Глава 10

Она действительно вернулась. Поздно ночью, около часу ночи, если быть точным, открыла дверь ключом, который Иван буквально заставил ее взять. Чемезов в этот момент сидел на кухне и курил. И злился на себя. Весь прошедший вечер он потратил на то, чтобы убедить себя в том, что с этим нонсенсом надо что-то делать.

Нужно прекратить это безобразие, перестать унижаться и выпроводить эту ненормальную взашей. А что? Модели из нее не получается. Какие модели вот так вскакивают и уходят? А что, если он только разошелся, поймал волну вдохновения и готов создать шедевр?

Она сама – вдохновение. Она уходит – и все кончается.

Но ведь это пройдет. Ване Чемезову много раз в жизни приходилось переживать нечто подобное, и далеко не всегда ему удавалось поймать вдохновение за хвост. Что-то исчезало, что-то менялось, оставляя его разочарованным и злым, но каждый раз вдохновение озаряло его вновь, и беспокойное сознание находило новый повод загореться и увлечься новым образом, мечтой. Художники непостоянны, впечатлительны и подвластны моменту.

Нужно сказать ей, что он не нуждается больше в ее услугах. Да-да, именно так.

Трезвый и злой, он наслаждался своей твердостью намерений. Представлял, как откроется дверь, и она войдет в мастерскую, а он встретит ее спокойным холодом. Не станет устраивать цирка, не будет объяснять, почему так решил, не выскажет никаких претензий. Будет сидеть, спокойный и вежливый, по-прежнему доброжелательный. Он предложит ей чаю или кофе, посидит молча, даст Ирине прийти в себя.

Скажет, что она может переночевать, ведь не гнать же ее на улицу на ночь глядя. И дальше Ваня Чемезов сможет снова стать самим собой, планировать дни, думать о работе, встречаться с друзьями. Уедет в Крым до конца лета. Выкинет все наброски. А если кто-то спросит – Сережа или Наталья, не приведи господь, – скажет, что передумал. Пожмет плечами так, словно вся эта история ничего не значит для него, не стоит и мимолетного вздоха.

Заберет детей и уедет в Крым. Закроет мастерскую.

Иван представлял себе, как это будет здорово: оказаться на море, писать рыбаков на разбитых, облупленных лодках, людей на пляжах, чаек, ворующих еду прямо со столов в дешевых кафе. Никаких вопросов, ничего непонятного, никаких тайн. Да. Именно так и поступит. Он достаточно уважает себя, чтобы не бегать за неизвестными девицами, какими бы интересными они ни были.

– Почему вы не спите? – Ее голос бархатный, низкий. Ирина удивленно посмотрела на него, одна ее бровь приподнялась чуть выше. Такие красивые глаза, такие живые эмоции. Иван изумленно рассматривал перед собой незнакомку в светло-серых джинсах, тонкой рубашке с коротким рукавом и с подвязанными платком волосами.

– Что с вами случилось? – спросил Иван и только потом понял, каким наивным может показаться его вопрос. Как будто теперь она ответит.

– Что случилось? – Ира улыбнулась кончиками губ, поставила на стул бежевую сумку и бордовый пакет, она помахала рукой, отгоняя от себя клубы дыма. – Я просто переоделась. Не могу же я вечно оставаться в образе! Но вы можете не волноваться, платье на месте. Ну и накурили. Вы не боитесь превратиться в джинна?

– Почему в джинна? – переспросил он, а Ирина вдруг вынула из его руки недокуренную сигарету, потушила ее в «легочной» пепельнице и подсела, смотря ему прямо в глаза.

– Потому что вы такими темпами скоро сами превратитесь в дым и сможете жить в лампе! – Она склонила голову набок и так улыбнулась ему своими очаровательными зелеными глазами, что Иван сразу в них потерялся.

Ему снова захотелось утащить ее в мастерскую, усадить в кресло, рисовать. Поцеловать. Вот черт! Дурак, влюбчивый дурак. Этого только не хватало. Держись плана – или ты пропал.

