6
Возвращение резидента
Среди множества жизненных штампов самый популярный, пожалуй, это «закон парности». Он, кстати сказать, тесно связан с утверждением, что всё идет по спирали. Ведь «закон парности» срабатывает необязательно сразу, бывает, что проходит много лет, прежде чем ситуация повторяется на новом историческом витке. Веретенников прожил пока слишком мало, чтобы оценивать свой жизненный опыт в исторических масштабах, но в его личной истории закон сработал дважды только за последний год. Сначала вернулось старое прозвище, а вот теперь, похоже, возвращалась прежняя специальность. Во всяком случае, возвращался шанс поработать на государство и за границей, а не на Барона и дома.
Эта мысль возникла, когда Сталин увидел, что по берегу, маневрируя между тлеющими обломками и камнями, к нему едут два «тигра».
Катастрофа не настолько оглушила Веретенникова, чтобы он вдруг затупил, поэтому Иосиф быстро прокачал варианты развития событий и принял оптимальное решение.
Вводная звучала просто: Сталин выполнил задание босса, и даже если остались какие-то недоделки, от него больше ничего не зависело. Веретенников мог поспорить, что Семен не соврал, никакого секретного файла не существовало, и Барон мог дрыхнуть спокойно. Но даже на случай, если Сталин ошибся и завтра файл автоматически уйдет по адресу, Иосиф имел железную отговорку: все претензии к атлантам, сбившим самолет.
Теперь Веретенников мог сосредоточиться на собственных проблемах. Вернее, на одной проблеме – как вернуться?
И вот здесь оптимальным представлялся «военный» вариант. Наверняка военные захотят узнать, что случилось с самолетом, и начнут расследование. Но достать черные ящики со дна им не светит, а значит, они попытаются узнать всё от выживших свидетелей. Для этого их доставят в Москву. Всё просто.
Нет, можно остаться в маске охранника, результат не изменится, но в этом случае военные будут настороже и слинять сразу по прибытии домой не получится. А вот если всю дорогу изображать верного присяге ветерана, сложностей не возникнет. Главное, чтобы какие-нибудь дотошные особисты не опознали в Сталине того, кем он был в прежней, допотопной жизни. Остальное – дело техники.
Изобразить сержанта… Сталин взглянул на чужой жетон… Прохорова? Без проблем. В своё время карьера Веретенникова началась как раз с лычек сержанта – на излете срочной службы его заманили в институт, где готовили офицеров службы внешней разведки. Случилось это очень давно, но ведь «мастерство не пропьёшь», полученные в армии базовые навыки – это навсегда.
На первом из «тигров» стояли два «матюгальника», и они явно работали, но за грохотом прибоя, воем ветра и шумом дождя Сталин не разобрал ни одного слова. Оставалось ориентироваться на поведение торчащего рядом с мегафонами пулеметчика. Он недвусмысленно прицелился из «корда», и Сталин с пониманием кивнул, поднял руки и показал жетон.
Из машины выпрыгнули два бойца, один из которых занял позицию ближе к полосе прибоя и сосредоточился на наблюдении за морем. Другой подошел к Веретенникову и достал из кармана какой-то приборчик – Иосиф не разглядел какой, но ему показалось, что это обычный смартфон.
– С прибытием, – боец хмыкнул и взглядом указал на жетон. – Разверни кодом ко мне.
– Так? – Сталин перевернул жетон. На обратной стороне обнаружился выгравированный QR-код. Боец приблизил приборчик, щелкнул и сосредоточился на изображении.
– Сержант Прохоров Валерий Иосифович. Ишь ты, Иосифович! Прямо, сын вождя.
– Это здесь у вас вожди, а у нас там – отцы народов, – с усталой усмешкой сказал Веретенников.
Его, если честно, тоже удивило совпадение.
– Ну, будешь Сталин-младший! – торжественно заявил боец, хохотнул и хлопнул Иосифа по плечу. – Тем более что ты, как и он, живее всех живых.
