Коричневая собака, Сассекс 2602, свернулась клубком в глубине клетки. Жизнь в приюте потихоньку налаживается. Теперь людей стало двое, и дела идут лучше. Монотонность дней рождает ощущение некоторого комфорта.

Обычно утро начинается почти с рассветом. В мисках появляется свежая вода. Потом чистят клетки, но теперь это происходит по-другому. Собак отводят в небольшой загон, пока их клетки моют из шланга и дезинфицируют. Вернувшись в свою клетку, коричневая собака ступает на мокрый и холодный пол, лишенный ее собственного запаха.

Иногда люди берут собак на поводок и прохаживаются с ними по помещению. Коричневой собаке очень хотелось подвигаться, но выйти на прогулку было выше ее сил. Стоило человеку с поводком открыть дверцу ее клетки, она припадала к земле, дрожа всем телом. Через некоторое время он оставил попытки выманить ее наружу. В своем нежелании выходить она не одинока, однако многие псы с удовольствием совершают моцион. Завидев человека с поводком, они усаживаются перед дверцами своих клеток, стуча от нетерпения хвостами. Иногда их даже выводят на улицу.

Двоих собак со шрамами, которые истошно лаяли, словно хотели обрушить своим лаем стены, переводят в другое здание. Там их помещают в клетки побольше, разделенные на внутреннюю и внешнюю секции. Закрыв дверцу между секциями, люди имеют возможность вычистить клетку и оставить еду, не входя в контакт с собакой.

Ночью бывает тихо, но, когда в приюте появляются люди, поднимается страшный лай. Едва услышав или почуяв кого-то из людей в помещении, собаки принимаются лаять без остановки. Им хочется еще поесть, еще попить, еще погулять, почувствовать еще немного внимания, совсем чуточку любви.

Они стремятся хоть как-то нарушить монотонное течение времени и скуку. Они прыгают и кружатся в клетках, грызут железные задвижки на дверцах. Они грызут миски и металлические ведра, вкладывая в это занятие всю свою нерастраченную энергию.

А еще они лают. Они лают, и их лай усиливается под гулкими сводами железной крыши, а вместе с ним усиливается их ярость, отчаяние и разочарование, и, кажется, падает сверху на их головы. Коричневая собака не может больше этого выносить. К ней подходит человек с поводком, и ей делается так страшно, что, не в состоянии больше себя контролировать, она мочится прямо под себя, распластавшись на полу. Лужа растекается по полу, ее шерсть намокает, а она все лежит, парализованная страхом.

Коричневая собака забивается в глубь клетки. От нее осталась только бирка — Сассекс 2602, — и все остальное словно перестает, существовать.

В приюте для животных округа Сарри ситуация ухудшается. Некоторые собаки, помещенные сюда, двигаются, но не все. Из тринадцати привезенных сюда собак остается одиннадцать. За три месяца здесь умирают две собаки. Их смерть выглядит загадочно. Никаких официальных объяснений. Все остается лишь на уровне слухов.

Клетки закрываются с помощью U-образных задвижек, которые нужно просто поднять, чтобы открыть дверцу. Высказывались предположения о том, что собаки поняли, как открываются дверцы, и, когда никого рядом не было, они выбрались наружу и там подрались. Согласно другой версии, одна из собак, прыгая по клетке, случайно открыла дверцу. Оказавшись на свободе, она напала на другую собаку, привязанную неподалеку в ожидании, пока ее клетку приводят в порядок. После драки обеих собак, покусанную и нападавшую, усыпили. Наряду с этим ходили слухи, что дело здесь нечисто и что кто-то проникает в приют и натравливает собак друг на друга.

Что случилось на самом деле, никто так никогда не узнал, однако после нескольких месяцев, проведенных взаперти, собаки оказались в фургоне, направлявшемся в приют для животных округа Хановер. Вначале многие по привычке принялись лаять, но вот машина выехала на шоссе, и монотонное гудение мотора постепенно успокоило их. Лежа в маленьких клетках, собаки смотрят перед собой. Фургон останавливается, собаки чуют, что все здесь новое и другое. Другие запахи, другие звуки. Перемена может не сулить ничего хорошего. С тех пор как их забрали из знакомого места, с ними случилось много всего ужасного. Однако после недель, проведенных в округе Сарри, им кажется невыносимым опять целыми днями смотреть на одни и те же стены, кидаться на решетчатую дверцу клетки и следить за облаками сквозь маленькие окошки.

Дверцы фургона распахиваются, и внутри него становится светло. Собак по очереди вносят в новое помещение, которое больше и светлее прежнего. Здесь в два этажа стоят пятьдесят клеток. В них живут совсем другие собаки, не знающие, что такое жить на полянах на Мунлайт-роуд, 1915. Здесь над головой также жужжат вентиляторы, и окошки кажутся такими же маленькими, но в клетках лежат мягкие и прочные подстилки. Целыми днями здесь шумит моечная машина и сушка, и в приют через помещение, расположенное позади клеток, входят и выходят люди. Еще больше людей ходят перед клетками, и собаки слышат, как они разговаривают, сюсюкают и свистят.

Долгие часы, когда нечем заняться, по-прежнему заполняются лаем, но все же пока здесь есть на что посмотреть и что послушать. Занятные и непонятные вещи рождают слабый интерес.

Это помогает, поскольку даже самые спокойные собаки все чаще и чаще теряют контроль над собой. Все их инстинкты и желания замурованы в клетке размером четыре на шесть футов. Они не охотятся, не бегают, не изучают окружающий мир, не вяжутся. Они лишены жизни в стае, и то, что они поначалу приняли за убежище, оказалось ловушкой. Они лишены кинетической энергии, в них остался лишь энергетический потенциал, возможность, надежда, собака, ждущая того, чтобы стать собакой.

Многие по-прежнему пугаются, когда к их клеткам подходят люди. Но есть и такие, кто хочет стать частью стаи, где вожаками являются окружающие их люди. Это желание побеждает страх, и они идут за людьми, виляя хвостом, стараясь лизнуть. Еще одна категория — собаки, которые вне клетки скулят, лают и припадают к земле, когда их ведут через зал. Они забиваются в глубь клетки и распластываются на полу при приближении человека.

Смелых собак, способных обуздать страх, когда их ведут к запасному выходу, ждет награда. Их выводят в просторный огороженный загон. Там, стоя на бетонном полу, они видят деревья, траву, птиц, белок и чувствуют их запахи. Люди бросают поводки, и неожиданно собаки оказываются на свободе, в большом загоне, где можно бегать и прыгать. Одни собаки стоят, сбитые с толку, не зная, что делать, другие медленно передвигаются, принюхиваясь и присматриваясь, а третьи, таких меньше всего, моментально срываются с места. Они мчатся в одну сторону, резко останавливаются, затем, скребя когтями по бетону, устремляются в другую сторону. Их мускулы играют, сердца стучат, уши развеваются по ветру.