Конечно, никто не хотел портить свадьбу Анне. Такие вещи всегда происходят сами по себе, ненамеренно и безо всякой предварительной подготовки. Просто два человека, пойманные в бурных потоках нахлынувших эмоций, не контролируя себя, кричат и мотают головами, не замечая ничего вокруг. Померанцев хватает Олесю за руки, а она вырывается и что-то повторяет про то, что не может больше так. Он шипит на нее, требует, чтобы она вела себя тише, а люди стоят вокруг и не знают, что с ними делать и как остановить.

– Ты все равно сам не пришел. Какая разница, была я там или нет? – Олеся бросила Померанцеву в лицо обвинения, чтобы он не бросил их ей первым.

– Ты не была в загсе? – вытаращилась Нонна, возмущенная главным образом тем, что ее не поставили в курс. С другой стороны, она всегда была против союза Олеси и Померанцева. Они были как из сказки про красавицу и чудовище, только чудовище и не собиралось превращаться в принца.

– Это вообще не твое дело, – рявкнули Олеся и Померанцев чуть ли не хором, заставив Нонну отпрыгнуть. Анна взяла подругу за руку и отвела в сторону. Пора было потихонечку выдвигаться в ресторан: Матюша настоял на том, чтобы их свадьбу они отпраздновали как полагается. Он даже нашел в Москве каких-то ирландцев, чтобы они играли для них. Анна не решилась сказать ему, как сильно она мечтает сохранить любую копеечку. Долги. Адвокат. Вряд ли Матюша понимал, что это вообще за человек в дорогом костюме. Скорее всего, принял его за какого-нибудь родственника или друга Померанцева, так как они оба были одного статуса – одежда и манеры выделяли их из круга всех остальных, как будто на них были отличительные знаки другого клана.

– Значит, говоришь, хотела быть там? Просто опоздала?

– Как и ты? – кричали они оба.

– Олесечка, может быть, не сейчас! – влезла Женя, надеясь, что беременность избавит ее от грубостей.

– Отчего же! Как раз сейчас самое время! – фыркнул Померанцев и оглянулся вокруг себя. Взгляд его был диким, он был в такой ярости, в какой Олеся никогда еще его не видела. Он медленно провел взглядом по всем этим людям: подругам, родственникам, знакомым, которые не знали его и которых не знал он.

«Не уходи», – захотелось сказать Олесе, как только эта мысль – что он уйдет навсегда, уйдет прямо сейчас – вдруг поразила острым ножом в самое сердце. Она могла быть смелой только до этой вот черты, а за ней – все, вся смелость исчезала, осыпалась сухой листвой, и оставалось только биение жилки у виска. «Он уйдет, он снова уйдет. Прямо сейчас – и я ничего не могу сделать».

– Господи, что я тут делаю? – пробормотал Померанцев.

– Ты приглашен на свадьбу, – прошептала Олеся тихо, но зло. – Поэтому ты здесь, больше ничего.

– И почему мы все должны наблюдать за этим! – возмущалась Нонна на заднем плане, а Анна шипела на нее и просила немножечко потерпеть. Конечно же, Нонна не сомневалась, что Померанцев что-нибудь отчебучит. Мог бы хоть в такой день проявить уважение…

– Я думаю, на самом деле ты вовсе не хотела быть моей женой, – сказал Померанцев и с наслаждением отметил, каким бледным стало Олесино лицо. – Никогда не хотела. Поэтому и не пришла.

– Ты ничего не можешь знать про то, чего я хочу, а чего нет. Ты можешь думать все, что тебе только вздумается, – огрызнулась Олеся, врезаясь собственными ногтями в ладони, чтобы не разрыдаться. Только не сейчас. На ладонях наверняка останутся следы – Олесины ногти, гелевые, крепкие, впивались со всей возможной силой.

– О, чего ты хочешь, понять нетрудно. Заполонить собой все телеэкраны. Откуда такие мечты? Как рано ты поняла, что хочешь кривляться на сцене?

– Я уверена, что ты никогда не собирался становиться моим мужем! – прокричала в ответ Олеся.

– Не устраивай сцен! – ответил он спокойным голосом. Максим обожал эти моменты – довести Олесю, а затем потребовать, чтоб она не смела повышать голос, устраивать сцены, кричать на него. Сам он действительно умел контролировать себя, гад. Он не кричал, говорил, но то, что говорил, было бы правильнее прокричать.