– Это другой деятель был живее всех живых, предыдущий, – Сталин на миг замер. – Впрочем, не важно. Ты-то кто будешь, вождь?
– Сержант Чесноченко, – боец протянул руку. – Жалобы есть?
– Башка квадратная, – Сталин пожал ему руку, вздохнул и потер затылок. – И каша в голове. Ни фига толком не помню, обрывки из отрывков.
– Это исправим, – Чесноченко обернулся и махнул экипажу второго «тигра». Сталин только сейчас заметил на борту машины красный крест. – Медики, к машине! Чего, спите там?!
– Не медики, а медслужба, – буркнул первый выбравшийся из машины с крестом боец. – Ты вот в университете на педагога учился, Чеснок, я ж тебя педиком не называю.
– Хорош ворчать, Кардан, принимай клиента.
– Не клиента, а пациента. И не Кардан, а фельдшер Короданов, – опять ворчливо поправил фельдшер. – И почаще на «вы». Кто у нас тут?
– Я.
– Головка от…
– Сержант Прохоров.
– Другое дело. Что это тебя качает? Садись, сержант, пока не рухнул. Самоса, пенку!
– Вот, – второй медик положил полиуретановый коврик на большой плоский камень.
Веретенников без возражений улегся на подстилку, чем заслужил одобрительный взгляд ворчливого фельдшера.
– Та-ак, – фельдшер посветил Сталину в глаза фонариком, ощупал шею, плечи и попросил пошевелить конечностями, а затем помял живот. – Нормально. Транспортабелен. Остальное в машине изучим. Самсонов, где носилки?!
– Да не надо, – Сталин сел. – Пусть поможет, доплетусь. По таким камням уроните ещё.
– Можно и так, – не стал упрямиться Короданов. – В этих местах чем короче экспозиция на берегу, тем больше шансов сохранить свои изображения в целости.
– Кардан мудр, – с усмешкой проронил Чесноченко. – Иногда настолько, что сам в своих мудрёных речах путается. По машинам!
– А ты чего тут верховодишь, Чеснок? – Фельдшер оглянулся. – Где офицеры?
– Некогда им, – сержант запрыгнул в машину. – Геша, полный назад!..
* * *
Ехать лежа в санитарном «тигре» оказалось не хуже и не лучше, чем сидя. Трясло точно так же. Впрочем, Сталина это не беспокоило. После того, как Кардан измерил давление, подсчитал пульс и деловито «ужалил» чем-то простым, но эффективным вроде кетанова с кордиамином, Веретенников пригрелся под серебристым покрывалом и даже на миг задремал, но затем вдруг взбодрился и почувствовал, как возвращается в почти нормальный рабочий режим. А самое главное – к нему вдруг начала возвращаться память. Точнее, булькающая в голове информационная каша остыла и улеглась правильными слоями.
Сталин вспомнил почти всё, кроме самого первого момента – удара о воду. Очнулся он в компании ещё трех полуживых потерпевших в центре натуральной карусели, устроенной мелкими светящимися тварями. Что это были за гады, Сталин не понял. Чем-то они походили на рачков размером с креветок. Твари быстро и деловито отщипывали от людей мельчайшие кусочки, и помешать этому потерпевшие не имели никакой возможности.
Сталину повезло больше других, он вынырнул чуть поодаль и почти сразу сообразил, что отбиваться от огромного косяка этих водоплавающих хищников бессмысленно. Бегство казалось тоже сомнительным вариантом, но Иосиф выбрал именно его и не прогадал. Буквально через минуту он вдруг наткнулся на крупный плавающий обломок.
С одного края обломок тлел, и едкий дым почти не давал дышать, но Сталин всё-таки воспользовался импровизированным плотом. Обломок медленно, но верно тонул, но одновременно всё-таки плыл куда-то по течению. То, что здесь имеется какое-то подводное течение, Веретенников понял ещё до того, как вскарабкался на плот.
