По темной улице в половине квартала от здания муниципалитета катилась пустая бутылка из-под виски. Гейб пнул ее в сторону, стремительно приближаясь к юго-восточной оконечности города. Брюс не отставал от него ни на шаг. Дул холодный ветер. Темноту то и дело разрезали вспышки выстрелов, яркие, как вылетающие из сварочного аппарата искры. До уха Гейба долетали пронзительные крики. Стреляли за деревьями, которые росли по периметру главной площади города. Один из караульных уже упал на землю у обочины дороги, его собутыльники бросились врассыпную. Их силуэты растворялись вдали. Трое ходячих склонились над упавшим часовым и принялись разрывать его на части, во все стороны брызнула кровь. Мертвецы пожирали свежую плоть, разгрызая жилы и хрящи. Вокруг бродили тени. Приостановившись ярдах в двадцати от жуткой трапезы, Гейб снял автомат с предохранителя, прицелился и нажал на спусковой крючок.

Раздалась пальба, черепа кусачих раскололись, пули пробили в них дыры, из которых полилась черная кровь. Ходячие рухнули на землю. Брюс тоже поднял автомат и пробежал мимо Гейба с громким криком:

– СЕЙЧАС ЖЕ ПОСТАВЬТЕ ЧЕРТОВУ СТЕНУ НА МЕСТО!!!

Оглянувшись, Гейб понял, что Брюс имеет в виду: в двадцати пяти ярдах от них в баррикаде зияла дыра. Слабо закрепленный кусок стены – беспорядочное нагромождение листов фанеры, металлических пластин и кровельных гвоздей – упал под напором еще дюжины ходячих, наступавших из соседних лесов. Должно быть, часовые наплевали на свои обязанности и пили на посту, не смотря по сторонам и не обращая ни на что внимания. Теперь один из молодых стражников на орудийной башне спешно разворачивал прожектор к месту происшествия. Серебристый свет залил туманную улицу и выхватил из темноты силуэты более двадцати кусачих, которые пытались перелезть через упавший забор.

Брюс нажал на курок и выпустил длинную очередь.

Он уложил почти всех. Гильзы взлетали в воздух одна за одной. Целая вереница оживших трупов дергалась в брызгах крови, разлагающиеся тела падали в синхронном танце смерти. Но Брюс не заметил, как Гейб рванул вправо, чтобы остановить отколовшегося от основной группы кусачего, ковылявшего к ближайшей улице. Если мертвецы просочатся в темные закоулки города, прежде чем их удастся остановить, живым мало не покажется. Во всей этой суматохе – часовые возвращались на стену с тяжелой артиллерией, раздавались крики, лучи серебристого света скользили по земле, двое пулеметчиков открыли огонь со своих позиций – Гейб отделился от остальных.

Он пошел вслед за кусачим по темному переулку и тотчас потерял мертвеца из вида.

– ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ!!! – громко шипел Гейб, внимательно глядя по сторонам.

Вокруг было темно, по стенам бродили тени. Гейб держал автомат наготове, но едва ли мог разглядеть перед собой свою же вытянутую руку. На ремне у него было две запасных обоймы, у левого бедра висел глок, а в правый ботинок был засунут боевой нож «Рэндалл». Он был вооружен до зубов, но не видел ничего дальше собственного носа. В темноте он чувствовал лишь запах – мерзкий смрад тухлого мяса в сочетании с вонью грязных носков. Услышав хруст, он повернул автомат на звук.

Ничего.

Он сделал еще несколько шагов по переулку. Шум и гам уличной битвы отступили на второй план. В ушах звенело. Сердце гулко стучало в груди. Во рту пересохло. Гейб повернул ствол направо, сморгнул пот, застилавший глаза, а затем повернулся налево. Куда, черт возьми, подевался этот засранец? Гейб пошел дальше. Тьма сгустилась.

Вдруг справа от него раздался какой-то шум – жестянка со стуком покатилась по тротуару. Гейб замер на месте и спустил курок. Полдюжины патронов сорокового калибра прорезали темноту, подобно римским свечам. Кирпичная стена взорвалась фонтанчиками пыли.

Гейб прислушался. Выстрелы эхом отдавались у него в ушах. Но больше ни звука. Может, это не тот переулок? Он готов был поклясться, что мертвец пошел именно сюда, но темнота играла против Гейба – лишала его уверенности, заставляла нервно вздрагивать.

Какого хрена?

