Утром 30 мая Бринкман, Кнорр и Джилл встретились на парковке у федерального исправительного учреждения в Питерсберге, штат Вирджиния. В этой тюрьме, не очень строгого режима, содержалось около тысячи заключенных, в распоряжении которых находились такие удобства, как художественные мастерские, музыкальные комнаты, баскетбольная площадка с открытыми трибунами и электронным табло.

Заключенный, к которому они направлялись, был осужден за распространение героина, но также организовывал собачьи бои. Полицейские начинали понимать, что многие преступления были связаны. В местах проведения боев собак обязательно обнаружатся не только наркоманы и люди, незаконно носящие оружие, но и наркодилеры и торговцы оружием. Исследования свидетельствуют о том, что жестокость по отношению к животным связана с другими бытовыми преступлениями, издевательствами над членами семьи и детьми, что она снижает порог восприятия насилия.

Хотя в его деле это не всплывало, но осужденный рассказал им, что встречался с Виком и Пернеллом Писом в то время, когда они занимались организацией питомника «Бэд-Ньюз», и продал им трех питбулей за 2900 долларов. Позднее он принимал участие в собачьих боях на Мунлайт-Роуд, 1915. выставляя своих собак против собак Вика. Ставка составляла 3000 долларов, и его собака победила. После схватки Вик попросил его убить проигравшую собаку своего питомника, и он застрелил ее из ружья 22-го калибра.

Эта беседа приблизила их к цели, однако на улице, когда они обсуждали то, что услышали, Джилл подчеркнул, что время дорого. Кнорр и Бринкман заторопились. Они сели в машины и отправились в длинный путь к федеральному исправительному учреждению в Беннетсвилле, штат Северная Каролина. Когда они приехали к кампусу, расположенному на 670 акрах земли в семидесяти милях к северо-востоку от Миртл-Бич, было уже слишком поздно для посещений. Друзья остановились на ночь в ближайшем мотеле.

Следующим утром они первым делом отправились в Беннетсвилл. Заключение в этой тюрьме было средней строгости, а атмосфера и люди внутри нее разительно отличались. В воздухе витали враждебность и жестокость. Двое заключенных, с которыми они встретились, также отбывали срок за распространение героина. Они признались в том, что участвовали в боях собак в сараях на Мунлайт-роуд. Один из них рассказал, что встретился с представителем питомника «Бэд-Ньюз» на обочине дороги, и тот провел его к месту боев. Они запомнили белый дом и черные сараи. Еще они запомнили черные «Кадиллаки» и «BMW». Ставки доходили до 13 000 долларов, и собаки Вика все время проигрывали. Согласно показаниям одного из заключенных, Пис убил по крайней мере одного пса электрическим током, предварительно облив его водой.

Они не были надежными свидетелями. Это были уголовники, и поэтому им не слишком можно было доверять. За сотрудничество со следствием им обещали сократить сроки заключения, поэтому они могли говорить то, что от них хотели услышать полицейские. Однако дело основывалось не на их показаниях. Они были всего лишь небольшим звеном в растущей цепи свидетельств того, что Майкл Вик проводил собачьи бои. Он за них платил, он делал на них ставки, он натаскивал, стравливал и убивал собак своими руками.

Следующая неделя пролетела для Джима Кнорра незаметно. Первые дни он провел на телефоне, собирая команду для обыска. Он написал отчеты о беседах с заключенными. Он привез Брауни в Ричмонд для встречи с Майком Джиллом. Наконец, 6 июня он потратил целый день на то, чтобы написать обоснование для ордера. Он послал документ по электронной почте Джиллу, и они договорились встретиться на следующий день в офисе Джилла в 6.30 утра, чтобы завершить работу над обоснованием.

7 июня Кнорр проснулся в 4.30. Утро стояло ясное и солнечное, а денек обещал стать горячим. В Ричмонде они с Джиллом подправили формулировки обоснования, сделав несколько изменений, и сошлись во мнении, что документ выглядел идеальным. В 11.00 они пошли пешком в окружной суд, где судья-магистрат, Денис Донал, выписал ордер. В час дня Кнорр вернулся на парковку у пристани Хог-Айленда. И опять он затянул пуленепробиваемый жилет, готовясь к обыску на Мунлайт-роуд, 1915. В этот раз все будет по-другому.

