Глава 16
Вот тебе, матушка, и Юрьев день

Меня переполняли эмоции. Как всегда, когда я не справлялась с потоком чувств, я делала глупости – одну за другой. «Ауди» летела по городу, не предназначенному для полетов совершенно. Я разгоняла мотор, раскручивала колеса так, что машина гудела, а потом резко тормозила метров через сто – сто пятьдесят, как только догоняла плетущиеся впереди машины. Рожденный ползать – летать не может, а наше Садовое кольцо – тот еще червяк. Я же при этом дергалась и в нетерпении готова была машины, как тучи, развести руками.

– Свихнулась? – крикнул мне из окна какой-то пижон на затюнингованной до нелепости «девятке». У нее даже подкрылок сзади имелся, чтобы это чудо автопрома, видимо, не взлетело случайно на воздух. Хотя, признаюсь честно, впечатление было больше такое, что его тачка с трудом удерживалась от того, чтобы не «закипеть» посреди дороги. – Чем обкурилась, что так подрезаешь?

– Сорри, – ойкнула я и снова принялась выстукивать барабанную дробь по рулю. Лак на моих ногтях, обкусанный от нервов, был негодящий, но это было мне безразлично. Мне не терпелось поскорее попасть в офис, к Максиму. И, как ни странно, мое нетерпение было связано исключительно с профессиональным рабочим интересом, а не с желанием срочно упасть в его объятия. Мне нужно было срочно получить его профессиональный совет в интересах нашей воришки. Дело было в следующем – в ее, собственно, деле. И дело это после нашего с ней разговора предстало передо мной в совершенно другом свете. Вы спросите, как же это так, никто до этого не нашел ничего эдакого, а я – королева юриспруденции – пришла и что-то такое обнаружила. Но дело-то в том, что я к закону вообще никакого отношения не имею. Это раз. А два – я женщина, а значит, мне можно рассказать то, о чем бы никогда не сказала адвокату-мужчине.

– Возможно ли, что вы просто забыли заплатить? – было написано в журавлевской подсказке-опроснике, который я зачитывала и старательно конспектировала ответы.

– Я уже говорила сто раз, я именно захотела его украсть. Вот как помутнение нашло. У меня и денег-то с собой не было, как я могла забыть заплатить, – грустно покачала головой она.

Я удивилась, это было странно, ходить по городу без денег.

– Совсем не было денег?

– Совсем. Я из института выскочила, только сигареты в кармане были – и все. Сумку оставила.

– Как же вы его вынесли – это платье? – снова удивилась я.

– Оно маленькое, летнее. Я его в блузку запихнула. Черт, оно мне даже не шло, мне для него надо худеть. Вы когда-нибудь пробовали худеть? – спросила она.

Я ухмыльнулась:

– Мне всю жизнь твердили, что я – мечта бультерьера.

– В смысле? – опешила она.

– Костей много, – пояснила я. И продолжила, хотя в вопроснике у меня были другие вопросы, удовлетворять свое личное любопытство. Что-то беспокоило меня. Не выглядела барышня дурой и воровкой тоже не была. Она – как наша клиентка из Самары – совершенно обычная нормальная девушка. Впрочем, что я могу знать, та-то, из Самары, все-таки действительно участвовала в чем-то, подписывала бумаги. Что я вообще знаю о преступниках и о том, как они выглядят!

– Значит, вы выскочили из института без денег и сигарет...

– С сигаретами. Я сказала, что только их и захватила.

– А, извините. И что дальше? Вы пошли в торговый центр рядом с вузом, вошли в этот бутик, украли платье, которое вам не нравится, и все? И зачем?

– Говорю вам, я идиотка, – развела руками Жанна, но я позволила себе усомниться.

– Вы мне не кажетесь идиоткой.

– А мы можем быть на «ты»? – нахмурилась она. – Все эти ваши коллеги, сколько уже я их видела, застегнутые на все пуговицы, колючие, юркие какие-то. Вы извините...

– Ничего-ничего, – рассмеялась я. – Я совершенно согласна с вами, сама от них в дрожь шла по первости. Сейчас пообвыклась. Давайте... давай на «ты». Так зачем ты его взяла и чего ты вообще там делала?