Он дошел до конца переулка, до тупика, заставленного мусорными баками и забросанного мусором. Достав свободной рукой зажигалку «Зиппо», другой рукой он прислонил приклад автомата к бедру. Недалеко – может, за стеной – тихо рокотал генератор. Откинув крышку зажигалки, Гейб чиркнул колесиком и зажег крошечный огонек.

Дрожащее пламя осветило стоящую в трех футах от Гейба огромную фигуру с молочно-белыми глазами.

Вскрикнув, Гейб уронил зажигалку, отпрыгнул и положил палец на спусковой крючок. Кусачий пошел на него, клацая зубами. Не удержавшись на ногах, Гейб тяжело упал на задницу и ахнул, ударившись о тротуар. Кусачий, казалось, был особенно голоден и неловко ковылял в сторону Гейба. Возможности прицелиться не было, и Гейб неуклюже ударил мертвеца по голове коротким стволом автомата.

Раздался выстрел, вспышка выхватила лицо монстра, который позеленевшими, замшелыми зубами тянулся к шее Гейба. Здоровяк сумел выбить острые зубы, но в процессе выпустил автомат из рук, и тот со стуком упал на тротуар. Извиваясь и корчась, Гейб сдавленно закричал от ярости и наконец-то нащупал рукоятку ножа, засунутого в ботинок.

Одним резким движением он выхватил нож и вонзил его в голову кусачему.

Сначала лезвие лишь пронзило челюсть мертвеца, оторвав кусок мертвой плоти. К этому моменту глаза Гейба уже достаточно привыкли к темноте, чтобы он мог различать темные силуэты – нечеткие, размазанные. Он исступленно колотил ходячего по голове, пока нож наконец не вошел в череп монстра через левую ноздрю. Движимый неистовой, подпитанной адреналином силой, клинок Гейба рассек носовую полость мертвеца и расколол надвое прогнившие кости.

Черная кровь хлынула на Гейба.

Он быстро откатился в сторону. Ходячий осел на землю и погрузился в лужу собственной крови, растекающейся подобно маслянистой нефти. Гейб потянулся к автомату, но еще не успел схватить его – сердце колотилось как сумасшедшее, перед глазами сверкали искры, – как вдруг почувствовал позади какое-то движение. Боковым зрением он видел, как шевелились черные тени, а в ушах у него постепенно нарастало нечеловеческое хрипение – хор скрипучих, гортанных звуков мало-помалу становился все ближе. Гейб почувствовал знакомую вонь протухшего белка и черной плесени. Он с трудом поднялся на ноги и медленно повернулся. Голова кружилась. Его зрачки вдруг расширились, по спине пробежал холодок – он пришел в ужас от увиденного.

К нему ковыляло по крайней мере десять кусачих – а может, и больше. Все они смотрели на него невидящими белыми глазами. Ненасытные монстры двигались как один и смыкали кольцо, лишая Гейба всякой надежды на спасение. Тусклый свет в конце переулка очерчивал их жуткие силуэты, придавая им сходство с чудовищными марионетками. Гейб снова сдавленно вскрикнул и потянулся к автомату.

Было слишком поздно. Не успел он поднять оружие, как ближайший к нему ходячий потянулся к его мускулистому плечу. Гейб ударил ему ногой в живот и попытался достать глок, но тут с другой стороны подошел другой мертвец, который собирался укусить его в шею. Гейб наклонил голову, вытащил пистолет и попробовал протиснуться сквозь группу, стреляя куда попало. Вспышки следовали одна за другой, как огни стробоскопа, создавая ощущение ирреальности происходящего.

Их было слишком много. Мертвые руки схватили Гейба, прежде чем он смог вырваться из окружения. Согнутые в крючки холодные пальцы крепко вцепились в него и потянули его вниз, на землю. Он упал на каменный тротуар и сильно ударился спиной. Весь воздух вышел из легких. Магазин был пуст. Гейб попытался откатиться в сторону, но мертвецы обрушились на него, как стая волков, стремящихся перегрызть ему горло, и он оказался на спине, прижатым к стене, загнанным в ловушку. Он смотрел в непостижимое звездное небо, которое безразлично взирало на него. Он не мог вдохнуть. Не мог пошевелиться. Шок сковал его мощные мускулы, и он вдруг с горечью понял, что час пробил. Что игра окончена. Вот дерьмо. Монстры сгрудились вокруг него. Они наклонились совсем низко. С прогнивших зубов капала слюна, глаза сияли, как начищенные пятаки. Мертвецы жаждали крови. Время словно пошло медленнее, как будто бы Гейб спал. Ходячие готовы были приступить к трапезе. Это конец… конец…

