В пятницу вечером – в тот вечер, который Лилли и ее приближенные впоследствии посчитают поворотным моментом, – с юга пришел теплый атмосферный фронт, из-за которого в городе стало душно, как в теплице. К полуночи город успокоился и затих, большинство его обитателей заснуло на пропитанных потом простынях, но на стене осталось множество часовых, молча несущих вахту. Даже Боб Стуки сделал перерыв в круглосуточном дежурстве у постели Губернатора и теперь спал на койке в одном из соседних гаражей под гоночным треком. Только в госпитале, залитом ярким светом галогенных ламп, раздавались приглушенные сердитые голоса.

– Я сыт всем этим по горло, – жаловался Брюс Купер, шагая из стороны в сторону перед сломанными мониторами и каталками, выстроившимися у дальней стены лазарета. – И кто только сделал эту стерву королевой? Она командует всеми, прямо как чертова Клеопатра.

– Успокойся, Брюси, – пробормотал Гейб, сидевший на стуле у постели Губернатора.

Больной лежал неподвижно и был бледен, словно манекен. Прошла неделя с момента столкновения Губернатора с той дамочкой с дредами, и все эти семь дней Филип Блейк почти не приходил в сознание. Никому не нравилось называть его состояние комой, хотя Боб и определил его именно так, но что бы ни терзало Губернатора, этот недуг, похоже, не хотел его отпускать. Филип пошевелился лишь дважды, да и то слегка – его голова несколько раз дернулась, с губ слетели несколько неразборчивых слов, – но в обоих случаях он так же резко провалился обратно в сумрачный мир, как и вышел из него. И все же Боб считал, что это хороший знак. С каждым днем цвет лица Губернатора становился все более здоровым, дыхание нормализовалось и усиливалось. Боб увеличил дозу глюкозы и электролитов, поступавших через капельницу, и стал внимательнее следить за колебаниями температуры больного. Уже два дня термометр показывал тридцать семь градусов.

– Что тебе не нравится? – спросил Гейб. – Она тебе ничего не сделала. Чем она тебя не устраивает?

Брюс остановился, сунул руки в карманы камуфляжных штанов и рассерженно вздохнул.

– Я просто говорю, что никто не объявлял ее главной.

– А кому какое дело? – покачал головой Гейб. – Она хочет побыть боссом, так пусть будет им.

– Какая-то тупая девка из замкнутого сообщества?! – воскликнул Брюс. – Да она ничтожество!

Гейб поднялся на ноги. Спина до сих пор немного болела после стычки в переулке, произошедшей несколько дней назад. Сжав кулаки, он обошел кушетку Губернатора и встал нос к носу с Брюсом.

– Так, давай-ка проясним кое-что. Ничтожная стерва, о которой ты говоришь, на днях спасла мою задницу. У этой ничтожной стервы яйца покрепче, чем у большинства мужиков в этом городе.

– И что? И что, черт тебя дери?! – глаза Брюса сверкали, он чуть не наскакивал на Гейба. – Она умеет давить на курок. Большое, мать твою, дело.

– Что с тобой, дружище? – спросил Гейб, снова покачав головой. – Встал не с той ноги сегодня?

– Я пошел!

Брюс быстрыми шагами пошел к двери, сердито бормоча себе под нос изощренные ругательства. Он вылетел в коридор и хлопнул железной дверью с такой силой, что грохот еще долго отдавался эхом от плиточных стен.

Гейб несколько секунд стоял, ошеломленно глядя на дверь, как вдруг с другого конца комнаты до него донесся звук, от которого мурашки побежали по коже.

Лежащий на кушетке человек, похоже, заговорил.

Сначала Гейб решил, что ему почудилось. Впоследствии вспоминая этот момент, он пришел к выводу, что на самом деле услышал голос Губернатора в следующее мгновение после оглушительного хлопка дверью, но речь была необычно четкой и ясной, и он в первую секунду предположил, что ему лишь показалось, как раздался вопрос:

– Давно?

Гейб повернулся к кушетке. Больной не шевелился, забинтованная щека все так же касалась подушки, изголовье кушетки было приподнято на сорок пять градусов. Гейб медленно подошел ближе.

– Губернатор?

Движения не было, но вдруг, словно в ответ на вопрос Гейба, единственный оставшийся на лице глаз, выглядывавший из-за толстой марлевой повязки, задергался.

