Глава 8
– Я не понимаю! Я просто отказываюсь понимать! – пробормотал Иван Чемезов, когда утром узрел на кухне Ирину. Она ходила по ней, облаченная в шорты и майку, да еще и в неизвестном переднике с морковками, вероятнее всего новом. Ходила по кухне босиком и напевала что-то себе под нос!
– Чего именно вы не понимаете? – поинтересовалась она вежливо. – Может быть, сначала вы выпьете апельсиновый сок?
– Вы здесь? – пробормотал он и безвольно принял из ее рук стакан с ярко-желтым ароматным соком. Она что, выжала ему сок? Он спит? Бредит? – Вчера вас не было!
– Вы уверены? – усмехнулась Ирина, с любопытством поглядывая на то, с каким остервенением художник трет себе виски. – Чем докажете?
– Я ждал вас весь вечер.
– Правда? – ахнула она и развернулась к нему всеми морковками. Другой расцветки не было в супермаркете. Она дошла туда уже совсем поздно, посреди ночи, почти засыпая на ходу. Но ведь обещала своему богатырю еду, значит, обещания надо держать.
– Правда, хоть это и горько осознавать. Сережа – свидетель моего позора. Я не хотел уходить, потому что у вас нет ключей, а я боялся… я… не хотел… – Иван запнулся, не зная, какими словами можно объяснить поточнее его вчерашнее состояние. Хандра? Глупость несусветная?
– Сережа – это, конечно, серьезный аргумент, особенно учитывая, что он начал вашу бутылку еще до того, как я ушла. А вы, как я понимаю, ее потом прикончили. – Голос Ирины звучал насмешливо, но не зло. Иван посмотрел на нее: веселая, посвежевшая, с оголенными плечами – совсем другая. Никакой печали.
Господи, как же он рад, что Ира вернулась!
Это было так ощутимо – физическая радость гормонами растекалась по его крови. Именно это-то Ивана и удивляло, и ставило в тупик. Ну почему он радуется как дурак? Ну, вернулась незнакомка. Ну, напекла каких-то блинов с корицей, от одуряюще-вкусного запаха которых он проснулся. Ну, выжала ему сок.
Прекрасное пробуждение. Если бы не похмелье, конечно.
– Ну хорошо, рассказывайте, как можно уйти в магазин, а вернуться только к утру. Хоть продуктов-то купили? – припер ее к стенке Чемезов, заставляя себя сердиться и сохранять суровый вид. Ирина невозмутимо продолжала накрывать на стол, а затем, налив себе полную чашку ароматного кофе, она уселась на стул напротив, поджав ноги под себя, и улыбнулась.
– Вы обещали не задавать мне никаких вопросов, помните?
– А вы обещали вернуться через десять минут, – ехидничал Чемезов. Естественно, она ни черта ему не ответила. Так, значит! Появляется когда захочет, исчезает на долгие часы, выключает его новости. Укрывает его пледом, но ни слова не говорит о том, где была. И о чем думает, когда по ее одухотворенному лицу вдруг пролетает тень?
– Давайте-ка завтракайте. И расскажите, какие у вас планы на сегодня. Нужна ли я вам.
– Вы? Мне? – с преувеличенным возмущением воскликнул Иван. – С чего вы взяли?
– Рисовать? – вытаращилась она на него. – Портрет?
– Ах, это? – смутился он и тут же уткнулся в тарелку с чудными блинчиками.
– Да, это, – посерьезнела Ирина. – Интересно, а вы о чем подумали?
– Давайте начнем заново, – попросил Иван примирительным тоном. – У меня болит голова, я плохо соображаю, так что могу нести всякий бред. Конечно, вы нужны мне. Как только я приду в себя, мы будем работать. Во второй половине дня я уеду по делам…
– Мне тоже нужно будет уехать, – прервала его Ирина, но Иван только усмехнулся, а затем вздрогнул от болезненных ощущений. Черт, зачем только он вчера пил!
– Я даже не смею спрашивать куда. Но вы вернетесь?
