Глава 15
Увольте!

Дисциплина – не самая моя сильная сторона, хотя обычно с самоорганизацией я справлялась неплохо. Вовремя все заканчивала, запирала двери, не забывала выключить газ и свет, помнила о счетах. И на работу, конечно, приходила вовремя. А если и опаздывала, то у меня всегда имелась наготове уважительная причина. Справка, выписка из протокола или свидетельские показания, на худой конец. А тут банально проспала и забыла обо всем на свете. Осознать всю глубину грехопадения мне помог яркий солнечный свет, заливший маленькую комнату и прочно поселившийся на моей щеке. Какое-то время я тепло жмурилась, мурлыча, как кошка, и бродила по остаткам сладких снов, как вдруг простая, но весьма острая мысль пронзила мой разнеженный мозг.

«Сколько же времени?» – подумала я и в ту же секунду подскочила на кровати как ужаленная. Часов в доме Варечки было много, но доверять им я не имела оснований – все они показывали разное время. Вариант на кукушечных часах на кухне – семь тридцать – устроил бы меня очень, а вот показания электронного будильника, проживающего в туалете (зачем, кстати? никогда не задумывалась!), – одиннадцать с небольшим – мне не нравились совсем. Я понеслась, глупо и хаотично бросаясь из угла в угол, но никак не могла сообразить, что делать. Судя по солнцу (спасибо хоть ему, а то бы так и проспала до вечера), времени было прилично.

– Утро добрым не бывает? – Варечка высунула заспанную мордочку из своей комнаты. – Проспала, соня?

– Не понимаю, как же так. Где этот... как его? Беса Кауцкого!

– Телефон? – помогла мне смышленая Варя. – Он у меня.

– Как у тебя? – опешила я, но в ту же секунду вспомнила, что сама же попросила отобрать у меня это чудо техники, чтобы не дать бунтующим чувствам прорваться наружу.

– Нужен?

– Не то слово, – кивнула я, бросившись умываться, краситься и одеваться – одновременно.

– Значит, говоришь, он тебе уже безразличен, – с ехидцей подколола меня подруга, заинтересованно наблюдая за моими мучениями.

Телефон, правда, был мне возвращен. Он показал результат чуть лучше самого худшего – десять с четвертью. Я безбожно опоздала. И это в первый день после... после, собственно, чего?

– Ну, как? – спросила я, после того как перемерила несколько комплектов джинсов и бесформенных балахонов. Остановила свой выбор на темной облегающей тунике и потрепанных джинсах, которые тем не менее удачно на мне сидели.

– А у тебя нет нормальной, человеческой одежды? – огорченно спросила Варечка, неодобрительно глядя на меня. – Ты ведь хочешь произвести впечатление? Да?

– Да, – призналась я. – Сильное и незабываемое. Чтоб знал. Чтоб мало не показалось.

– Ну... ты похожа на хиппующего бомжа или на девушку-готта, только почему-то накрашенного чем-то черным или розовым.

– Спасибо, – фыркнула я. – Розовые – это эмо.

– Интеллект ты еще не пропила. Впечатление ты произведешь, но я только не уверена, что ты именно такое хочешь произвести впечатление. Может, лучше все как обычно?

– У меня нет времени, – я помотала головой и вылетела на улицу. В конце концов, кого я обманываю? Мы расстались с НИМ, как только доехали до города. Теперь он снова только мой шеф. А я снова гуляю сама по себе.

Я стерла с губ помаду и побежала к троллейбусу, на ходу сочиняя отмазки. Не сработал будильник? Быть оригинальной и сказать правду? Нет, глупо. Переводила старушку через дорогу и задержалась? Старушка была старенькая, а дорога длинненькая. Еще лучше. Скажу, что он разбил мне сердце и я все утро клеила осколки. Вот он взбесится!