Что наступит раньше – обломок фюзеляжа утонет или течение вынесет его на мель, – могло стать темой увлекательного спора, да только вот спорить к тому времени стало не с кем. Сталин больше не слышал криков и не видел ни одного выжившего. И не видел он никого ровно до того момента, когда в сумерках вдруг замелькали вспышки выстрелов и зажглись огни, подсветившие береговую линию. В отсветах мелькали какие-то люди. Местные это или бывшие пассажиры, не имело значения. Главное, что Сталин зафиксировал цель.
Иосифу стоило немалых усилий остаться на обломке и выждать, когда течение подтащит его плот как можно ближе к берегу. Когда плот пошел ко дну в полусотне метров от берега, Сталин бросился в воду и быстро поплыл. И, что удивительно, доплыл без приключений.
А вот нормально выбраться на берег не сумел. Едва нога ступила на относительно сухую гальку, откуда-то вылетел крепкий боец с палкой в руке и с ходу, без всякого «здрастье» засветил Сталину в лоб.
Веретенников успел отреагировать, и удар пришелся вскользь, но звон в голове раздался оглушительный. Сталин рухнул, откатился, вскочил на ноги и попытался объяснить бойцу, что тот не прав. Но оказалось, что объяснять, по сути, некому. Воин с дрыном выглядел абсолютно невменяемым. Всё, что оставалось Веретенникову, – вырубить источник опасности. Так Сталин и поступил.
Позволив бойцу нанести ещё один удар, Иосиф в последний миг ушел в сторону, рубанул сверху по рукам, а затем локтем в висок выключил безумца. Тот рухнул как подкошенный.
«А потом я зачем-то поменялся с ним одеждой, – сделал вывод Сталин. – О чем я тогда думал? Зачем решил запутать следы? Видимо, по привычке. Сам тоже плохо соображал, вот и положился на заученный набор стандартных шпионских процедур – менять маскировку при первой же возможности. Что ж, это оказалось правильным решением. Но куда делся настоящий сержант Прохоров? Водяные утащили? Вроде бы не выползал никто из моря. Очнулся и ушел? Это хуже. Если только он не свихнулся всерьез и навсегда. В этом случае он хотя бы меня не сдаст».
– Это тебе повезло, – вдруг заявил фельдшер. – В очередной раз.
– А? – Сталин встрепенулся и вдруг понял, что Кардан давно о чем-то говорит. – Выпал на секунду.
– Говорю, с местом швартовки тебе тоже повезло. Причаль ты на полсотни метров левее-правее, и всё, кранты. Тут подземная река в море впадает, вода разбавленная, почти несоленая. А твари пресную воду не любят, как известно. Вот и не схомячили тебя.
– Понятно, – Веретенников кивнул. – Действительно повезло.
– «Действительно» ему, – фельдшер хмыкнул. – По виду ты вроде бы свой, а выражаешься, как Чеснок – мобилизованный пиджак с высшим образованием.
– Глаз-алмаз, – Сталин усмехнулся. – Дипломатом был. Со шпионским уклоном. В Венесуэле при посольстве ошивался.
– Да ладно! И чего?
– Ничего. Я там за одной секретной стройкой приглядывал. Полсотни агентов при мне тёрлись. А тут Потоп. Считается, что по моей вине всё подразделение утонуло.
– А на самом деле…
– Так и было, – Сталин вздохнул. – Никаких подстав или стечений обстоятельств. Виноват от и до.
– И чего? Мог бы просто уволиться, да и жить при какой-нибудь внешнеторговой конторе консультантом. Вашего брата дипломата, как понимаю, бизнесмены ценят. Зачем в армию подался? Да ещё рядовым!
– Нет, не по мне это, с бизнесменами вискарь глушить. Я сюда хотел вернуться, искупить, совесть успокоить. Но в разведке меня видеть больше не хотели. Вот и решил пойти самым трудным путем. Завербовался в армию, но до Америки, как видишь, только через три года добрался.
– И что? Получается с совестью-то договориться? – Кардан скептически ухмыльнулся.