– Я буду сидеть в вашем кресле, как домашняя кошка.
– Возьмите ключи.
– Нет-нет, – замотала головой Ирина.
– Это еще почему? Берите, потому что мне так будет удобнее. А то сиди жди, когда вы на звезды наглядитесь, – притворно ворчал он, уплетая блинчики, пока Ира варила ему дополнительный кофе в турке на плите. Не в большой капельной машине, кофе в которой получалось много, но какого-то безвкусного. Она варила крепкий, с перцем и солью, по какому-то специальному рецепту, и он невольно украдкой любовался этой кухонной грацией. Ирина, склонившись над туркой, следила за поднимающейся пенкой, не давая ей шанса убежать.
– В следующий раз просто предупредите меня, если можно, – тихо попросил он, ставя тарелку в идеально пустую раковину.
– Если бы я еще сама знала, что так задержусь, – так же тихо ответила ему Ирина, и уж тут Иван отступил, не задал больше ни одного вопроса. Шестым чувством он понял, что она подпустила его так близко к правде, как только можно. Итак, ее зовут Ириной, ее мама любит смотреть новости и она сама не знала, что так задержится вчера.
Между ними наступил мир. Они пили кофе, болтая о разных неважных приятностях, о прекрасной солнечной погоде, значительно более теплой, чем обычно бывает в конце июня, и о тополином пухе, который напомнил Ире снег.
– Снег? Есть немного, – согласился Ваня.
– Красиво.
– Ну уж нет. Я ненавижу этот пух, из-за него на улицу не выйдешь. Каждый год – одно и то же. Казалось бы, можно уже было сто раз все вырубить и заново засадить, но нет. Рапортуют о чем-то, а пух лежит. У вас нет аллергии? – спросил Иван, закуривая свою первую сигарету.
– Нет, но у мамы есть. Но не на пух, а собачью шерсть, из-за этого у меня никогда не было собаки. А у вас была собака? – Ира встала, посмотрела в окошко на весь этот летящий по земле пух, а затем взяла и уселась на подоконник, прямо под открытой форточкой.
– Собака? – На секунду Иван вспомнил лицо Натальи, когда та кричала на него, ругаясь из-за принесенного в дом щенка. – Нет, собаки у меня тоже не было. Кофе просто божественный.
– Тоже мамин рецепт.
– Интересное кино. Я о вашей маме знаю куда больше, чем о вас, Ира.
– Все, что во мне есть хорошего, – это от мамы, – улыбнулась Ира.
– Прямо все! – усмехнулся Иван, наслаждаясь этим необычно тихим, нормальным, уютным утром.
– Даже шляпа, – заулыбалась Ирина. Они оба замолчали, потягивая горький кофе из белоснежных кружек.
– У меня тоже нет аллергии, я просто не люблю выковыривать этот пух из-за шиворота. А вот у Сережи – еще какая аллергия, так что никогда не знаешь, отчего он чихает. Хотите его прикончить – суньте ему под нос персидского кота. Я даже подумывал завести себе такого, чтобы он перестал ко мне таскаться. Впрочем, лечится он от всего одинаково – алкоголем.
– Если вы его так не любите, то почему просто не отказать ему от дома? – полюбопытствовала Ира, с наслаждением болтая босыми ногами. После вчерашнего они чудовищно болели, но боль уже становилась меньше, отступая. Очень скоро ей придется всерьез подумать о том, что делать с этим. Она не может жить в одном платье и в одних туфлях.
– «Отказать от дома» – какое милое выражение! Отказать от дома… – Иван вертел фразу на языке, представляя себе, как он мог бы сделать это. – А интересно, могу я отказать ему от квартиры? Проблема в том, что мы с ним нуждаемся друг в друге. У нас с ним такой плодотворный симбиоз. Мы с Сережей как, скажем, лес и гриб. Или как… я не знаю. Какие еще бывают симбиозы? Паразиты считаются?
– Цветы и пчелы?
– О, это подходит. Он ведь так и вьется надо мной, вы заметили?
