Глава 12

Они познакомились на студенческой вечеринке. Ирина пришла туда позже остальных, ее привел однокурсник, которому она помогла сдать иностранный язык. Она вообще не хотела идти на эту вечеринку. Подумаешь, у кого-то родители уехали в Финляндию за продуктами, подумаешь, свободная хата… Ира никогда не любила шумных сборищ и развеселых тусовок. Сказывалось воспитание, ведь когда тебя растят помешанный на классике дирижер и влюбленная в искусство скрипачка, ты поневоле проникаешься вещами и материями, скучными для большинства людей. Для нормальных молодых людей, как говорил ее одноклассник.

Что может быть нормального, если девушка бежит в метро с томиком Вейса в руке и в ее наушниках звучит Гершвин? И это – когда в город приехали Ночные Снайперы!

Ирина сразу заметила Сашу. Он стоял, прислонившись спиной к стене, и смеялся, а его светлые волосы качались в такт его движениям. Он смеялся громко, заразительно, а потом его взгляд поймал ее ошалевшие зеленые глаза в свои сети. Он держал в руках бокал с шампанским, когда подошел к ней, а ее сердце застучало как сумасшедшее.

– Вас я тут никогда не видел! – бросил он, протягивая ей шампанское. – Вам придется многое наверстать.

– Я не пью, – пробормотала Ирина, не сводя глаз с непринужденного, уверенного в себе парня.

– Как жаль. А я-то надеялся, что мне удастся вскружить вам голову! – И Саша улыбнулся.

Эта улыбка до сих пор преследовала Ирину по ночам, в снах, и она просыпалась в слезах. А тогда она таяла, как Снегурочка под жаркими весенними лучами солнца.

Он сам был – солнце.

Они были ровесниками, разница – всего пара месяцев, но, вопреки существующим тенденциям, Саша был куда более умудренным опытом, чем Ирина. Он тоже доучивался в университете, что-то с математикой, но параллельно работал – решал какие-то вопросы для компании его матери, ездил в Северную Европу, свободно говорил на немецком и испанском языках.

Им тогда было по двадцать лет. Саша и Ира были вместе пять долгих лет, но, когда они промелькнули мимо, оказалось, что этого очень мало, всего-навсего один короткий миг, песчинка вечности.

Саша снимал для них квартиру на углу Невского и Литейного, Ирина рассаживала мамины цветы в новые горшки, размножала отростки и переселяла свой маленький садик на Сашины подоконники. Сейчас там наверняка уже целые заросли. Вопреки ожиданиям обеих матерей, молодые люди не разошлись и не охладели друг к другу за все это время. «Это безумие» не прошло ни после опустошительных, изматывающих скандалов, без которых не обходятся ни одни отношения, ни после расставаний, ни после Сашиных поездок в командировки.

С тех пор как он признался матери в своих чувствах к Ирине, она стала отправлять его в командировки гораздо чаще.

Это было даже странно, насколько серьезно относился Саша к их с Ириной роману – он, не воспринимающий всерьез ничего и никого, скользящий по жизни легко и без напряжения. Было что-то неуловимо общее в этом везении, беспечности и уверенности в том, что мир будет любить тебя вечно и все тебе простит. Иван Чемезов тоже обладал этим даром, и все, кто оказывался рядом с ним, пропитывались этой атмосферой счастья и беззаботности.

Но все это – только замки из песка, миражи на мокром асфальте. Всем придется держать ответ.

Однажды Саша уехал из их дома на углу Невского и Литейного и больше не вернулся. Уехал навсегда. День был солнечным, совсем таким же, как и сегодня. Ирина хотела поехать на дачу, но Саша сказал, что ненавидит кабачки и баклажаны, хотя одни зеленые, а другие – баклажановые, что само по себе прикольно. Баклажановые баклажаны.

Он крутил слова на языке, словно играл ими. Ира обижалась, но он только смеялся и целовал ее в нос, говорил, что мужская дружба – слишком ценная вещь, чтобы променять ее на баклажаны. И что Марк уже несколько недель его зовет к себе. И что он постарается не задерживаться.