Теперь с ними были четыре агента министерства сельского хозяйства и полицейские штата Вирджиния, включая спецназ и криминалистов. Им нужны трупы собак. У них по-прежнему не было представления о том, что они будут делать с останками животных после того, как выкопают их из земли, однако сейчас, когда время утекало, они были в центре всеобщего внимания и давление на них росло, самым важным было доказать то, что останки собак существуют.

Теперь Кнорр ощущал неприязнь по отношению к Джералду Пойнтдекстеру. Во время их третьей по счету встречи Пойнтдекстер вновь разразился оскорбительной речью, и Кнорр резко ему ответил. С тех пор Пойнтдекстер вел себя вежливее, но не намного. Кнорр не думал о предстоящем разговоре с ним, но в 13.45 он достал мобильный телефон и набрал номер Пойнтдекстера. Когда прокурор снял трубку, Кнорр произнес:

— Я хотел сообщить вам, что согласно федеральному ордеру я произведу обыск по адресу Мунлайт-роуд, 1915.

Кнорр рассказал, что Пойнтдекстер разразился потоком словоблудия, приправленного негодованием и изрядной дозой матерщины. Следующая часть разговора, по воспоминаниям Кнорра, состояла в следующем.

— Что вы ищете? — спросил Пойнтдекстер.

— То же, на что был выписан предыдущий ордер, который вы помешали помощнику шерифа Бринкману исполнить, — ответил Кнорр.

— Кто выступает криминалистом?

— Криминалисты полиции штата Вирджиния.

— Бринкман с вами?

— Нет, я не смог дозвониться ему по мобильному телефону сегодня утром.

— Если бы дозвонились, то позвали бы его?

Кнорр ответил «да».

— Кто вас уполномочил?

— Управление федерального прокурора по Восточному району Вирджинии.

— Кто руководит Управлением?

— Федеральный прокурор Чак Розенберг.

— Мистер Розенберг увлекается футболом?

— Я не знаю.

— Это неуважение, — запротестовал Пойнтдекстер, — у вас нет права вторгаться в мой округ и проводить обыск, не уведомив меня или шерифа.

— Министерство сельского хозяйства и Управление федерального прокурора не ставят людей в известность перед обыском, — ответил Кнорр. — Пока ваш округ находится на территории Соединенных Штатов, у меня есть право на это.

— А Лари Вудвард в курсе? — поинтересовался Пойнтдекстер, имея в виду адвоката Вика. Кнорр ответил, что Вудвард не в курсе.

— А Гонзалес знает об этом? — Пойнтдекстер назвал имя генерального прокурора Штатов.

— Тони Гонзалес? — Кнорр вспомнил крайнего игрока «Канзас Сити Чифс» в «Кубке профессионалов».

— В чем вы собираетесь его обвинить?

— В жестоком обращении с животными.

— А Буш об этом знает? — спросил Пойнтдекстер, имея в виду президента Джорджа Буша.

— Реджи Буш? — на этот раз Кнорр назвал защитника «Нью Орлеане Саинтс».

— Это не помешает мне в собственном расследовании, — произнес Пойнтдекстер. Затем спросил: — Сколько вы хотите дать этому парню? — И, помолчав, добавил: — Тридцать лет? Или, может, тридцать пять?

— Я не судья и не прокурор — я всего лишь следователь, пытающийся собрать факты.

Затем разговор перешел на Билла Бринкмана, а в конце прокурор произнес:

— Что ж, видимо, я должен поблагодарить вас за этот звонок.

Выслушав его, Кнорр отключил телефон, сел в машину и направился в сторону Мунлайт-роуд.

Они не могли найти собак. В течение получаса они копали в том месте, которое указал им Брауни на карте, нарисованной им от руки для Кнорра. Однако там ничего не было. Указанное место заросло густой травой, земля была влажной. Брауни точно назвал им место, где он выкопал ямы. Если там, где он сказал, собак не было, это был почти провал.