– Пока не знаю. Вроде бы получается, – Сталин усмехнулся. – Ещё лет десять – и очищу карму. А заодно, глядишь, и новую карьеру сделаю.
– Ну, карьерой это не назвать, но… – фельдшер вздохнул. – Вот ведь мир наизнанку! Чего только не случилось за эти годы. Прежде не поверил бы в твою историю, но теперь… и не такое, если честно, слышать приходилось.
Сталин отлично понимал, в чем суть сомнений Кардана. Правдиво звучала только половина легенды. Иосиф рассказал лишь часть своей настоящей истории. Кстати, поступил он не очень правильно. Но с другой стороны, лучшая легенда – замешанная на полуправде. К тому же Веретенников ни при каких обстоятельствах не собирался задерживаться здесь настолько, чтобы его история пошла гулять по гарнизону. Нет, гулять она всё равно пойдет, но прибегать поглазеть на «саморазжалованного» сотрудника внешней разведки никто не станет. Поскольку бывший шпион к тому моменту убудет в Москву.
– Уважаю, – Кардан кивнул. – Правильно всё делаешь, Штирлиц.
– Только ты…
– Никому! – Фельдшер вытаращился. – Само собой!
Сталин отвернулся и на минуту умолк. Будь всё так, как он рассказал фельдшеру, Веретенников и впрямь заслуживал бы уважения. На самом деле история закончилась именно так, как предположил Кардан. Веретенников позорно сбежал из внешней разведки и спрятался в Москве среди сомнительных дельцов. Один из лучших резидентов превратился в наемника.
Нет, не в машину для убийства, как считал Барон и его подельники. «Заказанные» Бароном люди умирали только в одном случае – если того заслуживали. Остальным Сталин предлагал простейший выбор – умереть или стать другим человеком. Маскировать следы людей он умел. И никто не отказался. Получалось, греха на душу Иосиф взял не так уж много. Но легче от этого не становилось. Веретенников жил не так, как хотел жить, и это его угнетало.
«Может быть, вот он шанс всё действительно исправить? – Иосиф покосился на фельдшера. – Начать всё заново, как и наплел этому медику? Пройти путь от сержанта до… кого получится. Может быть, в миротворческой администрации пристроиться, действительно карьеру сделать. Всё лучше, чем на Барона работать. Решение на эмоциях, плохо продуманное, это понятно. И всё-таки что-то в нем есть. Надо обмозговать. Когда в мозгах прояснится».
Гарнитура фельдшера вдруг ожила, и Короданов тоже на время забыл о пациенте. Выслушав вводную, фельдшер ответил «есть» и поднял взгляд на своего помощника-санитара рядового Самсонова.
– Поспать накрылось, Самоса.
– Чего так? – Рядовой, похоже, не особенно огорчился.
– Эвакуацию объявили. Едем обеспечивать.
– Прямо так? – Самсонов взглядом указал на Сталина.
– Здесь полежит, ничего страшного, – фельдшер похлопал Веретенникова по плечу. – Полежишь?
– Дай бушлат, ещё и помогу.
– Орёл, – Кардан хмыкнул. – Где я тебе бушлат возьму? Вшивник только.
Он развернулся, вытащил откуда-то рюкзак и достал армейский свитер.
– Годится, – Сталин сел. – А куда эвакуируют и зачем?
– В Труро, куда ж ещё, – фельдшер пожал плечами. – А зачем – нам какая разница? Задача поставлена – выполняем.
– В Труро? – Сталин поморщился. – Погоди, это где?
– Вёрст полста на север.
– Разве на севере не Онтарио?
– Чего?
– Озеро.
– Я в курсе, что такое Онтарио, – фельдшер усмехнулся. – Только до него отсюда сто пятнадцать марш-бросков на хромых мустангах. Ты чего, в пространстве потерялся? А-а, ну да, ты ж перенес коммоцию эт контузию.
– Хватит прикалываться. Мы где?