Бла-бла-бла…

Марк тогда был помешан на идее восстановления волос, мазал свою умную лысую голову какой-то дрянью и собирался идти в институт по трансплантации волос, что, по мнению Саши, было тотальным выжиманием денег и полнейшей глупостью. Марк обиделся на то, что Саша не приехал к нему на день рождения. Они давно уже собирались встретиться. Это случилось год назад, и когда Саша садился в свою непрактичную белоснежную машину, он помахал рукой недовольной Ирине и послал ей прощальный поцелуй.

Последний поцелуй.

Белоснежный «Мерседес» – подарок матери, торжественно врученный Саше четыре года назад, в честь окончания университета. Акт недоброй воли, попытка убедить сына оставить эти глупости, бросить Ирину и уехать обратно в Москву. Тогда его матери еще казалось возможным просто подкупить сына. Эта машина была последняя вещь, которую Саша принял из рук матери. Все последующие четыре года они только и делали, что ругались и обвиняли друг друга в черствости, чудовищности, ненормальности, глупости, недальновидности или просто слепоте.

– Как ты не видишь, что ей от тебя нужны только деньги? – кричала несостоявшаяся свекровь.

– Как ты не видишь, что я люблю ее и останусь с ней, а не с тобой? – кричал Саша. – Думаешь, меня интересуют твои деньги? Можешь все их оставить брату, мне плевать.

– Тебе плевать на меня! Она запудрила тебе мозги, она врет тебе на каждом шагу. Она изменяет тебе. Делает из тебя дурака.

– У тебя нет ни одного доказательства, и все же говоришь так, словно сама была там и смотрела, как Ирина изменяет мне. Почему так сложно принять такую простую вещь, как жену своего сына?

– Она отказалась выходить за тебя замуж!

– Потому что она не хочет выходить за меня вопреки твоей воле! Она не хочет расстраивать ТЕБЯ!

Они кидали трубки, швыряли их об стену, а затем звонили родственники, и начинались разговоры, уговоры, фразы «я тебя тоже понимаю, но надо же что-то делать». И «я поговорю с ней, все это сумасшествие должно остановиться».

Сумасшествие кончилось в тот день и час, когда Саша решил вернуться домой к Ирине, несмотря на то, что они прилично выпили с Марком, празднуя его прошедший день рождения. Ирина в ту ночь спала как ребенок, ничего не почувствовала, ни о чем таком не подозревала. Она была уверена, что Саша останется ночевать у Марка, и о том, что он решит сесть за руль пьяным, она и подумать не могла.

Сначала он просто не позвонил с утра, как обычно делает в таких случаях. Затем не ответил на звонок Ирины. Она решила, что он просто уехал на встречу с клиентом и отключил телефон – Саша часто так делал, чтобы не дергаться на деловой встрече. Его телефон всегда трезвонил, как приемная Смольного.

Только ближе к обеду Ирина заволновалась. И только к вечеру она решилась побеспокоить Марка. Меньше всего на свете она хотела вести себя как надоедливая жена-калоша, которой не терпится контролировать своего мужа во всем. Ирина не претендовала на Сашину свободу, не хотела брать больше, чем он был готов ей отдавать. Она хотела, чтобы он был счастлив. Такие люди, как Саша, созданы для счастья.

Марк был на работе, он занимался каким-то делом об ограблении склада и в этот момент как раз разбирал материалы дела. Ему было не очень удобно говорить, поэтому он очень быстро ответил Ирине, что не связывался с Сашей сегодня и что тот уехал от него еще вчера ночью.

Только через час Марк перезвонил Ирине, чтобы спросить, вернулся ли Саша домой.

– Нет, Марк, – прошептала Ирина сдавленным голосом. – Он не приезжал. Почему он уехал от тебя? В каком состоянии он был?

– Ира, не паникуй. Может быть, он приезжал, но ты спала?

Он не приезжал. На загородном шоссе, совсем недалеко от ресторана, где они с Марком встречались, его белоснежный «Мерседес» столкнулся лоб в лоб с китайским грузовиком «HOWO», подозрительно похожим на наш рыжий «КамАЗ». Ирина узнала об этом из новостей в Интернете – тот редкий случай, когда она обращалась ко Всемирной паутине.

Такая катастрофическая эффективность в хранении и распространении информации! Ирина мечтала ничего не найти. Она сидела перед Сашиным компьютером, за его столом и искала в хронике аварий все, что произошло вчерашней ночью. Она готовилась искать долго и мучительно, но не найти ничего определенного.