Ему всегда было интересно, похожа ли смерть на то, как показывают ее в фильмах: проносится ли перед глазами вся жизнь? Оправдываются ли всякие суеверные бредни? Нет, на самом деле все иначе. В то жуткое мгновение перед тем, как первые прогнившие зубы впились в его плоть, Гэбриэл Харрис узнал, что смерть не набрасывает на тебя полупрозрачное покрывало и ангелы не являются тебе в последние секунды жизни. Смерть наступает с громким хлопком вроде того, с каким лопается воздушный шарик, и за миг до кончины тебе кажется, что все желания сбылись. Он увидел, как ближайший к нему ходячий вдруг дрогнул и его расколотая голова взорвалась фонтаном ткани и брызг. Кровь полилась на Гейба словно в замедленной съемке, окропив его, как при крещении. Не в силах пошевелиться, он услышал больше хлопков – сухих, приглушенных, напоминающих слабые взрывы подмоченных хлопушек, – и больше мертвых голов обзавелось дырами в черепах.

Ходячие падали один за другим, как на чудовищной бойне.

Чувства вернулись к Гейбу как раз в тот момент, когда он уголком глаза заметил своего спасителя. Посреди переулка – футах в тридцати от него – стояла девушка, державшая в обеих руках по ругеру двадцать второго калибра. К стволам были прикручены глушители. Последний ходячий повалился на землю, и хлопки прекратились так же внезапно, как и начались. Девушка с пистолетами сняла пальцы со спусковых крючков. Без всяких церемоний и эмоций она нажала на рычажки, и пустые магазины со стуком упали на тротуар. Она опустила пистолеты, держа их по обе стороны от себя, и внимательно осмотрелась по сторонам со спокойной уверенностью землемера, производящего замер строительной площадки.

Гейб попытался сесть, но спина не слушалась. Нервы защемило, крестец болел.

– Твою ж мать! – буркнул он, пнув полусгнивший труп, упавший ему на ноги, и все же сел, поморщившись от боли.

Лилли подошла к нему.

– Ты в порядке? Тебя не укусили? Не прорвали кожу?

Гейб несколько раз глубоко вздохнул и оглядел переулок. На земле огромной кучей лежало около дюжины ходячих. В их головах зияли пробитые пулями дыры, сквозь которые виднелся красноватый студень мозгового вещества, по тротуару растекались темно-красные реки крови.

– Нет… Я… Нет, – пробормотал Гейб, пытаясь восстановить дыхание. – Я в порядке.

По переулку скользнул серебристый луч света, разрезавший непроглядную тьму. Лилли опустилась на колени возле Гейба и засунула пистолеты за ремень. Вокруг ее головы на свету словно распространялось сияние, пряди каштановых волос светились серебром.

– Давай руку, – сказала она и помогла Гейбу подняться.

Гейб тихо застонал, когда она потянула его за руку и поставила на ноги.

– Где мой автомат?

– Найдем, – ответила Лилли.

Гейб размял затекшую шею.

– Я был на волоске.

– Это уж точно, – Лилли оглянулась. Голоса и стрельба начали затихать. Девушка вздохнула. – Этому нет оправдания. Теперь пора свистать всех наверх.

– Понял, – кивнул Гейб.

– Пойдем, проверим тебя и расчистим эту свалку.

Лилли пошла к выходу из переулка, как вдруг Гейб осторожно взял ее за руку и остановил на полпути.

– Лилли, подожди, – произнес он и облизнул губы. Слова давались ему не слишком хорошо, но нужно было что-то сказать этой девушке. Он заглянул ей в глаза. – Спасибо за… ну, ты понимаешь… Я просто хочу сказать… Спасибо.

Лилли пожала плечами и подмигнула ему.

– Ты нужен мне живым.

Гейб хотел было ответить ей, но тут Лилли вдруг поморщилась от боли и слегка наклонилась вперед, прижав руку к животу.

– Ты в порядке?

– Да… Просто спазм, – дыша через рот, она на минуту замерла. – Женские проблемы. Не переживай, – боль отступила. – Пойдем… Пора надрать всем задницы.

Развернувшись, она пошла прочь, ступая прямо по трупам.