– Устраивать сцены – моя работа, – выкрикнула Олеся и направилась по коридору к выходу. Если они не могут оборвать этого или покончить с этим, то она хотя бы может сама физически самоустраниться, выловить себя из этого пруда, как рыбку, и бросить где-нибудь на улице задыхаться без воды.

Олеся почти достигла конца коридора, когда услышала его голос, чуть более громкий, летящий ей вдогонку.

– Мы можем пожениться прямо сейчас. Если ты действительно этого хочешь! – сказал Померанцев, и Олеся застыла на несколько секунд, в буквальном смысле утратив способность принимать решения. Что делать? Идти вперед? Развернуться назад? Через правую сторону или левую? Как работает мое тело, как контролировать руки и ноги?

– Что скажешь? – спросил он, и в голосе его звучал сарказм. Идеальная эмоция для начала семейной жизни.

– Это какая-то глупость, – воскликнула Нонна, но Померанцев уже подошел к своему адвокату и перебросился с ним парой слов тет-а-тет. Адвокат если и выглядел удивленным, то не дольше первых секунд. Он выслушал Померанцева с беспристрастным лицом, затем пожал плечами и скрылся в кабинете, где ранее готовил документы для Анны и Матгемейна. Олеся обернулась, и ее взгляд встретился со взглядом Максима.

– Хорошо, – сказала она спокойным тоном, стараясь держать себя в руках. Ощущение того, что все это какая-то жуткая каверза, задуманная Максимом, нарастало. Померанцев кивнул и потер ладонь о ладонь.

– Что ж, в таком случае давай не будем держать тут людей. Давай всех отпустим, – предложила Олеся, и Нонна радостно кивнула.

– Вы что, всерьез собираетесь сейчас пожениться? – вытаращилась Женька, стараясь избегать взглядом саркастично улыбающегося Померанцева.

– Я не знаю, – прошептала Олеся одними губами только Жене.

– О да, именно это мы и собираемся сделать, – подтвердил Максим зло. – Как раз видишь, как удачно. Мы оба уже здесь, в загсе, никто не опоздал, и у тебя нет никакого прослушивания. Кстати, интересно, что на свадьбу своей подруги ты не опоздала, а на нашу не пришла.

– А у вас есть паспорта? – спросила Анна, тоже несколько обескураженная происходящим.

– У меня есть, – тут же ответил Максим. – Вполне можно шлепнуть туда штамп.

– У меня тоже есть, – ответила Олеся, нахмурившись. – Я всегда его с собой ношу, на проходных всегда требуют.

– Но ведь вы живете в Строгине, как вас могут расписать тут? – спросила Женя, все еще не веря в происходящее. Но это было совсем не проблемой. Адвокат вышел из кабинета, перемигнулся с Померанцевым и кивнул. Через несколько минут Олеся и Максим, а также потрясенные до глубины души остальные члены брачного безобразия стояли – но не в центральной зале, там уже женили каких-то других женихов и невест, нормальных, которые «без завихов». Вся ватага была втиснута в кабинет, где, собственно, и распечатываются свидетельства о браке, а данные заносятся в компьютер.

– Интересно, сколько это будет ему стоить? – прошептала Женя Анне, и та кивнула, прикидывая, сколько этот начищенный до блеска адвокат возьмет за такую вот спешку. Или его связывают с Померанцевым какие-то иные связи? Может, он дружил с ним, играл в одной песочнице. Кто знает? Никто ничего особо не знает о Померанцеве.

– Так, кто будет заключать брак? – строго и поспешно спросила женщина за столом, глядя только на адвоката и ни на кого больше. Ей самой все это нравилось не больше, чем остальной группе, но что поделаешь? Что она могла поделать, когда ей предложили «такие деньги».

– Мы. Вот моя невеста! – Померанцев произнес слово «невеста» так, словно на самом деле это слово было – гремучая змея.

– А этот милый молодой человек – мой будущий муж! – произнесла Олеся с широчайшей улыбкой. – Как мне повезло!

Дама вынырнула из-за компьютера и с подозрением оглядела брачующихся, видимо, пытаясь еще раз удостовериться, что для нее лично от всего этого не будет никаких проблем. Брачующиеся стояли в противоположных концах комнаты, как дуэлянты, и держали в руках паспорта, как оружие, бьющее без промаха.