Сначала веко подрагивало лишь слегка, но постепенно движения становились все сильнее, и наконец единственный глаз полностью открылся и уставился в потолок. Еще несколько раз моргнув, он начал фокусироваться на окружающей его обстановке. Зрачок немного расширился при приближении Гейба.

Придвинув к кушетке складной стул, Гейб сел, положил ладонь на холодное и бледное предплечье Губернатора и заглянул в его единственный бегающий глаз. Сердце колотилось как сумасшедшее. Гейб смотрел в этот глаз так пристально, что практически видел собственное отражение в блестящей поверхности глазного яблока.

– Губернатор? Вы меня слышите?

Больной сумел слегка повернуть голову в сторону Гейба и посмотрел своим единственным глазом на крепко сбитого мужчину с армейской стрижкой, склонившегося над кушеткой. Сухими, растрескавшимися губами он снова пробормотал:

– Давно?..

Гейб был так поражен, что не мог даже сформулировать ответ. Жуткая секунда тянулась бесконечно, и он просто смотрел в изможденное, забинтованное лицо Губернатора. Затем он отогнал наваждение и очень тихо произнес:

– …вы без сознания?

Очень слабый, очень медленный кивок.

Гейб облизал губы, даже не понимая, что улыбается от радости.

– Почти неделю.

Он с трудом сдержался, чтобы не закричать от счастья и не обнять больного. Может, позвать Боба? Хотя Губернатор и был на несколько лет младше самого Гейба, именно он был его шефом, его наставником, его компасом, его непререкаемым авторитетом.

– Вы время от времени приходили в себя, – сказал Гейб как можно спокойнее, – но, наверное, ничего не помните.

Губернатор медленно повернул голову из стороны в сторону, словно проверяя свое состояние. Наконец он хрипло произнес еще одну фразу:

– Вы нашли доктора Стивенса? – он втянул в себя воздух, словно на этот вопрос ушли все его силы. – Вы заставили его подлатать меня?

Гейб тяжело вздохнул.

– Нет, – он нервно облизал губы. – Доктор мертв. Его нашли по другую сторону стены. Он сбежал вместе с этой стервой и ее друзьями… но долго не протянул.

Губернатор ответил не сразу. Он с трудом сглотнул и неровно задышал через нос. Несколько раз моргнув, он уставился в потолок, словно ожидая, когда сгинут остатки кошмарного сна и холодный свет реальности прогонит прочь все тени. Через некоторое время он снова заговорил:

– Этот засранец получил по заслугам, – его глаз сверкал гневом, и этот гнев постепенно возвращал его к жизни, позволяя ему собраться с мыслями и осознать происходящее. Губернатор посмотрел на Гейба. – Но, если доктор погиб, какого черта я еще жив?

Гейб встретился с ним взглядом.

– Боб.

Зрачок единственного глаза Губернатора расширился от изумления.

– Боб?! – тяжелый вздох. – Это… просто смешно… Старый пьяница? Да он и прямую линию не сможет провести, не то что залатать меня, – он сглотнул. Голос прерывался, как мелодия с поцарапанной пластинки. – От отказался быть ассистентом Стивенса, пришлось учить эту вздорную девчонку.

Гейб пожал плечами.

– Видимо, у него было не так уж много работы – и слава Богу! Он сказал, что вашу руку хорошо прижгли и что огонь дезинфицировал рану, но он хорошенько обработал все остальные повреждения, дежурил у вашей постели, давал вам антибиотики и еще что-то. Я точно не знаю. Насколько я понял… когда она отрезала вам… хм… когда она полоснула вам мечом между ног, она не повредила крупную артерию, поэтому кровотечение было не таким сильным, каким могло бы быть, – Гейб прикусил губу. Ему не хотелось вываливать на Губернатора всю информацию прямо сейчас – он все еще был слишком слаб. – Но, если бы она задела ее, вы бы точно не выжили, – он сделал паузу. – Глаз едва не загноился, но все обошлось, – еще одна пауза. – Боб сказал, она действовала очень аккуратно. Он полагает, что она хотела оставить вас в живых, как будто у нее есть на вас планы.

Правый глаз Губернатора вспыхнул чистой, неподдельной ненавистью.

– Планы на меня?! – он кашлянул. – Нужно только дождаться вестей от Мартинеса, и я напишу целую книгу планов на нее!