– Не хочу говорить, – помрачнела Жанна. – Не поможет это ничему. Взяла и взяла, чего уж. Щедриков сказал, что похлопочет и, по-любому, больше условного не дадут, так что... Переживу.

– Больше условного? – поразилась я.

Ах, какой наш Щедриков молодец, пообещал похлопотать за то, что девушке и так достанется при самом плохом раскладе. Кому, интересно, за кражу одного платья, да еще по первоходке, дадут реальный срок? Ну, шельма. И всегда им был, поэтому, хоть и ни черта не умеет и вообще не Синяя Борода, а ездит на «Кайене». И работает с ленцой, с прохладцей. Больше выпендривается.

– Мне, правда, условный срок – тоже плохо, за границу не смогу с родителями поехать. Мы хотели уехать на полгода, у мамы теперь студия в Нью-Йорке, будет учить студентов. А я останусь, значит.

– Уехать – это хорошо, – согласилась я. – Постой, а тебе не надо учиться?

– Я бросила этот чертов вуз! – помявшись с минуту, призналась она.

– Давно? Почему? Из-за платья? – поразилась я. – А какой курс?

– Ну, четвертый. А, не хочу. Ничего мне не надо, – помотала она головой и уставилась на чашку с чаем.

– Почему? Что случилось? – сосредоточилась я. – Что-то в институте? Ты в тот день ведь из него шла?

– Ой, Ника, – вдруг охнула она, упала лицом на руки и затряслась от плача. Видимо, предел ее настал именно в тот момент, именно со мной. Она взвыла как белуга.

– Ты ревешь? – поразилась я.

Честно говоря, единственная женщина, которая рыдала на моих глазах, это была моя мама, но она всегда умела реветь уместно и по какому-нибудь конкретному вопросу. Заставить папу дать ей больше денег (или просто дать их, если это – период семейного забвения), принудить меня к поездке к каким-нибудь родственникам, которые станут дергать меня за подбородок. В общем, что делать с незнакомой милой девушкой, которая рыдает на ровном месте без видимого корыстного интереса, я не знала.

– Су-у-ки они все. Су-у-ки! Знаешь, как я себя ненавижу? Я вообще хочу, чтобы меня посадили. Если бы не родители, я бы ни одного адвоката нанимать не стала.

– Что за глупости? – причитала я, бегая вокруг нее.

Жанна оторвала лицо от ладоней и посмотрела на меня покрасневшими, опухшими глазами. Губы ее скривились в диковатой, ненормальной улыбке.

– Я в тот день с преподом переспала из-за оценки. Он меня месяц изводил, я четыре раза ему пересдавала, он меня валил. И все говорил, что достаточно одного только доброго взгляда...

– Что? – вытаращилась я.

– Старый и мерзкий, с бородавкой на щеке. Толстый, руки потные, козел мерзкий. Я забыть не могу, как он... а, зачем все это? Что, приведем его в свидетели? Скажем, что это из-за него я платье украла? Может, ты его вместо меня посадишь?

– Вот свинья! – вырвалось у меня самопроизвольно.

Жанна всхлипнула, истерично расхохоталась:

– Да, ты права. Свинья! Это я – свинья. Я уже чуть ли не полгода молчу, никому не говорила. Мерзко. Узнала бы мама, она бы стала брезговать со мной за одним столом сидеть. Она знаешь какая?! А я, как я могла? Что мне эта пятерка? Как мне теперь с этим жить?

– Жанна, Жанна, успокойся. Ты же... ты же ни в чем не виновата! – выпалила я. – Все они – суки! Вернее, кобели, наверное. Впрочем, слов к ним еще не придумано.

– Гоблины.

– Животные.

– Не, животных обижать не надо, – ухмыльнулась она.

Я протянула ей стакан воды, который она взяла дрожащими руками. Мы сели, я взяла ее за руку, и тут, сама не зная почему, я вывалила ей всю мою собственную историю про Мудвина, про его руки на моих коленках, про позорное увольнение и последующую запись в трудовой книжке.

– Нет, ну что это такое? – возмутилась она, успокоившись. – Что они о себе возомнили?

– Вот именно. И я думаю, что пришло время хоть что-то с этим сделать. Нет? Ты не хочешь отомстить?

