще не роман. Признаюсь, весь тот день я ждала хоть малюсенького внимания с его стороны. Хотя бы одного завалящего поцелуя. От этого ожидания во мне чуть не прогорела дыра. Я чувствовала, что полыхаю.

– Чудесный день. Поедем ко мне. Я покажу тебе отличное кино! – предложил он, когда в лесу стало заметно темнеть.

Я замерла, предчувствуя то, от чего еще недавно так старательно открещивалась. Ведь не кино же, в самом деле, он зовет меня смотреть? Тем более что глаза его горели тем самым, очень знакомым для меня светом. Я точно знала, что он означает. В конце концов, не первый день я жила на свете. Я прекрасно умела считывать информацию, закодированную в жестах и словах!

– Ты любишь Костнера? – спросил он меня.

Я растерянно кивнула.

Оказалось, что я совершенно ничего не понимаю в людях. Мы сидели и целых три часа смотрели «Танцующий с волками». Кевин Костнер прекрасен в индейской одежде, тут никто не спорит, и все же я с отчетливостью понимала, что в эту ночь ничего не произойдет!

Я была потрясена. После просмотра фильма Шувалов уточнил, не против ли я провести ночь на его раскладном диване, церемонно поблагодарил меня за то, что не дала ему пропасть от скуки в гордом одиночестве, сказал, что у него уже сто лет не было таких прекрасных выходных, – и отбыл в какие-то свои тайные покои. Я сидела в его гостиной, на его диване, разложенном его заботливой рукой, и просто не знала, что думать! Я старательно прокрутила в голове всю свою жизнь, пытаясь припомнить, сколько раз со мной происходило нечто подобное. Оказалось, ни разу. Чтобы вот так, в пустой квартире, при полном согласии сторон… Может, он действительно хотел спать?

У меня же сна не было ни в одном глазу. Бессонница всегда ловила меня в расставленные силки, стоило мне перенервничать. Что ж, в тот вечер я тоже только и делала, что нервничала.

Часов около двух я пробралась по полутемной квартире на кухню и налила себе воды. Чем хороши кулеры, так это тем, что в них имеется уже ледяная водичка. Самый кайф для разгоряченной женщины. А еще лучше было бы оказаться внутри настоящего сугроба.

– Почему ты не спишь? – раздался низкий голос за моей спиной. Шувалов стоял передо мной в каких-то странных длинных клетчатых шароварах и такой же клетчатой фуфайке на пуговицах.

На миг я потеряла дар речи.

– Что-то не спится, – еле выдавила в итоге я.

– Мне тоже. – Он сел за стол и посмотрел на меня. Мы не зажигали свет. Молчали.

– Просто я не совсем понимаю, что я тут делаю, – честно призналась я, сглотнув.

– Я тоже, я тоже…

– Все очень странно. И кухня у тебя такая ледяная. Какая у тебя была жена? Красивая?

– Очень, – кивнул он.

– Так я и думала, – прикусила я губу и задумалась.

Он был всего в метре от меня, такой большой и сильный. Вот он – лишь протяни руку, но между нами отчетливо стояла какая-то невидимая стена, прозрачная и нерушимая. Рядом с ним всегда были другие женщины, а рядом со мной – другие мужчины. Мы даже говорили на разных языках.

– Я бы не хотел, чтобы ты думала, что я пытаюсь чем-то воспользоваться. – Его голос стал еще более низким. Или даже скорее зазвучал глухо, как из пустого колодца.

– Я это понимаю, – ответила я, хотя ничего не понимала. Все всегда пытались воспользоваться – моей молодостью, моими комплексами, моими мечтами выйти замуж. Почему это вдруг смущает его?

– Проблема в том, что я никому не верю, – зачем-то сказал он. – Никому. И даже тебе.

– Да? – как бы между прочим уточнила я. – И почему?

– Это не важно. Слушай. Я сейчас встану и уйду. Если хочешь, иди обратно в гостиную и ни о чем не думай. Утром я отвезу тебя домой.

– Или?

– Или… я не знаю, что тебе сказать. Мне сорок лет. Я многое в жизни видел. И я бы не хотел причинять тебе боль, но… мне нечего тебе предложить. Совсем. И ничего не могу обещать. За эти сорок лет я понял, что свобода – это главное сокровище, которое у меня есть. Я ничего не хочу, кроме спокойствия. Да, мне нужен только покой. Я уже не хочу никакой любви.

– Тогда почему я здесь? – спросила я. Мне было трудно дышать. Да уж, такого разговора у меня точно никогда еще не было.