– Ой! – подпрыгнула я от вибрации, случившейся в заднем кармане моих джинсов. Нервы на пределе! Это просто телефон. То есть не просто – а сложно. Телефон, а на экране номер офиса. Вдруг это он? Сердце мое ушло в пятки, и я еле удержалась от порыва выкинуть аппарат. Но удержалась, он же денег стоил. Ответила.

– Алло, – тихо и растерянно, не зная, чего ожидать.

– Что это значит? – после долгой паузы спросил ОН, Синяя Борода, ледяным тоном. У меня все упало. Злой как черт.

– Извините, я уже бегу. Я... я... – Мысли спутались и все придуманные отмазки выпали из пустой головы.

– Что вы? – едко переспросил он. – Решили, что работа не волк?

– Нет-нет, что вы. Я отработаю. Я останусь на вечер, могу выйти в выходной.

– Не думаю, что мне это понадобится. Я не могу работать с людьми, на которых не могу положиться, – выпалил он еще более ядовито. Я остановилась в недоумении. Может быть, я вообще зря бегу?

– Вы меня увольняете?

– М-м-м, – пробормотал что-то нечленоразборное он.

– Что? – переспросила я.

Он еще немного пошуршал в трубке, потом пробубнил:

– Приезжайте, поговорим, – и отключился.

Я стояла посреди улицы и улыбалась. Не увольняет. Злится, что меня нет. Ха-ха, мой дорогой Синяя Борода, я тебя изведу до основанья, а затем... Что затем и чего я вообще хочу, я не знала, но на работу я явилась в хорошем настроении. В таком хорошем, что даже златовласая, лакированная и упакованная в подарочную упаковку Илона не смогла мне его испортить. Она уже явно освоилась, по-хозяйски расположилась на секретарском месте, листала журнальчик, отвечала на звонки приторно-томным голосом:

– Юридическая фирма «Холодов&Мазурин» слушает. Чем можем помочь?

– Привет, – бросила я ей.

Она оторвала взгляд прекрасных глаз от модного журнала, секунду-другую смотрела на меня, не сразу, видимо, вспомнив, кто я такая. Память девичья. Да и я сегодня «при параде». В туфлях на каблуке, без рюкзака, с помадой на губах.

– О, привет. Твой лютовал тут, – бросила она в конце концов. Идентификация была мною пройдена успешно, раз она была так любезна.

– Серьезно? – удивилась я.

– Он вообще какой-то не такой, ты знаешь. Уехал куда-то, прямо убежал. Нервный. Ты, кстати, на кухню пойдешь?

– Ну... могу зайти, – пожала плечами я, бросив взгляд в коридор. Кухня была в паре-тройке метров от нас.

– Чашечку не захватишь? – мурлыкнула Илона, пододвинув мне белую кружку с сердечками.

– ОК, – кивнула я, взяла ее и двинулась дальше.

Родное болото встретило меня привычным застоем и тиной. На диванах в приемной находились люди с искаженными волнением и усталостью лицами. Из кабинета Халтурина не доносилось ни звука, наверняка он еще не приехал из своего прекрасного загородного коттеджа на Рублевке. Холодов, как сказала Илона, работает с клиентом. На кухне ко мне подскочил Вадик, потащил курить и пить кофе, навешал на уши все последние сплетни. Оказывается, Илона – все-таки казачок засланный.

– Она у меня выясняла, кто из наших «звезд» женат, а кто нет. Спрашивала о тебе.

– Обо мне? – удивилась я. – А я-то ей что?

– Ну, на предмет, как ты относишься к Журавлеву, как Журавлев относится к тебе. Он же не женат, ну, ты ж понимаешь...

– Я-то да, понимаю. Ну, ты ее заверил в моей полнейшей лояльности, – спросила я, с удивлением отмечая, что злюсь. Вот они, оказывается, какие цели и методы у нашей Илоны. Действительно, зачем ей становиться помощником адвоката, если можно за него выйти замуж. Как это сделала наша прошлая секретарша. Вполне в духе того, о чем говорил мой отец. Лучшая карьера секретарши – выйти замуж за босса.