Той ночью все помощники Лилли долго не ложились спать и, не привлекая к себе излишнего внимания, работали над укреплением обороны города. Брюс мобилизовал всех до последнего парней Мартинеса на охрану баррикад. Северную стену починили и укрепили дополнительными листами металла и деревянными балками, а к самым слабым местам подкатили фуры. Часовые не спускали глаз с окрестных полей.

Шум и суета неожиданной атаки ходячих привлекли мертвецов из соседних лесов. Гейб следил за сменой пулеметчиков, сидящих на оборудованных орудиями пятидесятого калибра башнях в каждом углу баррикады. До самого рассвета пулеметы то и дело оживали и стреляли через равные промежутки времени, сбивая с ног отдельных кусачих, которые группами по две-три особи выходили из-за деревьев. Иногда появлялись группы побольше – по девять, а то и десять трупов. И все же никто не замечал изменения в поведении мертвецов и роста их числа. Никто не замечал, что их перемещения стали напоминать движения косяка рыбы в огромном аквариуме. Никто не обращал внимания на растущую угрозу формирующихся стад. Все думали лишь о надвигающейся атаке живых.

Попытки предугадать намерения жестоких незнакомцев для Лилли и ее компаньонов той ночью превратились едва ли не в навязчивую идею. О них чуть слышно разговаривали во время работ по укреплению стены, их обсуждали в темных чуланах, о них молча думали, занимаясь каждый своим делом – составляя опись арсенала огнестрельного оружия и боеприпасов, составляя планы очередной вылазки на базу Национальной гвардии, вырабатывая ответные меры на случай налета, устраивая ловушки, сооружая пути отхода и в целом готовясь к худшему. Лилли полагала, что на них могут напасть в любой момент. Как только она забеременела, приступы изматывающей усталости стали чередоваться у нее с невероятными приливами энергии, но теперь у нее не оставалось времени на еду, на отдых и даже на передышку, несмотря на все уговоры Остина поберечь себя ради ребенка. Может, во всем был виноват гормональный скачок первого триместра. На этом этапе чувства обостряются, кровь циркулирует быстрее, мозговая активность повышается. Лилли превращала море энергии в ураган активности, и Остину приходилось глотать «Ред Булл» и жевать протеиновые батончики, чтобы поспевать за ней. Он всюду сопровождал ее, как беспокойный специальный атташе, и Лилли не давала ему расслабиться, неустанно следя за каждой мелочью.

Никто не произносил этого вслух, но Лилли незаметно вошла в роль исполняющего обязанности лидера. Остин боялся, что для женщины в ее положении такая ответственность слишком тяжела, но для Лилли все было иначе – она шла на такой риск потому, что была беременна, а не вопреки этому. Она боролась не только за собственную жизнь, не говоря уже о будущем города, но и за жизнь своего нерожденного ребенка. Она решила делать все необходимое, пока Губернатор не встанет на ноги. На каком-то глубинном уровне она начинала осознавать, как много Вудбери значит для нее. Ей казалось, что теперь она даже лучше понимала Губернатора. Она готова была убить за этот город.

На рассвете следующего дня Остин наконец-то уговорил ее поесть и приготовил быстрорастворимую лапшу, достав жестянку со «Стерно», а затем убедил ее хотя бы несколько часов отдохнуть. Гейб вызвался на это время взять управление в свои руки, и город погрузился в заботы очередного дня, который ему предстояло пережить.

Благодаря Барбаре и Дэвиду Штернам, заверившим горожан, что Губернатор в порядке и регулярно выходит на связь, будучи на вылазке, фабрика слухов хотя бы на время сбавила обороты. Нет, он еще не нашел беглецов. Нет, непосредственной опасности нет. Да, всем нужно просто сохранять спокойствие, общаться с близкими, не переживать и радоваться тому, что город защищен, и находится в хороших руках, и все такое прочее.

Само собой, в этот странный переходный период, продолжавшийся несколько дней, никто не мог и предположить, какая судьба уготована Вудбери. И хуже всего ее представляла Лилли. Несмотря на отчаянное желание укрепить оборону и разработать план для любого вероятного варианта развития событий, она и в самых страшных кошмарах не видела того, что маячило на горизонте.

– Давай-ка посмотрим твое горло, – подмигнув, сказал Боб Стуки маленькому мальчику, сидевшему на ящике из-под персиков в захламленной квартире-студии. Ребенок – симпатичный мальчишка восьми лет с веснушками на щеках, в выцветшей футболке с Губкой Бобом, с хохолком черных волос – сказал «А-а», и Боб аккуратно вложил лопатку ему в рот.