Желудок Гейба скрутило. Он усомнился, стоит ли сообщать обо всем Губернатору, но все же сказал:

– Э-э… шеф… Мартинес ушел вместе с ними.

Губернатор вдруг скривился – то ли от боли, то ли от небывалой ярости, вспыхнувшей внутри него, то ли и от того, и от другого одновременно.

– Да я, мать твою, в курсе, что он ушел вместе с ними! – судорожно вдохнув, он продолжил: – Я понятия не имел, что доктор и его шлюха тоже решат сбежать, но у меня был план, – он снова вдохнул и заполнил воздухом налитые свинцом легкие. – Мартинес помогает им с побегом, а потом возвращается и рассказывает, где находится их хренова тюрьма, – пауза. – Если я неделю был в отключке… он должен вернуться со дня на день.

Гейб кивнул. Губернатор протяжно выдохнул и посмотрел на замотанный бинтами обрубок на месте своей правой руки. В его глазу промелькнул ужас от осознания жуткой действительности. Отсутствующая рука посылала фантомные сигналы в плечо, а затем – в мозг. Губернатор поежился. Он сжал пересохшие губы в тонкую линию, и Гейб заметил, как в темном зрачке глубоко посаженного глаза Губернатора промелькнуло что-то очень знакомое. Гейб не мог ошибиться. Губернатор вернулся. Будь это безумие, или сила, или инстинкт выживания, или просто подлость – промелькнувшая в единственном глазу искра рассказала об этом человеке все на свете.

Наконец, Губернатор повернулся к Гейбу и добавил хриплым от боли и гнева голосом:

– И когда это случится… этой сучке от меня не уйти.

Остаток недели на лугах и долинах центральной Джорджии царила характерная для поздней весны жара. Было очень влажно, а беспощадное солнце днем превращало улицы в паровые бани. Так как кондиционеры требовали слишком много энергии, большинство обитателей Вудбери потело в тени дубов, обмахиваясь всем, что попадалось под руку, и уклоняясь от выполнения обычных обязанностей. Штерны придумали способ наморозить на складе льда, используя старый холодильник и при этом не расходуя электроэнергию понапрасну. Остин нашел витамины для беременных в одной из разграбленных аптек и теперь всячески опекал Лилли, следя за ее питанием и настаивая, чтобы она не перегревалась. Люди все так же перешептывались о побеге, об отсутствии Губернатора и о будущем города.

Тем временем Гейб, Брюс и Боб никому не рассказывали о состоянии Губернатора. Никто не хотел, чтобы горожане увидели, как в процессе выздоровления он передвигается на костылях, подобно жертве удара. По ночам они приводили его в квартиру, где он общался с Пенни и отдыхал. Гейб помогал ему навести порядок – убрать как можно больше свидетельств о нападении, стереть самые жуткие следы и кровавые пятна, – и в какой-то момент упомянул, что после побега управление городом взяла на себя Лилли. Губернатора впечатлил его рассказ, и к концу недели он решил встретиться с ней.

– Об этом, конечно, не стоит и говорить, – сказал ей тем вечером Гейб, который после наступления темноты привел Лилли в дом Губернатора, – но никто не должен узнать ни о чем из того, что ты увидишь и услышишь. Ты поняла? Даже Остин не должен ничего знать.

– Поняла, – неуверенно ответила Лилли, вслед за Гейбом обходя стопку влажного картона, сложенного в коридоре. На лестнице воняло плесенью и мышиным пометом. Лилли ступала по хлипким, покрытым ковром ступенькам, и каждая из них громко скрипела у нее под ногами. – Но к чему такая секретность? Остин все равно уже знает о нападении. И Штерны тоже. За две недели никто ни о чем не разболтал.

– Он хочет тебе что-то сказать, – объяснил Гейб, проводя ее по грязному коридору второго этажа. – И не хочет, чтобы об этом узнал еще кто-нибудь.

Они остановились перед дверью, и Лилли пожала плечами.

– Как скажешь, Гейб.

Они постучали, и голос Губернатора – как всегда, громкий и решительный – пригласил их внутрь.

Оказавшись в комнате, Лилли постаралась не бросать вокруг любопытные взгляды. Губернатор лежал на потрепанном диване. Костыли стояли у спинки.

– А вот и она, – ухмыльнувшись, сказал он, махнув рукой в сторону Лилли.