– Что это тут у вас? – Ирина с интересом посмотрела на фотографии, разложенные перед Иваном. – Вы решили переквалифицироваться в фотографа? Тут что, все ваши работы?

– Это… материалы для каталогов, – пробормотал Иван, и его планы полетели к чертям. Он начал показывать Ирине фотографии своих работ, спрашивать ее мнения, смотреть, как ее тонкие пальцы раскладывают фотографии на столе, перемещают их, меняют местами.

Она с ним, смеется, и шутит, и похлопывает по плечу. Ирина здесь и сейчас, с ним, и Ване Чемезову стало хорошо и спокойно, словно мир, летевший в тартарары, остановился и снова принялся вертеться по положенной ему орбите. За ночью придет день, за днем – другой, третий. За летом придет осень, но это – еще очень, очень не скоро. Хвала Сварогу.

– Помилуйте, барышня, а эта-то фотография чем негожа? – притворно возмутился Иван, когда Ирина забраковала последнюю фотографию «Завалинки».

– Больше света, нужно больше света. Вы что, на мыльницу снимали? – спросила она строго. Чайник кипел, и бутерброды появлялись и исчезали на заваленном бумагами столе. Иван смирился и махнул рукой – бог с ней, с гордостью. Ирина весела и довольна, помешивает чай в большой кружке с нарисованной улиткой.

– Так странно смотреть на вас в этом наряде, – признался он в конце концов. – Вы что, ограбили супермаркет? В платье вы похожи на девушку из прошлого века.

– Не волнуйтесь, ни одного супермаркета не пострадало, – «успокоила» его Ирина. – Но вы напрасно придумали себе даму с камелиями. Поверьте, я самая обычная девушка из двадцать первого века.

– Ничего обычного в вас нет, и не надейтесь, – заверил ее Иван. – И не спорьте, барышня, я же художник, мне виднее. Хоть какие джинсы натяните.

– Хотите сказать, стой я тогда на улице в джинсах, футболке и бейсболке, вы бы все равно подошли ко мне? Уж позвольте вам не поверить, дорогой мой художник! – Ирина рассмеялась. – Нет-нет, терракотовое платье и шляпа – вот что вам виднее.

– Поедете со мной завтра? – спросил Иван, продолжая улыбаться.

– Завтра? Куда? Во сколько? И, главное, на черта я вам сдалась?

– Вы поможете мне с каталогами. В конце концов, вы же уже пересмотрели все фотографии, и я могу вас заверить, со вкусом у вас все в порядке.

– Ничего подобного! Вы же сами раскритиковали меня за выбор джинсов.

– Это ерунда, рациональность непобедима. Джинсы слишком удобны, их придумал дьявол. Так поедете?

– Не думаю, что это хорошая идея, – покачала головой Ирина. – Нет, правда! Я же ничего не понимаю в искусстве.

Чемезов сам не знал, зачем он делает это, но он принялся уговаривать Ирину с такой изобретательностью и настойчивостью, что ей не оставалось ничего другого, кроме как согласиться.

Чемезов проводил девушку в свой кабинет, где для нее было постелено, и пожелал спокойной ночи, хотя от ночи осталось – всего ничего и за большим окном уже светлело. Уходя к себе в студию, укладываясь на разложенное в длину кресло, Иван покачал головой и усмехнулся:

– Да уж, не слишком убедительно для человека, мечтавшего избавиться от этой девицы. Девицы, м-м-м. – И мысль о том, что Ирина прямо сейчас спит в соседней комнате, разметав каштановые волосы, вызвала волну тепла и волнения. Усталый Иван закрыл глаза и уснул с улыбкой. Конечно, оставался риск, что, когда он проснется и откроет глаза, ее уже не будет. С такой девушкой, как Ирина, ни в чем нельзя быть уверенным.