– В Новой Шотландии. В Канаде, проще говоря. На самой кромке. Когда-то здесь неподалеку Галифакс стоял. Слыхал о таком? А ты думал, мы где? На Третьей улице Строителей?
– Я… – Сталин поморщился. – Нет, так и думал, что в Канаде. Или не так. Не помню. Не прояснилось ещё.
– Оно и видно, – Короданов снисходительно хмыкнул. – Теперь тут кроме аэродрома и пары поселков поблизости только Труро и остался. Главная база там. Поэтому туда и эвакуируем народ, если что.
– Вот почему офицеров на берегу не оказалось, – проронил Самсонов. – Шмотки собирали. Нажитое непосильным трудом в машины грузили. Уже, поди, на старте все.
– Ты это… – Кардан погрозил бойцу пальцем. – Давай… языком не хулигань. Население эвакуируем. Понял?
– Ещё не лучше, – солдат поморщился. – Они нас ненавидят, как моя тёща футбол, оккупантами называют, а мы их разве что в задницы не целуем. Где справедливость?
– Там, где не целуем. В самой дырке. Но это ничего не меняет, Самоса. Людей приказано эвакуировать. Точка.
– Фиговерть какая-то, – всё-таки добавил Самсонов. – Сначала половину гарнизона убрали, оборону ослабили, а теперь ягодки собираем – приходится всем сматываться. «Зверобой», «Зверобой»… новинка… полевые испытания. Доигрались, испытатели! На хрена, спрашивается, было вообще всё это затевать?
– Ты у меня научился ворчать?
– У кого ж ещё?
– Разучись. Плохая привычка. И стратегию обсуждать – тоже забудь. Штирлиц, я прав?
– Зови уже, как Чеснок окрестил, Сталиным, – Веретенников многозначительно взглянул на фельдшера. – А что до тактики и стратегии – ты прав. Не нашего это ума дело.
– Не нашего, – Кардан, казалось, посмаковал. Ему явно понравилось, что бывший дипломат-разведчик ставит себя вровень с бойцами и младшим комсоставом. Он достал из кармана шоколадный батончик и протянул Иосифу. – Правильно, Сталин. Держи шоколадку. Бери, бери, я не прикалываюсь, при сотрясении положено.
– Спасибо, – Веретенников взял «сникерс» и задумчиво взглянул на фельдшера. – Полевые испытания? А что за «Зверобой»?
– А я знаю? – Кардан пожал плечами. – Вы его везли, вот и расскажи нам, если в курсе. Не в курсе?
– Нет, – Сталин качнул головой. – Даже не знал, что мы его везем.
– Вон там начальство мелькает, – фельдшер кивком указал за окно. – Спроси, если хочешь. – Кардан развернулся и гаркнул прямо в ухо водителю: – Фёдор! Тормози у машины Чеснока!
– Не ори, – спокойно ответил шофер, – слышу, не слепой. Нет Чеснока в машине. На плотине он. Остальные тоже там. Похоже, полезли гады.
– Это из чего такой вывод? – Фельдшер поднялся и высунулся в люк.
– А вон, все «зушки» наклонились, – по-прежнему спокойно ответил водитель. – И гранатометы с пулеметами туда потащили. А вон там минометчики разворачиваются. Будет дело…
* * *
Даже на самого авторитетного фельдшера всегда найдётся врачебное начальство. Стоило Короданову выглянуть из машины, как его тут же срисовал и призвал к себе капитан Коваленко, начальник медслужбы местного гарнизона. Причем затребовал вместе с транспортным средством, в которое предполагалось загрузить нескольких больных из гражданского госпиталя поселка Энфилд. Понятно, что для пострадавшего в авиакатастрофе сержанта это прозвучало, как «тонкий намек на толстые обстоятельства». Впрочем, капитан Коваленко и не стал миндальничать. Окинув взглядом Сталина, он кивнул и указал направление.
– Вон там за блокпостом землянка. Идите и ложитесь. И не вставать! Строгий постельный режим вплоть до моего особого распоряжения. Всё ясно?