– Но, может быть, у него аллергия и на пыльцу тоже? – рассмеялась Ира, допивая кофе.
– Если под пыльцой имеются в виду денежные средства, то он живет ради них, и ради них он готов пойти даже на смерть. Я не шучу, и это самое грустное. Ладно, Ирина, хватит с нас на сегодня Сережи, хотя бы до обеда. Может быть, мы сначала порисуем, а потом пойдем в магазин?
– Добрый день, – очень вежливо ответила Ирина, и он заметил, как выражение ее лица изменилось. Будто она увидела что-то опасное, неожиданное и пугающее в одном лице. Он проследил за ее взглядом, развернулся и тут же перестал улыбаться. И даже как-то подобрался, скукожился. Страшно, очень страшно.
– Наталья? – спросил он, удивленно разглядывая свою бывшую жену, материализовавшуюся на пороге кухни.
Она стояла, держа в руке кожаную сумку от Майкла Корса, в бежевом костюме, шея перевязана ярким, красно-синим, шелковым платком, в ушах поблескивают сережки – уверенная в себе бизнес-леди. Стояла надежно и уверенно на своих невысоких квадратных каблучках, пальцами тихонько постукивала по поверхности двери. Отчетливо пролетела в голове мысль: «Не сбежать, матушки-святы».
– Не отрываю? – бросила ему она, пристально разглядывая незнакомку, расслабленно, как у себя дома, восседающую на ее, Натальином, подоконнике. Голос у Натальи был низкий, сексуальный, грудной, что вполне могло быть следствием курения. Впрочем, этот голос ей шел, делал образ ярче, сочнее.
– Я недавно встал, – пространно ответствовал Иван, отводя глаза в сторону, словно если бы они с Натальей встретились взглядами, то она непременно завладела бы его бессмертной душой. Ирина же пришла в себя и теперь с интересом разглядывала женщину, которую так боится Иванушка. Властная, при деньгах. Умеет держать себя в руках. Чего ее принесло сюда, интересно?
– Не удивляет, – фыркнула Наталья и закатила глаза. Собственно, она отдавала себе полный отчет в том, что мастерская принадлежала не ей, а Ивану, но как-то было странно видеть на подоконнике другую женщину. Да еще и одетую в ее старую одежду. Прав был Сережа, что-то не так. Молодец он, что позвонил.
– Сейчас буду работать. Какими судьбами? – холодно спросил Иван.
– Ты увлекаешься гаданием? – неожиданно поинтересовалась Наталья.
– Гаданием? – опешил Иван.
– Ты так внимательно разглядываешь содержимое чашки, что я подумала, что ты гадаешь. – Наталья улыбнулась вдруг и сделала несколько шагов внутрь кухни, по направлению к столу. – Прошу меня извинить, я не хотела вам мешать. Не знала, что застану тут кого-то. Я хотела вернуть… кое-какие бумаги.
– Я – Ирина, – кивнула ей незнакомка, а потом спрыгнула с подоконника и протянула руку. Наталья несколько замешкалась, но затем пожала ее – рука девушки была теплой и сухой. – Вы ничему не помешали. Мы просто болтали перед работой. Ваш супруг решил написать мой портрет.
– Бывший супруг! – вмешался Иван, и обе женщины, не сговариваясь, обернулись к нему с неодобрением.
– Не кажется ли тебе, что это не очень удобно – тыкать мне в нос нашим статусом? – спросила Наталья так, словно это он, а не она была инициатором развода.
– Я не буду вам мешать, – пробормотала Ирина и тут же встала, чтобы испариться, убежать в мастерскую. Каким-то неведомым чутьем, шестым чувством знала, как неспокойно и даже опасно могло быть нахождение рядом с Натальей.
– Нет! Ирочка, дорогая, останься, пожалуйста! Ты нам нисколько не помешаешь. – Слова были странные, а тон, которым они были сказаны, еще больше. Затем Иван посмотрел на Иру, и во взгляде его мелькнула паника и мольба: «Подыграй мне!»