Напротив, она нашла не только упоминание об аварии на загородном шоссе с участием белого «Мерседеса» соответствующей модели, она нашла видеозапись этой аварии. Видео с авторегистратора, заставившее ее пережить маленькую смерть. Без сомнения, десятисекундный ролик может разбить сердце и перевернуть всю жизнь.

Все случилось в какой-то пойме, дорога сходила вниз, но шла ровно, была хорошо освещена, не мокрая, без выбоин и ям. Сначала на видео ничего не происходило, только слышалась музыка из радиоприемника, пела Нюша. Затем Ирина заметила, что через одну машину вперед идет белый «Мерседес» – и ее сердце ударило сильно, больно, адреналин заставил Ирину задержать дыхание.

Все остальное – дело трех секунд. Белоснежная машина безо всяких видимых причин внезапно сменила курс и выкатилась на встречную полосу. Ничего не предвещало, у машины не изменилась скорость, не лопнуло колесо, она не объезжала препятствие, не обгоняла и не превышала скорость. Автомобиль просто свернул немного влево и вышел на встречную полосу – прямо в лоб к катившемуся вниз грузовику. Только в момент удара стало ясно, насколько высокая скорость была у обеих машин. Удар был страшным, и белоснежный «Мерседес» практически «зашел» под грузовик, звук был такой, будто что-то взорвалось.

Затем машина с видеорегистратором остановилась на обочине, водитель выматерился и вышел. Видео обрывалось.

Ирина сидела белая как смерть, окаменевшая перед монитором, запечатлевшим то, чего она боялась больше всего. Водитель «Мерседеса» умер на месте, еще до приезда «Скорой помощи». Врачи ничего не смогли бы сделать, даже если бы приехали раньше.

Водитель был пьяным и, видимо, потерял управление. Саша, Саша Ланге, беззаботный Роберт Редфорд с изумительно красивой улыбкой, мужчина из Ирининых грез, ее судьба, большая любовь, – погиб из-за того, что сел пьяным за руль.

Год назад Ирина чувствовала, что тоже умерла там вместе с ним и ничто никогда не сможет ее оживить. И теперь, глядя на виноватое, взволнованное лицо Ивана Чемезова, Ирина была готова его убить – самолично, своими руками – за то, что он заставил ее пережить снова.

Она влетела домой, вернее, в совершенно чужую ей квартиру, темную, заполненную легким, еле заметным запахом масляных красок, бросилась в кабинет, где лежала большая часть ее вещей. Тяжелые шаги Ивана послышались почти сразу.

– Ирина! – крикнул он. – Не надо. Что случилось?

– Что случилось? – выкрикнула она. – Что случилось, ты спрашиваешь?

Иван приблизился к ней, подошел вплотную и увидел, что все лицо ее залито слезами, что тушь размазана по глазам, а руки ее дрожат от волнения. Ирина хватала вещи и пихала их в сумку, не глядя, не складывая их, не боясь измять или сломать.

– Нет-нет-нет, я тебя никуда не пущу! – прокричал Иван, хватая Ирину за руки, вырывая у нее из рук пиджак, кофту, телефон и какие-то бумаги. – Ты с ума сошла?

– Я сошла с ума, да! Давно! И, знаешь, я никогда не была нормальной. И вообще, я сошла с ума, когда согласилась остаться тут. Нужно же было быть такой идиоткой.

– Что я сделал? Что за муха тебя укусила! – крикнул Иван уже зло, так как Ирина, ничего не замечая, продолжала тянуть за выхваченные им тряпки, а затем плюнула, кинула сумку на пол и бросилась к двери.

– Отойди, слышишь? – прошипела Ирина, когда Иван перегородил ей проход и силой удержал ее рядом, прижал к себе.

– Ира, послушай…

– Отошел! – рявкнула она и пнула его по ноге.

– Ты так спешишь убежать, почему? – спросил он, игнорируя боль в голени. Он схватил Ирину за плечи, одним рывком развернул к себе и заглянул в ее обезумевшие, блестящие изумрудные глаза. – Почему ты плачешь?

Он совершенно протрезвел, запутался – и в ней, и в себе, и в этой странной потасовке, и в ее немедленном желании уйти. Его щека еще горела от удара, а ее прекрасные глаза метали молнии, разряда в которых могло хватить, чтобы испепелить город.