– Так точно, – Сталин спрятал усмешку.
Коваленко тут же забыл о Веретенникове, и это его вполне устроило. Сталин двинулся в сторону блокпоста, но, как только капитан исчез из вида, Иосиф резко сменил направление и побрел к плотине. От блокпоста до неё оказалось с полкилометра под горку.
По мере того, как плотина становилась ближе, Сталин начинал всё лучше понимать, куда попал и что на самом деле происходит. А когда он выбрался на плотину и отыскал сержанта Чесноченко, всё прояснилось окончательно.
Судьба забросила Веретенникова в городок Энфилд, который оказался по-военному четко спланированным поселением, где проживали «работники аэропорта и люди необходимых смежных специальностей и видов занятий». Так выразился Чеснок. Располагался городишко к северу от терминала, примерно в километре, и был фактически нанизан на Мемориал-хайвей, главную дорогу полуострова, ведущую в Труро. Местечко для городка выбрали неплохое, имелся только один изъян. Как раз там, где шампур хайвея выходил из тела Энфилда, береговая линия подбиралась почти к дорожной насыпи. Мало того, что прибой подмывал основу шоссе, так ещё и твари периодически выползали прямо на асфальт.
Поначалу эту проблему пытались решать с помощью заграждений у кромки прибоя и блокпоста. Две старые, но надежные спаренные зенитные установки ЗУ-23, несколько пулеметов, огнеметов и автоматические гранатометы АГС-30 довольно долгое время справлялись с охранной функцией, но на смену ползающим и бегающим на четырех костях земноводным тварям пришли прямоходящие, и ситуация осложнилась.
С новым видом атлантов не получалось справиться одним только заградительным огнем и напалмом. Мало того, что эти гады успешно находили обходные пути, они ещё и учились пользоваться трофейным оружием. И не только стрелковым.
После того, как блокпост был атакован гранатами прямо из воды, штаб местного гарнизона решил, что рубеж следующей возможной атаки тварей следует отодвинуть мористее. Сказано – сделано. С континента, из Сент-Джона, перебросили десяток бульдозеров, и через месяц перед самым слабым местом в линии обороны Энфилда возникла серьёзная дамба. Теперь, чтобы перекрыть или повредить дорогу на Труро, атлантам, как минимум, требовались минометы и средства их морской доставки.
Теоретически атланты могли установить минометы на горбы каким-нибудь огромным чудовищам, но это звучало, как чистой воды фантазия.
Во-первых, созданные атлантами из местного генетического материала левиафаны плохо поддавались дрессировке.
Во-вторых, все крупные цели отслеживались береговой охраной и уничтожались ещё в открытом море. Для этого в Труро базировалась морская авиация, а в Гранд-Лейке стояли ракетные дивизионы. Сколько и чего – сведения плавали, но факт оставался фактом. При необходимости береговые площади или акватория обрабатывались «смерчами» и «ураганами», а если требовалось забраться подальше в море, на цели заходили штурмовые вертушки или даже бомбардировщики.
Короче говоря, каким бы ущербным ни казался пятак аэропорта Галифакс-РЛС, оборонялся он качественно.
Почему же падали самолеты?
Тоже по нескольким причинам. Во-первых, не все цели удавалось отследить. Атланты иногда подводили к самому берегу своих особо грозных монстров, способных генерировать низкочастотные импульсы или раскачивать атмосферу так, что с чистого неба сыпался град. Что уж говорить о самолетах. Обычно от этих диверсионных просачиваний спасали минные заграждения, но проколы всё равно случались.
И глубинные бомбы или напалм не всегда помогали. И ракеты, снаряды и отравляющие вещества зачастую оказывались напрасной тратой денег. Это тебе сразу и во-вторых, и в-третьих.
Потому и падали самолеты при заходе на посадку. Но ведь падали не все подряд, а только один из десятка или даже из двух десятков.
– Так себе утешение, – выслушав вводную лекцию от Чеснока, заметил Сталин. – Тщательнее надо за поляной следить.