– Ну, к Журавлеву-то не подобраться. Она, кажется, сосредоточилась на Халтурине.

– Так он же женат! – опешила я.

– И что? – фыркнул Вадик. – Ты что, ребенок? Кому и когда это мешало?

– Ну да... – кивнула я и вцепилась в кружку с крепким кофе. Дом, милый дом. Значит, Журавлев вне опасности? Хорошо.

– В общем, она теперь все вкусные звонки на Халтурина отправляет, а он уже потом, как с барского плеча, или Холодову, или еще кому. А мы вам воровку перебросили. Мой-то в отпуск укатил, а у нее суд на носу.

– Нам? – удивилась я.

История была старая, история была странная. Воровка – это та самая девушка, далеко не из бедной семьи и вообще хорошая девушка, студентка, комсомолка и просто красавица, которая украла платье в одном бутике. Платье-то на распродаже стоило что-то около полутора тысяч рублей, а бутиковцы требовали покарать девчушку по всей строгости закона. И бомбардировали суд письмами, и отказывались встречаться для мирных переговоров. Будто не платье она у них украла, а родовую честь. Дело было копеечное, а мороки много, тем более что никто не ожидал такого нечеловеческого упрямства со стороны малого бизнеса. Да они даже от денег отказались, хоть и платье им давно компенсировали, и характеристики на девушку из института принесли. В общем, геморрой.

– Вам-вам. Вы же были в отъезде – вот и проморгали, вам ордер подписали, наслаждайтесь.

– Ладно, посмотрим, – вздохнула я.

Сколько ни кури, а от работы не скрыться. То, что Синяя Борода отбыл в неизвестном направлении и в офисе отсутствовал, было, конечно, хорошо. От одной мысли о том, чтобы с ним увидеться, меня бросало в жар. И, войдя в наш с ним кабинет, увидев снова его бумаги, висящий на стуле пиджак, сумку, я вдруг почувствовала, что невыносимо скучала по нему все эти два дня. Надо же, разве можно вот так бояться и скучать одновременно?

– Вероника Юрьевна, вы, значит, все-таки соизволили объявиться, – раздался знакомый голос из дверей. Я так резко обернулась, что дернула шею и охнула.

– Извините, я не хотела, – зачем-то забормотала я.

Синяя Борода, усталый и бледный, смотрел на меня злыми колючими глазами.

– Чего вы не хотели? Объявляться? Я это уже понял.

– Я отработаю. Я... я...

– Достаточно, – оборвал меня он. – Я так понял, кофе вы уже попили, можете и поработать, да?

– Да, конечно.

– Имейте в виду, я жду от вас максимальной преданности... работе. – Он откашлялся, включил компьютер на столе, пошевелил бумагами, поглядывая на меня исподлобья.

– Я сделаю все, что вы пожелаете, – брякнула я, широко улыбнувшись.

Вдруг страх отступил, а на его место пришло какое-то неудержимое шаловливое веселье. Интересно, о какой... м-м-м... преданности работе он говорит. Я правильно поняла, правильно догадалась?

– Что ж, отлично. В таком случае напечатайте ходатайство по платью. Три экземпляра. Какая пакость, что нам его подсунули!

– Сейчас напечатаю, – кивнула я, все еще улыбаясь. – Что-нибудь еще?

– Да. Потом возьмете мою машину и съездите к клиентке, поговорите. Я уже ее показания читал, но мне хочется сравнить. Вдруг мы упустили какую-то деталь. Из-за чего-то же они к ней так пристали?! У нас такая кража вообще не должна приводить к возбуждению, слишком маленькая сумма, да и урегулирована вся. Что-то там не то.

– Урегулирована? То есть она все деньги за платье отдала? А почему тогда они вообще к ней прицепились? – спросила я.