– Что? – удивилась она, но меня уже подняло и бросило вперед. Я задала ей еще миллион вопросов, выяснила, что и как именно произошло, и теперь мне надо было только одно: добраться побыстрее до офиса Синей Бороды, чтобы в ущерб собственной, впервые наметившейся личной жизни заняться делами. Я была уверена, что то, что произошло с Жанной, так или иначе является преступлением. Пусть даже она не устояла и сделала то, чего от нее потребовалось, – все равно. И теперь, когда у меня в союзниках (больше того, в любовниках) имелся сам Синяя Борода, я была уверена: что-то да сделать можно. Ведь именно после этого омерзительного приставания Жанна вылетела из института, выкурила штук сто сигарет и под конец, сама не зная зачем, испытывая дикую ярость, украла платье, которое было ей совершенно не нужно. А потом и вообще институт бросила, чтобы только не учиться у этого старого развратника, который, как назло, и в этом семестре продолжал что-то там преподавать.

В общем, я была уже готова рвать и метать, особенно если учесть пробку, в которой я оказалась по дороге на работу. Голова моя была переполнена мыслями, сердце – мечтами о мести, так что я была и слепа, и глуха ко всем внешним обстоятельствам.

Я успела аккуратно припарковать журавлевскую машину на стоянке неподалеку от нашего особнячка, выйти из нее, еще раз полюбоваться на то, какая она теперь стала чистая, красивая, солидная. Машина кликнула в ответ, нежно подмигнув желтыми габаритными фонарями, я улыбнулась, повернулась и пошла в сторону офиса. Солнечный день, большие надежды на сладкую месть – все это ослепило меня, так что я не заметила два черных джипа с включенной аварийной сигнализацией, стоящих прямо на дороге. Хотя здесь, в центре, не всякий, пусть даже и очень дорогой, джип может себе позволить вот так вставать – полиция была повсюду. А тут вообще полицейский стоял в десяти метрах от нарушителей. Его я успела хорошо разглядеть, он был худой и прыщавый, с очень недобрым лицом. Но джипы не трогал.

Также я не обратила внимания и на пару молодчиков с мутными, прищуренными глазками, буравящими меня. В общем, нельзя было терять бдительность, нельзя.

– Вот она! – крикнул один из молодчиков, стоящий слева, и ткнул в меня рукой. Только тут я заподозрила неладное, но, конечно же, было уже поздняк метаться. Правый бросился мне наперерез, выбрасывая вперед накачанные в качалке руки, а левый подсекал сзади. Надо сказать, что страж закона, находящийся рядом, даже не дернулся. Что там, он не то чтобы не дернулся, наоборот, он отвернулся и принялся со скучающим видом изучать надписи на рекламных плакатах в противоположной от совершающегося похищения стороне.

– Помогите! – истошно заорала я и забила ногами.

Руки мои были надежно зафиксированы ладонями левого, но ногами я, кажется, умудрилась нанести несколько болезненных и неприятных ударов. Визжать мне не мешали и вообще, обходились вежливо и культурно, насколько вообще умели. Еще бы, тащить вот так вот дочку босса – поручение щекотливое. Не притащишь – могут и покалечить, обидишь, повредишь ее – вообще закопают.

– Ногу, ногу! – пыхтел надо мной еще один, выскочивший из машины первым двум на помощь.

Я упиралась как могла, параллельно гадая, был ли прыщавый полицейский подкуплен или просто не желает связываться с опасными парнями ради какой-то сомнительной тощей гражданки. Точных выводов сделать мне не удалось, я была-таки усажена на заднее сиденье заблокированного на все кнопки переднего джипа, и мы помчали. Естественно, для нас с «братишками» пробки проблемой не стали. Может, у них какой свой навигатор? Или просто их все пропускали, потому что они такие вот хорошие ребята и номера у них примечательные, не для средних умов? Кто знает, но буквально через полчаса – сорок минут максимум я была доставлена в родную загородную резиденцию, где уже бегала из угла в угол мама.

– Доченька! Деточка моя! Нашлась! – запричитала она, бросаясь ко мне с объятиями, но я имела несколько другое представление о происходящем и предприняла все возможные попытки к тому, чтобы немедленно снова потеряться. Мозг лихорадочно анализировал происходящее, пытаясь вычислить слабые места в обороне.

– Ну что, привезли? – услышала я знакомый голос за своей спиной.