– Ну, тогда я, конечно, останусь… дорогой!
Ивану стоило огромных усилий, чтобы удержаться и не последовать за ней в попытке сбежать, но это все равно не помогло бы и Наталья нашла бы его где угодно. Так что он стряхнул невидимую пылинку с лавандовых занавесей, с удивлением заметив, каким сочным и ярким стал их цвет. С чего бы? Может, солнце? Или? Нет! Иван принюхался и отчетливо «услышал» запах стирального порошка. Занавески были все еще влажными. Помилуйте, но когда же Ирина могла их постирать? Может быть, у нее, как у любой порядочной Золушки, есть в помощниках тетушка-фея?
– Что ж…
– Ты, кажется, хотела вернуть бумаги? – Иван демонстративно отставил чашку и подошел к Ирине, встал рядом с ней около окна. Наталья прикусила губу, прикидывая, как ей следует поступить в сложившейся ситуации.
Испепелить обоих.
– Ну что, и как ты поживаешь? – спросила Наталья, проигнорировав вопрос о бумагах. Естественно, никаких бумаг не было. Она подошла к плите, заглянула в турку, разглядывая остатки от кофе. – Каталоги-то едешь смотреть?
– Барышня, ваше ли это дело? – нахмурился он, пытаясь понять, что же именно могло понадобиться Наталье в его доме, да еще так рано, фактически прямо с утра в… черт, какой сегодня день? Вчера была пятница, кажется. Значит, Наталья приперлась в субботу утром? Это что за Хиросима, я вас спрашиваю?!
– Я просто спросила, – пожала плечами Наталья, отбрасывая турку в раковину. – Вспомнилось.
– Интересно, что теперь ты начала помнить о моих делах, – пробормотал он тихо, сквозь зубы, но Наталья услышала.
– Не надо, – покачала головой она. – Не начинай. Я никогда не желала тебе зла.
– Никогда не желала, – кивнул он и бросил ледяным тоном: – Даже когда спала со своим деловым партнером, желала мне добра.
– Я пойду, – покачала головой Ирина. Еще не хватало ей становиться свидетельницей семейной разборки. Но Иван не позволил, он взял девушку за руку и крепко сжал ее ладонь.
– Хочешь сделать мне больно?! Мне звонил Сережа, – побелела Наталья.
– Сережа – идиот, и он ничего не знает. – Иван улыбнулся самой ледяной из всех возможных улыбок.
– Зачем ты это делаешь, Ванька? Я говорила тебе…
– Да, Наташа, ты мне много чего говорила. Главным образом, что я сам во всем виноват, что ты была так несчастна со мной.
– Что, разве это не так?
– Ну так что, он дал тебе почувствовать себя снова живой, молодой? Я правильно все понял? Я же признал все ошибки, сам приговорил себя к высшей мере и сам же себя расстрелял. Чего же еще тебе надо? Тебе Сережа позвонил? И что теперь?
Наталья замолчала, потрясенно разглядывая своего бывшего мужа. Никогда он не заходил так далеко, и причина была очевидна. Причина сидела на ее подоконнике, в ее штанах и в ее майке, в неизвестном фартуке и с чашкой кофе в руках. И смотрела на Наталью невозмутимыми бутылочно-зелеными глазами. Красивая тварь, молодая.
Все было куда хуже, чем говорил Сережа. Даже если между ними ничего нет.
Особенно если между ними ничего нет. Он называет ее на «вы». Она варит ему кофе. Он рисует ее портрет.
– Да ты в беде, Ванька, – пробормотала Наталья. Она поймала его взгляд и склонила голову набок так, чтобы он не смог отвернуться, заставила его смотреть ей в глаза. В ее усталые карие глаза красивой женщины, возраст которой выдавали не морщины, не мешки под глазами, а опыт, глубокое знание жизни «как она есть».