У него на глазу красовалась черная повязка – позже Лилли узнала, что Боб вырезал ее из ремней мотоциклетного кофра, – правой руки не было, забинтованный обрубок едва выглядывал из проймы охотничьего жилета. Некогда подтянутая фигура теперь терялась в складках камуфляжных штанов, грубые ботинки выглядели не по размеру большими, мускулы ссохлись. Кожа была бледна, как алебастр, и на ее фоне темный глаз и волосы казались почти черными, придавая Губернатору сходство с вороном. И все же, несмотря на истощение, он выглядел, как всегда, сильным и суровым.

– Прошу прощения за то, что не встаю, – с улыбкой сказал он. – Я еще нетвердо стою на ногах.

– Вы хорошо выглядите, – солгала Лилли, сев в кресло напротив него.

Гейб так и стоял на пороге.

– Одной безумной стервы недостаточно, чтобы подкосить такого человека, – произнес он. – Так ведь, Губернатор?

– Ладно, хватит этой чепухи, – отмахнулся Филип. – Не нужно подхалимства. Ладно? Все так, как есть. Я поправлюсь.

– Отрадно слышать, – ответила Лилли – на этот раз искренне.

Губернатор выразительно посмотрел на нее.

– Слышал о тебе много хорошего. Говорят, ты целую неделю меня прикрывала.

– Каждый внес свою лепту, – пожала плечами Лилли. – Друг без друга мы бы не справились.

Вдруг из соседней комнаты до Лилли донесся странный приглушенный звук – шуршание, шипение воздуха, бряцанье цепочки. Она не поняла, что это, но тут же решила выбросить все из головы.

– Да ты сама скромность, – улыбнулся Губернатор. – Видишь, Гейб? Об этом я и говорю. Здесь, черт возьми, нужно говорить мягко, но держать в руках большую дубинку. Мне бы еще дюжину таких, как ты, Лилли.

Лилли опустила взгляд на руки.

– Должна признать, этот город многое для меня значит, – она посмотрела на Губернатора. – Я хочу, чтобы он выстоял, чтобы у нас все получилось.

– И я тоже, Лилли.

Губернатор с трудом поднялся с дивана. Гейб дернулся, чтобы помочь ему, но Филип лишь махнул рукой. Шумно дыша, он медленно подошел к заколоченному окну – без костылей – и выглянул наружу через узкие щели между досками.

– И я тоже, – снова пробормотал он, задумчиво смотря в темноту.

Лилли наблюдала за ним. Выражение его лица слегка изменилось в серебристом свете далекого прожектора, луч которого скользнул в комнату. Единственный уцелевший глаз Губернатора сверкнул, брови сурово опустились, взгляд вспыхнул яростью.

– У нас проблемы, – негромко произнес он. – Если мы хотим сохранить этот город, нам нужен… Как это называется? Упреждающий удар.

– Упреждающий удар? – переспросила Лилли, изучая Губернатора. Он напоминал запертого в клетку израненного питбуля: обрубок руки безвольно торчал в сторону, но все тело было напряжено, как растянутая пружина. Лилли хотела отвести глаза, но пропитанные «Бетадином» повязки и жуткие шрамы словно взывали к ней. Губернатор был живым подтверждением грозившей им опасности. Сам собой напрашивался вопрос – кто может так истерзать столь несокрушимого человека? Протяжно вздохнув, Лилли сказала:

– Что бы вы ни задумали, я с вами. Никто здесь не хочет жить в страхе. Что бы вам ни понадобилось… Я готова на все.

Губернатор повернулся и посмотрел на нее из-под крепления глазной повязки. У него на лице промелькнула симпатия.

– Ты должна кое-что знать, – он взглянул на Гейба, а затем снова на Лилли. – Я позволил этим гадам сбежать.

Сердце Лилли забилось немного чаще.

– То есть?

– Я отправил с ними Мартинеса. Он должен был стать шпионом, разузнать все об их позиции – найти эту чертову тюрьму, в которой они прячутся, – и доложить мне.

Лилли кивнула, обдумывая информацию. В голове тотчас замелькали тревожные мысли.

– Я понимаю, – наконец ответила она.

Губернатор посмотрел на нее.

– Он уже должен был вернуться, – произнес он.

– Да… Разумный план.