– Юра, Юрочка, ты ее не очень, ладно? – рванула к нему мама, но я вдруг поняла, что ни черта его не боюсь. Ну что он мне может сделать? Посадить в подвал? На цепь? Запереть навечно в своей комнате? Я выберусь.

– Где она? А, вот ты, значит! – выдохнул папа, глядя, как я стою и тяжело дышу, яростно вращая глазами.

– Что это было? Как это называется? – процедила я, на всякий случай отступив к стене.

Отец, как ни крути, хоть уже давно покончил с бандитским прошлым, но мог и не сдержаться. Лицо его, осунувшееся и какое-то серое, было изрезано глубокими морщинами. Он сильно изменился за последние полтора года. Из-за меня? Мне бы хотелось думать, что нет. Я же всегда держала их в курсе своего здоровья, чтобы не волновались и не взорвали весь город в поисках.

– Если Магомет и гора не идут друг к другу, тогда вот... такая лажа, – выдал он весьма странную фразу, пристально глядя на меня. Потом кивнул на «мальчиков»: – Они тебя не обидели?

– Нет, что ты. Я получила колоссальное удовольствие, – рявкнула я. – Кстати, а как ты вообще меня нашел?

– Как надо – так и нашел. И уж теперь, поверь, не потеряю. Все мое должно быть на местах. Господи, Никеш, во что ты одета? – поморщился он, глядя на мой деловой наряд. – Тебе что, вообще ничего не платили эти олухи холодовские?

– А! – дошло до меня. – Ты их знаешь?

– Это да, – не стал спорить он. – Вот только, жалость какая, они не знают тебя. Знали бы, кто к ним трудоустроился, сами бы тебя ко мне привезли, в коробке и с красным бантом.

– Понятно, – кивнула я, как-то вдруг внезапно устав. Значит, кто-то меня вычислил и сдал прямо на рабочем месте. Нигде мне не будет покоя. И буду я всегда в бегах.

– Надо покушать, – прошуршала бабушка, как всегда интересуясь только тем, чтобы все были сыты. Глаза бабушкины блестели, она смотрела на меня и явно что-то хотела сказать, но я знала, что она промолчит.

– Может быть, ты переоденешься во что-то приличное сначала? – спросила мама, с неодобрением глядя на меня.

– Ну уж нет. Вы притащили меня сюда и думаете, что я буду играть в ваши дебильные игры? Меня на работе ждут.

– Считай, что тебя уволили с огромным выходным пособием, – заверил меня отец.

– Да? Ты уже все решил?

– Конечно. Сколько можно уже бегать. Свихнулась, покуролесила – будет. Давай уже. Эта... хорош! – Он махнул рукой и изобразил какой-то жест, смысла которого я не поняла.

– То есть вот так? А ты помнишь, что это именно ты, и только ты один выставил меня из дома? Хорошо помнишь? В одном платье, шлепках, без денег. И что, теперь ты думаешь, что можешь меня вернуть?

– Могу! Я все могу. Ты моя дочь!

– И что? Я не попугай, чтобы меня в клетку посадить и показывать гостям. Что будешь дальше делать? Еще раз меня замуж выдашь?

– Никеша! – взвилась мама. – Ну зачем ты так! Давайте будем по-хорошему.

– Да не хочу я с вами по-хорошему. Вы меня выгнали – значит, я свободна. Если вам есть что мне сказать – звоните, обсудим.

– Но ты не отвечаешь! – вдруг выкрикнул отец, и тон его стал больным, а голос – отчаянным. – Меняешь номера. Я уже и не знаю, где тебя искать. У меня же нет другой дочери!

– И что? Ты же всегда хотел сына? – Я скривилась и отошла к окну. В кармане у меня зазвонил телефон. Я вынула его, там определился Синяя Борода. Сердце мое моментально зашлось в испуге. Только-только в моей жизни начало происходить что-то хорошее, настоящее, как все рушилось. Как же я, в самом деле, устала бежать. Почему за право жить своей собственной жизнью я должна расплачиваться тем, чтобы постоянно оглядываться в страхе?

– Алло? – сказала я, глядя прямо в глаза отцу. Было видно, что он хотел, очень сильно хотел вырвать у меня телефон из рук, но не стал. Просто стоял и ждал.