– Отдать-то отдала, только это ничего не значит. Уголовное дело по заявлению потерпевшего возбудить все равно обязаны. А потерпевший, вернее потерпевшая, у нас непримирима. Хозяйка бутика даже не поленилась, прислала из головного офиса справку, что закупочная стоимость платья была на двести рублей выше, чем та, что стояла на ценнике, так как платье продавалось по акции.

– И зачем это ей понадобилось? – удивилась я.

– Чтобы сумма украденного превысила необходимый минимум. До полутора тысяч рублей уголовного дела не возбудят. Буква закона, знаете ли. Можно безболезненно красть миллионы, а можно сесть в тюрьму за платье.

– Бред какой-то, – пожала плечами я. – Ну а что мне ей сказать?

– Вот список вопросов, и не забудьте диктофон. Можете спрашивать ее обо всем, что вам самой покажется важным. И, пожалуйста, не отключайте телефон. Вы на работе.

– Не буду. Извините еще раз. Это все? – хмыкнула я, направляясь к своему столу.

– Да, все.

– Отлично. – Я передернула плечами и погрузилась в ходатайство. Мысли путались и скакали, слова сливались в неразборчивую кашу, и мне пришлось несколько раз править напечатанное, чтобы не оставить откровенных ляпов. Мне было трудно, так как глаза мои все время норовили смотреть не туда, куда нужно, а на сосредоточенного, растрепанного и небритого Максима. От того, что он сидел где-то рядом, становилось тепло и хотелось петь. Я старательно говорила себе, что я дурочка, что все себе придумала и что никому нет до меня дела, но – смотрела, не могла не смотреть. Иногда (или мне кажется?) он тоже отрывался от бумаг и бросал взгляды на меня. Воздух стал густым и наполненным взрывоопасной энергией, в тротиловом эквиваленте килограмм на сто. Наконец последняя строчка была мучительно допечатана и проверена. Я встала и положила бумаги на журавлевский стол.

– Я поеду?

– Да, конечно, – сухо кивнул он. И снова изобразил «занятого».

– Ключи.

– Что?

– Ключи от машины дадите, Максим Андреевич?

– Ах да, – растерялся он. Встал, порылся в многочисленных карманах, залез в портфель, снова в карманы. – Черт, да где же они! – он стукнул кулаком по столу, злясь на что-то, вряд ли имевшее отношение к ключам.

– Может, вы их в стол убрали? – предположила я.

Журавлев открыл ящик, посмотрел в него, потом на меня, потом опять в него и ухмыльнулся.

– Ты знала?

– Ну, вы же их туда всегда кладете. И всегда забываете, Максим Андреевич, – пояснила я и перегнулась, чтобы забрать ключи из ящика. И тут... он положил на мою руку свою ладонь и спросил:

– Ника, почему ты отключила телефон? Я звонил тебе.

– Правда?! – я посмотрела на него ошалело и смущенно. – Я думала... Я не думала, что вы... Зачем?

– Что зачем?

– Зачем звонили? По работе?

– Прекрати. Поужинаем?

– Сегодня? – глупо переспросила я.

Он разозлился.

– Нет, через две недели. Запись через секретаря. Ты не хотела меня слышать? Ты жалеешь обо всем? Скажи одно слово, и мы больше никогда к этому не вернемся.

– Достаточно одного слова? – хмыкнула я.

Он поменялся в лице, отвернулся и принялся что-то демонстративно искать на столе.

– Я отключила его, чтобы не позвонить самой. Не хотела создавать никому проблем.

– Да? – поднял голову он. – Ты хотела мне позвонить? Ты... ты так больше не смей делать. Я ненавижу неопределенность. Я же тут всех на уши поднял, а я, оказывается, даже не знаю толком, где ты живешь.

– Я поужинаю с тобой. Ты уверен, что этого хочешь? – улыбалась я, злясь только на то, что чувствую себя такой счастливой из-за такой ерунды.