– Ты делаешь мне больно! – прорычала она, дергаясь и вырываясь без особенного успеха. Мужские руки держали ее крепко, даже отчаянно.

– Ты мне тоже, – прошептал он, и Ирина замерла, потрясенная. Ее губы приоткрылись, глаза распахнулись, она перестала вырываться и посмотрела на Ивана так, словно видела его впервые. – Ты сказала, что не придешь ночевать. Я думал, у тебя кто-то есть. Каждый день я схожу с ума, боясь, что ты уйдешь. Ты слышишь? Василиса Премудрая!

– Ты спятил. Я не… этого не должно было случиться… Ты не должен был писать с меня этот чертов портрет. Мне нужно уйти, я не могу остаться, не могу допустить…

– Чего? Чего ты не можешь допустить, Ира? – спросил Иван. – Вот этого?

И он склонился к ней, большой, широкоплечий медведь, светловолосый повеса, влюбленный Ромео, – он прижал ее к себе еще сильнее, словно пытался вдохнуть ее полной грудью. Его губы нашли ее дрожащие губы, а когда он поцеловал Иру, почувствовал вкус соли, вкус слез на губах девушки.

Она не отпрянула, не сопротивлялась, не отступила. Напротив, Ирина подалась вперед, обхватила Ивана за плечи, вцепилась в них своими тонкими пальцами и ответила на его поцелуй с неожиданной страстью. Она мечтала поцеловать его, попробовать на вкус, думала о нем каждый раз, когда видела его внимательное, сосредоточенное лицо, погруженное в работу. Он был с ней, писал ее портрет, и порой это было даже более чувственно, опьяняло ощущением близости на уровнях, о существовании которых Ирина даже не догадывалась.

Такое было с нею впервые.

Она поклялась себе, что ни одним движением, ни одним словом не выдаст своих чувств. Просто знакомый художник напишет ее портрет, а потом забудет ее. Теперь об этом не было и речи. Руки Ивана, сильные и жадные, проникли под блузку и ощупывали, гуляли по Ириной спине, плечам, тонкой лямке ее бюстгальтера, и каждое движение отдавалось жаром в области солнечного сплетения. Соски напряглись, а губы сами тянулись навстречу, отдаваясь ненасытному, истомленному жаждой рту. Иван закрыл глаза и простонал, так искренне и так просто признаваясь ей в капитуляции.

Чемезов мечтал о ней каждую минуту того времени, что она провела в его модельном кресле, каждый набросок, где он рисовал ее голой, когда она не видела (о, это страшный секрет!). Он хотел ее, надеялся и одновременно боялся не дойти до этого момента.

– Вот мы и перешли на «ты», – тихо засмеялся он, взяв Иринино лицо в свои ладони. – Ты совершенно волшебная, знаешь это?

– Рано или поздно тебе придется отойти от меня, и тогда я сбегу.

– Раз так, я никогда не отойду, – пообещал он и подхватил Ирину на руки. – Скажи, что не так, и мы все исправим.

– Разве ты не знаешь, Иван, что иногда вещи просто невозможно исправить?

– Значит, не надо их ломать, – прошептал он, прижимая к себе Ирину. Он подошел к неразложенному дивану, задыхаясь от предвкушения того, о чем он и не думал еще несколько часов назад. Отпустил Ирину, поставив ее на пол, удерживая за плечи и продолжая смотреть на нее с опьяняющей нежностью. Один шаг – и они свалятся в пропасть, они ведь так любят летать, все так любят полеты, и никому нет дела, что там, внизу, – острые камни, бурные воды, там неизвестность. Ирина приподняла подбородок и внимательно, с беспокойством посмотрела в глаза Ивану.

– Этого слишком много для меня… я не могу, я просто не могу, – прошептала она, и Иван покачал головой.

– Не надо, не говори ничего. Я ни на чем не настаиваю. Я так испугался, что ты уйдешь. Обещай мне, что не уйдешь.

– Я ничего не могу обещать. Каждый день я сражаюсь с желанием остаться, каждый раз проигрывая, – пробормотала Ирина.