– Ты где? Что случилось? Мне звонит Жанна, спрашивает, когда ты ей перезвонишь, говорит, что боится, что ничего не получится? Вы чего там натворили?

– Максим Андреевич, у меня вышла маленькая накладка, – заявила я, подняв руку по направлению к отцу, – мне пришлось срочно отъехать, но я скоро вернусь. Я и машину вашу оставила на стоянке, только вот ключи у меня.

– Вечером все в силе? – спросил он, и я в отчаянии зажмурилась.

– Не уверена. Я постараюсь. А Жанна, мне надо срочно с вами поговорить о ней, ладно? Там все очень непросто.

– С тобой всегда все непросто, – бросил он зло после паузы. – У меня есть запасные ключи. Когда определишься – звони.

– Спасибо. – Я выдохнула с облегчением и нажала отбой. Отец в этот момент оторвал от меня взгляд и перешел к камину. Сел в кресло и устало вытянул ноги. Мама подошла ко мне и сказала:

– Папа болеет.

– Это что, какая-то новая шутка? – нахмурилась я. – Думаешь, меня этим можно будет удержать?

– Ника, я не буду тебя удерживать, – вдруг выдал отец, заставив меня оторопеть. Таким он не был никогда. – Я хочу, чтобы ты забрала все свои карточки, одежду, машину – все. Не хочешь жить с нами – не надо. Только не пропадай больше. Или давай лучше купим тебе квартиру, как ты хотела. Помнишь? Недалеко от нас. Можешь даже продолжать работать, если тебе уж так нравится. Хотя я не понимаю, зачем тебе...

– Ты что, правда болен? – вытаращилась я, закрыв от испуга рот рукой.

Отец посмотрел на меня долгим выразительным взглядом. Потом отвернулся и спросил:

– А можем мы сейчас просто пообедать? Как у тебя дела? Может, расскажешь, как тебя занесло к этим бездельникам – Холодову и Мазурину? Это фантастика просто, с трудом верится, что возможны такие совпадения, – хмыкнул он.

– Ты...

– Я не хочу об этом говорить, – строго заметил он.

И это испугало меня не на шутку. Я опустилась на стул и молчала, пытаясь собраться с мыслями. Неужели все серьезно? Он всегда был таким сильным, таким... стальным и опасным. Сейчас мой отец смотрел на меня и неумело растягивал тонкие бледные губы в странной улыбке. Я вздохнула и спросила:

– Почему бездельникам?

– Все адвокаты – бездельники. Получают бабки ни за что, – хмыкнул он. – А уж эти... я с ними много лет мучаюсь.

– Я бы так не сказала. Я думаю...

– Да кому это интере... а впрочем, – осекся он, с испугом наблюдая за моей реакцией, – расскажи. Ты же больше знаешь, ты же там работаешь. Тебе нравится?

– Нормально. Я же только помощник, я не адвокат, – пояснила я, изумленно глядя на отца. – А попала я туда по объявлению.

– Да уж, поразительно, – усмехнулся он, с трудом поднимая с кресла свое большое тело.

Я почувствовала укол в области сердца и слезы на глазах. Все же он мой отец. Вот такой, какой есть. С золотым крестом весом килограмма в полтора на груди, с фальшивым антиквариатом из Италии, с бабами по всем углам. Мой отец болен. Чем? У него никогда даже простуды не было.

– У них не было секретарши, а я позвонила по объявлению, но трубку взял Журавлев. В общем, трудно объяснить, в общем, я случайно попала к Журавлеву в помощники. Ты его знаешь? – спросила я, волнуясь.

– Максим – мужик дельный. А вообще – фигня все это. Адвокатура-шмокатура, понты одни. Дуют щеки, университеты, Гарварды. А у меня один знакомый был. На зоне, – добавил он. – Всем браткам в зоне апелляции писал да жалобы с ходатайствами, да так наблатыкался, что вышел на волю и купил себе корку. Какая там у них корка?

– Удостоверение?

– Нет, не только. Диплом еще. Говорит, отдал десять штук всего. До сих пор, кстати, работает. Известный адвокат, уважаемый человек.

– Пап... а ты...

– Ника, давай не будем, – оборвал меня он, увидев эту плещущуюся у меня в глазах панику. – Просто больше не пропадай.

– Не буду. Только замуж меня не выдавай, – попросила я, с трудом подавив желание броситься к нему на шею и зарыдать. Этого бы он, уж точно, не понял.