Она всегда умела решать проблемы. Конь на скаку – без проблем. Коней мы удержим, это меньшая из проблем. Вот отбившийся от рук бывший муж…
– Я не в беде, что ты мелешь! – покачал головой Иван, выдерживая ее взгляд. – Мы с тобой, Наталья, – вот это была беда.
– Кто эта женщина? Ты ее совсем не знаешь!
– Зато я хорошо знаю тебя. И тебе пора уходить, – проговорил Иван тихо, но твердо. Трудно поверить, как сильно эта женщина влияла на него. До сих пор при звуках ее голоса он вздрагивал и испытывал безотчетную грусть, разочарование, депрессию, сожаление и бесполезность любых усилий – все, с чем за годы их брака неразрывно переплелось и перемешалось слово «любовь». Добрая сотня полотен показывала их ссоры и повернутые прочь спины. Их любовь была как в хороших книгах – болезненной, надрывной, разрушающей. Хорошие книги часто растут на чьих-то могилах.
Картины хорошо раскупали.
– Сигареты есть? – спросила Наталья как ни в чем не бывало. Иван молча протянул ей пачку и помог прикурить.
Они молча тянули дым и смотрели в разные стороны.
– Почему твоя модель расхаживает по дому в моих старых штанах? – Тон обманчиво замаскирован под простое любопытство. Наталья говорила так, словно Ирины и вовсе не было в кухне вместе с ними.
– Они нужны тебе? – завелся Иван. – Я попрошу ее переодеться. Кстати говоря, у меня тут много твоих вещей, надо бы как-нибудь перевезти их к тебе. Я могу их собрать.
– Спешишь избавиться от всего, что напоминает тебе обо мне? – спросила Наталья зло. – Если бы ты мог, то прямо сейчас побежал, собрал бы все и скинул бы мне из окна, как это делают обиженные итальянские жены.
– Это невозможно, – с той же сдавленной злостью ответил Иван. – Я живу на первом этаже. В этом не было бы нужного драматизма.
Они снова замолчали, сверля друг друга взглядами, наполненными прошлым, которое протекало, как дырявая крыша, прямо им на головы.
– Ты не считаешь, что с детьми нужно видеться почаще? – Наталья бросила это как горящий снаряд на крепостную стену, но Иван и бровью не повел.
– Только скажи, когда ты готова мне их дать.
– Это ведь и твой дом тоже.
– Только не говори, что ты или твой любовник будете мне так рады в моем так называемом доме. Что встретите меня хлебом-солью, – фыркнул он.
– Мучное вредно, – ответила она после длинной паузы.
– Чего ты от меня хочешь, Наталья? – спросил Иван. – Тебе неприятно, что у меня кто-то появился? – Он сдавил еще сильнее Иринину ладонь, словно умоляя ее и дальше молчать, сохраняя эту дурацкую маску найденной вчера на улице любовницы, в пику его бывшей жене. Ирина сидела прямая как палка и была близка к тому, чтобы закатить пощечину – все равно кому, ему или его высокомерной жене.
– Никого у тебя не появилось.
– Тебя это больше не касается.
– Ах, да. – Наталья пожала плечами. – Расскажи мне о том, какой плохой женой я была для тебя. Как я не готовила, совсем не интересовалась твоей жизнью, не посыпала тебе все корицей.
– Наташа, уйди, – попросил Иван. – Я… мне нужно работать.
– Работай! А пусть твоя нимфа и мне кофе сварит. В конце концов, мы ж теперь не чужие люди. Мы ж почти семья. Раз уж она сидит тут и слушает, как мы с тобой ругаемся? – все громче говорила Наталья.
– Это неприлично, в конце концов! – прорычал Иван. Наталья устраивала ему сцену, а он ничего, ничего не мог с этим поделать.
– Неприлично? А мне плевать! И на работу твою плевать. Думаешь, я поверю, что ты запирался и часами рисовал каких-то девиц просто потому, что они тебя вдохновляли?
– Хочешь убедить себя в том, что я тебе тоже изменял, – пожалуйста! – крикнул Иван. – Ты вполне можешь сделать это и без меня. Всегда так делала. Зачем же теперь тебе нужно орать у меня в доме?