– Если бы я знал. И все же имей в виду: я уверен, что будет лучше, если ты вернешься в гостиную.

– Да? – чуть не заплакала я.

– Да. Потому что, скорее всего, потом ты обо всем пожалеешь.

– Это мне решать! – нахмурилась я. – Ну, давай. Иди.

– Конечно, – пожал он плечами. И, чуть помедлив, ушел к себе, а я осталась сидеть в его замороженной кухне.

Лунный свет разливался синевой по белоснежной столешнице, я мяла в ладонях салфетку. Вокруг была тишина. Я подождала еще несколько минут, старательно вдыхая и выдыхая воздух. Дыхание сбивалось, и мне казалось – еще чуть-чуть, и я начну задыхаться.

– Потом я обязательно пожалею! – заверила я сама себя и встала.

Под ногами чуть скрипнул паркет. Около двери в гостиную я остановилась и еще раз попыталась как-то договориться с собственным сердцебиением. Ничего не вышло, и я пошла дальше прямо так. Зашла в ванную, посмотрела на себя в зеркало – серо-голубые глаза горели каким-то ненормальным блеском, резко очерченные темными кругами. Пьянству – бой! Я брызнула с ладоней на лицо пригоршню холодной воды и зажмурилась от удовольствия. Почему в жизни все так сложно? Зачем, в конце концов, мы должны что-то друг другу обещать? Я вспомнила, как много самых разных обещаний я слышала в жизни. Бывали даже случаи, что обещания звучали так прекрасно, что становились важнее того, кто их произносил. Так было с Кириллом – я была с ним именно потому, что он умел обещать. Хотела я быть с ним? Если честно, наверно, нет. Но была, потому что такими обещаниями не разбрасываются. Правда, их часто и не держат.

– Привет! – тихонько сказала я, приоткрыв дверь в его комнату.

Ответом мне была тишина. Я осторожно прошла внутрь и поняла, что это какая-то не та комната. Постер с металликой на стене, куча компьютерного хлама на столе. Все какое-то запущенное, нежилое.

– Я здесь, – услышала я и обернулась. В дверном проеме стоял Шувалов и насмешливо улыбался.

– А-а, здорово! – улыбнулась я в ответ. А что еще я должна была говорить?

– Это не та комната! – Он покачал головой и подошел ко мне.

Да, не было никаких обещаний. Только Шувалов, судорожно прижимающий меня к себе. Да, ни слова про любовь – только его жадные губы, против которых никак нельзя было устоять. Его поцелуй был жестким, даже болезненным, но именно о таком я и мечтала все это время. Или всю жизнь? Он ничего больше не спрашивал, не оставил больше для меня ни одного непринятого решения. Дальше я была только для него, только в его руках, и он это отлично знал. Он поднял меня и перенес к себе – туда, где была и большая постель, и теплый свет от свечи, и наш тихий бессвязный шепот. Та ночь перевернула во мне все, не оставив ничего прежнего. Потому что я вдруг узнала, что есть на свете кто-то, рядом с кем я забываю себя.

Конечно же, нормальные люди в такой ситуации обязательно бы все проспали. Но только не мы. Вернее, не Станислав. Наутро он принес мне кофе и сказал, что я могу воспользоваться старой косметикой его жены, чтобы замазать следы «этого беспредела».

– Беспредела? – ухмыльнулась я.

Всю дорогу до самой работы мы спорили из-за того, какую радиостанцию слушать, а Шувалов оттаскивал мои руки от панели приборов с криками, что я создаю аварийную ситуацию на дороге. Мне было плевать, а он пообещал, что издаст приказ, по которому весь управляющий состав фирмы будет обязан слушать только «Эхо Москвы». Я подняла глаза небу:

– Только не это! Не-ет!

– Придется! – усмехнулся Шувалов. – Ты теперь у нас управляющий и обязана меня слушаться. Вот так!

Все было прекрасно вплоть до того момента, пока он не высадил меня в паре домов от офиса со словами «так будет лучше, нас не должны видеть вместе». Я вдруг поняла, что он имел в виду, говоря, что я обязательно обо всем пожалею. И все же… впервые в жизни мне было на это наплевать. Что-то происходило, а что – я не понимала. Летели недели, я практически не видела Шувалова нигде, кроме совещаний, но из зеркала в лифте на меня смотрело сияющее от глупой радости лицо. Достаточно было его короткого звонка или эсэмэски с вопросом: «Ты меня еще помнишь?», как все Алены и Кириллы, вместе взятые, переставали иметь для меня значение. Все вокруг ничего не понимали, но меньше всех что-либо понимала я сама.