Пахло лечебной мазью, потом и кофейной гущей. Окна были завешены одеялами, на потрепанном диване в углу лежали пожелтевшие простыни. Хозяйка дома – полная матрона с оливковой кожей, которая остановила доктора Стивенса при побеге, – склонилась над Бобом и ребенком и нервно ломала руки.

– Видишь, Боб, оно совсем красное!

– Что, побаливает, дружок? – спросил Боб у мальчишки, вытащив лопатку у него изо рта.

Тот робко кивнул.

Боб открыл сумку с лекарствами и покопался в содержимом.

– Мы тебя быстро поставим на ноги, малыш, – он вытащил из сумки небольшой пузырек. – И будешь снова кричать на сестру.

Мать скептически посмотрела на лекарство.

– Что это? – спросила она.

Боб протянул ей пузырек.

– Антибиотик мягкого действия. Думаю, это обычная простуда, волноваться не о чем. Пусть принимает таблетки три раза в день вместе с едой – и скоро будет как новенький.

– Э-э… – женщина закусила губу.

– В чем проблема? – удивленно посмотрел на нее Боб.

Она пожала плечами.

– Боб, у меня нет ничего ценного. Я могу заплатить едой или еще чем-нибудь.

– Об этом не может быть и речи, Марианна, – улыбнулся Боб, защелкнув застежку сумки.

– О… – она посмотрела на Боба. – Ты уверен?

– Это Вудбери. – Боб подмигнул. – Мы здесь все одна семья.

Когда-то утонченная красота Марианны Долан – оливковая кожа, точеная фигура в форме песочных часов и огромные сине-зеленые глаза – сражала мужчин наповал. Полтора десятилетия тяжелой работы по хозяйству, воспитание детей в одиночку и чумные времена углубили морщины вокруг ее рта и глаз, и все же теперь простодушная и теплая улыбка вернула сияние ее некогда прекрасному лицу.

– Я очень, очень ценю это, Боб, ты…

Вдруг в дверь громко постучали. Марианна вздрогнула, а Боб выглянул в коридор.

Повернувшись, Марианна крикнула:

– Кто там?

Из-за двери донесся чистый и ясный женский голос:

– Это Лилли Коул, Марианна. Прошу прощения за беспокойство.

Марианна Долан подошла к двери.

– Лилли? – сказала она, открыв ее и увидел Лилли на пороге. – Чем я могу помочь?

– Я так понимаю, Боб здесь? – спросила Лилли.

На ней были фирменные драные джинсы и мешковатый свитер крупной вязки, волосы спутались, на поясе висел полупустой патронташ. Что-то в ее осанке, в манере держать себя изменилось – теперь в них чувствовалась напористость, выносливость, сила, которых прежде Марианна никогда не видела в этой девушке. Патронташ был не просто модной деталью ее образа.

– Так и есть, – улыбнувшись, ответила Марианна. – Он помогает Тимми. Входи.

Боб поднялся на ноги, когда женщины подошли к нему.

– Так-так-так… Похоже, здесь у нас кавалерия. Как поживаешь, малышка Лилли?

Казалось, Лилли была поражена.

– Ты только посмотри на себя, Боб! Уже ходишь на вызовы.

– Да ничего особенного… – ухмыльнулся Боб. – Просто пытаюсь помочь.

Выражение обветренного лица Боба говорило само за себя. Мешки под глазами остались, но сами глаза были ясны и внимательны и светились гордостью. Темные волосы были аккуратно зачесаны назад. Он казался совершенно другим человеком, и это не могло не радовать Лилли.

Она повернулась к Марианне.

– Ничего, если я на минутку украду доброго доктора? Остин сегодня неважно себя чувствует.

– Ради бога, – сказала Марианна и добавила, глядя на Боба: – Боб, я безмерно тебе благодарна, —она посмотрела на сына. – Тимми, что нужно сказать?

– Спасибо? – неуверенно пробормотал мальчишка, переводя взгляд с матери на других взрослых.

Боб потрепал его по голове.

– Не за что, дружок. Не болей.

Лилли провела Боба по коридору и вывела его на улицу.

– Что не так с красавчиком? – поинтересовался Боб, когда они оказались на кирпичной дорожке, ведущей к дому Доланов.

Яркое солнце стояло высоко в безоблачном небе, припекало. Лето в Джорджии было не за горами – асфальт уже начинал нагреваться, днем бывало весьма жарко.