– А ты прирожденный лидер, подруга. Выйди на разведку – команду себе выбери сама – и выясни, какого дьявола там произошло. Посмотри, что можно сделать. Справишься?

Лилли кивнула, но про себя тихонько подумала, стоит ли женщине в ее положении вступать в такие… схватки с судьбой. «Схватки» – ключевое слово. Готова ли она пойти на все жертвы, которых требует от нее статус будущей матери? Готова ли она бродить по этому чумному миру с круглым, как барабан, животом? В данный момент она была на раннем переходном этапе – внешних признаков еще не было, физических ограничений она почти не чувствовала, а будущие сложности представляла себе слабо, – но что будет, когда она начнет двигаться медленнее? Она знала, что на ранних стадиях беременности физическая активность и регулярные упражнения совершенно безопасны – и даже рекомендованы, – но как насчет опасной миссии на пересеченной местности в этом жутком мире? Обдумав все это за краткую секунду, она наконец посмотрела на Губернатора и сказала:

– Я справлюсь. Выдвинемся на рассвете.

– Хорошо.

– Но у меня есть один вопрос.

Губернатор пронзил ее взглядом.

– Что на этот раз?

Лилли прикусила губу, подбирая слова. Нельзя просто так зайти в клетку к раненому зверю и не опасаться последствий, но выбора у нее не было.

– Люди уже на стенку лезут, не зная, где вы и как себя чувствуете. – Она посмотрела на Губернатора. – Покажите им, что вы в порядке.

Он тяжело вздохнул.

– Скоро я так и сделаю, подруга. Не переживай насчет этого, – на мгновение в комнате воцарилась тишина. – Что-нибудь еще?

Лилли пожала плечами. Больше сказать было нечего.

Вместе с Гейбом она вышла из квартиры, оставив Губернатора наедине с нескончаемыми приглушенными звуками из соседней комнаты.

Остаток ночи Лилли собирала команду и готовилась к разведывательной миссии. Остин отчаянно протестовал и пытался запретить ей самой отправляться на вылазку, но она была непреклонна. Работа заряжала ее энергией: нужно было обезопасить город, обрубить на корню любую угрозу. Теперь она сражалась за двоих – и даже за троих, если считать и Остина. Но главное – она не хотела, чтобы кто-то догадался о ее положении. Она не хотела давать ни малейшего повода считать, что она работает не в полную силу. Это был ее маленький секрет. Ее тело. Ее жизнь. Жизнь ее будущего ребенка.

Поэтому она готовилась к миссии, не оставляя без внимания ни одну деталь. Она подумала взять с собой Боба, но отбросила эту мысль, ведь его навыки нужны были в городе гораздо сильнее, чем на этой вылазке, к тому же он мог стать обузой для группы. Кроме того, она решила оставить Брюса в городе в распоряжении Губернатора. С собой она взяла Гейба, Гаса и Остина – не только из-за их физической силы, но и из-за того, что каждый из мужчин был знаком с методами Мартинеса и его манерой поведения. Ушибы Гейба, полученные в стычке с Мартинесом под гоночным треком, еще болели, но Гейб был прагматиком: теперь он знал, что все это входило в план и что Мартинес нужен им как никогда. Они должны были найти этих людей и вмешаться, пока не случилось что-нибудь ужасное. К тому же Гейб был обязан Лилли Коул жизнью.

Последним завербованным Лилли человеком стал Дэвид Штерн – его она выбрала за цепкий ум и хладнокровие, чтобы он помог ей со стратегией. Лилли была в этом не слишком хороша. Выслеживание беглецов на сотнях квадратных миль кишащих ходячими земель не входило в сферу ее компетенции, хотя она и горела желанием сделать все необходимое. Впрочем, кроме Лилли, только Гейб и Остин знали об истинной сути миссии Мартинеса. Гас и Дэвид все еще считали Мартинеса предателем и полагали, что вылазка организована исключительно с целью поимки беглецов.

– В последнее время было довольно влажно, – на рассвете сказал Дэвид Штерн Лилли, загружая ящик в кузов армейского грузовика, припаркованного возле северных ворот города. Грузовик слегка тарахтел – двигатель с турбонаддувом уже завели, и он работал на холостом ходу, заглушая их голоса. – Думаю, их следы еще хорошо видно.

– Да, но как мы отличим их следы от кучи других следов ходячих, которые явно перепутались с ними за последнюю неделю? – спросила Лилли и с трудом закинула в кузов упаковку бутилированной воды.