– Уверен. Да, хоть это, конечно, и неправильно. Ладно, надо работать. Надо работать, да? – спросил он, по-детски жалобно посмотрев на меня.

Я помотала головой, хитро посмотрела на него и подняла руку к его лицу. Как же я, оказывается, этого ждала. Смотреть на лицо мужчины, который по-настоящему нравится, с которым хочется просто стоять рядом и дышать одним воздухом. Больше ничего для счастья не надо. Никакого прекрасного будущего. Пусть будет одно сплошное настоящее. Я провела ладонью по его растрепанным волосам, подумала, что он очень хороший и от этого такой вот дикий, такой колючий.

– Ника, что же ты делаешь-то! – возмутился он, притянул меня к себе, поцеловал – сначала нежно, потом сильно и жадно. – Никогда не выключай телефон, а то я прикую тебя к себе наручниками и буду водить везде под конвоем. У меня, кстати, есть знакомые в органах, они мне вмиг за тобой наружку организуют. Имей в виду, от меня все равно не скрыться.

– И не пытаюсь. Ну что, плюнем на нашу воровку? – радостно предложила я, стоя в его объятиях.

Кабинет не был заперт, в любой момент сюда мог войти кто угодно, но мы как будто свихнулись оба. Стояли и держались друг за друга, как утопающие, не желая размыкать руки. Уверена, еще минута, и я бы оказалась лежащей на его столе, прямо поверх его сверхважных и архинужных бумаг. Но здравый смысл возобладал, он отпустил и даже немного оттолкнул меня, прорычав что-то, сунул мне в руки листок с вопросами и сказал:

– Я буду ждать тебя вечером. Тут. О, нет, не могу. У меня переговоры по одному арбитражу, черт. Давай так, ты съезди, вернись и оставь машину, а я потом за тобой заеду.

– Куда?

– Куда скажешь. Где ты все-таки живешь?

Это был момент истины. О, как я этого боялась и буквально не знала, что теперь делать. Сказать, чтобы набрал меня по мобильному, и я выйду, куда он скажет? Догадается, поймет, что я скрываю что-то. Решит, что от него. Он же ничего, ничего обо мне не знает. Что же делать? Я вдохнула поглубже и назвала ему адрес. Он кивнул, записал его на сегодняшней страничке ежедневника и дал мне уйти. Через минуту я сидела в его машине, к которой уже, честно говоря, начала привыкать, и колесила на встречу с какой-то глупой мелкой воровкой, которой теперь светил уголовный приговор из-за кражи одного платья. Интересно, хоть платье-то хорошее? Я набрала ее номер, сверившись с данными мне инструкциями.

– Алло? – ответил мне грустный женский голос.

– Э... добрый день. Это вас из адвокатской конторы беспокоят. Меня зовут Вероника, мне поручено с вами провести беседу по поводу суда, – сказала я, косясь в бумажку.

– Вы от Щедрикова? – уточнила она.

– Да, – не стала вдаваться я в детали. По опыту работы я давно поняла, что в нашем деле лучше никогда не вдаваться в излишние нюансы в разговоре с клиентами – можно утонуть.

– Вы приедете сейчас? – еще грустнее спросила она.

– Да, я уже еду.

– А вы не могли бы на полчасика задержаться. Я тут... еще до дома не доехала.

– Ладно, – недовольно фыркнула я, сворачивая на шоссе.

Полчаса – небольшой срок для Москвы, всегда есть угроза попасть в пробку и растратить все лишнее время, полируя ногти в ожидании зеленого света. Но в моем случае как-то так получилось, что и шоссе оказалось свободным, и жила наша студентка, комсомолка и красавица относительно недалеко от нас, на Пироговке. Я долетела туда вмиг и теперь ломала голову, как использовать оставшееся время.