Но утром, когда он проснулся, Ирина не исчезла. Иван тихонько постучал, а когда не услышал ответа, приоткрыл дверь – сердце все же ухнуло и сжалось от неприятных подозрений. Ирина еще спала, укрываясь в подушках от солнечных лучей. В длинной рубашке, которой Иван не помнил, не его, она лежала на животе поверх простыней, одна рука под головой, другая отчего-то вцепилась в простыню, со всех сил зажав в кулачке ткань. Взгляд скользнул ниже, и Иван невольно вздрогнул и глубоко вдохнул, не в силах оторвать взгляда от длинных обнаженных ног, сплетенных вместе.

Нельзя так стоять! Она бы убила тебя, если бы увидела, и ты, злыдень, прекрасно знаешь это.

Иван посмотрел на лицо, почти полностью скрытое каштановыми волосами, и улыбнулся. Какая девушка! Иди, зубы чисти!

Через полчаса Ирина, умытая и переодетая, сама пришла в кухню, привлеченная вкусными запахами. Иван обернулся и застыл, в очередной раз отмечая то, как разительно меняется его незнакомка. Дама с камелиями, туристка в джинсах и платке-бандане, длинноногая сонная нимфа в рубашке. И вот – здрасте-мордасти – аристократка-гольфистка в светло-голубых шортах-бермудах и белоснежной футболке. Сам Иван, в спортивных штанах, заляпанных краской (а что в его мире не было заляпано краской?!), и майке, в ее фартуке с морковками, суетился, обжаривал шампиньоны, раскладывал по тарелке наломанный кусочками сыр.

– Боже мой, вот где искусство! – рассмеялась Ирина, сонно потягиваясь.

– Я лично не знаю, кто придумал эту глупость, что место женщины на кухне. Все лучшие повара, каких я знаю, – мужчины, – пробормотал Иван, продолжая работать с самым деловым видом, на который только был способен.

– Не нахожу что возразить! – призналась Ирина. – Вам этот фартук идет куда больше, чем мне.

– Странно, что вы не находите что возразить. А я-то думал, что вы – феминистка и борец за равноправие.

– Разве бывают феминистки на шпильках? – удивилась Ирина.

– А вы не на шпильках. Вы босая и вполне можете оказаться кем угодно! – Иван проследил глазами за тем, как Ирина стащила из-под его руки кусочек сыра.

– М-м-м, – протянула она, жмурясь на солнышке.

– Так, грабеж средь бела дня! – делано возмутился Иван.

Ирина только широко улыбнулась, залезла на стул с ногами и потянула руку к другому кусочку.

– Давно я не видел в моей мастерской человека в такой белой футболке, – заметил Иван между делом, когда Ирина отошла, чтобы сварить кофе в турке. – Прямо даже жалко ее.

– Думаете, заляпаю? Ничего, переживу, – отмахнулась девушка, замешивая свой фирменный кофе. Ивану, конечно, было интересно, откуда взялось это все: и новый мобильный, и куча (ну, или, по меньшей мере, кучка) новых вещей. Сумка, кроссовки и босоножки, которые стояли в прихожей около двери.

– Я смотрю, вы вчера выпотрошили магазины по полной программе!

– Женщина не может довольствоваться малым, вы разве не знали? – улыбнулась Ирина своей насмешливой улыбкой и сонно зевнула. Никак не проснется до конца, что и понятно: легли-то во сколько. Сегодня она совсем не такая, как вчера. Спокойна, весела, игрива. Никаких погружений на дно подсознания, никаких уходов в себя. Но при этом, конечно, никаких объяснений, одни отмазки и отговорки. Иван встал рядом с ней около плиты, внимательно наблюдая за тем, как Ирина сдувает бегущую вверх кофейную пенку. Она склонилась и сосредоточенно смотрела на поверхность обманчиво спокойной черной гущи, из-под которой наверх уже бежала буря. Ирина складывала губы в трубочку и аккуратно дула, чтобы буря утихла, осела снова. До нового подъема. Три раза, прежде чем газовая плита была отключена.

– Интересный метод.

– Так вкус получается насыщеннее, – пояснила Ира. – Ну что, похоже, мы с вами сегодня завтракаем как короли?!