– Когда-то это был наш дом! – крикнула она.
– Да, Наташа, был. И ты все разрушила, – процедил сквозь зубы Иван. По лицу его бывшей жены пробежала сразу туча эмоций. Отвращение, злость, желание что-то сказать в ответ, сожаление о том, что уже было утеряно безвозвратно. Желание найти какой-то аргумент, продолжить бесконечное выяснение отношений. Интересно, со своим чертовым любовником она тоже так часами припиралась, придиралась к мелочам, упрекала во всех смертных грехах на свете?
– Знаешь, Чемезов, а ведь ты скотина, – сказала она, найдя наконец правильные слова.
Иван кивнул с облегчением.
– Наконец-то ты об этом вспомнила, – улыбнулся он, а затем выпустил из рук Иринины ледяные пальцы и вышел в коридор, открыл входную дверь.
Наталья же не спешила выходить, словно не желая облегчать Ивану задачу. Если уж он решил выгнать ее, то ему придется сделать это по-настоящему. Схватить за руки, выволочь по полу, вытолкав взашей. Наталья знала, что на такое у него кишка тонка. Слишком хорошо воспитан. Он просто тюфяк, слюнтяй.
Но он всегда был – ее тюфяк, ее слюнтяй.
Наталья стояла на кухне и курила. Ирина сидела рядом, на соседнем подоконнике, и смотрела на улицу.
– Между нами ничего нет, – бросила Ирина.
Наталья обернулась и криво улыбнулась:
– Я знаю, дорогуша. Поверь, ты для него – никто.
– Я верю, – холодно кивнула Ирина.
Чемезов стоял за дверью, прислонившись горячим лбом к металлической пряжке дверного крепления. Наталья обожала это – ставить его в невыносимое положение на людях. Катастрофа, ходячая Хиросима. А он еще Ирину в это втянул. Теперь она уйдет – и будет права. Иван-дурак.
Наталья проскользнула мимо и вышла, не оглядываясь. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Иван оторвался от двери и посмотрел на Ирину, стоявшую в коридоре. Сейчас она уйдет.
– Она не купилась, – сказала Ирина и ухмыльнулась хитрой улыбкой.
Иван выдохнул с облегчением:
– Плевать.
– Вы все еще любите ее.
– Люблю, но странною любовью, – усмехнулся Иван. – Нет, пожалуй, уже не люблю. Просто после стольких лет… Это как отрезанная рука, Наталья у меня до сих пор болит. Фантомная боль. Не могу контролировать себя. Я не должен был…
– Да уж, не должны были, – согласилась Ирина.
– Вы не злитесь?
– Ужасно злюсь. С другой стороны, это не мое дело. Я могу от вас позвонить?
– Да, конечно! – обрадованно кивнул Ваня Чемезов. Поразительная какая-то принцесса. Не злится.
Ирина пошла к кабинету, где стоял стационарный телефон, но обернулась в дверях:
– Я не знала, что у вас есть дети.
– Да, двое, – улыбнулся он.
Ирина кивнула и исчезла за дверью.
Наталья подбежала к машине Ваньки Чемезова и со всей силы пнула ее колесо. Больше всего ей хотелось ворваться в мастерскую и выволочь оттуда эту сучку с каштановыми волосами, но она, конечно, не стала этого делать. Не потому, что боялась последствий. Плевать ей было на любые последствия, тем более это была бы далеко не первая модель Чемезова, которой досталось от ревнивой жены гения. Наталья вышла из дома бывшего мужа в глубокой задумчивости. Она вдруг почувствовала, что с ее Ванькой что-то случилось, что-то изменилось неуловимо на молекулярном уровне. Прав Сережа, прав. Что-то было не так с этой новой женщиной. И это было очень, очень нехорошо, что она попалась на пути именно сейчас.
Как раз тогда, когда Наталья решила, что их с Чемезовым развод был ошибкой. Когда она решила вернуть его себе.