«А не поступить ли мне, как Тимуру и его команде? Не сделать ли мне доброе дело?» – ухмыльнулась я, проезжая мимо малозаметного здания с выразительной вывеской «Помой своего коня». Да, решила я, так и поступлю. Давно собиралась. И пусть мне будет хуже в финансовом смысле, я заказала полную мойку машины с внешней стороны, с полировкой, натиранием воском и прочими красотами. Времени у меня было навалом. Клиентка жила практически в доме над мойкой, так что я договорилась, что заберу машину через час или два, и отправилась на разговор. Работа все больше становилась мне интересна. Жизнь помощника адвоката разнообразна и увлекательна. Сегодня ты летишь в другой город, завтра сидишь в тюрьме (конечно, «сидишь» не в переносном, а в буквальном смысле – на стуле в переговорных помещениях), а послезавтра окажешься в доме, где, по твоему разумению, никак не может обитать человек, который подворовывает в магазинах.

Я позвонила в указанную дверь. Мне никто не открыл. Я взялась за ручку – дверь распахнулась. Я вошла в пустую, просторную, далеко не бедную квартиру с холлом, обрамленным тяжелыми красными бархатными портьерами и пальмой при входе. Квартира была богатая, но при этом без вызова, без золотых статуэток и алебастровых Венер (случалось мне видеть и такое). Напротив, все в квартире было подобрано со вкусом и к месту. Стены увешаны картинами и фотографиями смеющихся, хорошо одетых и ухоженных людей. Такими же вот портретами украшают фойе в театрах. Я ходила по холлу, с интересом разглядывая незнакомые лица.

– Вы извините, я должна была закончить разговор, – крикнула выходящая из каких-то дверей девушка.

– Ничего-ничего, – крикнула я ей в ответ, а про себя подумала: «Не понимаю, как тут может обитать воришка?» И девушка, вышедшая мне навстречу, отнюдь не смотрелась тут чужой. Она была вполне органична в полумраке изящного холла – невысока, миловидна, с округлым наивным лицом, эдакая русская кукла Маша с тяжелыми русыми волосами.

– Это ваши родители? – спросила я ее, кивнув на семейную фотографию, висевшую по центру стены. Девочка, похожая на нашу клиентку, была в центре композиции. На ней было строгое платье с кружевным воротничком. Ее лицо было уморительно серьезное.

– Да, это папа и мама. Тут они совсем молодые, да? Выезжали с Большим на гастроли в Болгарию. Видите, вот тут надпись.

– Здорово! – восхитилась я. – Они что, артисты?

– Балет. Да уж, здорово. У нас, знаете ли, династия. Мама, папа, сестра двоюродная – вообще в балете с пеленок. А я – нет. Не вышла ростом. Да и фигурой.

– У вас прекрасная фигура, – совершенно искренне отметила я. Такие вот аккуратные нежные барышни всегда казались мне верхом совершенства. Не то что я, дылда угловатая.

– Может быть, – грустно вздохнула она. – Только для балета нужно иметь фигуру, как у вас. Ладно, пойдемте. Вы сказали, нам нужно поговорить. Столько шуму из-за этого глупого платья. Черт меня дернул его взять. Никогда в жизни ничего такого не делала. Мне никогда не везет.

– Ну, в этом вы не одиноки, – улыбнулась я. – Могу сказать о себе примерно то же самое.

– Правда? – заинтересовалась она.

– Чистая правда. Вот, к примеру, хотела стать врачом – родители заставили стать историком. Сейчас вообще занимаюсь юриспруденцией. Словом, болтаюсь.

– Я тоже, – сказала она, и мы, посмотрев друг на друга, не сговариваясь, улыбнулись. – Вас как зовут?

– Ника, – ответила я, протягивая ей руку.

– А я Жанна, но вы же это и так знаете, – кивнула она, пожав меня за руку. И в тот же момент я почувствовала, что мы с ней вполне могли бы стать подругами. Почему? Черт его знает. Было в ней что-то... что-то общее со мной. И, как выяснилось впоследствии, я была не так уж и не права.