– Это что за посторонние на объекте учат нас жить? – пробасил некто над ухом у Сталина.
– Не обращайте внимания, товарищ майор! – Заметив начальство, Чеснок подобрался. – В шоке человек. С неба упал, да сразу в бульон с креветками. Хорошо, что напротив Черных камней, в пресную воду плюхнулся.
– А-а, понятно, – майор смерил Сталина внимательным взглядом.
Веретенников сделал то же и внутренне похолодел. Он знал этого майора! Три года назад тот был ещё старлеем, да и знакомы были шапочно, но при желании майор… Баев, кажется, запросто мог опознать в потрепанном сержанте бывшего «дипломата» Веретенникова.
– Где-то я тебя видел, – проронил Баев. – До Потопа где служил?
– До Потопа я отдыхал, – нейтральным тоном ответил Сталин.
– Я зачекинил его код, – Чеснок с готовностью выдернул из кармана заветный приборчик и протянул начальству. – Там у него нехилый список кампаний, товарищ майор. Перед Инцидентом и Потопом вправду пауза, зато после… операция по обеспечению мира в Европе – на Альпийском направлении, высадка в Каире, Шотландское спасение. Операции, понятно, не настолько крутые, как защита Америки, но тварей сержант повидал, похоже, немало.
– А сам-то что, язык проглотил? – Майор Баев заметно подобрел.
– Каша в голове, – Сталин тоже решил не ершиться, чтобы не провоцировать майора на лишние копания в памяти. – Тряхнуло не по-детски. Да и по нервам ударило, до сих пор гудят.
– Это да, – Баев хмыкнул. – У меня, помню, парашют не раскрылся. Думал, всё, хана. Хорошо, что рядом внешняя разведка тренировалась. Один из этих Джеймсов Бондов мимо пролетал, подхватил. Ничего, обошлось, но глаз дергался потом неделю.
Майор вдруг хитро подмигнул Сталину, будто бы демонстрируя, как у него дергался глаз.
«Узнал всё-таки? Ох, как это нехорошо, ох, как некстати. Ладно бы история с «пролетавшим Бондом» была не шуткой. Я мог бы намекнуть Баеву на «должок». Но ведь ничего такого не было. Майор просто сообразил, что я шифруюсь, и показал это. Знает ли он, что я вне игры? Теперь это ключевой момент. Если не знает, можно намекнуть ему, что маскировка под сержанта это такая легенда, что я на секретном задании. Впрочем, даже если он слышал, что я теперь вольный стрелок, – ничего не меняется, надо гнуть свою линию. Секретная операция. Аминь».
– Водитель Кардана сказал, что твари на берег полезли, – как бы «заминая для ясности» тему, сказал Сталин и окинул взглядом береговую линию у плотины. – И где они?
– Ты не спеши, – ответил Чеснок. – Пока что идем по приборам. Эхолоты засекли большие подвижные массы на подходе к заливу.
– Так может, это рыба? Косяками.
– Ага, рыба! – Чеснок от души рассмеялся. – Косяками! Ну ты сказанул, Сталин! Чем это у тебя трубка набита?
– Пошла массовка, – вдруг заявил майор Баев и поднял бинокль. – Как обычно, двойной удар. По местам, к бою!
Сталин не пользовался биноклем, да и скупые комментарии Баева не внесли ясности в происходящее, но Веретенников увидел и сам понял всё, что нужно.
Повышенная активность атлантов вынудила местное командование нанести массированный двойной удар: по морю и болотам.
Первые взрывы взметнули грязь и обломки гнилушек как раз в тылу, на болотах, за высокими завалами вдоль Мемориал-хайвей. И сразу же западную окраину Энфилда накрыл густой дым. Вроде бы гореть в болотах нечему, но дымило так, что рассвет мог запросто превратиться во внеочередные сумерки. Это значило, что по болотам бьют боеприпасами с какими-то огнесмесями. Скорее всего, с напалмом и фосфором.