Это было так легко, словно они делали это вместе сотню раз. Он поджаривал хлеб с яйцом, она разливала кофе. Он помешивал овощи с сигаретой в зубах, и Ирина вынимала ее и вставляла обратно, обзывая его «Джинни», как джинна из мультика. Потом они долго собирались, Иван все время что-то забывал – то фотографии для каталога, то компьютер, стоявший в кабинете, то картины. Он бегал туда-сюда по квартире, распахивал двери, а Ирина смеялась над ним и удивлялась, как это он взялся за такое дело сам.

– Половину вы потеряете по дороге, Джинни!

– А вы мне на что? У вас, барышня, глаз-алмаз, вот и давайте, пересчитайте картины.

– А что, вы «Завалинку» тоже увозите?

– Я уже ее упаковал, сорри! – Ваня улыбнулся одними кончиками губ, ничего не смог с собой поделать. Разочарование в голосе Ирины показалось ему таким очаровательным. Ей нравится его «Завалинка», ей нравится его работа. А она нравится ему. Как модель, конечно! И еще – как личность. Модель – личность. К тому же варит отличный кофе. Что он будет делать, когда Ира уедет? Кто сварит кофе?

– Вы все работы берете, что в коридор вынесли? – спросила девушка, даже не обратив внимания на то, каким странным взглядом смотрит на нее Чемезов. – Я почему спрашиваю: вы туда работы своих студентов сунули. Вон, смотрите. Неупакованные, в бумаге.

– Нет-нет, их не берем. Черт, вы правы, зря я Серегу отшил.

– Вы его отшили?

– Я… ну… – Иван отвернулся. Не объяснять же Ирине, что он просто не захотел, чтобы его галерист приезжал к нему в мастерскую вчера, когда он сидел в кухне, трезвый и злой, и ждал Ирину, чтобы сказать ей о том, как она ему безразлична. Между ним и Сергеем состоялся короткий, полный эмоций разговор, в результате которого Иван настоятельно попросил «оставить себя в покое», «не морочить голову всякой ерундой» и «уж конечно, я смогу запихнуть картины в машину и дотащить до твоей богадельни, слышишь, ты, оборотень?». – Я не знал, что тут так много всего будет.

Оборотень ждал их в галерее, прямо у входа, и в полной уверенности, что Иван половину забыл, а половину испортил. О чем он не преминул сообщить, как только Иван вылез из-за руля своего «Ниссана». Сережа на этот раз явился им в светлых коротеньких брючках и футболке в облипочку. Он сухо кивнул Ивану (все еще обижался, оборотень), а затем скользнул взглядом по стеклу переднего сиденья и вдруг наткнулся на сидящую там Ирину. Она в этот момент как раз разговаривала с кем-то по телефону и только кивнула Сереже, растянув губы в вежливой улыбке.

– А она-то что здесь делает? – спросил мужчина Ивана так тихо, чтобы Ирина не услышала. А с другой стороны, может, и могла бы услышать. Сережа не собирался скрывать того, что думал. Вся эта эпопея с зеленоглазым подкидышем лет двадцати пяти ему не нравилась, решительно не нравилась.

– Она со мной, – ответил Иван, переняв у Ирины ее способность отвечать на вопросы, не отвечая на них по-настоящему.

– С тобой, значит, – протянул Сережа. – Это я вижу.

– Что ты имеешь в виду? – насупился Иван, готовый немедленно продолжить их разговор с того места, на котором они вчера покидали трубки.

– Ты накупил ей одежды и телефонов, она сопровождает тебя на составление каталогов…

– И даже весь вечер вместе со мной отбирала фотографии, – довольно подтвердил Иван. – Только я ей ничего не покупал, Сережечка.

– Нет? – задумчиво пробормотал тот, аккуратно вынимая картины из багажника. – А, я понял. Она же твоя модель, и ты платишь ей деньги за работу, а уж потом она на них все покупает. Так?

– Не так. Слушай, тебе что, больше всех надо? – разозлился Иван.