– С Остином все в порядке, – ответила Лилли, заводя Боба в небольшую рощицу тополей, чтобы скрыться от посторонних взглядов. – Мне просто не хотелось спрашивать о Губернаторе в присутствии Марианны.

Боб кивнул и посмотрел на витрины разоренных магазинов, на фоне которых ребятня играла в кикбол.

– Насколько я могу судить, он стабилен. Все еще в коме, но дыхание нормальное. Кожа естественного цвета, пульс сильный. Думаю, он очнется, Лилли.

Кивнув, Лилли вздохнула и задумчиво посмотрела вдаль.

– Я сделала все, что только смогла придумать, чтобы мы продержались до его выздоровления.

– Ты молодец, Лилли. С нами все будет в порядке, потому что ты взяла все на себя.

– Я просто надеюсь, что он очнется, – произнесла она и еще немного подумала. – Я не хочу, чтобы люди переживали или впадали в панику. Они и так не понимают, почему он так долго не возвращается с вылазки.

– Не переживай, он выкарабкается. Он силен как бык.

Интересно, правда ли Боб верил в это? Серьезность и продолжительность искусственной комы – Боб полагал, что ее вызвало сочетание гиповолемического шока, болеутоляющих и анестетиков, введенных больному в сложный период сразу после нападения, – невозможно было предсказать. Насколько понимала Лилли, Губернатор мог как очнуться со дня на день, так и остаться в вегетативном состоянии до конца жизни. Ни у кого из них не было опыта в подобных вещах. И эта неопределенность сводила Лилли с ума.

Она хотела было сказать что-то еще, но тут заметила в отдалении звук тяжелых шагов – кто-то быстро приближался к ним по ближайшему переулку, – и этот звук прервал ее мысли. Обернувшись, она увидела Гаса, который спешил к ним. Невысокий, крепкий, он был так озабочен, словно только что получил повестку в суд.

– Лилли, – выдохнул он прямо на ходу, – я тебя везде ищу.

– Не торопись, Гас, в чем дело?

Тот остановился и отдышался, уперев руки в колени.

– Они хотят использовать остатки бензина, который мы сохранили на складе.

– Кто – они?

– Кертис, Руди и остальные часовые, – Гас посмотрел на Лилли. – Говорят, он нужен им на стене. Что думаешь? Это последнее топливо, больше у нас не осталось.

Лилли вздохнула. В отсутствие Губернатора горожане все чаще обращались к ней за советом – за решениями, за помощью, – хоть она и не была уверена, хочет ли этого. Но если не она, то кто? Наконец она сказала:

– Все в порядке, Гас… Пусть берут. Завтра организуем новую вылазку.

Гас кивнул.

Боб взглянул на Лилли, и на его лице промелькнуло странное выражение – смесь восхищения, тревоги и чего-то еще, словно он знал об этой девушке больше, чем все остальные. Бензин стал кровью Вудбери – не только источником энергии, но и мерой их шансов на выживание. С расходованием топлива шутки были плохи.

Лилли посмотрела на Боба.

– Все будет хорошо. Завтра мы найдем еще бензина.

Боб равнодушно кивнул, как будто понимая, что она не верит ни единому своему слову.

За следующие три дня они действительно нашли бензин. Лилли отправила небольшую группу стражников – Гаса, Кертиса, Руди, Мэттью и Рэя Хиллиарда – на вылазку в одном из военных грузовиков. Их задачей было обчистить автозаправки возле разграбленного «Уолмарта» и две забегаловки «Пиггли-Уиггли», расположенные в этом округе. Они надеялись обнаружить несколько галлонов топлива в одном из подземных резервуаров. План Б заключался в том, чтобы слить как можно больше бензина из брошенных машин, которые за два года не разобрали по косточкам мародеры или беспощадная погода Джорджии.

Мужчины вернулись в среду вечером, измотанные, но довольные результатом: в сорока милях к востоку от города, возле Форсайта, они обнаружили заброшенный кемпинг. Позади клуба стоял гараж, запертый на замок с самого момента Обращения, а в нем оказалось несколько проржавевших гольф-картов и огромная бочка, наполовину заполненная неэтилированным нектаром богов. Там было почти полторы сотни галлонов бензина, и Лилли обрадовалась неожиданной удаче. Если расходовать его экономно и распределять разумно, на этом топливе Вудбери мог протянуть еще месяц или около того.

Остаток недели Лилли старалась как можно пристальнее следить за ситуацией, не замечая при этом, что события уже готовы выйти из-под контроля.