Они запаслись всем необходимым, чтобы продержаться целые сутки и даже больше – едой, одеялами, рациями, аптечкой, биноклями, очками ночного видения, запасными батарейками, дополнительными боеприпасами и целым арсеналом оружия с базы Национальной гвардии, – и все же Лилли хотела провернуть миссию как можно скорее. В последние дни по лесам бродило особенно много ходячих, поэтому лучше было побыстрее найти ответы на все вопросы.

– По-моему, нам придется искать иголку в стоге сена, – добавила она, продвигая упаковку дальше.

– Начнем оттуда, где их видели в последний раз, – сказал Дэвид, забираясь в грузовик. – Скоро встанет солнце. Предположим, что они пошли на восток – по крайней мере, вначале.

Они закончили погрузку, и все расселись по местам.

Гас сел за руль, вооруженный до зубов Гейб занял пассажирское сиденье, прихватив с собой рацию. Лилли разместилась в кузове среди вещей, держа в руках второю рацию, а Дэвид и Остин встали на заднюю подножку, чтобы без проблем спрыгивать с грузовика при необходимости. Солнце едва выглянуло из-за горизонта, когда часовые открыли проезд – двигатель взревел, из вертикальных выхлопных труб вылетели клубы дыма, и фура отъехала в сторону, – обнажив первобытную темноту соседних лесов, лежащих в предрассветном тумане.

Грузовик, дернувшись, выехал за баррикаду, и желудок Лилли сжался.

Глядя назад, где хлопал на ветру брезентовый кожух, Лилли видела, как мимо проплывает восточная стена Вудбери, вдоль которой ехал Гас. Город напоминал Бейрут – за обнесенными колючей проволокой баррикадами все было забросано мусором, зияли чернотой канализационные люки, валялись истерзанные тела ходячих, убитых на подступах к укреплениям. У некоторых отсутствовала голова, другие были обожжены до костей, третьи лежали в лужах почерневшей воды… С первыми лучами солнца стал виден тупик в конце Дюран-стрит – та самая стена, через которую Мартинес помог перебраться беглецам почти две недели назад.

Гас ударил по тормозам, и грузовик резко остановился на гравийной дороге в тридцати футах от баррикады. Дэвид и Остин спрыгнули с подножки и тотчас осветили фонариками землю. В грязи показались следы, заполненные дождевой водой, и эти следы рассказали историю нападения на доктора Стивенса и последующего отступления беглецов к шоссе 85. Об этом кратко доложили по хрипящей рации оставшимся в грузовике людям, и Лилли велела мужчинам возвращаться.

Они поехали по извилистой дороге по направлению к шоссе и заметили следы на противоположной стороне асфальтовой дороги. Дэвид Штерн напомнил, что не стоит обращать внимания на следы, позади которых виднелись длинные полосы – верный признак шаркающей походки ходячих, – нужно искать четкие отпечатки. Как только все научились выделять их из общей массы, преследовать беглецов стало проще. Даже спустя две недели их следы – как пунктирные линии, обозначающие маршрут побега, – прекрасно сохранились в грязи и стали маленькими лужицами в форме ботинок.

Через несколько часов примерно в миле к западу от Гринвилля следы исчезли, и Гас остановил грузовик. До этого момента беглецы явно шли на север через северо-запад, отдаляясь от Вудбери, но теперь можно было только гадать, где они свернули с пути и свернули ли вообще. К счастью, ходячих этим утром было не так много. Под жаркими лучами солнца кузов грузовика превратился в настоящую парилку, и все собравшиеся там за минуту пропотели до костей, обсуждая, что делать дальше. Гас предложил пойти дальше пешком, но Лилли не хотелось разделяться и оставлять грузовик без присмотра.

Затем она вспомнила, как несколько недель назад на вылазке им пришлось отклониться с пути после падения вертолета, и поняла, что они стоят всего в полумиле к югу от места аварии. Она велела Гасу еще немного проехать на север, и через несколько минут они уже стояли возле того же заболоченного луга, по которому пробирались тремя с половиной неделями ранее.

Гас остановил грузовик, съехав на обочину. Все посмотрели на Лилли и неожиданно поняли: избежать этого не удастся.

Дальше нужно было идти пешком… по лесам, кишевшим ходячими.