– Зачем тебе это надо? – прошептала Нонна Олесе на ухо. Свет не видывал более враждебно настроенных жениха и невесты.

– Я должна пройти это до конца. До самого дна, – прошептала Олеся. Померанцев ухмыльнулся так, словно бы расслышал ее слова. Затем началась церемония. Не было долгих речей, не было ничего про «создание новой семьи – новой ячейки общества». Просто были забраны паспорта, внесены данные в базу. Запись акта гражданского состояния. Ничего больше.

– Вы будете обмениваться кольцами? – угрюмо уточнила дама, не зная, как еще вести себя в присутствии таких странных брачующихся.

– Нет, спасибо, – покачал головой Померанцев. – Как-то забыл прихватить.

– Будто они у тебя есть, – фыркнула Олеся. Дама растерянно замерла на секунду, посмотрела на адвоката и вернулась к регистрации. Подписи поставили, впрочем, без запинки. Анна со стороны невесты и Женя со стороны жениха выступили свидетелями. В конце концов, регистраторша нашла объяснение, хоть и с натяжечкой, но подошедшее к происходящему. Все ради вида на жительство, наверное. Или еще ради каких таких резонов. Она отдала два проштампованных паспорта граждан России и выбросила все из головы. Из кабинета Олеся вышла уже Померанцевой.

Ресторан был совсем небольшим, но уютным, с тяжелой деревянной мебелью, с длинными зелеными бархатными шторами. Вся история с рестораном была идеей Матгемейна – и в ход пошли волынки, барабаны и, конечно же, килты.

– Горько! – прокричали родня и друзья Анны, а ирландцы, которых Матгемейн понатащил откуда-то в избытке, принялись пить эль и играть национальные песни. В принципе разница между настоящей русской свадьбой и этой, импровизированной ирландской, оказалась не такой уж и большой. Вино и пиво текли рекой, оливье и прочие салаты тоже пользовались спросом как у русской, так и у ирландской стороны. В общем, по усам текло многое, и в рот тоже попадало. Кое-кто к вечеру спал на лавочке, вот только никто не подрался, да и танцев, наверное, было больше. Ирландская музыка – зажигательная. Кто-то, правда, выказывал недовольство, что так и не спели «Ах, эта свадьба» и «Чтоб солнце светило ярче, чем на Мадагаскаре». Пьяная Нонна пыталась даже показать Матгемейну, как сыграть «Подмосковные вечера», но была уведена Женей под предлогом необходимости измерения сахара крови.

– Плевать! – отмахивалась Нонна. – Не сегодня!

– Я не хочу снова к тебе в больницу паровые морковные котлеты возить, – возразила Женя. – И потом получать твой фирменный взгляд.

– Нет у меня никакого фирменного взгляда, – обиделась Нонна, принимая инсулин.

– Есть, есть. Фирменный взгляд «а сама бы ты стала есть такую мерзость?» На-ка, попробуй! – покачала головой Женька. Нонна тут же прослезилась и принялась клясть судьбу за то, что другие вон лопают, а ей приходится сидеть на этой бесконечной диете и высчитывать калории.

– Зато ты та-ак похудела, – нежно пробормотала Женя, помогая Нонне встать. Та кивнула и вздохнула. Похудеть-то как раз пока что не получалось. Не так-то просто это оказалось – заставить себя отказаться от тортиков и печений, от маминых пирожков, даже если так велели доктора. Кто их вообще придумал – докторов.

Нонна и Женя вернулись в обеденный зал, где Анна и Матюша танцевали под звуки нежной скрипки. Нонна прослезилась по причине того, конечно, что в ее крови было слишком много алкоголя, но также и от того, каким счастливым было лицо ее любимой подруги. Анна кружилась, чувствуя себя уверенно и покойно в сильных руках своего ирландского медведя, и Нонна была счастлива за них. Затем ее взгляд переместился чуть в сторону, где за деревянным столом сидела Олеся, обсуждающая что-то с бабушкой Ниндзей, а чуть левее – Померанцев с адвокатом. У окна, за которым уже стемнело, эти двое склонились над ярким отсветом работающего планшета, они смотрели какое-то видео и смеялись. Нонна нахмурилась и покачала головой. Это было неправильно, категорически и бесповоротно.

– А что насчет наших вторых молодоженов?! – воскликнула она, как только музыка кончилась. – Давайте и их поздравим!