Реакция военных подтвердила умозаключение Сталина. Майор Баев негромко проронил: «Газы», и все, кто находился на дамбе, натянули фильтрующие маски.
Веретенникову противогаз вручил лично майор. Он же подсказал, что наблюдать в море, вернее, над ним.
Далеко, почти над серой кромкой горизонта пронеслись два звена фронтовых бомбардировщиков. Они явно работали, а не просто так барражировали над морем, но взрывов Сталин не увидел. На поверхности моря через какое-то время только вспухли странные водяные розочки и пошли волны. Похоже, в открытом море традиционно применялись глубинные бомбы.
– Сейчас уйдет авиация, «смерчи» шарахнут, – глухо из-за маски прокомментировал Баев. – А после и наша очередь подойдет.
– Получается, вы не отгоняете атлантов, а, наоборот, к берегу прижимаете?
– Сам-то понял, что сказал? – майор усмехнулся. – Они все давно здесь, у берега. Мы от резервов их отрезаем.
– Всё равно это похоже на провокацию. Может, они не полезли бы. Откуда вы знаете?
– Не умничай, а? – Баев строго взглянул на Сталина. – Командование отлично понимает, что это серьезный вызов атлантам. В первую очередь, из-за атаки болот. На позиционные бои в море твари реагируют обычно вяло, а вот за болота сильно обижаются. Там у них, говорят, инкубаторы. Но выбора нет. Атланты первыми начали, что бы там тебе ни казалось. Самолет сбили? Ну вот. Значит, продолжение последует. Они не в первый раз эту схему прокачивают. Скоро заварится такая каша, что только держись. Мы потому и эвакуируем город и вообще временно уходим в северные укрепрайоны.
– Я слышал, что половину гарнизона вывели ещё до того, как упал самолет. Зачем?
– А вот это вопрос к нашему штабу, – Баев прищурился и вновь смерил Сталина взглядом. – Или к твоему начальству… Веретенников. Что такое «Зверобой»?
– Не знаю, – Сталин не стал акцентировать внимание на том, что Баев раскусил его маскировку под сержанта, и лишь пожал плечами. – Только здесь об этом услышал.
– Лапшу мне на уши не вешай, – майор усмехнулся. – Мы вот с господами офицерами забились на ящик местного пойла. Я думаю, это какое-то новое отравляющее вещество избирательного действия. Для атлантов яд, а для нас – так… не вреднее слабительного.
– А другие на что ставят?
– Два варианта. Первый, что это какой-то низкочастотный генератор, чтоб зверьё отпугивать…
– Атланты сами низкими частотами пользуются. Для переговоров. Отпугнуть не получится. Разве что помехи организовать, связь им нарушить. Какой ещё вариант?
– Тоже так думаю. А другой вариант, что «Зверобой» – это… существо. Может, какой-то хищник, способный атлантов победить, или паразит, а может вообще – вирус.
– Все три варианта интересные, – Сталин развел руками. – Но я не знаю ответа.
– Как скажешь, – Баев скривился. – Смотри тогда, разведка, начинается самое интересное. Полезут сейчас из мутной водицы «в чешуе, как жар горя…»
Майор откинул крышку ближайшего ящика и кивком указал Сталину на содержимое. В ящике оказались снаряженные гранаты. Иосиф понял посыл Баева – «воюй». Веретенников встал так, чтобы брать гранаты прямо из ящика, и замер в ожидании.
Ровно через минуту «самое интересное» действительно началось. Вот только Баев ошибся насчет того, что из воды полезут атланты. Твари так и не появились. На штурм дамбы пошла сама вода.
Уровень моря вдруг начал резко расти. Феномен необъяснимый, но очевидный. Вскоре вода поднялась до середины дамбы, и сооружение отчетливо затрещало в двух местах. Когда же до верха осталось около трети изначальной высоты, дамба дала сразу три протечки.
– Уходим на блокпост! Отступаем! Шевелись! – скомандовал Баев и добавил негромко: – Они снова нас переиграли… твари!
