Приют для животных в округе Сарри расположен вдали от центра города, и ведет к нему гравийная дорога, оканчивающаяся на автомобильной свалке. Она заполнена старыми полуприцепами, военным грузовиком, несколькими мусоровозами. Позади расположена свалка железа — старые плиты, текущие холодильники, ржавые водонагреватели, сломанные стиральные машины и сушилки. Сбоку виднеется желто-серое низкое здание — приют.

Внутри приюта двумя рядами стоят четырнадцать клеток размером четыре на шесть футов. В каждом ряду семь клеток, и все они, кроме одной, в апреле 2007 года заняты собаками, привезенными с участка, расположенного по адресу Мунлайт-роуд, 1915. Спустя несколько дней после прибытия собаки уже знали здесь каждый дюйм — унылые бежевые стены, сводчатый потолок, медленно вращающиеся вентиляторы. Через восемь маленьких окошек в помещение проникает дневной свет, напоминая собакам о жизни за стенами, в которой им нет места.

Они не созданы для жизни взаперти. Веками их тела, мозг, мускулы и характеры формировались для того, чтобы действовать. Они обладали энергией и силой. Им хотелось бегать и играть. Им нужно чем-то занять мозги. За чем-то гоняться, наблюдать, над чем-то размышлять.

Некоторые псы бегали в загонах туда-обратно или по кругу, стараясь истратить энергию, до тех пор, пока у них не начинала кружиться голова. Другие подпрыгивали вверх снова и снова, без разбега, находя удовольствие на краткое мгновение, отрываясь от земли и паря над ней. А еще они лаяли: на других собак, на вращающиеся вентиляторы над головой, просто так.

На поляне жить было плохо, но и здесь не лучше. Здесь было плохо по-другому. Теперь их дни были похожи друг на друга. Долгие часы ожидания неизвестно чего, возможно, кратких моментов какого-то действия, за которыми ничего не следовало. Такие моменты наступали, когда приходил человек. Это случалось два раза в день и предварялось шелестом шин о гравий.

Он приходил кормить и поить собак. После того как они поели, он шел по рядам и чистил их клетки — одну за другой. Для этого он открывал дверцу, брал собаку на поводок и отводил к дальней стене, где привязывал к крючку, пока чистил клетку. Для некоторых собак это было очень болезненной процедурой. Они забивались в глубь клетки, и человеку приходилось выманивать их оттуда и почти волоком тащить к стене, чтобы привязать там. На привязи собаки либо усаживались головой к стене, либо распластывались на полу.

Для других это была волнующая и счастливая возможность сменить обстановку. Они лаяли, метались, прыгали на дверцу клетки, ожидая своей очереди. Вне клетки они бросались к человеку, прыгали, бросались бежать, и человеку приходилось сдерживать и успокаивать их.

Были и такие, которые просто ждали в клетках, подняв морду и виляя хвостом. Сидеть на привязи у стены было для них наивысшим наслаждением — сытый желудок, радость общения, другая обстановка, а самое главное — пространство вокруг. Пусть небольшое, но это все-таки пространство в сравнении с закутком клетки. Случалось, что это чувство не покидало их даже после того, как их сажали обратно и дверца захлопывалась. Иногда это счастливое ощущение длилось даже несколько минут.

В пятидесяти милях к юго-востоку от Сарри, в приюте для животных города Чесапик, находились десять собак из питомника «Бэд-Ньюз». Один из них, маленький черно-белый пес, спал в глубине клетки. Самый маленький и молодой, он чувствовал себя очень неуверенно. Он обращал на себя внимание своеобразным окрасом: туловище пса было черным с белыми полосами, тянущимися от светлого живота, а голова почти белой с черным пятном на правом глазу и под носом. Казалось, что у него подбит глаз и нарисованы усы.

Более сотни будок, сделанных из шлакоблоков, с решетчатыми дверцами располагались на двух уровнях. Это скрадывало шум и делало соседей сбоку невидимыми. В дальнем конце каждой будки находилась пластиковая откидная дверца. Пройдя через нее, пес попадал в длинный решетчатый загон длиной десять футов. Там он мог свободно бегать. Там же пес мог справлять естественные нужды вдали от места, где он ест и спит, а также при желании увидеть других собак. Он мог прыгать и бегать. У него было пространство и какой-никакой выбор.

Там было даже уютно. В передней части загона на полу лежали одеяла или порванная газета, в которых было мягко и тепло. Он любил здесь сидеть, в относительной тишине крытой части будки. Он любил спать.

Будки, не занятые животными — сужавшиеся кверху и расширявшиеся книзу, — были набиты различными вещами: чистыми подстилками, моющими средствами, различной утварью. Длинные швабры, которыми мыли будки, стояли у стены, и он любил глазеть на них.

Кругом было на что посмотреть и что послушать. Стиральная машина и сушилка в конце ряда, казалось, постоянно пребывали в движении, стирая многочисленные одеяла. Отовсюду раздавались голоса людей, входивших и выходивших. Ему это нравилось. В этом белом шуме тонули все прочие раздражители, он был тихой музыкой его снов.

Люди приходили на него посмотреть. Они приносили игрушки и лакомство. Иногда они даже брали его на прогулку из этого небольшого серого здания, хотя ему не всегда хотелось покидать свою будку. Иногда, когда к нему приходили люди, он сидел, часто дыша. Им приходилось выманивать его едой. Он любил поесть. Когда ему приносили еду, металлические миски, доверху наполненные сухим кормом и водой, он вскакивал и принимался за работу.

Честно говоря, он не имел ничего против небольшого размера будки. Он был собакой и, как все собаки, уютно чувствовал себя в норах, небольших укрытиях, пещерах, проводя большую часть дня сидя или лежа. Разумеется, собаки еще общаются с сородичами, что здесь было невыполнимо. А еще они любят исследовать окружающее пространство, добывать еду, охранять свою территорию. Это энергичные и амбициозные создания. Им нужны тренировки и мотивации. Иначе они деградируют. У них «едет крыша». Это часто случается с собаками в приютах. Особенно с питбулями, существами умными и активными. Собак, с которыми это случается, обычно усыпляют.

Собаки вокруг черно-белого пса целыми днями бегали и лаяли, стараясь создать для себя видимость каких-то целей, в которых остро нуждались. Он ничем подобным не занимался. В основном он спал. Казалось, другие собаки ждут, чтобы что-нибудь произошло. Он не ждал ничего конкретного. Он просто ждал.

Он перекатился на спину так, что лапы оказались в воздухе. Он закрыл глаза.