– Тебя выдашь, – жалобно проворчал он. – Думаешь, я тебе зла желаю? Внука бы хоть одного. Или уж внучку.

– Пап? – нахмурилась я.

– Все-все, молчу. – Он поднял руки и улыбнулся. – И, кстати, я хотел сказать тебе спасибо.

– Спасибо? По какому поводу? – нахмурилась я, подозревая, как, впрочем, и всегда, в его словах какой-то скрытый подвох.

– За твой оригинальный подарок, – хмыкнул он. – Как тебе пришло в голову послать по почте эти шахматы?

– Тебе понравились? Ты же любишь пожирать фигуры! – рассмеялась я в ответ.

Значит, мой подарок достиг своей цели! Я помню, как шла мимо витрины с какими-то забавными вещицами и увидела эти политические шахматы – со всеми нашими политиками и бизнесменами в качестве фигур. Там были и пешка Хакамада, и ферзь Чубайс, и даже Жириновский – слон. Я сразу поняла, это – то, что надо. Идеальный подарок для такого папочки, как мой.

– Понравилось? Да это не то слово. Я теперь с мужиками только в них и играю. Только вот насчет королей – я каждый раз чувствую себя неудобно, когда приходится кого-то из них съесть.

А потом мы сидели и ели, и разговаривали о том, что хорошо бы смотаться в Швейцарию, что там в горах климат очень хорош. Или вообще в Штаты, а то мы там давно уже не были. Все было так, словно бы не было этих полутора лет. Отец сидел рядом с матерью и, кажется, иногда под столом нежно брал ее за руку. Это было ново, в его глазах даже светилось что-то наподобие любви, а мама, та просто не отрывала от него глаз. Дождалась, за столько-то лет, наконец-то она ему нужна. И я смотрела на них, впервые за полтора года чувствуя, что, по сути, люблю их обоих.

– А кстати, кто все-таки меня сдал? – спросила я как бы между делом, когда уже подали десерт. – Откуда вы-то обо мне узнали?

– А никто, – усмехнулся отец. – Ты, видать, не только от нас бегаешь.

– Что ты имеешь в виду, – опешила я.

– Звонил твой начальник, – пояснила мама, склонившись в мою сторону.

– Кто? – ахнула я.

– Макс Журавлев звонил, на домашний телефон. В воскресенье, да? – Отец уточнил у мамы, та кивнула. – Искал тебя, сказал, что у тебя мобильник отключен и он тебя найти нигде не может. А ты ему очень нужна.

– Все понятно, – кивнула я.

– Ну, я и смотрю – номер знакомый, – ухмыльнулся он. – Да и голос тоже. Мы с Максом не так чтобы много работали, но иногда случалось. Больше с Холодовым, конечно.

– С Головой, – брякнула я.

Отец удивленно поднял брови, потом кивнул:

– Да, с Головой. И это знаешь?

– Я там работаю.

– Чудеса. В общем, смутил меня его голос. Дальше уж – дело техники. Но мои парни тебя не обидели?

– Все в порядке, пап.

Мы еще посидели в гостиной, папа попросил зажечь камин, он почему-то мерз, хотя было очень тепло. Мама с бабушкой переглянулись, но ничего не сказали. Потом кто-то позвонил, и отец поднялся, направился в кабинет. Я тоже встала и сказала тихо:

– Пап, мне надо... мне правда надо идти. Меня ждут. Я и так уже везде опоздала.

– Ты вернешься? – спросил он после долгой паузы. Было видно, как он мучительно борется с собой, как хочется ему запереть меня тут и решить все вопросы таким образом. Как он и привык.

– Я вернусь, обязательно. Вечером. Нет, все-таки завтра. Но я тебе позвоню, ладно? Или ты звони. В любой момент. Вот, это мой номер. Мне просто... очень надо. Это очень важно, правда, – задергалась я.

– Возьми машину, – прокричал отец мне вслед. – Она в гараже. Я ей шины поменял, они у тебя были лысые, оказывается. Совсем не следишь!

– Хорошо, – крикнула я, подбегая к гаражу. Через несколько минут я уже неслась по направлению к городу на своей любимой «Тойоте». И на сей раз ничто мне не мешало – город двигался в другую сторону.