Кнорр достал телефон. Он позвонил Брауни, чтобы расспросить его еще раз. Опять ничего. Он позвонил Джиллу и попросил разрешения привезти Брауни на место. Джилл передал эту просьбу судье-магистрату, который выписывал им ордер, и тот дал согласие. Вскоре полицейские доставили Брауни на Мунлайт-роуд, 1915, и он показал, где нужно копать. Теперь Кнорр увидел, что земля и рельеф на этом участке отличаются от окружающего рельефа. Он никогда бы сам этого не заметил.

Криминалисты возобновили раскопки. Они вначале работали лопатами, а затем, углубившись на несколько футов, взяли в руки совки. Дождь, ливший на протяжении трех предыдущих дней, сделал землю на глубине полутора дюймов влажной и тяжелой. Работа продвигалась медленно, и, даже углубившись примерно на три фута, они ничего не обнаружили.

Кнорр ходил взад-вперед. Кругом было полно клещей, и Кнорр без конца снимал их с ног и рук, разговаривая по мобильному телефону. Стояла ужасная жара: 89 градусов при 88-процентной влажности и полном безветрии. Воздух казался тяжелее земли, но полицейские упорно продолжали работать. Наконец среди влажной земли показался клочок шерсти.

Работа пошла еще медленнее. Полицейские копали очень осторожно, чтобы не повредить тела собак, разгребая землю вокруг них руками, Кнорр почувствовал тошноту. Шагая через кустарник и мох, он стал смотреть на небо. Он видел белок, шныряющих в деревьях, ощущал запах земли, застывший воздух и жару. Затем он вернулся к раскопу. Там уже появились тела собак, а с ними и запах, который погнал Кнорра обратно. Он никогда не нюхал ничего ужаснее — запах тухлого мяса и старого полусгнившего одеяла.

Он нашел чем заняться. Через два часа после начала обыска вдруг появился адвокат Вика, Лари Вудвард, и потребовал копию ордера. Кнорр с радостью занялся бумажной работой и по ходу дела поинтересовался у Вудварда, откуда тот узнал об обыске. В ответ Вудвард усмехнулся:

— Мне позвонил кое-кто из округа Сарри.

Тем не менее им предстояло еще раз осмотреть все строения. В большом сарае они взяли несколько щепок со следами крови из покрытия ринга. Они подобрали пустые гильзы во дворе, а также взяли медикаменты и шприцы. Брауни сказал, что люди обычно облачались в комбинезоны, чтобы не пачкать одежду, когда требовалось убить собак. В гараже Кнорр и полицейские обнаружили две пары комбинезонов, заляпанные, вероятно, кровью.

Работа подошла к концу. В двух ямах лежало восемь мертвых собак, по четыре в каждой. Некоторые были связаны попарно и лежали друг на друге. Трупы почти не разложились и выглядели так, словно смерть наступила совсем недавно. На некоторых надеты ошейники. Одна собака лежала с закрытыми глазами, подогнув под себя лапы, положив голову на землю. Она выглядела просто спящей, и, не знай Кнорр того, что случилось, он мог бы поклясться, что она живая.

Поскольку останки собак брать было некуда и не в чем, у них появился новый план. Они взяли по одному зубу у каждой собаки. Они послужат вещественными уликами и могут быть использованы в ДНК-тесте, если потребуется. После этого они предали собак земле, стараясь положить их так, как они первоначально лежали. Затем тела засыпали землей и заровняли поверхность.

Был уже восьмой час вечера, а Кнорру еще предстоял трех с половиной часовой путь домой. Он содрал с себя мокрую от пота рубашку и бросил ее в багажник машины. Затем надел чистую, которую прихватил с собой. Этого оказалось недостаточно. Когда он добрался до дома, его собака, Би-Джей, впала в неистовство. Она бешено лаяла и шарахалась от него, от запаха смерти, которым пропитались его одежда и тело. Она не подошла к нему до тех пор, пока он не вымылся и не переоделся.