– Нонна, ты бы присела, – вздохнула Женя, а баба Ниндзя огляделась вокруг так, словно вообще забыла, что тут, в зале, присутствует еще одна пара новобрачных.

– А что? Давайте и им тоже крикнем «Горько!». – Ноннин энтузиазм захлебнулся в одиночестве, но внимание ей все же удалось привлечь. Олеся и Померанцев переглянулись – их лица были удивленными. Они сидели в разных концах зала и почти забыли о присутствии друг друга и о той шалости, что совершили в загсе. Но теперь, когда все смотрели на них, Померанцев улыбнулся Нонне, затем пожал руку адвокату и пересек комнату. Олеся продолжала сидеть, держась за бокал с красным вином, как за поручень на эскалаторе – чтобы не упасть.

– Привет! – прошептала она, искренне интересуясь тем, что же теперь будет дальше. Померанцев галантно протянул руку Олесе и помог ей встать.

– Мы уходим, – коротко приказал он, и последняя надежда Нонны на то, чтоб заставить Померанцева прилюдно целоваться, была обращена в пыль.

Олеся не стала даже спорить. Следуя за Максимом, как домашний питомец на поводке, она обернулась, помахала бабе Ниндзе, кивнула Анне и успела увидеть ободряющий кивок в ответ. Затем дверь захлопнулась, и они остались вдвоем в коридоре, и Померанцев затолкал Олесю в какой-то темный угол, скрытый от любопытных глаз. Ирландская музыка была здесь едва слышна, по большому счету только басы.

Максим прижал Олесю к стенке и принялся целовать, жадно, властно и сильно – именно от таких поцелуев она забывала все на свете и даже свое имя. Он держал ее за плечи, прижимая к стене всем своим телом. Высокий, на голову выше, он улыбался какой-то демонической улыбкой, а глаза его горели неподдельным интересом.

– Моя жена? Да?

– Да, – шептала Олеся и тянулась навстречу ему.

– Думаешь, это что-то изменит? – спросил он, но ответить не дал. Снова закрыл ей рот поцелуем. Олеся впервые подумала, что в нем самом тоже есть что-то вызывающе ненормальное, то, что, возможно, имеет какое-то название на языке врачей, что может быть диагностировано и названо как болезнь. Что они оба – не слишком-то нормальные люди.

– Идем со мной! – Максим потянул ее за собой, на улицу, где ночной холод уже пробирался под любые свитера, а уж тем более под платья и тонкие капроновые колготки. Олеся мечтала о том, чтобы сменить туфли на высоком каблуке на кроссовки, но Максим был настроен гулять, и она шла за ним, как зачарованная, боясь, что его настроение снова изменится.

– Куда мы идем? – спросила она, когда поняла, что они не просто гуляют – они направляются куда-то, и Померанцев отсчитывает повороты, следит за маршрутом. Они были недалеко от его квартиры на Бронной, где сейчас мирно жили арендаторы – семейная пара с детьми, бизнесмен из Туниса.

– Я хочу, чтобы наша брачная ночь тебе запомнилась, – усмехнулся Максим, и Олеся моментально заволновалась, зная, что Максим может выкинуть буквально что угодно. И слово «запомнилась» вовсе не обязательно должно означать что-то хорошее.

– После всех наших «брачных» ночей я даже не знаю, что еще ты можешь сделать со мной, – пробормотала Олеся и наткнулась на посерьезневший взгляд Максима.

– Эта ночь – наша первая. С сегодняшней ночи ты – моя.

– Почему тебе так важно владеть мною? – заинтересовалась Олеся, а Максим подошел к одному из домов, стоящих неподалеку от его собственного, и набрал известный ему код.

– Меня увлекла эта игра. – Максим открыл дверь и галантно пропустил Олесю вперед.

– А если я перестану тебя любить? Ты же знаешь, я мечтаю об этом, – спросила Олеся, с опаской заходя в довольно старый лифт. Дом чем-то напоминал тот, на Кутузовском проспекте, где она провела ночь с режиссером, с которым якобы переспала.

– О, тогда это станет еще интереснее, – улыбнулся Максим и поправил прядь волос на Олесином лице. В лифте было почти совсем темно, лампочка еле светила, и Олеся подумала, что Максим решил повторить подвиг Женьки и Ванюшки – они как-то провели больше часа, занимаясь любовью в застрявшем лифте. Она была бы не против, она смотрела на обострившиеся в сумерках черты лица, на то, как Максим серьезен, как напряжены его мышцы.