– В этом сражении я не на твоей стороне, – прошептал Иван, запустив руки в свою светлую, уже чуть выгоревшую на летнем солнце шевелюру. Затем он протянул Ирине руку, усадил ее к себе на колени, обнял и принялся укачивать, как ребенка. Он целовал ее волосы, говорил о том, что он все понимает, что ни на чем не настаивает, но ведь может же мужчина мечтать.

– У тебя от меня будут одни только беды, – прошептала Ирина, сонная и счастливая, вопреки всему.

– Почему? – спросил он, нежно прикасаясь губами к уголку ее рта.

Ирина вдохнула так глубоко, как только была способна. Ей нравился его запах, сила рук, напряженные плечи, большое, сильное тело, охваченное желанием обладать ею. Она раскрыла губы, позволила его языку проникнуть внутрь, завладеть ее ртом, утолить жажду, наполнить ее тем же желанием, что сжигало и его самого. Мужчина и женщина, рука к руке, тело к телу. Что может быть естественнее?

– Потому что… у всех нас есть прошлое, – прошептала она, когда Иван оторвался от нее с сожалением. Он посмотрел – невысказанный вопрос светился в его серых глазах. – Нет, я не могу. Не нужно. Я расскажу – и ты станешь частью этого прошлого, разделишь со мной мою ношу.

– А ты бы не хотела этого? – удивился Иван.

– Нет, не хотела бы. Поверь, так будет лучше.

– Я не думаю, – покачал головой Иван.

– Тогда поцелуй меня еще и не думай ни о чем, – пробормотала Ирина и улыбнулась. Иван склонился к ней и принялся целовать ее в губы. Они целовались еще долго и болтали о чем-то, о том, что ездить за рулем пьяным – это преступление и что Ирина в случае чего самолично сдаст Ивана полиции. Он клялся, что никогда больше и что, вообще-то, не имеет такой привычки, просто не мог он не приехать, не увидеть ее, не вернуться к ней.

– А службы всякие для чего? «Трезвый водитель»? Такси? Мог бы мне сказать, я бы тебя привезла.

– Ты бы сделала это для меня? – пораженно улыбнулся Иван.

– Не нужно воспринимать это как подарок судьбы! – фыркнула Ирина и щелкнула Ивана по носу. – Я сделала бы это для любого, только чтобы никто никогда не садился за руль пьяным. Если бы могла, я бы вообще запретила автомобили и пересадила всех на велосипеды.

– Значит, ты водишь машину.

– Я многое могу, чего ты не знаешь! – кокетливо рассмеялась Ирина.

– Ты сама – подарок! – нежно прошептал Иван.

– Я не подарок, я – сюрприз! – ответила Ирина фразой с одной своей старой футболки, подаренной когда-то отцом в знак несговорчивости характера.

– Да уж, это точно! – кивнул Иван и снова принялся за поцелуи. Так они и заснули, обнявшись, с переплетенными руками, Ирина уткнулась в широкую грудь живописца, чувствуя себя удивительно уютно и спокойно, – впервые за очень долгое время она снова была живой. Впервые образ Саши отступил, растворяясь, куда-то за линию горизонта, и ужасная боль растворилась вместе с ним. Она еще так молода, она еще может быть счастлива. Может ли?

Такими их и застала Наталья – проклятая привычка Ваньки не закрывать двери снова подвела их. Они лежали, сонные и усталые после почти бессонной ночи, обнявшись, уткнувшись друг в друга, сплетясь руками и ногами, спутавшись неаккуратно выбившейся одеждой. Как раз само наличие одежды смущало Наталью больше всего и удерживало от того, чтобы заорать на Ваньку Чемезова что есть мочи. Но в то же время она не была уверена, хорошо это или, напротив, еще хуже – что они спят одетыми вместе, обнявшись так, словно боятся распасться по отдельности на молекулы и атомы.

– Тук-тук-тук! – громко сказала она, заставив Ивана буквально подпрыгнуть до потолка. Он распахнул глаза и диковато посмотрел на свою бывшую жену, облаченную в свободный, дорогой бежевый комбинезон на тонких лямочках, оставляющих плечи практически открытыми. Рядом с ней – вот черт! – стояли оба их ребенка, пятилетняя Даша и семилетний Федор, их первенец, названный в честь отца Ивана, Федора Чемезова. Дети стояли рядом с матерью и с интересом рассматривали противоречивую и вполне развлекательную картину под названием «Папа и какая-то тетя пытаются распутаться».