Однако Кнорра волновало другое. Оно не давало ему покоя во время долгого пути домой и всю ночь. Все было в точности так, как рассказал Брауни, за исключением одного. Он поведал им о том, что одна собака была убита еще более изощренным способом, чем остальные. Ее среди найденных тел не было. Они не нашли никаких следов маленькой рыжей собаки.

— Меня больше всего удивляет то, что федеральное правительство расследует дело об организации собачьих боев. Я знаю, что такое случалось и раньше, но что стоит за этим на сей раз? То, что этот парень известен? А если бы на месте Майкла Вика был кто-то другой? — спрашивал Джералд Пойнтдекстер.

Журналисты прибыли через полчаса после начала обыска и с тех пор постоянно крутились вокруг дома Вика. Одни пытались заглянуть во двор через забор. Другие ждали, припарковав машины у церкви Фергюсон-Гров. Многие звонили Пойнтдекстеру, и он их не разочаровывал.

Пойнтдекстер говорил репортерам, что «абсолютно обескуражен» последними событиями:

— Очевидно, это нужно этим людям. Они этого хотят, и я не верю, что они хотят этого потому, что совершено тяжкое преступление… Им это нужно, поскольку это может касаться Майкла Вика.

— Если они сочли, что мы действуем неблагоразумно и без оглядки на то, что имеется в нашем распоряжении, с их стороны это весьма опрометчиво.

— Здесь дело посерьезнее, совсем не связанное с нарушением протокола. Здесь творится что-то ужасное. Не знаю, связано ли это с расовым вопросом. Я не знаю, в чем дело.

Словесный поток Пойнтдекстера, а также известие о том, что федеральные власти начали свое собственное расследование, произвели сенсацию.

Эту тему обсуждали все кому не лень: ньюсмейкеры, профессиональные сплетники, спортивные журналисты, участники телевизионных ток-шоу. Защитники животных заметно активизировались и периодически устраивали акции протеста то там, то тут. Как обычно, Джилл, Кнорр и все участники федерального расследования хранили молчание.

В душе Кнорр переживал. Его мало волновал Пойнтдекстер — за долгие годы работы он привык делать свое дело честно. Единственно, к чему он стремился и о чем просил молиться свою жену, это — помочь животным, а не наказать конкретных людей. Вместе с тем громкая шумиха в прессе свидетельствовала о том, что этот случай был особенным, не похожим на все те, которые ему приходилось распутывать.

С одной стороны, им предоставлялась еще одна возможность наказать плохих парней, однако за этим стояло нечто большее. Благодаря известности Вика дело получило широкий резонанс. Если дело будет расследовано, то общественность узнает много нового о собачьих боях, и появится шанс, что и другие подобные случаи будут расследоваться и наказываться по всей стране. Если оно провалится, это поставит под удар деятельность многих благотворительных организаций по защите животных, приведет к уменьшению пожертвований и будет иметь катастрофические последствия для тысяч животных.

Помимо всего прочего, у Кнорра возникли проблемы с Брауни. Независимый характер старика, благодаря которому он стал хорошим свидетелем, очень мешал его охранять. Брауни заскучал в Вирджиния-Бич и частенько стал появляться в Сарри в компании своих приятелей. Кнорр водворял его обратно и просил менеджера последнего дешевого отеля не спускать со старика глаз и звонить ему в случае, если он исчезнет или кто-нибудь захочет с ним встретиться. Кнорр даже снабдил Брауни мобильным телефоном, однако случалось так, что старик целыми днями не отвечал на звонки или, наоборот, названивал Кнорру в любое время дня и ночи, прося денег.

Просыпаясь ночью, Дебби Кнорр все чаще и чаще видела, что муж лежит рядом с ней, уставившись в потолок. Последние недели он был сам не свой, то раздражаясь по пустякам, то впадая в странную задумчивость. Он набрал вес.

— В чем же дело? — спрашивала она.

Обыск принес результаты. У них было много вещественных улик, свидетельские показания Брауни полностью подтвердились. И все же ему нужна была явная улика, «венец», единственное недостающее звено.

— Без нее, — говорил он, — мы подведем много людей.

Перед сном Дебби шептала:

— Я буду молиться.