– Ты ведь ее на улице подобрал, да? Ты говорил, она голодная была и идти ей некуда было. А теперь что, все изменилось? Если не ты ей все купил, то откуда оно взялось? Это что у нее, IPhone? Неплохо для того, кто бросался на твои пряники.

– Не знаю! – гаркнул Иван, не желая наблюдать, как Сережа сверлит Ирину своими подозрительными глазками. – Слышишь, не знаю я, откуда у нее вещи. Утром ушла, вечером с ними вернулась. Не мое это дело. Значит, достала откуда-то. Оставь мою девушку в покое.

– Я девушку твою и не трогаю, если она, конечно, твоя. С кем она там так увлеченно треплется? – Сережа скользнул взглядом по открытому, приятному лицу Ивана и не без удивления отметил, как тень пересекла его лоб. – Не знаешь, что ли? Ты, Вань, ничего о ней не знаешь. Так же нельзя!

– Отвали. – И Чемезов подцепил сразу несколько больших картин и понес их в галерею. Сережа смотрел, как высокая фигура с широкими плечами исчезла в проеме стеклянных дверей галереи. И вдруг он заметил, увидел отчетливо и ясно, что Ирина тоже провожает фигуру Ваньки Чемезова взглядом, и во взгляде этом сквозит улыбка и теплота.

Конечно, чему удивляться! Кому из женщин не понравился бы Ванька Чемезов. Этот медведь с перемазанными в краске ручищами, ему достаточно только начать ехидно улыбаться и забубнить свои вечные простонародные словечки – и все, дело в шляпе.

Сережа – другое дело. То, что так легко давалось Ваньке Чемезову, самому Сереже не открывалось ни за какие деньги. Харизма ли, улыбка ли с ямочкой, светлые ли глаза или что-то еще непередаваемое во всем облике этого белобрысого мужика всегда вызывало симпатии. У женщин, стариков и детей. Иногда у мужчин.

– Здравствуйте, Сережа! Как вы себя чувствуете? Ваш грипп прошел? – Ее голос на сей раз был обращен к нему. Сережа улыбнулся и подал руку Ирине, чтобы ей было удобнее выходить из «Ниссана».

– Вашими молитвами, милая! – ухмыльнулся он. – Рад видеть вас в моем скромном пристанище. Я ждал вас еще три часа назад.

– Да? – удивилась Ирина. – Иван ничего не говорил.

– Для Ивана не существует такого понятия, как время. Даже не знаю, зачем он купил себе часы. Наверное, решил, что они подходят ему по цвету, фактуре и материалам. Возможно, он даже не умеет определять время по стрелкам часов.

– Мы вчера всю ночь обсуждали ваши каталоги, так что ничего удивительного, что проспали. Если бы я хотя бы знала… – Ирина улыбнулась. – Я-то знаю, как пользоваться часами и даже будильником.

– Я с первого взгляда знал, что вы – женщина умная, – вторил ей Сережа, старательно скрыв то, что почувствовал, услышав это «мы проспали» из ее уст. Проспали просто или проспали вместе? Не ты ли, принцесса в терракотовом, клялась, что это только бизнес, ничего личного? «Проспали»!!!

Иван вышел из галереи с пустыми руками и с подозрением посмотрел на Сергея. Затем подошел к Ирине и склонил голову набок, вглядываясь в ее лицо.

– Все в порядке? – спросил он. – Он ведет себя прилично?

– Да, конечно! – Ирина с улыбкой кивнула мужчине. – У нас тут полный порядок. Вам помочь?

– Вы и так помогаете, – заверил ее Иван. – Впрочем, если вы захватите сумку с фотографиями, будет отлично.

Сережа, сам не зная почему, выдохнул и почувствовал удовлетворение. Они, значит, все еще на «вы». Да Ванька Чемезов ни с кем дольше пяти минут на «вы» не держался. Путался с первых же слов. После первой же вместе выкуренной сигаретки. Значит, они «проснулись» порознь и на «вы». Хорошо.

Откуда все же девушка достала деньги? Впрочем, мало ли. Иван прав, не его это дело.