– Как это может стать интереснее?

– Говорят, самые хорошие актеры – те, у которых психика максимально расшатана и нестабильна. Интересно, насколько хорошей актрисой ты станешь, живя со мной?

– Если не брошусь в окно раньше, – хмыкнула Олеся. Лифт остановился, Максим вышел, осмотрелся: на площадке никого не было, и из-за дверей в квартиры не доносилось ни звука. Тогда он поднялся еще на несколько ступеней вверх – туда, где за замком и решеткой скрывался выход на крышу.

– О боже! – воскликнула Олеся, прикрываясь от еще более усилившегося ветра. С крыши открывался вид на половину Москвы, но также возникало чувство, что половина города смотрит на тебя.

– Смотри, – улыбнулся Максим, махнув рукой в сторону огромного экрана, на котором шла реклама какой-то машины класса люкс. Здесь, отсюда, с крыши, эта картинка казалась невообразимо огромной. – Это же твоя мечта, да? Дорогая моя жена, ты хочешь, чтобы весь город смотрел на тебя, да?

– Если коротко, то да, – улыбнулась Олеся и демонстративно повернулась к Максиму спиной. Он не торопился, несколько секунд смотрел на женщину, на которой женился, но которой еще ни разу не сказал тех самых, долгожданных слов «я тебя люблю». В тонком ярко-красном платье, в туфлях на высоком каблуке, с длинными черными волосами, ниспадающими по ее плечам, она смотрелась как часть сюрреалистической картины Дали – с отблесками постоянно меняющейся картинки на экране.

– Что ж, – пробормотал Максим и приблизился к ней, поднес руки к ее плечам, снял плащ, убрал волосы вперед, оголив глубокий вырез на спине. Платье упало, и Олеся всерьез подумала о перспективе быть арестованными за эту брачную ночь на виду у всего города. Экран вспыхнул, и реклама ресторана заставила Олесю чуть прикрыть глаза – такими яркими были цвета.

– Ты счастлива? – спросил Максим, поворачивая ее к себе.

– Я могу схватить воспаление легких, – ответила Олеся, глядя на то, как Максим устраивает своеобразное ложе из куртки и ее плаща.

– Это ничего. Это мы вылечим. Значит, ты несчастна?

– Рядом с тобой между счастьем и несчастьем нет никаких различий, – пожала Олеся своими обнаженными плечами. Потом протянула руки к своему мужу, провела ладонью по его груди. – Я люблю тебя, это факт.

– Это хорошо, – прошептал он и склонился над ней. Вспышки света ослепляли Олесю, и город шумел далеко внизу. Никому не было дела до сумасшедшей парочки, занимающейся сексом на крыше. У всех хватало своих проблем. Люди бежали по улице, лишь краешком глаза отслеживая информационный поток, изливающийся на них со всех рекламных щитов, со стендов и вывесок, из всех витрин. Информация не достигала мозга, сваливалась сразу в подсознание, заставляя случайных прохожих испытывать необъяснимые приливы голода, желание купить платье или… найти кого-нибудь для сегодняшнего вечера. Реклама – двигатель торговли – работала в центре города лучше, чем где бы то ни было. Через какое-то время Максим завернул дрожащую от холода Олесю в куртку и увел вниз, в кафе, где подавали прекрасные бисквиты. Он поил ее горячим чаем, смеялся и шептал на ушко слова, от которых Олеся вспыхивала и становилась бордовой от смущения. Если бы он мог быть таким всегда…

– Значит, ты думаешь, тебе дадут эту роль?

– Какую роль? – не сразу поняла Олеся.

– Тебе сегодня позвонили. Что это будет? – посерьезнел Максим. – Я, знаешь ли, с трудом перенес твой «Крэйзи тим».

– Это… это детективный сериал. Еще ничего не известно. Они меня еще не утвердили. Просто позвали на второе прослушивание. Иногда дело доходит до третьего и четвертого, и все равно потом роль отдают кому-то еще.

– Думаешь, есть надежда, что тебе все же откажут? – улыбнулся Максим и протянул Олесе ложку, полную ванильного крема. Она послушно открыла рот и позволила себя покормить. Затем вытерла губы салфеткой, улыбнулась и кивнула.

– Да, дорогой. Надежда есть.