– Пойдемте, Ирина. Раз так, поможете нам составлять макет.

Сережа повел ее за собой в просторное белоснежное помещение, на стенах которого висели картины на продажу. Модернисты, примитивизм, картины с элементами кованых деталей. Многое из того, что было выставлено у Сережи, Ирина видела впервые. Смешение жанров, эклектика, новые веяния.

Ирине совсем не нравился Сережа, ни его дерганье, ни звук его тихого, какого-то неприятно вкрадчивого голоса, ни его манера одеваться в какие-то нелепые, хотя и, возможно, модные тряпки. Но одного у него отнять было нельзя: в искусстве он разбирался и искусство он любил. Как и почему так получилось – было тайной даже для самого Сергея.

В запасниках, просторных и хорошо кондиционируемых помещениях, Сережа держал целое состояние в картинах. По просьбе Ирины он показал ей свои самые любимые работы, рассказывая байки о разных покупателях. К примеру, о тех из них, что приходят с надутым видом, высказывают категорическое мнение «за» или категорическое «против», уверенные в собственных познаниях «эксперты чертовы». Другие, «инвесторы-шминвесторы», мучительно мечутся между вариантами, спрашивают советов, колеблются до последнего, пытаясь угадать, какая из картин с годами озолотит их, а какая может упасть в цене. Таких, смеялся Сережа, интересует одно – чтобы работ было не слишком много, а художник, желательно, чтобы уже умер.

– Как – умер? – Ирина потрясенно приложила руку к губам.

– Видите ли, многоуважаемая муза, если художник умер, то и работ уже не появится. Это как район, где прекращают строить квартиры-новостройки. Там всегда все дорожает.

– Ну, ты просто мастер сравнения, – фыркнул Иван, угрюмо поглядывая на Ирину, которой трепотня Сережи доставляла явное удовольствие. Он все еще не мог забыть его слова о том, что, возможно, девушка получила деньги на одежду и все остальное из других источников. Может ли быть, что это какой-то мужчина?

Иван прикусил губу и от напряжения чуть не порвал фотографию.

Если бы это был мужчина, разве он позволил бы ей остаться у какого-то художника?

А с кем она говорила? Она позвонила кому-то именно тогда, когда Иван уже вышел из машины. Не хотела, чтобы он слышал? Может быть, он женат? Может, не ревнив? Или, наоборот, ужасно ревнив и выставил Ирину из дому. Может, поэтому она бродила по городу, одинокая, расстроенная и голодная. Может быть, ему вовсе просто показалось, что она была голодной и брошенной?

Нет, не показалось. И никого у нее нет.

Лучше скажи, дуралей, какое тебе до этого дело? Какая разница, есть у нее кто-то или нет? Тебе-то ничего не светит. Хотя ты же убеждал себя еще вчера, что тебе ничего и не надо от этой девушки. Что ты никогда, ни за что больше не полезешь в такое болото. Одни проблемы. Не стоит рисковать. Ирина, она… одного взгляда достаточно, чтобы понять: такая девушка никогда не будет героиней мимолетных романов, ни к чему не обязывающей свободной любви. Она – не одна из твоих многочисленных подружек, с которыми можно целоваться в коридорах баров, а потом забыть об этом.

Интересно, что она сделает, если попробовать ее поцеловать?

Зарежет!

– Иван! Ванька! Ау, ты чего творишь? Дома не намалевался? – Сережа, оказывается, тряс Ивана за плечо. Чемезов вздрогнул и посмотрел на стол. Оказывается, задумавшись, он выводил на листе знакомые контуры, всего-навсего несколько нечетких линий. Узнаваемый набросок – длинные ноги, растрепанные волосы скрывают повернутое вниз лицо, ткань, зажатая в кулаке. Ирина. Иван отбросил ручку и посмотрел на Сергея, пытаясь справиться с краской, бросившейся в лицо.

– Это ж контракт! – возмущенно воскликнул Сережа. – Эх, Ваня, Ваня! Никакого от тебя толку!